Счастливого праздника!

Люди интересные. Люди строят интересные дома, ездят на интересных самодвижущихся каретах, которые называются "машины", готовят интересную еду и одеваются в интересную одежду... Да все у людей интересное! Даже праздники. Так считал Накаджима Ацуши, юный дух-кицунэ. Он был еще молод – всего-то три сотни лет минуло с его появления на свет, всего-то три белоснежных хвоста неугомонно пушились за его спиной – и оттого непоседлив и любознателен. Людей он искренне любил: такие интересные, такие непонятные, так сильно не похожие на него существа!.. В лесу, который служил ему домом, они поселились уже давно. "Ну и пускай, – думал Ацуши. – Лес большой, почему бы не поделиться им с другими?" Шло время. С приходом людей лес начал преображаться. Исчезли непроходимые дебри, появились среди петляющих тропинок вымощенные каменными плитами дорожки, уютно устроились между деревьев загородные дома, окруженные чудесными маленькими садиками. Ацуши восхищался переменами, которые принесли в его лес люди. Туча угрюмых крон поредела, и теперь нежный солнечный свет без труда проникал даже в самые темные уголки дремучей чащи. Ацуши очень нравилось, смеясь, резвиться под сенью ласкового тепла и играть в догонялки с солнечными лучиками, которых теперь здесь водилось превеликое множество. Но больше всего остального его интересовали жилища людей. Часами он мог сидеть на теплом гладком камне и наслаждаться журчанием искусственного водопадика, который украшал задний дворик одного из домов. Способность становиться невидимым для человеческих глаз была присуща всем белохвостым лисам едва ли не с самого рождения, поэтому Ацуши не боялся встречи с обитателями дома; они, впрочем, и так не попадались ему на глаза. И вот однажды, в жаркую июльскую пору, любовь к созерцанию свела его с удивительным человеком, который бесповоротно изменил его жизнь... Ацуши встретил его совершенно случайно. В один из летних дней молодой мужчина вышел прогуляться на задний дворик своего дома, а юный лис как раз в это время решил в очередной раз навестить любимое место. Мужчина не мог увидеть его, и все же Ацуши невольно вздрогнул, когда обнаружил, что в садике он не один. "Надо же, я не заметил, как он пришел..." – подумал лис и почувствовал легкий укол досады – острый слух еще никогда не подводил его. Мужчина выглядел задумчивым. Он остановился под толстыми ветвями раскидистого дуба, ища прохлады, и присел на аккуратную скамейку. Ацуши бесшумно подобрался поближе. Что-то в этом человеке заинтересовало его – наверное, изящество его плавных движений и отстраненность, с которой он смотрел на мир вокруг, как будто бы витал где-то очень далеко от земной суеты. "Он красивый..." – без задней мысли подумал Ацуши, рассматривая молодое лицо, обрамленное длинными прядями чуть вьющихся темно-каштановых волос. Ацуши невольно восхитился. Человека перед собой он бы не задумываясь назвал произведением искусства; утонченный образ не портили даже нелепые бинты, обмотанные вокруг шеи и запястий. В груди вспыхнул непонятный огонек: ах, как же жаль, что он не встречал этого удивительного человека раньше!.. Под ногами что-то хрустнуло – залюбовавшись, Ацуши потерял всякую осторожность и случайно наступил на сухую веточку. Мужчина поднял взгляд, тут же очнувшись от раздумий. Ацуши испуганно замер – люди не могли видеть его, но этот... Насчет этого человека Ацуши почему-то не был уверен. Слишком уж внимательно карие глаза всматривались в то место, где, вытянувшись в струнку, стоял молодой лис. Но человек, кажется, все-таки ничего не заметил. Он вздохнул, отвел взгляд, мельком посмотрел на небо и, покачав головой, поднялся со скамейки. – Где же, где же ты спрятано, мое вдохновение... – на мотив какой-то мелодии негромко и безмятежно произнес он, по каменной тропинке направляясь обратно в дом. Его голос показался Ацуши пленяющим.

***

С тех пор Ацуши неустанно наблюдал за жизнью Осаму Дазая. В первый раз, когда он пришел в его садик не для того, чтобы полюбоваться искристой водой, а для того, чтобы робко заглянуть в окно дома, он пообещал себе, что посмотрит только одним глазком и больше такого точно не повторится. Какой же ложью оказалось это обещание. Ацуши пришел и на следующий день. И через день. И на следующий за ним, и через неделю, и через месяц, и через два... Дазай словно заворожил его, хотя даже не подозревал о его существовании, и Ацуши безвольно путался в паутине, которую соткал себе сам. Дазай оказался писателем. Ацуши не упускал ни одного мгновения его жизни, наблюдал с упоением и жгущим лисье сердце огоньком, о причине которого все еще не имел ни малейшего понятия. Знал только, что ему становилось очень тепло от улыбки Дазая, даже если предназначалась она совершенно не для него. За первый месяц Ацуши наизусть выучил распорядок его дня: Дазай просыпался ближе к обеду, завтракал чашкой кофе и садился работать за небольшой столик, уставленный стопками бумажных листов и блокнотов. Иногда вдохновение покидало его, и тогда он выходил в садик, прогуливался под шелестящей крышей широких японских дубов, вдыхал аромат сочащихся смолой сосен, любовался весело журчащей водой в водопадике и небольшой, покрытой легким пушистым мхом статуей дракона, а потом возвращался в дом и писал, писал, писал до глубокой ночи, не замечая больше ничего на свете. Ацуши всегда следовал за ним по пятам. В дом он не заходил, наблюдая за Дазаем через окна, но зато в садике разрешал себе подходить так близко, что ему была видна каждая родинка на лице Дазая. Об осторожности лис не забывал и передвигался совершенно бесшумно: ему очень не хотелось, чтобы Дазай узнал о его присутствии и прогнал. Свои хвосты Накаджима старательно задирал кверху, чтобы они не шуршали травой и опавшей листвой. Дазай очаровал Ацуши. Очаровал так сильно, что порой юный лис едва мог справиться со своим желанием прикоснуться к его невыразимо красивому лицу. Вспыхнувший где-то в очаге сердца огонек постепенно обретал черты: Ацуши наконец сумел узнать в нем человеческую влюбленность. Легкую, как тончайшая паутинка. Воздушную, словно облако. Опасную, как подводный омут... И однажды, в пору снежной зимы, Ацуши вспомнил об одном интересном празднике, который позволял людям выражать свои чувства друг к другу...

***

Что из себя представляют шоколадные конфеты, Ацуши не знал. Каждую зиму он наблюдал за тем, как в обозначенный в календарях день влюбленные девушки дарили своим избранникам красивые коробочки с какими-то причудливыми маленькими темными штуками внутри, и все же не имел даже предположений о том, из чего они сделаны. Больше всего штуки походили на небольшие гладкие камешки. "Скорее всего, это и есть камешки", – подумал Ацуши. И, обрадовавшись своей догадке, решил набрать их у лесного ручья. Ледяная вода обжигала руки. Ацуши фыркал от холода, пушил хвосты и морщился, когда его пальцы касались холодной глади, но продолжал упорно набирать камни, выискивая те, что больше всего были похожи на странные маленькие штуковины. "Слишком большой, слишком грубый, слишком серый, слишком черный..." – мысленно критиковал он, отбрасывая камень за камнем. Ему нужны были совсем другие: округлые, гладкие и коричневые или хотя бы темно-бордовые. А именно такие, как назло, почему-то вдруг резко испарились с побережья, словно и не было их никогда в этом ручье. Да не могло же такого случиться! Что за напасть! Почему именно сегодня все коричневые камешки решили дружно исчезнуть?! Не нужны ему серые, все люди дарят друг другу коричневые, значит, и он должен, иначе подарка не получится!.. Ацуши сердито фыркнул и повыше засучил рукава... Мучения оказались не напрасны: к концу дня усердные поиски все же удачно завершились. Ацуши гордо смотрел на горсть идеально гладких маленьких коричневых камешков, возвышающуюся на большом пне, служившем ему столом. "Уверен, Дазаю понравится", – довольно подумал он, грея насмерть замерзшие руки в шерстяной накидке.

***

В день праздника Ацуши почему-то сильно волновался. Волнение засело глубоко в груди, давило на ребра и все никак не хотело уходить, сколько бы Ацуши ни пытался отогонать его. "Ну же, соберись, – уговаривал он себя, приближаясь к знакомому дому. – Ты собирался их подарить, значит, сделай это! Он же нравится тебе? Нравится! Тогда дай ему это понять! Давай, так делают все люди, это абсолютно нормально..." Кулек с камешками, завернутый в бересту, Ацуши крепко прижимал к груди. Этот кулек был единственным, что придавало ему уверенности. В конце же концов, разве зря он морозил руки в том ручье? Его чувства стоили того, чтобы их выразить! Сегодня Ацуши позволил себе без приглашения пробраться в дом Дазая. Он очень быстро, словно извиняясь за свою беспардонность, проскользнул в открытое окно, едва не сбив на пол горшок с декоративным бонсаем, оставил кулек на столе и так же молниеносно выскочил обратно, затаившись на подоконнике с наружной стороны. Сердце в груди билось как бешеное. Дело сделано – оставалось только ждать, и ожидание было мучительным. Дазай проснулся через полчаса. Он заметил кулек на столе сразу, как только вошел на кухню. Удивленно хмыкнув, Дазай взял его в руки, немного повертел, а потом осторожно развернул. Сердце Ацуши пропустило удар, во рту и горле мигом пересохло. Сама душа словно бы замерла, готовясь к прыжку в бездну. Как же это было волнительно – ожидать реакции на признание в чувствах!.. Дазай высыпал на стол горсть камешков. Его лицо озарила мягкая улыбка. – Заходи, а то замерзнешь, – сказал он и повернулся к окну, словно бы видел невидимого Ацуши. – В следующий раз потише фыркай, если хочешь спрятаться. И будь немного поаккуратнее с моим бонсаем...