Кислород

Камео – эпизодическая роль (в кино, в театральной постановке и т. д.). Буквальное значение английского слова «камео» — «камея», «резьба, хоть и миниатюрная, но на драгоценном камне».

***

      Когда в последний раз он испытывал подобную злость? Злость настолько сильную, что отдавалась отвратительной дрожью в ладонях. Все мысли забились лишь размышлениями о том, как такое вообще могли допустить. Это не должно быть правдой – ему не хотелось верить, потому что это казалось ужасно несправедливым и раздирало что-то внутри будто когтями. Отвратительно. Почему не существует кнопки «off» для эмоций? Она могла бы в три раза облегчить существование.       Что же. Жизнь в любом случае предпочитает решать всё за тебя и не оставляет иного выбора, кроме как смириться с уже произошедшим. Впрочем? Смириться? О, нет. — Что, прости? — Ты прекрасно услышал меня.       Сатору не меняется в лице. Он сидит в кресле напротив своего отца и старается сохранять деланное равнодушие. Получается у него или нет – это, откровенно говоря, не имело значения. Даже если отец поймёт, что его сын сейчас страшно зол, то что он вообще сможет сделать? Отчитать его? Ха. Уже слишком поздно для нравоучений. — Услышал, верно, и теперь хочу, чтобы ты объяснился.       Разумеется, такой ответ был ожидаем. Прагматичность и рационализм этого человека не имели границ – и Сатору благодарил свою мать каждый раз, когда вспоминал об этом. Потому что только благодаря её влиянию Сатору не вырос таким же занудным и скучным созданием. Жить по правилам и чётко выстроенному графику? Увольте. Ни за что. — Либо ты говоришь «да», либо в следующий раз тебе придётся обращаться к Хигуруме уже не по случаю очередного судейского процесса из-за идиотов, пытающихся надуть твой бизнес, а с просьбой помочь оправдать своего сына за убийство. Или как минимум за попытку, — Сатору растягивает губы в лёгкой фальшиво-добродушной улыбке и наклоняет голову в сторону, закинув ногу на ногу.       Очевидно, он не серьёзно. То есть. Скорее всего не серьёзно?..       Честно говоря, Годжо не может дать достаточно уверенного ответа. Способен ли Годжо на убийство? На полном серьёзе? Он не знает. С моральной точки зрения этот вопрос кажется достаточно волнующим, и всё-таки. Стоит лишь позволить себе вернуться мыслями в тот вечер, а затем развить логическую цепочку, уходящую в прошлое... Ему правда начинает казаться, что убийство – не такое уж и большое дело. — У тебя всегда был специфичный юмор, милый, — женский голос из-за спины заставил на долю секунды вздрогнуть и медленно повернуть голову, — Но это уже немного слишком.       Такого... Сатору не предвидел. Разве его мать сейчас не должна быть в Милане на съёмках? Её присутствие несколько... Меняет ситуацию. Если грубить отцу для Сатору было в порядке вещей, то по отношению к матери обстоятельства складывались совсем иначе. Эта женщина была невозможно экспрессивной, но что главное – параллельно с этим омрачающе строгой. Всё летит в тартарары. Если она скажет «нет», то вопрос закроется раз и навсегда. Её категоричность и упёртость априори нереально изменить. Если эта женщина что-то решила, то переспорить её не представляется возможным. — Я не шучу. Мне нужен Хигурума, и я не уйду отсюда, пока- — Будет тебе Хироми. Я ему позвоню, завтра встретитесь. — Масами! — отец подскакивает на ноги, возмущённо смотря на собственную жену.       Вот как? Ого? Удивительно. Чтобы его мать так просто заняла сторону Сатору? Завтра, должно быть, температура поднимется до сорока, несмотря на факт во всю царящего ноября. Чудеса.       Позднее, когда у Сатору появится настрой для более праздной семейной беседы, он обязательно поинтересуется, с чего вдруг ему уступили с такой лёгкостью. А пока он всё ещё слишком раздражён для того, чтобы задерживаться в этом доме хотя бы на минуту после получения желаемого.       Уже завтра у него в личном распоряжении будет их семейный адвокат, и теперь размышления об убийстве кажутся бессмысленными. У него получится использовать более гуманное наказание для той мерзости, смеющее считаться альфой. Аж плеваться хочется, стоит только задуматься.       Это угнетало. Годжо не уверен в том, что из двух факторов сильнее. То, что подобная грязь может оставаться безнаказанной, или... То, что такое произошло с Юджи? Этот парень казался ему невозможно солнечным и слишком искренним. Не казался. Итадори таким и был. Мягкий и тёплый, чересчур честный как для современного мира, чрезвычайно... Комфортный? Да, «комфортный» – пожалуй, самое точное описание для него. И он вот такой даже после... Очевидных событий?       Сатору сжимает пальцами руль сильнее, прикрывая глаза.       Блядская несправедливость.       Почему вообще такой светлый мальчишка должен был пережить изнасилование? Годжо не сомневается в верности интерпретации всей ситуации. Это было настолько очевидно, что... Ха. Чёрт возьми. Почему? Почему именно он?       «Будь здесь Сукуна – ты бы уже сдох», да? Хоть за что-то Сатору может быть спокоен. Видимо, парень Итадори достаточно нормальный для того, чтобы в случае чего помочь. Это действительно должно его, Годжо, успокаивать.       Должно, но как будто бы, в конечном итоге... Совсем нет.

***

— Масами, объясни мне, почему ты так легко согласилась? Он даже не потрудился объясниться, а ведь Хироми не последний человек, чтобы дёргать его по чьей-то внезапной прихоти.       Белокурая женщина со вздохом опирается спиной о стену рядом с широким окном, отрешённо наблюдая за тем, как за её сыном хлопает дверь машины, окончательно скрывая его фигуру. Она снимает с себя солнечные очки, лёгким движением скидывая их на подоконник. — Не хочу видеть своего ребёнка на скамье подсудимых. А ты? — И это ты ранее говорила про специфичный юмор?       Масами фыркает, проходя вглубь рабочего кабинета. — Будь это шуткой, я бы не стала беспокоить Хироми.       Она садится на широкой подлокотник кожаного кресла, с явным облегчением снимая с себя каблуки. И вновь поворачивает голову к окну, прекрасно зная, что Сатору уже уехал. Её сын уже слишком взрослый даже для того, чтобы нормально попрощаться?.. — Масами, убийство – чересчур даже для Сатору. Я знаю, что у него вспыльчивый характер, но он умеет соблюдать разумные границы. — Исао, — она выдыхает и опускает взгляд к полу, неожиданно даже для самой себя звуча непривычно растерянно, — Знаешь, я впервые увидела у нашего сына такой холодный взгляд.       Ей доводилось лицезреть своего ребёнка разным. Расстроенным, раздражённым, злым, уставшим, но она никогда не замечала такого холода. Ей казалось, что подобная эмоция невозможна для Сатору. Холодный гнев – самое страшное, что может быть в человеке. Это чувство непредсказуемо и абсолютно неконтролируемо. — Поэтому давай просто... Уступим в угоду его каприза, как и положено родителям.

***

      Годжо лишь отчасти жалеет о своей договорённости с Хигурумой. «Реши эту проблему любыми способами, деньги – не вопрос. Но не сообщай мне о подробностях, я не должен знать ничего лишнего». Сейчас, в третий или четвёртый раз перечитывая свежую статью, Сатору прикусывает губу.       Так было ещё хуже, чем он думал? Их было двое, плюс третий – свидетель, альфа, блять, который трусливо поджал хвост и сбежал, позволив всему этому произойти? Что не так с этими людьми и почему они встретились на пути именно Итадори? Как можно просто сбежать в такой ситуации?       Если так подумать, в нынешнее время – деньги – панацея от любых проблем? Пока у тебя или твоих родителей есть влияние, можно делать всё, что заблагорассудится? Сатору никогда не задумывался об этом, с самого детства живя в достатке. У него никогда не было проблем, он даже не предполагал, что вокруг может происходить такое. И всё лишь потому, что у кого-то денег побольше? Этот мир уже настолько прогнил, получается?       Допустим, сейчас Годжо смог помочь Юджи, поскольку случайно узнал об этом. Но что насчёт будущего? Что, если бы Сатору вообще не узнал об этом? И почему его вообще волнует это? Почему его задело это настолько, что он поехал в родительский дом, где не показывался больше года, лишь ради того, чтобы попросить одолжить ему Хироми ради успешного судебного процесса? Почему он ввязался в это вообще?..       Хорошо, ладно. Годжо знает, почему. Относительно? Просто... Он больше не хотел видеть его слёз.       Катастрофически не хотел.       В тот день Сатору испытал что-то совершенно новое для себя.       Если бы с месяц назад кто-то ему сказал, что он может почувствовать себя отвратительно беспомощным из-за чужих слёз и дрожащих плеч, Сатору бы посмеялся в лицо этому человеку. Это казалось ему выдумкой. Такого не бывает. Не может быть, чтобы тебе стало так тошно на душе из-за страданий другого человека. Просто не может, не может, это...       ..возможно.       Сравнение с царапающими сердце когтями было бы неуместным. Это намного хуже. Его словно бесчеловечно рвали на части клыками. И всё это из-за чьих-то слёз.       Сатору не то чтобы гордился этим, но, объективно – слёз он повидал немало. У него много бывших, и в девяти из десяти случаев инициатором расставания был Годжо, так что... Окей, может, он мог быть немного мягче с ними, но не видел в этом смысла, поэтому нередко всё доходило до рыданий, и... Прочего. Он не считает себя виноватым, ладно? Нет. Ему не стыдно. Совсем.       И, так или иначе, разве это не нонсенс? Раньше чужие слёзы вызывали у него только раздражение. Ни разу не было иначе. Ему никогда не хотелось успокоить, никогда не хотелось заставить исчезнуть эти слёзы раз и навсегда. Всякий раз мысли были лишь об одном: «а мне уже можно уходить?». Потому что даже находиться рядом не было никакого желания. Но в тот день... У него с точностью наоборот совсем не было желания отпускать хотя бы до тех пор, пока он полностью не успокоится. Даже эта треклятая сущность альфы в кои-то веки дала о себе знать, поскуливая где-то в глотке. Инстинктивная потребность защитить, ему хотелось... Хотелось... — Да ничего мне не хотелось.       Годжо кидает свой телефон куда-то на край кровати, пытаясь заставить себя прекратить думать об этом.       ..ему хотелось позаботиться о нём. — Блять, — Сатору выдыхает, прикрывая ладонью глаза.       Что это вообще должно значить? «Позаботиться», ха. Ну и придурок. О Юджи и без Годжо есть, кому позаботиться – Сукуна или как там его? Объективно: справляется этот чувак посредственно, если уж на то пошло, разве нет? Какой нормальный альфа отпустит своего парня в клуб одного? Ладно, там был Мегуми, но, эй, это всё ещё клуб, какого чёрта? Так сложно было пойти вместе? Не то чтобы Годжо был бы рад увидеть Юджи в компании со своим парнем, но...       Да о чём он вообще?       Ладно, может, это что-то вроде родительского инстинкта? Не то чтобы Сатору считает, что ему уже впору его заиметь, да и Итадори ведь девятнадцать, он уже достаточно взрослый, чтобы не подходить под категорию «ребёнка», но... Разве это не самое рациональное объяснение? Как ещё можно охарактеризовать его реакцию? Опираясь на логику, других вариантов не существует. Их не может существовать. Разве что только кризис среднего возраста, но это удручает – ему всего двадцать шесть, не рановато ли? Рановато, очень рановато.       Годжо раздражённо цокает, когда слышит мелодию звонка телефона. Уже половина двенадцатого, кто вообще может-       Рука, только чудом быстро нашарившая телефон в ворохе из пледа и подушек, замирает, когда Сатору натыкается взглядом на наименование контакта. «Итадори».       Что?..       Неладное он чувствует ещё до того, как без лишних раздумий отвечает на звонок. Почему-то вспомнились свои же слова: «можешь звонить, если что». У Годжо вообще есть право надеяться на то, что у человека всё в порядке, когда ему звонят почти в полночь?       ..нет. Ками, нет, конечно же нет, это было так очевидно. Никто не стал бы звонить среди ночи не самому для себя близкому человеку, если всё в порядке.       Юджи не нужно было даже договаривать первое предложение: Сатору оказалось достаточно услышать его слабый голос, чтобы подскочить с постели и вылететь в прихожую в рекордное для себя время. Было плевать, что он в своей домашней одежде, что раньше никогда в таком виде пределы квартиры не покидал. Абсолютно. Это последнее, что его сейчас волновало.       Он слышал какую-то первобытную панику в чужом голосе и сам не мог из-за этого взять себя в руки. Мысленно уж точно – в голове царил необъятный хаос, пока его рот умудрялся говорить что-то успокаивающее, что-то из того, что он слышал в психологических фильмах, которые смотрел в своё свободное время. Годжо не был уверен в том, что это действительно помогало Итадори – потому что они в реальности, а не кинокартине, однако что ещё Сатору мог сделать прямо сейчас, не находясь рядом с ним?       Ему не хотелось класть трубку даже на несколько секунд, и только отсутствие какой-либо связи на парковке вынудило убрать телефон от уха. Годжо прикусил губу.       С появлением Итадори в его жизнь ввалилось так много новых эмоций, что это просто не смешно.       Паника. Ха?       Ха – три раза, или, может, даже больше. Он, Сатору, паникует прямо сейчас, и совсем не знает, как с этим бороться. Это... Даже не просто паника. Это волнение, дрожащие руки и страх. Страх за кого-то. Его пробирает только из-за того, что он сейчас не слышит его голоса и не может быть убеждён в том, что Юджи в безопасности, что ему ничего не угрожает. Эти мысли вызывают ноющее чувство в груди. От этого хотелось взвыть. Внутренний хищник мечется и словно бьётся из угла в угол, потому что он слишком далеко, потому что он не видит и не чувствует Итадори прямо сейчас, потому что не знает, что с ним, потому что...       Подрагивающей рукой Годжо спешно находит контакт Юджи сразу же, как только выезжает с парковки и телефон начинает ловить. Трубку поднимают быстро, и Сатору словно снова может дышать. Он слышит его и немного успокаивается, потому что это значит, что всё относительно нормально. Настолько, насколько это возможно, по крайней мере, в ситуации, когда человек оказался вынужден просить о помощи в половину двенадцатого ночи.       Их разговор и правда показался «слащавым», как и подметил Итадори, но самого Сатору это мало волновало. Он сказал именно то, что хотел сказать, и не собирался забирать свои слова назад. Был ли он серьёзен, когда говорил всю эту приторно-сладкую муть? Пожалуй, да. Годжо обязательно приедет, если Юджи попросит. Всегда.       «Почему?» – вопрос, на который Сатору не может ответить.       Жизнь порой удивительно скупа – целыми днями, неделями, месяцами, годами человек не получает ни единого нового ощущения. А потом он приоткрывает очередную дверь на своём пути – и на него обрушивается целая лавина. Так произошло и с ним. Всё это слишком ново для него, и Годжо пока что не в силах дать какое-либо определение своим эмоциям. Как-нибудь потом он всерьёз обо всём подумает. Потом-потом-потом, когда его голова не будет забита исключительно волнением и желанием нарушить всевозможные пдд, вдавив педаль газа до упора, впервые в жизни использовав все возможности своей машины.       Его ладонь дрогнула, когда по ту сторону трубки Сатору услышал резкий вдох, а после звонок прервался. В голове разом опустело на несколько секунд, пока он полностью осознавал, что именно только что произошло.       Вместе с осознанием его накрыло так сильно, что это состояние едва ли поддавалось описанию. Нервозность, испытанная ранее – детский лепет по сравнению с тем, что Годжо почувствовал в этот конкретный момент. В груди всё сдавило, сердце забилось раза в два быстрее положенного, воздух словно перестал поступать в лёгкие, а мысли переполнились паническими вопросами о том, что, чёрт возьми, там происходит. Ему не хотелось думать об этом, но мысли сами рвались вперёд, перебивая друг друга, и каждая последующая была лишь хуже предыдущей.       Сатору пролетел на красный – и теперь ему было уже абсолютно наплевать на стопроцентно придущие штрафы.       Если с пару минут назад его внутренняя сущность просто билась из угла в угол, то теперь она безумно выла и будто пыталась сломать мнимую ментальную клетку из-за переполняющих её эмоций страха за чужую жизнь. Ему никогда, чёрт возьми, не доводилось испытывать настолько яркого эмоционала, как сейчас, и, честно говоря, Сатору не хотел бы испытать что-то подобное ещё хотя бы раз – потому что это просто ужасно.       Чем ближе Годжо оказывался к нужной геолокации, тем быстрее билось его сердце – соразмерно ускоряющейся машине. Быстрее, быстрее, быстрее. Он мог думать только о том, что должен, обязан успеть до момента невозврата – Сатору всё ещё не знает, что именно вынудило Юджи позвонить ему, но очевидно, что причина не могла быть хорошей или хотя бы нормальной. Блять.       Он тормозит резко, с громким визгом шин о асфальт и чуть ли не вылетает из машины, не тратя времени на то, чтобы закрыть за собой дверь – перед глазами уже маячит нужный ему комбини, а остальное не имело ровным счётом никакого значения.

***

      Сатору вжимается затылком в сидение машины, ненадолго прикрывая глаза. Выдыхает. Его руки всё ещё мелко подрагивали, было почему-то отвратительно зябко даже несмотря на включённую согревающую сплит-систему в машине. Как будто это он сам только что пережил приступ панической атаки, а не другой человек. Ужасно странные и неприятные ощущения.       Он выпрямляется, укладывая руки на руль, и оглядывается на задние сидения. Впервые за пару лет ему пригодились подушки и плед, как правило, собирающие пыль в багажнике. Годжо не знал, было ли это верным решением – отвезти Юджи к себе, но варианта получше в голову не пришло. И задумался он об этом только сейчас, уже заглушив машину на подземном паркинге своего дома. Он как-то на автомате последовал неосознанному выбору своих инстинктов: «оставить рядом, потому что так безопаснее». Кажется... Нет, Сатору уверен: он бы не смог сейчас оставить Итадори одного, даже если бы вдруг тот об этом попросил.       ..но он не попросил, и мысленно Сатору выдохнул с огромным облегчением. Отчасти это ещё и эгоистично, потому что самому Годжо так намного спокойнее. Юджи у него, тут, рядом, он чувствует его слабый запах, слышит уставший голос и может быть уверен в том, что в случае чего обязательно сможет помочь.       По крайней мере, это всё – то единственное нормальное оправдание, которое у него получилось найти для самого себя.       Но у него не было оправданий другим, абсолютно иррациональным чувствам, которые вообще не имели права появляться. Как минимум – он не должен был испытывать это горько-сладкое, странное чувство в районе груди, увидев Юджи в своей одежде. Годжо на долю секунды попытался убедить себя в том, что это всё из-за Хироаки, притворяющегося лапочкой рядом с Итадори, но быстро отбросил эту идею. Сейчас ему лучше вообще ни о чём не думать.       Вышло, впрочем, отвратительно.       Мысли увлекли Сатору в грёбаный водоворот в тот момент, когда он усадил Юджи на свои колени и начал слушать. И если сперва Годжо подумал, что его уже ничего не сможет удивить достаточно сильно, то спустя всего-то пару минут он захотел заехать себе по лицу. Чем дольше Итадори говорил, тем сильнее Сатору погружался в странно-отчаянные размышления, потому что... Каким образом судьба делает свой выбор? Почему всё это должно было произойти именно с Юджи? И как этот парень после всего находит в себе силы улыбаться и делать вид, что у него всё в порядке? Но самое паршивое: «может, я правда сам виноват?» – именно это.       Не будь общая атмосфера настолько печальной, Сатору позволил бы себе куда больше слов.       Насколько же... Насколько же человек должен устать, чтобы допустить подобную мысль? Годжо не знал, однако отчего-то будто почувствовал всё это на ментальном, неосязаемом уровне. В конце концов, когда самое большое желание человека – «немного отдохнуть», это... Ужасно больно.       Сатору выдыхает, когда оказывается один, прислоняясь лбом к холодному стеклу окна на балконе. Он был вымотан. Ощущения такие, будто по нему проехалось пару грузовиков. К таким эмоциональным встряскам Годжо однозначно не был готов. Собственные переживания вызывали удивление, поскольку... Ну, по большей части эмпатичным он никогда не был, а сейчас... Как там говорят? «Пропустил через себя».       Он открывает окно, цепляет пальцами сигарету из пачки и прокусывает ментоловый фильтр. Но застывает, едва поднеся зажигалку. Проходит десять или, быть может, двадцать секунд, прежде чем Сатору откидывает зажигалку на кресло, так и незакуренную сигарету крошит в пепельнице, а едва начатая пачка «Seven Stars» мнётся и отправляется в мусорное ведро.

      «Ненавижу запах сигарет».

      Сатору думает: «это никак не связано», «это не имеет значения».       Продолжает: «мне просто захотелось бросить именно сегодня, звёзды так сошлись», «да и не бросаю я, просто разонравился ментол».       Он падает на диван, потерянным взглядом утыкаясь в потолок.       «Глупости».       Годжо абсолютно не уверен в том, что умеет думать.

***

            Мягкая, приятная истома, нежная теплота и размеренное мурчание под ухом способствовали потрясающе комфортному пробуждению. Первые секунды Юджи даже не мог понять, где находится. Непривычно мягкая кровать с пуховым одеялом, лоснящаяся кошачья шёрстка под ладонью и окутывающий комфортом аромат зимы и сирени...       Итадори застывает, широко раскрывая глаза, когда его накрывает воспоминаниями. О, ками.       Он буквально в квартире Годжо, нагло занял его кровать и приватизировал его кота! Какой кошмар. И ведь вчера Юджи ещё и столько всего позволил себе сказать... Помимо того, что Сатору увидел его в том состоянии, сам Итадори выложил свою подноготную в приступе истерики и усталости, и... Что теперь? Как ему вообще себя вести? Сделать вид, что ничего и не было? Ха. Смешно, очень смешно. Вполне очевидно, что у Юджи ничерта не выйдет. Он не из тех, кто умеет безупречно скрывать неловкость. Особенно в такой ситуации...       Юджи вздыхает, осторожно переворачиваясь на спину, чтобы не потревожить сон Хироаки.       Взгляд внезапно цепляется за настенные часы, расположенные прямо напротив кровати. И первые секунды Итадори просто не может поверить в то, что видит на их циферблате. — Половина... Первого?       Мысленно Юджи извиняется перед котом, но всё-таки подрывается с тёплой и уютной кровати, потому что... Двенадцать, чёрт возьми, тридцать! Как он мог проспать так долго?! Итадори никогда в жизни, даже на выходном и после пьянки не спал до настолько позднего времени! Ужасно. Насколько же, должно быть, неблагодарным и некомпетентным из-за этого он теперь выглядит в глазах Годжо? Ему не хочется думать об этом, вот совсем. Ему так сильно помогли, а он взял и проспал аж до обеда!       Вдох и выдох – Итадори выходит из комнаты, прислушиваясь к царящей в квартире тишине. Не было вообще никаких звуков, и... Это странно. Может, Сатору сова, и тоже всё ещё спит? Но эта теория рушится сразу: диван в гостиной однозначно пуст. Юджи судорожно выдыхает, растерянно оглядываясь по сторонам ровно до тех пор, пока его взгляд не цепляется за одинокий листок бумаги, лежащий прямо перед выходом в коридор на полу.       Он подходит к нему и приседает на корточки, цепляя бумагу пальцами. Записка.

      «Писать записки на бумаге от руки уже, наверное, старомодно, но мне кажется это милым, так что тебе придётся разбирать мой почерк, малыш Пикассо, а не читать сухой текст в мессенджере».       

      Юджи фыркает неосознанно, чувствуя, как нагреваются его щёки. Это обращение смущало каждый раз. И да, видимо, слово «мило» действительно какая-то неотъемлемая часть лексикона Годжо? Это забавно, потому что... Какой альфа вообще будет так часто употреблять «мило» в своей речи? Нет, конечно, Итадори не из тех, кто мыслит стереотипами, но он буквально впервые сталкивается с таким типажом...

      «Так, в общем-то, к сути! Появились дела, поэтому мне пришлось уехать. Вернусь не раньше двух часов. Моя квартира в твоём полном распоряжении, только давай без тусовок или типа того, ладно? А то клининг у меня только по средам. (￣ヘ￣)»

— Клининг? Серьёзно?..       Впрочем, стоит ли этому удивляться? Едва ли Итадори способен представить моющего полы Сатору. Наверное, это даже логично, что уборкой в его квартире занимаются другие люди. И всё равно это кажется нерациональной тратой денег. Ну. Не Юджи его осуждать. Это он тут считает каждую йену и старается лишний раз не тратиться, если в этом нет необходимости.       Итадори проводит пальцем по забавному смайлику – это так прелестно, что Годжо использует каомодзи даже в бумажных записях. Вполне в его стиле.

      «Не скучай тут без меня главное, Юджи-кун. Я скоро к тебе вернусь. ♡(>ᴗ•)

Твой красивый Годжо Сатору».

      Он прикусывает губу и утыкается лицом в эту несчастную бумажку, не зная, как вообще реагировать на эти дурацкие слова. И хватило же совести у Годжо всё это написать! У него вообще стыда нет? Да Сатору просто измывается над ним, ками. Он даже очевидно несколько раз обвёл это пресловутое «красивый»! Чтоб его, кто в тот день тянул Юджи за язык? Надо же было сказать такую глупость... И теперь Годжо собрался вот таким образом подтрунивать над ним? Это ж смерти равносильно.       Но... Не только это. Может, Юджи излишне слезливо-романтичный, но эти дурацкие слова... «Я скоро к тебе вернусь». Как же... Неправильно из-за них чувствовать тепло. Годжо Сатору – полный дурак. Кто сейчас вообще так общается со своими знакомыми? Флирт у него в крови заместо плазмы? Сейчас-то это чертовски приятно, конечно, а вот потом от этих воспоминаний будет наверняка просто отвратительно.       Юджи вздыхает, выпрямляясь.       Ладно. Наверное, он слишком много хочет. Сатору сильно ему помог и имеет полное право на ребячество, тем более... Это всё ещё отлично помогает не думать. Или, скорее, помогало ровно до этого момента, потому что одна случайная мысль всё-таки засела в голове: «а что дальше делать?».       Его отец был прямо под подъездом, то есть вполне ясно, что он знает, где живут Юджи с Сукуной. И есть ли в итоге хоть какая-то гарантия, что завтра, например, выйдя на улицу, он не столкнётся с ним? Разумеется, как только приедет Мегуми, Итадори сможет объяснить ему ситуацию и временно остаться у него – Юджи знает, что Фушигуро в этом не откажет, скорее уж наоборот – поможет собрать вещи и сам же их притащит в свою квартиру. Но что насчёт времени до этого? Может, ему стоит рассмотреть какой-нибудь отель? Это неприлично большая трата денег, да, но других вариантов попросту нет. Ему точно не хочется рисковать и играть в рулетку под названием «появится ли сегодня отец?». Надо будет собрать немного вещей первой необходимости и умотать в самый дальний от их района отель. И на всякий случай ездить только на такси, в особенности после работы в кофейне. Кто знает, насколько дотошно отец следит за ним. В случае чего у отеля всегда есть охранники, там уж точно ничего угрожать не будет, даже если он появится.       От грузных размышлений отвлекает пушистый чёрный хвост, обвивший ногу. Юджи мягко улыбается, наклоняясь за котом, чтобы поднять того на руки. — А ты тяжёлый, дружище, — Итадори стоит так с Хироаки на руках с минуту, прежде чем повернуть голову в сторону кухни, — Давай-ка приготовим что-нибудь, пока ждём твоего хозяина? Только тебе придётся меня подождать, пока я схожу в ванну. Договорились?

***

      С утра Сатору казалось, что никто и ничего не способно испортить его настроение. Особенно после умилительной картины в его спальне. Конечно, Годжо заходить туда без спросу не планировал, но забытая там зарядка от смартфона всё-таки вынудила. И да, совсем чуть-чуть совестно, однако он ни капли не пожалел. Когда бы ещё такое можно было застать? Запутавшийся в одеяле Итадори с этим прелестным спящим личиком и растянувшийся вплотную к нему Хироаки, чьё мурчание было слышно даже с порога комнаты. Кто бы мог подумать, что его засранец-кот бывает таким пай-мальчиком? Аж тошно. Нашёл, к кому подмазаться. Козёл, а не кот.       Годжо барабанит пальцами по кожаной обивке руля, поджимая губы. Итак? Всё это полученное умиление стёрлось одним сообщением: Надзиратель(8:32): Если вдруг ты всё ещё считаешь себя моим сыном, будь добр, освяти своим благородным присутствием мой рабочий кабинет, Сатору. Сегодня же.       На сообщение с аналогом слова «зачем?» ответа Годжо не получил, поэтому, скрепя сердце, ему пришлось вываливаться из квартиры и ехать в самый пестрящий пробками район Токио. Заранее понимая, что разговор будет вполне тарантиновским. Разве что догадаться о теме заранее было трудно. Вариантов было такое множество, что Сатору предполагать не брался. «Тебе пора уйти ко мне в компанию и закончить этот цирк», «Я подобрал для тебя неплохих кандидатов на роль супруга, сходи на свидания, всё уже запланировано», «Скоро семейный ужин, может, хотя бы раз за год соизволишь его посетить?» и так далее, и тому подобное. Сплошной консерватизм, ох, замашки аристократии и желание создать образ идеальной семьи.       Надоело.       Сатору фактически единственный, кто умудрился не вписаться в отцовские прихоти. Его жена – модель с идеальной репутацией, старшая дочь – замужняя домохозяйка, ведущая мирный образ жизни, и вот, сын внезапно оказывается не таким идеальным, как хотелось бы. Отказался вливаться в компанию по первому отцовскому велению, отнекивается от свадеб уже пять лет и в целом по большей части игнорирует свою фамилию, ведя разгульный образ жизни, ко всему прочему ещё и работая обычным преподавателем. Больше всего Сатору интересовало, что конкретно из вышеперечисленного раздражало отца поболее всего?       И тем не менее... Как бы противоречиво это ни звучало, он прекрасно осознаёт одну вещь: что отец, что мать его любят. Не будь это так, давно бы перестали как поддерживать финансово, так и вообще позволять вести себя так, как он ведёт. В их власти силой затащить Сатору в семейный дом и отправить в компанию на роль заместителя отца. Но они этого не делают, и тут уж Сатору был благодарен. В основном матери, конечно, он уверен, что всё ограничивается бесконечными лекциями исключительно с её подачи. — Добрый день, господин! Вы к отцу?       Он закатывает глаза на приветствие секретаря, лишь чудом сдерживая саркастичное «нет, просто решил вот именно тут совершить паломничество в свой выходной, представляешь, настолько вот мне нехуй делать!».       Накатившее раздражение кажется даже странным. Ему, конечно, всегда не нравилось приходить сюда, но сегодня это вызвало особенно много негативных эмоций. Его вытянули из дома в такой день!.. В такой... В выходной, ладно? Ему вообще не хотелось покидать квартиру, чтоб его.       ..и до пика гнева довёл его уже отец, начав с избитого в их пререканиях «сын моего бизнес-партнёра скоро прилетает из Нью-Йорка после окончания института, это очень хороший вариант...». Да блять. — Я много раз говорил: хватит пытаться меня сватать, — Сатору практически рычит, сверля отца взглядом, — Ещё раз – и клянусь, мне будет плевать, хоть всего меня лишай, но я сменю фамилию. — Тогда советую озадачиться поиском нормального партнёра, не вынуждая меня заниматься этим вместо тебя, — холодный тон в ответ бесит только пуще прежнего, но Сатору искренне старается сдерживаться хотя бы маломальски. — Да, уже бегу и падаю. Как выйду на улицу – сразу же начну искать. — Сатору...        — Он самый. Ты позвал меня только ради этого? Если да, то я ухожу. И, к твоему сведению, ты испортил мне отличное утро, спасибо. — Сядь, пожалуйста. Не только. У меня к тебе есть один вопрос.       Очевидно, его отца ни разу не волновала новость об испорченном утре, потому что тот не повёл даже бровью, всё также сидя в своём кресле с каменным выражением лица. Супер. Свалить как можно быстрее не вышло.       Сатору складывает руки на груди, не двигаясь – больше из гордости игнорируя кресло, и задирает голову, мол, «ну, спрашивай». — Потрудись объяснить, что это такое?       Ему приходится опустить взгляд на рабочий стол: — Ого, древний папирус. Кто-то всё ещё узнаёт новости оттуда? — Сатору!       Он поднимает руки в капитулирующем жесте, вздыхая. И всё-таки приглядывается к заголовку газеты: «Хироми Хигурума вернулся в судейство с громким делом!». Честно говоря, знай Годжо заранее, в какой фарс репортёры превратят это разбирательство... Он бы однозначно приплатил суду за не огласку каких-либо деталей. Хотя. Может, и нет? Потому что в таком случае никто бы и не узнал имён виновников, а Сатору по большей степени хотел именно этого. Ну что уж теперь, что сделано, то сделано. Время вспять обращать он не умеет. — Ну? Ничего не хочешь объяснить? Что это вообще такое? — его отец несколько раз тычет пальцем на заголовок, будто это способно что-то изменить. — А что тут объяснять? Или неужели ты считаешь, что это дело не стоило того, чтобы в него вмешиваться? Это, по-твоему, нормально? Я должен был сделать вид, что ничего не знаю? Закрыть глаза и уши, может быть? Ещё скажи, что я поступил неправильно, и, честное слово, ты перестанешь быть для меня отц- — Сатору, ками, хватит тараторить. Ты ему слово – он тебя десять в ответ, — Исао трёт переносицу, прикрывая глаза, и полностью облокачивается о спинку своего рабочего кресла, — Дело не в правильности твоего поступка, я... Не осуждаю, разумеется. Если по правде, я был даже приятно удивлён, когда увидел эту статью. То есть, ты попросил Хироми помочь с чем-то таким, а не... Тем, что я мог предполагать. Однако мне хочется понять твой мотив. Честный мотив, Сатору. Почему ты решил вообще вмешаться? — В смысле «почему решил вмешаться»? Это же очевидно, такие вещи просто... Омерзительны?       Искреннее недоумевание – вот, что он сейчас чувствует. Его отец задаёт очень странные вопросы. Любой ведь может понять мотивацию, разве нет? В особенности адекватный альфа, у которого есть гордость и хотя бы толика совести. Ему до жути отвратно жить в мире, где такие же альфы, как он сам, могут позволить себе такие вещи, и просто... Продолжить жить дальше? Совсем безнаказанно? — Конечно, ты прав. Изнасилование – одно из самых ужасных преступлений на земле. Вот только оно совершается каждые несколько часов, если не минут. Что, будешь организовывать судебные процессы для всех? Я сильно в этом сомневаюсь. Мне бы хотелось верить в твои благородность и сострадание, но ты – мой сын, и я слишком хорошо тебя знаю. Так что позволь повторить свой вопрос: что же заставило тебя разобраться именно с этим делом, Сатору? — Я просто... Помог своему знакомому?       Он прикусывает губу, когда понимает, что ответ звучал слишком неубедительно. Годжо должен был сказать это уверенно, а не вопросительно. Должен был, но как, если он сам не может найти причины для своего поступка? Захотелось справедливости? Ха, это могло бы звучать отлично, будь Сатору более восприимчивым к чужим проблемам. На протяжении всей жизни его заботили в лучшем случае проблемы самых близких людей, среди которых были исключительно члены семьи и Сугуру с Сёко. Поэтому в действительно... Он не знает, почему довёл всё аж до суда. — С его просьбы? — Что? — Этот твой знакомый попросил тебя об этом? Помочь разобраться? — Сатору отводит взгляд от лица отца – давно ему не было настолько некомфортно поддерживать с ним зрительный контакт. — Нет. Это полностью моё решение. Он не... Он не знает, что я как-то причастен к доведению дела до официального суда. По крайней мере, не должен знать.       Воцарившееся молчание напрягло только сильнее. Сатору напустил на себя как можно более правдоподобный скучающий вид и вновь перевёл взгляд к отцу, моментально об этом жалея. Настолько удивлённым он его видел только в день, когда Каяо пришла на очередной семейный ужин с новостью о своей беременности. Воа. Это практически страшно. Что такого он сказал? — Не знает?.. — Нет. Да что с тобой? С этим что-то не так? Я просто не хочу, чтобы он знал, что в этом удивительного? — Не хочешь?.. Что не так? Ха... — Исао выдыхает длинно, долго и так тяжело, что... Да Сатору даже слов подобрать не может, чтобы описать это, — Я... Понял. Хорошо. Хорошо... Ладно. Этого вполне достаточно для меня. — Достаточно чего?.. — Слов, Сатору. Я тебя понял. Это... Не так уж и плохо, как я думал, на самом деле – мои ожидания относительно нашего разговора были совсем иными, однако ты, в целом, успокоил меня. Конечно, возраст, исходя из статьи... Но это ничего. — Понял меня? О чём ты вообще говоришь? Какой возраст? — ..и правда баран, — сказанные полушёпотом слова для Сатору оказались загадкой. — Чего? Если хочешь что-то сказать, то говори нормально. — Ничего, просто я пришёл к выводу, что от матери тебе досталась не только внешность. В общем, думаю... Будет лучше, если ты придёшь к определённым выводам самостоятельно. — К каким выводам я там должен прийти? Может, соизволишь объясниться нормально? — Мы закончили. У меня совещание через пять минут. До встречи, Сатору. — Пф-ф-ф. С таким отношением с твоей стороны... Должно произойти чудо, чтобы я вообще ещё хоть раз к тебе приехал, даже начни ты меня умолять. — Поверь, Тору, — он удивлённо моргает, резко находя взглядом лицо отца в очередной раз – с чего вдруг он вернулся к детскому обращению? Отец не звал его так порядка десяти лет, да и такой взгляд... — Ты приедешь ко мне сам.

***

      Впечатления остались смешанные. Годжо ощущал себя опущенным в воду под чьи-то насмешки. Помимо того, что контекст остался ему совершенно неясен, так ещё и отец под конец их разговора остался чем-то явно доволен. Ну, или как минимум не огорчён, как обычно это происходило каждый раз, стоило им пересечься. И этот момент раздражал невероятно. Какие там выводы он сделал? И какие, по мнению отца, должен сделать Сатору? С чего бы ему приезжать к нему самостоятельно? При чём там была его мать и вообще? Какого? Хрена? И это «Тору»... С чего вдруг? Ладно от сестры, ладно от матери такое обращение, но отец?       Настроение было катастрофически плохим. И самое пагубное то, что Годжо не знает, получится ли у него повести себя нормально. Всё-таки он зачастую мог срываться на окружающих без особого разбора, кто есть кто. Ему бы не хотелось случайно нагрубить Итадори. Особенно после вчерашнего. Сейчас ну прямо-таки тотально не та ситуация, когда он может позволить себе быть излишне... Негативным.       Ну, что касается Юджи, если уж совсем честно, Сатору в целом никогда не хотелось бы ему грубить, но не суть.       Годжо скептически косится на валяющуюся на соседнем сидении пачку сигарет, стоит только припарковать машину. Вздыхает и тихо мычит, съехав по сидению вниз.       «Ненавижу запах сигарет».       Да, пожалуй... В другой раз. Может, ему стоит закупиться мятными леденцами? Говорят, они неплохо помогают. В смысле, это ведь только на пару дней. Пока Юджи у него. Разумеется. Не то чтобы Сатору на полном серьёзе собирался бросить курить из-за такого. Конечно же нет. Это временное решение, которое он принял, чтобы Итадори было комфортнее. Нет необходимости полностью бросать, потому что... В этом нет смысла, не так ли?       ..Годжо кивает самому себе, пока мнёт уже вторую по счёту целую пачку сигарет, выкидывая её в урну рядом с лифтом. Просто для надёжности. Не более того. — Я дома!       Ему давно не приходилось произносить что-то подобное, но это оказалось даже приятно, что ли. Кажется, последний раз был, когда он ещё жил с родителями. Лет семь назад? Приличный срок, на самом деле. Необычная эмоция. У него не было необходимости оповещать кого-то о своём приходе все эти года, даже когда он встречался с кем-то, потому что ни одного из своих бывших он никогда не приводил в свою квартиру. Для него это всегда было слишком личным, пожалуй. Его квартира – его убежище, куда не хотелось пускать даже партнёров. А Юджи... Ну, это ведь совсем другое.       Сатору замер, когда понял, что ему не ответили. Странно. Итадори ведь не мог уйти, пока его не было? Он бы точно написал как минимум сообщение в мессенджер. Нет, более того – у него ведь нет ключ-карты. Может, всё ещё спит? Это заставляет беспокоиться. Долго спать после сильного стресса нормально, но Юджи может почувствовать себя плохо после такого длительного сна.       Все его размышления, в общем-то, оказываются беспочвенны и ошибочны.       Стоило Годжо сделать ещё один шаг в сторону гостиной, как до его носа долетел приятный запах еды. Это для его квартиры тоже явление редкое. Готовить Сатору умел, и умел неплохо, но занимался этим редко максимально – было лень. Он отдавал предпочтение доставкам из ресторанов – легко, съедобно и, что самое главное – не вредно. Он готовил только в тех случаях, когда понимал – ещё чуть-чуть, и большинство продуктов из холодильника незаслуженно погибнет. Поэтому... Здорово? Очень. Ведь, помимо прочего, с подачи засранца Сугуру Сатору уже давно был заинтересован в готовке Итадори. Не мог же задаром Гето его нахваливать? Попробовать хотелось сильно, и Годжо соврёт, если скажет, что совсем не надеялся чего-нибудь рано или поздно урвать.       Как только Сатору оказывается на пороге кухни, к нему приходит понимание того, почему Юджи ему не ответил. Улыбка сама по себе появляется на лице. Как... Прелестно.       Он прямо отсюда, с порога слышит едва разборчивую мелодию из наушников Итадори – кажется, это что-то из старого хип-хопа. Годжо опирается плечом о косяк двери, прикрывая ладонью губы – должно быть, невежливо так открыто улыбаться в этой ситуации. Но он просто... Не может сдержаться, правда. Это слишком мило забавно.       Юджи тихо подпевает иностранным словам, подтанцовывая в такт энергичной мелодии, параллельно умудряясь достаточно виртуозно заниматься приготовлением... Тамагояки? Годжо смешливо фыркает, сильно жалея о том, что оставил свой телефон в коридоре. Запечатлеть эту картинку было бы хорошо.       С самого начала этот парнишка казался ему комфортным. Во всём. С ним было легко общаться – и это удивительно. Как будто Годжо знал его всю жизнь. От этого каждый раз становилось тепло и уютно. Но прямо сейчас это чувство почти зашкаливало, потому что в моменте Итадори был ещё и... Таким домашним. Он переживал, что из-за вчерашнего Юджи будет сильно подавлен и напряжён, но Годжо чувствовал его чистый феромон – без горечи, без кислинки, и всё словно сюрреалистично. Юджи всё ещё в его одежде, готовит на его кухне, и... Вау? Ха-а-а...       Что он там распереживался минут пять назад? Что из-за устаканившегося раздражения может нагрубить? До безобразия смешно. Его настроение от минусовой отметки уже добралось до уверенной десятки, и это не иначе, как магией, не назовёшь. Неприятно признавать, но Сатору чертовски завидует Сукуне. Правда, разве тому парню не слишком ли сильно повезло? Встречаться с кем-то вроде Итадори – какая-то манна небесная. В смысле, он по-хорошему завидует, наверное? Годжо вообще не претендует, правда, просто... Это всего лишь рассуждения.       Проходит ещё несколько секунд, и они наконец-то встречаются взглядами. Реакция Юджи оказывается неописуемо бесценной – это стоило того, чтобы молча наблюдать. Итадори резко давится воздухом, застывая на месте, роняя лопатку в сковороду, и краснеет до того сильно, что обходит по цвету самую спелую клубнику. А Сатору просто смеётся, потому что сил не хватает себя от этого удержать. Он, разумеется, выдавливает из себя прерывающееся смехом «извини», но Юджи, судя по всему, совсем не верит в его искренность, что, так-то, правильно. — К-Как долго Вы там стоите?! Ками, какой стыд... — Итадори подрагивающими руками снимает сковородку с нагретой части плиты и только после закрывает лицо руками. Зачем – неясно, потому что он и так отвернулся от Сатору. Если что и закрывать, так это алые уши и шею, — Пожалуйста, можно просто сделать вид, что Вы ничего не видели?.. Почему... Эй, да хватит уже! Не смешно вообще!       Ему казалось, что он уже начал успокаиваться, но последние слова Юджи, произнесённые таким подкупающе обиженным тоном... О, это абсолютно невыносимо, Годжо капитулирует в полном поражении. — Я серьёзно! — Прости-прости, правда, Юджи-кун, я не... — Сатору прерывается, когда Итадори поворачивается к нему: слова даже как-то теряются, потому что эти смущённо-обиженные глаза, красные щёки и бесполезно прикрывающая нижнюю половину лица ладонь такие... О, да, снова милые не в меру, только уже... Не смешно от этого, а просто как-то... Нежно, — Ха, не дуйся, ладно? Ты выглядел очень забавно, как тут удержаться? Не знал, что ты хорошо танцуешь! — Да кто тут дуется?! Я?! Вообще ни разу, дуться на бесстыдников – себе дороже! — возмущается он вполне искренне, и Годжо старается сделать вид максимально виноватый – получается не очень, судя по ответной реакции, — Оскар по Вам плачет, Сатору-сан. И вообще, знаете что? — Да? — Годжо заинтересованно поднимает брови, когда Юджи начинает идти в его сторону. — Идите мыть руки! Иначе сам всё съем. Человеку с немытыми после улицы руками ни кусочка не дам попробовать, понятно?       Сатору расплывается в ещё большей улыбке, когда Итадори достаточно уверенно давит ему на плечо – и Годжо с лёгкой руки позволяет ему развернуть себя по направлению в ванную комнату. Такое выражение лица ему тоже понравилось. Ещё с той встречи на террасе в кафе, когда Сатору подшучивал над ним. Он явно дулся, стараясь выглядеть серьёзно, и Годжо совсем не против подыграть. В конце концов, это намного, в сто или даже тысячу раз лучше слёз. — Оя, какой ты строгий... — Сатору шутливо поджимает губы, оборачиваясь, — Что, прям совсем-совсем ни кусочка, даже если буду умирать от голода? Я? Твой краси-и-ивый Годжо Сатору? — Да! Вообще. Ни одного. Кусочка! — с каждым словом Юджи продолжал настойчивее подталкивать его в сторону ванны, на что сам Годжо всё ещё легко поддавался – как уж тут иначе? Итадори так старается, — А за издевательства ещё и на Ваших глазах всё в одиночку съем! — Ох, ну это совсем бесчеловечно! Юджи-кун очень жестокий! Тогда мне и правда стоит хорошенько вымыть руки, чтобы меня любезно пустили за стол.       Итадори фыркает, только теперь отнимая руки от его спины. Лицо у него всё ещё красное и смущённое, но Сатору уже не рискнёт поддеть его по этому поводу. Главное, что у Юджи не подавленное состояние. С остальным он разберётся.

***

— Так когда, говоришь, Мегуми приезжает? — А? Ну... Через два дня? По крайней мере, планировал так. — Ясненько. Давай тогда сегодня съездим за твоими вещами, думаю, с ними поудобнее будет. Мне свои тебе дать не трудно, но, боюсь, в институте могут возникнуть нежелательные вопросы.       Скрывать-то, по факту, конечно, нечего. Но со стороны это может выглядеть странно, учитывая современное общество. Если от Итадори будет слишком сильно пахнуть им... Могут пойти слухи весьма очевидного содержания. Меньше всего Годжо хотелось оправдываться перед ректором. Да и Юджи может достаться чуть ли не вплоть до отчисления. А объяснять ситуацию, ну. Это не тот случай, когда такой шаг уместен. Вряд ли Итадори стремится растрепать всем о чем-то подобном. Отталкиваясь от того, что изначально он и самому Сатору ничего не спешил говорить... Всё вполне ясно. — ..что? — Что? — В смысле, за вещами? Съездим... Вместе? — удивление на лице Юджи заставило усомниться в том, что Годжо выразился правильно. Он перепутал какие-то слова или что? — Ну, да. А ты хочешь один? Не самое хорошее решение, тем более, если там будет твой отец, ситуация повторится. Да и в целом как-то глупо тащиться туда одному, я ведь на машине. Возвращаться сюда с вещами тоже будет не очень удобно... Я говорю что-то странное? — Нет, это... То есть, я... М-Могу остаться здесь, пока не приедет Мегуми?       Сатору зависает на несколько секунд. Ох. Вот оно что. Вот как. — Юджи... Ты серьёзно думал, что я отпущу тебя одного в такой ситуации? Пока ты, считай, в городе один? Правда?       Это поражает ровно настолько же, насколько обижает. Кем Итадори его считает? Извергом? Типа? Что это вообще за мысли? Как только Юджи в голову пришло, что Сатору может просто взять и отпустить его, пока есть риск повторения вчерашнего инцидента? Неужели он настолько привык решать проблемы самостоятельно? Чем, чёрт возьми, занимается его парень, нахрен? Годжо этого Сукуну даже не знает, но он уже его раздражает. — Ну, это... Это ведь не Ваша проблема. Вы и так сильно мне помогли, я не могу просить о большем. — Ну так не проси, — Годжо раздражённо фыркает, ловя совершенно растерянный взгляд золотистых глаз, — Тебе не нужно этого делать, чтобы я помог, хорошо? Если у тебя есть, как ты сказал, проблема, значит, я её решу. Тем более, что... Мне не трудно.       Он хотел выразиться не совсем так. Куда правдивей было бы «мне даже в радость», но это могло прозвучать странно. Он-то самому себе даже толком объяснить не может, почему так рвётся хоть как-то помочь Юджи, уж кому-то другому это втолковать тем более без шансов.       Ну, в любом случае... Этих слов оказалось вполне достаточно, потому как облегчённый выдох и благодарная улыбка на лице Итадори дали ответ куда более весомый, чем сказанное после «большое спасибо». Годжо не видел необходимости в благодарности. Он поступает так, потому что ему не сложно. Потому, что может. Потому, что просто хочется. Как будто даже из лёгкого эгоизма. — Не за что, Юджи. Не. За. Что...       Может, это даже отнюдь не лёгкий эгоизм.

***

— Нет? Вроде ни души вообще. — Ага... Не вижу никого. Ну, тогда пойду, быстренько- — Я зайду с тобой. Он ведь мог попасть в подъезд. Пожалуйста, не будь таким легкомысленным, Юджи. А то я всерьёз начинаю волноваться о твоей безопасности.       И Сатору даже не шутит. Возникает вопрос: с таким лёгким отношением к своей жизни, как Итадори вообще добрался до своих девятнадцати лет, серьёзно? Если «Гарри Поттер – мальчик, который выжил», то Юджи Итадори – мальчик, который случайно дожил. Как теперь Сатору существовать дальше спокойно, зная, что Юджи любит бежать вперёд паровоза? — Простите... Я как-то об этом не подумал. Спасибо, что заботитесь обо мне.       Годжо только кивает, пока ставит машину на сигнализацию. Заботится?.. Ну, да. Как и хотел. Только почему-то ощущения от этого неправильные. Ровно с того момента, как Сатору пришёл к выводу, что в его действиях есть ощутимая доля эгоизма... Всё чувствуется так, будто он делает что-то плохое. А в чём сам эгоизм Сатору даже не знает. Одно ясно – он есть, но его первопричина? Жилось ему раньше хорошо – никаких лишний размышлений. А теперь вот... Вот так.       Вот, блять, так.       Дальше порога Годжо не пошёл. Не сразу вспомнил этот нюанс – Юджи ведь живёт не один. Стоило только пройти, как в нос ударил резкий феромон другого альфы. Та самая хорошо запомнившаяся жжёная древесина. Да, точно. Парень Юджи. Конечно. Он уехал из города на практику, вроде. И поэтому всё вылилось в такую неразбериху. Будь Сукуна в городе – Итадори бы никогда в жизни не позвонил Сатору, окажись в точно такой же ситуации? Ясное дело, что нет.       «Наверное, вот и вся причина эгоизма».       Повода особо нет, а всё-таки неприятно немного быть, вроде как... Вторым вариантом. Ах. Если подумать, что-то Годжо себя завысил, а? Есть ведь ещё Мегуми, разумеется. Сукуна, Мегуми – и только дальше Сатору. Нет, ками, ясное дело, вины Юджи тут нет. Это вполне логично. И очевидно, что Итадори на каком-то ментальном уровне просто не способен использовать других людей – Годжо понимает, что Юджи не использует его. Сатору можно было бы назвать идиотом, если бы он не понимал. Юджи искренний и честный, наверное, ему никогда даже в голову не придёт мысль о том, чтобы бесчестно кого-то использовать. Просто... Это всё равно так... Досадно.       Вероятно, дело привычки самого Сатору. Для него естественно быть первым. Это было пожизненной аксиомой. Первый. Всегда. А тут, оказывается... Даже не второй.

***

      «Эгоизм», – думает Сатору, – «страшная вещь».       Но только ли в нём, в конце концов, вся суть? Стал бы он из одного только эгоизма приезжать за Юджи с его подработки в кофейне? Оправдываясь для себя и для него тем, что сейчас-то вообще небезопасно позволять ему добираться самостоятельно. Эгоизм ли вообще то, что Годжо хотел побыть важным немного больше? — Правда... Не стоило. Я мог вызвать такси.       «Да нет, очень даже стоило». — Не усложняй себе жизнь, Юджи. Разреши мне побаловать тебя, окей?       «Пожалуйста». — Вы даже слишком сильно меня балуете. Я ведь могу и привыкнуть, будьте поосторожнее.       «Привыкни».       «Я бы хотел, чтобы ты привык». — Вот как? Раз уж ты просишь, я постараюсь быть аккуратнее с этим.       «Вообще ни разу». — Нагло врёте? — Нагло вру. — Ни стыда, ни совести, ни геолокации места, где Вы всё это потеряли. — Дать адрес роддома?       Когда Сатору слышит его смех, дышать становится легче.       Он был прав – оно того стоило.

***

      Наверное, дело всё-таки в эгоизме. Ну. И ладно. Положительным героем Сатору себя всё равно никогда не считал.       Всегда ведь так было. Это, наверное, особенная болезнь. Сердца, пожалуй. Её главный симптом – бесчувственность. Когда ты не до конца понимаешь, что вокруг тебя вполне живые люди, что им может быть больно, что у них есть душа, что они – ценность.       Его симпатия никому не приносила по итогу счастья, потому что он ничем не жертвовал для тех, кому симпатизировал – не было такого желания: стоит сказать, наверное, что симпатию он проявлял к кому-то больше для себя, для собственного удовольствия. Просто удовлетворял свои желания. Никогда не больше. Он давно превратился в отвратительного эгоиста и особо не пытался этого скрывать, всем своим видом как бы говоря, мол, «ну, я-то знаю, что как человек – полное дерьмо, но ведь и Вы все ничем не лучше».       И его всё устраивало. Пока не появились все эти глупые мысли, пока не появилось желание сделать что-то для другого человека просто так. Потому что хочется увидеть чужую улыбку. Потому что вдруг подумалось, что «он – не все». Он намного лучше этих всех. Светлее и искреннее, хотя с такой тяжёлой жизнью давно пора было стать ещё эгоистичнее Сатору. Стать мелочным, чёрствым и разучиться так тепло улыбаться.       Устраивало, пока не захотелось стать лучше. Пока по собственной воле не решил свой же эгоизм чуть-чуть, совсем немного, подвинуть, чтобы уступить место чему-то другому. Чему-то другому, что озвучивать было страшно, на самом деле. Даже если только в мыслях – всё равно страшно. — Ничего не забыл? — Вроде нет.       «Зачем уезжать к Мегуми?».       «Подумай хотя бы о Хироаки – он сойдёт с ума».       «Ты можешь остаться у меня».       Не может, Сатору. Он не может. Ты, блин, придурок. Мегуми – отличный вариант. Близкий друг. И, как минимум, второй. Как максимум – хотя бы не такой эгоист, как Сатору. — Ладно, тогда поехали. Если и не прихватил чего, вернуть всё равно смогу, проблемой это не станет. Какой там адрес? Я не был у него в квартире.       Тоска, вроде что-то такое он сейчас испытывает. Когда жаждешь чего-то, а чего – сам не знаешь. Оно существует, неведомое и желанное, но его никак не высказать словом, будь ты хоть сто раз поэтом или философом. Миссия уже вроде выполнена: Юджи довёз, лично в руки Мегуми передал, убедился, что всё хорошо. Можно и выдохнуть, казалось бы, но оно просто не выдыхается. Не проще. Не легче. Не ушли никуда бесполезные размышления.       Удивительное рядом, отвратительно близко: Сатору никогда не думал, что собственная квартира может показаться несправедливо пустой.       А в воздухе всё равно витали ароматы персика и дождя.       Он падает на кровать, закрывая глаза сгибом локтя. Как-то ничего не хотелось. Думать – в том числе.       Возня сбоку отвлекает от самобичевания. Хироаки – всё ещё официально наглый засранец по мнению Годжо – устроился на соседней подушке, предварительно чуть ли не обмазавшись ей весь. Как будто впервые за всё время их «сожительства» Сатору его понимает. Тихо, но с огромной долей сарказма выдыхает: — Тебе тут делать больше нечего, твой дорогой Юджи уже уехал. Меняй дислокацию.       Кому сделал хуже – вопрос риторический.       Он вздыхает, переворачиваясь на живот, и зарывается носом в подушку – она тоже неотвратимо пропахла самой сутью весны, как она есть: персики. В детстве Годжо ни разу не пропускал сезон их цветения – всегда уговаривал маму обязательно съездить, посмотреть. Это очень красиво, словно кто-то всюду неаккуратно разбрызгал нежно-розовые краски. С возрастом эта привычка как-то исчезла. Может, в этом году... Пропускать не стоит.       Сатору поворачивает голову, находя взглядом не двинувшегося с места кота.

      И всё-таки: дело, наверное, не в эгоизме.

— Тебе он правда сильно понравился, не так ли?       Хироаки незаинтересованно приоткрыл глаза, махнув хвостом.       Это тоже можно принять за ответ.       Годжо выдохнул. — Знаешь... Кажется, мне тоже.       Дурак. — Кажется, очень сильно.       Серьёзно. — Я, наверное, влюбился.       Просто идиот.