Поминутный предсмертный график

***

      Акааши стоял над пропастью. На шее будто тяжелый камень, тянущий вниз, – тот самый выбор, то самое решение, которое придется принять в свои последние секунды, а перед глазами высота на сорок этажей вниз, от которой колени начинали дрожать. Теракт в центре Токио. Телевидение только и трещало об этом сейчас, новостные ленты переполнились, а газеты лишь на следующий день сообщили сию новость. Сотни неповинных жертв, оказавшихся в эпицентре трагедии, только по причине, что какая-то группа людей снова что-то не поделила с правительством. Да и черт с ним, уже не столь важно разбирать это. Уже ничего не имеет смысла. Самолет влетел в середину небоскреба, и фатальный исход тут же настиг всех, кто был на этой середине и кто оказался этажами выше. Радовало лишь то, что некоторые все же нашли свой путь спасения и продолжат свое бренное, но все же ценное, существование. Акааши старался, да, старался думать о хорошем. Кейджи снял очки и нервно потер переносицу. Одинокая слеза скатилась по щеке, но парень поспешил скорее же ее смахнуть, времени на подобные эмоции совершенно не было. Голова раскалывалась. В груди предательски щемило от боли, но Акааши все равно держался, чтоб только не дать истерике настигнуть его. Сейчас главное было абсолютно другое. Акааши уже все рассчитал. Все свои последние полчаса поминутно. В ту секунду, когда понял, что сегодняшний конец неизбежен. Когда объявили тревогу. Когда объявили об утечке газа и о разрастающемся пожаре этажами ниже. Когда услышал гундеж сирен и вертолеты, летающие где-то под облаками, но, к сожалению, без возможности помочь пострадавшим. Когда увидел людей, всполошившихся, встревоженных и скомпановавшихся в маленькие кучки у подножия здания. Когда услышал крики оставшихся внизу. Они горели. Сердце еще больше разрывало на куски от этого ужасного шума. Когда люди рядом открывали окна и спрыгивали. Когда он остался здесь, в помещении, один вместе с отключившейся женщиной лет сорока и парнем-подростком, нервно грызущем свои ногти и смотрящем словно в пустоту, осознавая и принимая будущее. "Не заслужили", "не виновны", "почему?" – беспрерывно крутилось в голове Кейджи, только взглянув на них. Акааши посмотрел в окно: на дым, поднявшийся с низов и охвативший все вокруг, как туман, на толпу, машины, – старался все запомнить до мельчайшей детали. Очередной громкий крик, и что-то сверху разрезало густое сизое облако своим падением. Мужчина прикрыл глаза, сжимая челюсть. Страх в ту же секунду охватил его разум, в горле встал огромный ком, но Кейджи снова вздохнул, пытаясь отогнать всевозможную панику, которая в этой ситуации была присуще каждому. "Не время," – вторил себе Акааши. Гудки телефона набатом били в ухо, мужчина уже взмолился, лишь бы они прекратились, а по ту сторону трубки наконец раздался голос человека, в котором Кейджи сейчас так отчаянно нуждался. Но судьба решила иначе... Человек занят. Предстоящий матч, тренировка.. Акааши просто решил, что, возможно, в этот момент удача соизволит снизойти к нему и осуществить последнее желание невезучего покойника. Увы, и сейчас она оставила непутевого Кейджи. Сам Акааши назвать себя непутевым не мог. Правда, только благодаря своей единственной, самой значимой, на его взгляд, удачи – встреча с Бокуто Котаро в старшей школе. Самый чудесный и невероятный человек в жизни Кейджи. Только он скрашивал своими яркими красками серое бытие Акааши. Бокуто, как принято в современном искусстве, хаотичными мазками рисовал непонятную, замысловатую, однако необычно любопытную и интересную картину. Бокуто был тем самым двигателем в машине "Акааши Кейджи", с помощью которого действовали все остальные шестеренки. Акааши невероятно сильно ценил Котаро. Только этот человек так нужен был Кейджи в последние минуты. Только его чуть скрипящий, всегда веселый голос. Громкий и кричащий свое излюбленное "Акгаашии", протягивающий все гласные в имени. Голос, от которого сердце делало лишний кульбит и отдавало приятным разливающимся теплом в груди. Открыв диалог, Акааши тут же расплылся в улыбке. Куча картинок с совами, которых Бокуто так любил, бытовые сообщение, вроде "Купи мне шоколадного молока, Акааши, мне кажется, я жить без него не смогу", если они далеко друг от друга – пожелания спокойной ночи, сопровождающееся кучей смайликов-сердечек, признания в любви, ставшие, вроде, обыденностью, но все равно хранившиеся у Кейджи прямо под сердцем (в нем самом мужчина хранил настоящие, живые признания Котаро). Поминутный предсмертный график, непонятно зачем придуманный, трещал по швам, и Акааши, глубоко вздохнув, наконец решился, зажал пальцем кнопку голосового сообщение и..: – Ам... Здравствуйте, Бокуто-сан, – с улыбкой произнес он. Подросток рядом даже не обратил внимание на резко подавшего звук Акааши. "Правильно, – подумал Кейджи, – лучше отдайся в свои последние мысли". – Вы знаете, я не люблю говорить в сообщениях, наши телефонные разговоры куда больше ценны мне, если честно, но сейчас мои пальцы слишком дрожат, чтобы я написал хоть строчку, – "Ты замерз, Акааши?" – спросил бы Котаро, будучи это телефонным разговором, и Кейджи тут же спешит ответить на возникший в голове вопрос, – нет, Бокуто-сан, мне не холодно, здесь..немного, скажем, другая...ситуация... – Акааши мялся, будучи в отчаянии из-за непонимания того, с чего начать. – Что ж, буду с Вами честен, это прощальное письмо. Нет, не подумайте, что я Вас разлюбил или, чего более, хочу бросить. Нет. Вы повечно моя единственная родственная душа, за которую я буду готов свернуть любые горы, и о которой буду готов всегда заботится. Просто выходит так, что сегодня мне предстоит открыть самую большую загадку всего человечества, как бы вычурно это не звучало. От разгадки меня, буквально, разделяет один шаг и какая-то ничтожная пара секунд полета. Возможно, вы уже надумали все самое плохое, так вот, Бокуто-сан, смею Вас разочаровать – все именно так. Прошу, только не думайте, что дело в Вас! Нисколько. Я бы с великой честью и радостью прожил бы с Вами все Ваши сто тридцать лет, а после мы бы умерли, как в детских сказках вместе и в один день. Это было моей абсолютной мечтой, и мне очень жаль, что она не сбудется... Снизу послышались очередные сирены, а сверху пролетающий вертолет, снова крик, и свист летящего тела человека, такого же отчаявшегося и совершившего самый последний поступок. Прощай. – Ох, простите за этот постороний шум, – пытался извиниться Акааши, прикрывая окно на некоторое время. – Не знаю, поняли ли Вы или нет, но у нас тут ЧП, мягко говоря. Помните, я говорил, что уйду по некоторым делам сегодня? И здесь... – голос Кейджи дрожал. Парень нервничал, думал о том, что нужно сказать все более мягко, дабы не столь резко травмировать и без того ранимого Котаро, но мягко, в любом случае, не выйдет. Акааши прекрасно понимал, что после его погибели Бокуто попадет в большую беду, и просто молился, чтобы друзья рядом с ним помогли пережившему потерю любимого человека Котаро снова подняться на ноги. Он справится, Кейджи верил. – С-самолет влетел в з-здание, Бокуто-сан... Я... Я над п-происшествием, пути вниз з-закрыты из-за пожара. Я... Я все решил, Бокуто-сан. Не вините меня за мои действия, в любом случае, сегодня я умру. Либо задохнусь и заживо сгорю, словно мотылек над костром, но только в адских агониях, а не ежесекундно, либо спрыгну в потаенную пропасть. И из всего этого, я подумал, лучше стану размазавшейся по земле лепешкой, нежели обгорелым картофелем. Может это чуть странно с учетом, что после смерти я рассчитывал на кремацию. Однако для этого кому-то придется постараться, для начала, отскоблить меня от асфальта. Еще раз простите меня, что Вам придется все это пережить, мне очень жаль. Простите, что вам придется заниматься всей этой бедой с похоронами, встречаться с моими опечаленными родственниками, встречаться с моим нотариусом.. Что-то новое от него Вы, правда, не услышите; Вы и так знаете, что я всецело завещаю себя Вам. Абсолютно и безоговорочно, – Акааши снова улыбнулся. Он совершенно не привык говорить так много, всегда говорил Котаро, а Кейджи слушал. Слушал любую глупую и забавную мысль, слушал его нескладную философию, умно перефразировал и соглашался. Сейчас говорил он, Акааши. Любую глупую мысль, заумную философию и все, что посещало его голову в последние минуты. Говорил он, а Бокуто слушал, но не мог ответить. Слушал не с улыбкой такой, как у Кейджи, а наверняка слезами и понурым видом. – Я звонил Вам, думаю, Вы видели, – хотел услышать Ваш голос, но у Вас сейчас тренировка, я знаю, однако все равно попытал счастье... Прошу, не вините себя, что не ответили, я прослушал те сообщения, где Вы смеялись. От этого на душе уже стало спокойно. Смело могу сказать, что жил ради Вашего веселого смеха, Бокуто-сан. Он именно та мелодия, которую я был готов слушать всю оставшуюся, отведенную мне вечность в небытие. Ваш смех словно гениальное произведение, которое не сравниться ни с симфониями Чайковского, ни с сонатами Баха. Я могу придумать целую тысячу эпитетов, которыми описал бы Ваш смех, но, увы, у меня не осталось на это времени. Наполнившись приятными воспоминаниями, Акааши не сразу обнаружил обостренное головокружение. Только когда перед глазами уже все поплыло, мужчина придержался за ближайший стол с царящим на его поверхности беспорядком, оцарапал обо что-то кожу, носом чувствуя запах газа. Акааши, как за спасательный круг, схватился за ручку от окна, распахивая последнее настежь (непонятно было только то, почему стекло не выбило от столь высокой температуры в здании). Но, вместо желанного кислорода, в комнату ввалились клубы дыма. Кейджи попытался откашляться, прикрывая нос и рот платком. "Только бы успеть все сказать," – повторял себе он. Как бы Акааши не смирился со своей кончиной, сейчас он хватался за свои последние минуты мертвой хваткой. – Еще раз извините, Бокуто-сан, мне совершенно нечем дышать. Я... Нужно заканчивать это прощание, а то нагнетенная мною печаль окончательно поглотит Вас, – Кейджи сжимает челюсть, в очередной раз собираясь с мыслями. – Ох... Я тут вспомнил кое-что... У нас с Вами будет годовщина через полтора месяца. В моих мечтах Вы сделали мне предложение (я бы очень хотел и сам но мне, во-первых, не хватило бы смелости, а, во-вторых, Вы бы расстроились, что не сделали это первым), а я бы ответил Вам согласием. После подарил Вам свой подарок, он лежит на верхней полке над гардеробной между синей и серой коробками. Там будет пакет с... А хотя, испорчу Вам сюрприз. Считайте, что это мой посмертный подарок. И...моя последняя просьба, Бокуто-сан. Будьте счастливы до своих ста тридцати... Найдите новую любовь, смотрите на сов, играйте дальше в волейбол, ходите пить Ваш любимый сакэ, сходите в тот новый ресторан, в который мы собирались идти на следующей неделе. Не грустите слишком долго. Я...Я люблю Вас. Я люблю Вас, Бокуто-сан. Люблю безвозмездно и безвозвратно. Люблю всем сердцем. Люблю Вас всей душой. Люблю каждой частичкой своего тела. Благодарю, что Вы были рядом со мной все это время. Благодарю за все те моменты, когда Вы были рядом в трудную минуту, в минуты радости и гнева. Благодарю за Ваши потрясающие истории и смех. Благодарю за Ваш утренний кофе. Благодарю за все объятия, что Вы дарили, за все поцелуи. Благодарю за все проведенные ночи. Благодарю за все. Я люблю Вас, Бокуто-сан. Я люблю тебя, Котаро. Простите за все... Прощайте и будьте счастливы, – Акааши отпустил палец с кнопки, и сообщение ушло адресату. Ушло не ждущему горя Бокуто Котаро, который сейчас наверняка забивал самые точные мячи, возвышаясь в прыжке над сеткой с самой радостной улыбкой. Акааши вздохнул полной грудью, поднялся на подоконник, хватаюсь рукой за раму и, наконец, позволяя всем эмоциям вылиться наружу соленым потоком слез. Тот же густой туман, непроглядный и пахнущей гарью. Сирены, вертолет, народ внизу... Все до последней детали. Все. – Самая большая загадка человечества... – произнес сам себе Кейджи, обходя взглядом комнату в которой сидел последний час. Последняя минута... Акааши снова вспоминает о Бокуто, о старшей школе, соревнованиях, Хинате, Атсуму, Сакусе, часто приходивших в гости в последнее время, о маме с отцом, друзьях, о совах, пряном кофе, имбирном печенье, об их с Котаро уютной квартире... – ...которую мне предстоит разгадать через...три...два... – но последней единице не суждено было сорваться с уст Акааши. Раздается очередной взрыв, и здание с грохотом начало обваливаться. И ни секундое чувство полета, ни удар о землю – ничего Кейджи из этого так и не почувствовал. Перед глазами только ломающиеся с стены, запах газа, разбивание стекол, треск собственного позвоночника. Поминутный предсмертный график – провалился.