Невероятные приключения Георгия Жовалева

      После "Вагонной Бойни", - так прозвали то сражение с объединенными силами Союзников и Польши среди обычных солдат, мы благополучно добрались до Берлина. Сразу же по приезду меня вызвал к себе Гитлер. Событий, которые тогда произошли, хватит на объявление войны, что Германия и другие страны Оси и сделали. Зато будет законный повод поделить Польшу на практике. Осталось определить, откуда прилетели американские ВДВшники, укрепить или возвести там линию ПВО, и проблем не будет. Хотя нет, есть одна - японцы.       Так как практически вся японская делегация была уничтожена, японское посольство в Берлине осталось обескровленным. Несмотря на это, все равно нашлись имперцы, которые смогли сообщить на родину о случившемся. Наверное, это даже к лучшему, ведь иначе бы нас обвинили в умалчивании правды, и, возможно, даже повесили бы гибель японцев на нас. Времени на сообщение с союзниками у нас нет, так как мы готовимся к активным боевым действиям на новом Восточном фронте. Пожалуй, это ещё одна наша проблема. А так, все просто прекрасно. Если не думать о том, зачем же Фюрер вызвал меня к себе...

***

Берлин, здание Рейхсканцелярии, кабинет Гитлера

      – Майн Фюрер, - в уважительном поклоне поприветствовал я Рейхсканцлера, зайдя в его кабинет.       – Гантрам, вы, наконец, вернулись. Рад видеть тебя в полном.. почти полном, здравии, - ответил на мое приветствие Адольф, когда повернулся ко мне и увидел мой "фейс апгрейд", в виде отсутствия половины уха... Ладно, не половины — это я немного преувеличил. Но трети от моего прежнего уха нет, и это тоже сильно меняет общий вид моего лица. На слова Гитлера я и не знал, что ответить. Его беспокойство о ком-либо мне в новинку. Связано ли это с тем, что все считают меня его любимчиком, и это на самом деле так? Может, те японцы, которых я расстрелял, являлись толстой и увесистой палкой в колесе Адика? Может быть, его Рейхсканцлерское величество соизволило подробнее ознакомиться с моим личным делом и по заслугам оценить "мои" и мои заслуги? Черт его знает, но на его беспокойство и, если можно так выразиться, вежливость, я ещё более низко поклонился:       – Благодарю, Майн Фюрер. Да, подправили мою физиономию американцы, - решил я более раскрепощенно вести себя с ним. Гитлер лишь слегка усмехнулся и продолжил.       – Я, собственно, по делу тебя вызвал, Гантрам. У нас на повестке дня три вопроса, которые необходимо обсудить. Я собрал совет, и вскоре все должны собраться в большом зале переговоров. Тебя же я вызвал для личной беседы, которая пройдет как раз по третьему вопросу. Но обсудим мы это после общей встречи. Сейчас же, направляйся в зал. Заседание скоро начнется.       – Яволь, - вновь склонил я голову, и медленным неспешным шагом направился в большой зал переговоров.

***

Здание Рейхсканцелярии, большой зал переговоров

      Когда я вошёл в зал, все приглашенные личности уже были на своих местах. Среди толпы, сидящей за большим переговорным столом, я заметил Иоахима, Роберт фон Коша, и ещё несколько знакомых мне генералов и политиков. Это собрание невольно напомнило мне переговоры на польско-советской границе. Я сел на единственное свободное место, располагающееся подле другого свободного места, которое предназначено для Гитлера - то есть, фактически, оно не являлось свободным.       Если честно, не так я представлял себе Фюрера - я всегда видел его злым и вечно напряжённым лидером, который на всех собраниях стоял с гордым видом, испепеляющим взглядом глядя на всех рядом с ним находящихся. В реальности же (пусть и альтернативной), он не был таким злым, пусть и был часто напряжённым. А ещё, на всех многолюдных и не очень собраниях он сидел, но все с тем же гордым видом, и лишь изредка испепелял взглядом своих советников, и то тех, которые провинились перед ним. Стоял он лишь у себя в кабинете, заложив руки за спину и задумчиво смотря в панорамное окно своего рабочего места. По крайней мере, в стоячем положении я видел его лишь там. Ну и на улице, разумеется.       Наконец, двери переговорного зала отворились, и к нам зашёл Адольф. Он величественно сел во главе стола, и громогласным голосом объявил начало совета.       – Итак, господа. Сегодня я собрал вас всех здесь для того, чтобы обсудить важные политические вопросы. На повестке дня - война с Польшей и инцидент с японской делегацией. Итак. Предлагаю начать с Польши. Что вы думаете по этому поводу?       – Я считаю, что мы должны нанести решительный удар по Польским агрессорам*! - ответил один из политиков.       – Я считаю, что не нужно совершать резкие и необдуманные действия, тем более в сторону Союзников, - заумным голосом ответил на ответ политика другой политик.       – Необдуманные действия совершила Польша, атаковав наших послов и связавшись с Союзниками!       – Тем не менее, не стоит пока спешить...       – Польша должна серьезно поплатиться за содеянное! Мы должны немедленно выдвинуть войска на польскую границу.       – Того же следует потребовать от СССР. Она тоже вошла в страны Оси, и обязуется поддерживать своих союзников во всех конфликтах.       – Не потребовать, а "попросить". К тому же, я думаю что советы уже объявили Польше войну, даже не смотря на то, что до этого подписывали с ней договор о ненападении**, ведь раздел Польши и в их интересах.       – Прошу заметить, что правительство Польши, с которым советские большевики подписали договор, покинуло свою страну ещё в 39 году, опасаясь, что мы вторгнемся на их территорию и захватим их. Поэтому, чисто теоретически, советы уже признали тот договор недействительным, и вывели войска к своей с Польшей границе, дабы привести пункт нашего с ними договора о разделе Польши в действие, - решил я вклиниться в жаркое обсуждение, – Так что вопрос о "принуждении" СССР входа в войну считаю неактуальным.       – Ваша осведомленность в делах советского союза как всегда выше наших, господин Ренненкампф, - с лестной улыбкой, глядя мне в глаза, сообщил очередной политик. Видимо, надеется подкупить меня красивыми словечками. Ну-ну, флаг нацистской Германии ему в руки.       – И вправду, Гантрам. Меня всегда интересовало, откуда у вас столько информации о СССР, - с искорками интереса в глазах проговорил фон Кош.       – Мне кажется, мы здесь собрались для обсуждения других тем, господа, - остановил их генерал-полковник Люфтваффе*** Эрнст Удет*.       – Господин Удет прав, господа, - поддержал я своего спасителя. Если бы хотя бы половина зала была заинтересована моей осведомленностью о "нижнем белье" советского союза, то мне пришлось бы оправдываться. Не сказать же им, что я из будущего альтернативной для них вселенной, и живу в стране-потомке СССР, которая одержала победу над ними? – Предлагаю продолжить обсуждение по Польскому вопросу.

***

      Через час дисскусий, которые мне опять напомнили переговоры о вступлении СССР в страны Оси, Гитлер вынес приговор. Мы атакуем Польшу в начале марта. Возможно, это покажется немного жестоко, но вторжение планируется на 8 марта - Всемирный (пока ещё нет) день женщин**. Но война есть война. После этого, Адольф поднял второй вопрос.       – Что ж, я рад, что мы, наконец, пришли к компромиссу. А теперь, второй вопрос. Инцидент с японской делегацией. Как вы знаете, она была почти в полном составе уничтожена во время, как говорят егеря, "Вагонной Бойни". Насколько нам известно, послов Японской Империи собственноручно расстрелял генерал-майор Гантрам Ренненкампф. Мне уже известна официальная и реальная версии, но я, как и все здесь находящиеся, хотел бы услышать твою версию произошедших событий, Гантрам. Можешь встать.       – Благодарю, Майн Фюрер, - начал я свой рассказ, – Во время так называемой "Вагонной Бойни", я повел всех оставшихся на бронепоезде бойцов в контратаку. Мы доблестно сражались и отбросили Союзников назад. Я же штурмовал сам вагон, в котором находилась японская делегация и часть наших солдат, которые в полном составе были убиты из неизвестного нам оружия. Пробираясь вглубь вагона, по пути устраняя американских десантников, изредка встречавшихся мне на пути, я обнаружил связанных Акихико Синдзи и Хирата Сору***. Сора начал продавливаться под давлением направленного на него оружия, и даже поклялся рассказать все, что захотят услышать американские инквизиторы, лишь бы они оставили его в живых. Я посчитал, что это может представлять опасность не только для наших союзников, но и для всей коалиции. Я предпринял наиболее эффективную меру сохранения информации на тот момент, ведь никто не знает, что могли предпринять Союзники.       – Что ж, спасибо, Гантрам. Подробности высказанной генерал-майором версии мы обсудим потом. Сейчас же, я хочу перейти к обсуждению наших действий по отношению к Империи.       – А что мы можем сделать? Принести официальные извинения, возместить всевозможный ущерб, разумеется, в разумных пределах.       – В худшем случае выдать господину Гантраму условный срок.       – А если они потребуют господина генерал-майора к себе на эшафот?       – Этого не случится, я вас уверяю, - успокоил совет Иоахим, – Японцы знают, что господин Ренненкампф не последний в нашей иерархии, и понимают, что мы не отдадим его им в руки. И вправду - в худшем случае, нам придется выдать ему условный срок.       Сам Фюрер большую часть собрания сидел молча, наблюдая за нашими дискуссиями и наверняка что-то помечая у себя в голове. Когда совет перешел на обсуждение моей участи, я тоже сидел молча, ожидая приговора. После обсуждения возможных действий Японии в мою сторону и способах их смягчить (я был так растроган...), совет начал подробнее обсуждать уже наши действия по отношению к Империи.       Через два часа были проговорены все возможные варианты принесения соболезнований Японскому правительству, условий с обоих сторон, на которых будет выплачено возмещение ущерба и прочая подноготная ситуации.       – Собрание объявляю оконченным. Спасибо всем, что пришли и участвовали в обсуждении столь важных для нашей страны вопросов, - завершил очередное нудное действие Адик, – Теперь все свободны.       – Хай Гитлер! - в фирменном жесте раздался хором голосов большой зал заседаний.       – Тебя же, Гантрам, я попрошу остаться.       Я понимающим жестом склонил голову, но скорее на публику. Многие наверняка подумали, что Гитлер оставил меня для того, чтобы лично отсчитать за содеянное тогда - мол, ая-яй, Гантрам, нельзя было тебе пулемет в руки брать, ты руководствовать должен. Я же уже предполагал, что это за третий вопрос, который Фюрер захотел обсудить со мной лично. Тяжёлый экспериментальный танк.

***

Здание Рейхсканцелярии, Кабинет Гитлера

      – О чем же Вы хотели со мной побеседовать, Майн Фюрер?       – Присаживайся, Гантрам, - указал он мне на стул, и я, отодвинув его, сел, – Ты же помнишь наш разговор, перед тем как ты отправился в Польшу на переговоры, - скорее утвердительно начал он, закуривая трубку (да-да, здесь и такое есть).       – Разумеется, Майн Фюрер.       – Ну-ну, Гантрам, без формальностей.       – Прошу прощения, господин Гитлер. Да, помню, - ответил я менее официально. Ну не могу я с Гитлером на "ты".       – Вот и отлично. Как ты наверняка уже понял, твоя машина уже готова. Я решил лично оповестить тебя, так как это очень важный не только для меня и наших конструкторов шаг, но и для всей страны. Для всей коалиции. Да чего уж скрывать, для всего человечества! Это будет величайшая идея танкостроения за всю его историю. Как будущий Король Семи Морей "Бисмарк", которого весной этого года спустят на воду, наш новейший танк будет Королем шести континентов. Королем всегда с большой буквы! И я не могу оставить в этом проекте даже малейший недочёт. Поэтому я выбрал в командиры танка именно тебя, Гантрам. Также, мне нужны списки членов экипажа будущего монстра. Надеюсь они уже готовы?       Если говорить на чистоту, то я немного... Прихуел. Я никогда не видел Адольфа таким.. таким... Разговорчивым и.. эмоциональным. Во время своей речи они даже выронил трубку изо рта, и она с глухим стуком упала на стол, и сейчас пепел, выспавшийся из нее, поджигает какие-то бумаги. Но нам было не до них. Я охуевал и прибывал где-то в прострации, одновременно освежая в голове кадры, которые я просмотрел для экипажа, а Гитлер вовсю изучал мое лицо, даже немного привстав со стула и нагнувшись ко мне через стол.       – Д-да, господин Гитлер. Я присмотрел некоторые кадры, которые могут пойти в кандидаты на экипаж танка. Если брать в расчет стандартный экипаж в пять человек, то вот - я собрал личные дела четырех талантливых солдат.       Эрс Гюнтер - Панцеробершутце* из моей дивизии. Очень талантливый мехвод, справляется с нормативами быстрее и лучше всех. Молчалив, замкнут в себе, но приказы выполняет беспрекословно. Он один из тех ребят, что сначала делают, а потом спрашивают, если вообще спрашивают.       Ремо Барбоне - итальянец, Оберфюнкер из 52-ой охранной дивизии. Я встретился с ним перед "Вагонной Бойней". Хороший связист. Мой приказ о связи со штабом на польско-германской границе исполнил за буквально пару минут, по словам господина Роберт фон Коша. Характер его не знаю, как и приказовыполняемость, но он производит хорошее впечатление.       Вильям Винтерхальтер - Панцеробершутце 3-ей танковой дивизии. Пересекался с ним пару раз, из рассказов о нем слышал как о холодном и крепком орешке, орлином глазе с рукой, которая никогда не дрогнет. Талантливый наводчик.       Юрген Кац - Панцершутце из моей дивизии. Человек со взрывным характером, уроженец из крестьянской семьи. Сильный, шустрый, душа компании. На данный момент является заряжающим самого эффективного танка моей дивизии. Приказы выполняет исправно.       На данный момент, это актуальный список членов экипажа нового танка.       – Отлично. Название танку уже придумал? - зачем-то поинтересовался Фюрер.       – Да, есть одна идея.       – Прекрасно. Тогда завтра созывай свой экипаж, прочти им вводную инструкцию. Текст тебе выдадут на выходе, я распорядился. Послезавтра будете знакомиться с машиной, после чего будет пробный заезд.       – Я так полагаю, такая спешка обусловлена скорым вооруженным конфликтом с Польшей?       – Именно. А теперь - иди, отдыхай. И насчёт Японии - некоторое время тебе не стоит показываться на публике.       – Понимаю.       Я кивнул и вышел из кабинета Гитлера. Я покинул здание Рейхсканцелярии и направился в ближайший центр связи. Мне необходимо связаться со всеми своими личными будущими подчинёнными.