Любить Пожирателя Смерти

      15 июля 1997 года       Дождливые дни закончились, и лето вступило в свои права. В середине июля стало совсем жарко, и единственным спасением было устроиться в тени сада. К счастью, в поместье Булстроудов был хороший, ухоженный сад. Там-то, в беседке, увитой плющом, Миллисента с Пэнси и расположились. От маленького декоративного прудика тянуло какой-никакой прохладой. Между удобными плетеными креслами поместился столик, на котором стоял графин с лимонадом, заколдованным таким образом, чтобы его содержимое всегда оставалось холодным. Кроме того, у каждой девушки в руках было по вазочке с мороженым. Только все эти меры позволяли слизеринкам не мучаться от жары.       Обеим девушкам было семнадцать лет, они только недавно закончили шестой курс Хогвартса. И, несмотря на то, что над Британией сгущались тучи, оставались всё ещё по-юношески беззаботными. Они как ни в чём не бывало уплетали мороженое (Милли — шоколадное, а Пэнси — ореховое), листали яркие журналы и болтали обо всякой ерунде. Эти двое дружили ещё с первого курса Хогвартса, хотя, казалось, трудно было найти столь разных особ.       Миллисента Булстроуд всю жизнь была пышкой. Только ближе к семнадцати годам она вытянулась, а её фигура приобрела женственные изгибы. Возможно, мисс Булстроуд и стоило бы немного похудеть, но в общем-то она была из тех женщин, которых не портили несколько лишних фунтов. Миллисента была не по годам статной и видной. Ростом чуть выше среднего, с покатыми плечами, выдающимся бюстом, относительно узкой талией и округлыми, пышными бедрами. У Миллисенты Булстроуд были темные, практически чёрные волосы, блестящие и очень густые, отлично контрастирующие с бледной кожей. Карие глаза с пушистыми ресницами, которые могли быть мягкими и ласковыми или горящими и яростными, в зависимости от настроения. Лицо Миллисенты не было красивом в классическом понимании, но всё же неуловимо привлекало какой-то внутренней силой. Черты его были крупноваты, но вместе смотрелись гармонично. Широкие скулы, греческий нос, вишневые от природы губы и густые, темные брови. В этом лице чувствовалась внутренняя сила.       Пэнси Паркинсон была девушкой небольшого роста и являлась обладательницей вполне ладненькой фигурки. Кроме того, в отличие от слегка застенчивой Миллисенты, Пэнси умела себя подать. У неё было приятное личико со вздёрнутым носиком, и, когда мисс Парксинсон улыбалось, на щеках появлялись очаровательные ямочки. С помощью косметической магии Пэнси умела так обыграть свои достоинства и недостатки, что Миллисента только диву давалась. Ореховые глаза приобретали некий кошачий разрез и становились почти зелеными, умело подкрашенные губы делались соблазнительными, а пушащиеся каштановые волосы Паркинсон и вовсе приноровилась укладывать не хуже, чем в салоне. Несмотря на то, что Пэнси была ниже Милли почти на голову, и выглядела рядом с ней довольно хрупко, в этой дружбе явным лидером была именно она, от природы бойкая и пробивная. — Ну и жара, — покачала головой Пэнси, отставляя пустую вазочку из-под мороженого.        Она сидела, скинув туфельки и вытянув ноги. Светло-зеленое льняное платье подчёркивало цвет глаз и легкий загар. Миллисента кивнула в ответ подруге. Сама девушка была в белом платьице из тонкого хлопка. И даже это не спасало от духоты. — Я уже почти готова искупаться в пруду, — запоздало отозвалась Миллисента. — Как и я, — хмыкнула Пэнси. — Просто ужасно, что в этом году мы с родителями никуда не поехали. Но, сама понимаешь, ситуация напряженная. Сейчас лучше не давать поводов думать, что мы хотим сбежать…        Миллисента опять кивнула. По этой же причине и её семья торчала в Британии, вместо того, чтобы поехать отдыхать. Альбус Дамблдор был мёртв, все говорили, что со дня на день воцарится власть Темного Лорда. Чистокровные волшебники, не носящие Меток, предпочитали вести себя безукоризненно. Уехать сейчас на отдых — то же самое, что сбежать от греха подальше. Это могли не понять. — Впрочем, — продолжала рассуждать Пэнси, — я отчасти даже рада тому, что мы в гуще исторических событий. Пожиратели Смерти освобождены, Темный Лорд даже не думает скрываться. Вот-вот он станет легитимным правителем Британии, и тогда всё изменится.        Пэнси мечтательно улыбнулась. Грядущие изменения явно были ей по вкусу. — Хорошо бы, чтобы это всё прошло мирно, — отозвалась Миллисента. — Хотя все говорят, что без Дамблдора никто не станет воевать с Тёмным Лордом.        Паркинсон загадочно повела бровью. — Есть ещё Поттер… Но лично я не верю, что он действительно может противостоять самому Темному Лорду.        Миллисента презрительно хмыкнула. Насколько она помнила, Поттер вечно попадал в неприятности и даже в Хогвартсе умудрился чуть не помереть несколько раз. Ей всегда казалось смешным то, что все эти грязнокровки возлагают надежды на этого жалкого, тощего мальчишку с взъерошенными волосами.        Пэнси встала и потянулась. Помахала на себя ручками. Потом, как была босиком, дошла до прудика и зачерпнула немного воды. Приложила мокрую руку ко лбу. Миллисента поднялась, чтобы присоединиться к подруге, а та вдруг окатила её брызгами. Булстроуд ахнула от возмущения, а Паркинсон заливисто рассмеялась. Как-то время девушки дурачились, как маленькие, пока их платья не промокли в значительной степени. Сушить их никто не спешил, мокрая ткань приятно холодила кожу.        Вернувшись в беседку, слизеринки залпом осушили по бокалу с лимонадом. Миллисента вдруг подумала о том, как это странно, что весь волшебный мир находится в таком напряжении. Ведь всё так же хорошо, как и всегда: лето, солнце, дурашливые забавы с Паркинсон. Как будто это в каком-то другом мире чуть ли не война идёт. — Мне кажется, уже время обеда, — заметила Пэнси, задрав голову и глядя на солнце. — Останешься у нас? — Нет, обещала родителям пообедать дома, — извиняющимся тоном сообщила Пэнси. — И вечером встречаюсь с Драко, надо привести себя в порядок.        Тут на лице девушки проскользнула улыбка. Она была несказанно довольна тем фактом, что Малфой назначил ей встречу. И, конечно же, не просто так хвастливо ввернула это в разговоре. Миллисента в общем-то была рада за подругу. У той не ладилось с Драко последний год, хотя вроде как они считались парочкой. Хорошо, что отца Драко наконец-то освободили из Азкабана, и младший Малфой стал немного повеселее. — Куда-то пойдёте, или он пригласил тебя в менор? — поинтересовалась Миллисента. — Нет, туда сейчас нельзя никого приглашать, — таинственным шепотом проговорила Пэнси.        Они с Милли обменялись многозначительными взглядами. В чистокровных семьях почти все знали, где сейчас резиденция Темного Лорда и его приближенных. Но говорить об этом вслух было слишком волнительно. — Мы прогуляемся по Косой аллее. Драко не помешает развеяться. Всё-таки такой груз ответственности в его-то годы, — с затаённой гордостью проговорила Пэнси. — Что же, хорошего тебе вечера, — улыбнулась Миллисента. — Обязательно надень те новые туфли на каблучке. — Ещё бы, — усмехнулась Пэнс. — И шелковую мантию.        Обсудив наряд Паркинсон в деталях, девушки наконец-то разошлись. Пэнси, надев туфельки и высушив платье, аппарировала в отчий дом. А Миллисента, хлопнув в ладоши, чтобы домовик убрал в беседке, направилась к небольшому замку, крыша которого виднелась за деревьями.        Семейство Булстроудов могло похвастаться тем, что их родовое гнездо было именно замком. Очень старым и небольшим по размерам, но всё же крепким и надёжным. Как и члены этой древней семьи, замок Булстроуд казался грузным и несокрушимым. Он давно уже словно врос в землю, опустившись на несколько футов. Но ни единый булыжник, из которых был сложен замок Булстроуд, не шатался. В семье ходила легенда, что при строительстве в стены замуровали парочку магглов для надёжности, принеся таким образом жертву защитной магии. Правда это или нет уже никто не знал, но в любом случае следов обветшалости не было видно.        Идя по зелёному склону к замку, Миллисента привычно залюбовалась им. Грозный с виду замок распластался на земле, раскинув крепостные стены и воинственно выставив в небо смотровые башенки и дымоходы. Изящества в этом трёхэтажном здании было мало, но Милли находила свой дом вполне уютным. Английская поговорка «мой дом — моя крепость» как нельзя лучше соответствовала отношению Миллисенты к родовому замку.        Приближаясь к замку, девушка думала о том, как Пэнси вечно гоняется за Драко Малфоем. Да, он самый красивый парень если не во всём Хогвартсе, то уж на Слизерине — точно. И Малфой вдобавок. Но разве этого достаточно? Драко жутко избалован, высокомерен, эгоистичен… Неужели Паркинсон не устаёт от этого? Нет, ей, Миллисенте, даром не нужно таких отношений…        Время от времени кто-то из мальчиков обращал внимание на Миллисенту. В особенности после того, как она вытянулась и заметно похудела. Но Милли не находила никого из них интересным. Грегори Гойл был хорошим другом, но поговорить с ним о чём-то кроме квиддича и еды было сложно. Забини был красивым и весёлым, но все знали, что он слишком ветряный, и Милли понимала, что в ней его привлекают только соблазнительные формы. Словом, всё было как-то глупо и по-детски, и девушка не хотела тратить своё время на эти глупости. Хотелось настоящих, глубоких чувств. Чтобы её избранник был достойным, чтобы она уважала его, восхищалась бы им… Миллисента пыталась избавиться от образа прекрасного рыцаря в её мечтах, говоря себе о том, как это наивно, но всё равно ждала кого-то особенного.        Миллисента вошла в замок через главный вход, и уже оттуда услышала громкие голоса и смех из гостиной. Это было неожиданно, ведь гостей они не ждали. Мисс Булстроуд тут же посмотрелась в большое, темное от времени зеркало в холле. Платье уже почти высохло, а вот волосы были безобразно растрёпаны. Девушка стала прокрадываться к лестнице, надеясь всё же пробраться к себе незамеченной и переодеться к обеду. Но, как на грех, путь к лестнице проходил мимо распахнутых дверей гостиной. — Миллисента, зайди на минутку, — позвал отец.        Милли только закатила глаза. Что за привычка так бесцеремонно предъявлять её гостям, как ребёнка? Надо бы понимать, что девушке её лет хочется принарядиться и спуститься на обед во всей красе, чтобы не краснеть перед друзьями родителей. Но делать было нечего — она прошла в гостиную.        Рабастан Лестрейндж, как раз закончивший травить байку о том, как они с Долоховым до полусмерти запугали парочку грязнокровок на Косой аллее, сделал паузу, что перевести дух, а заодно познакомиться с дочерью Булстроудов, о которой ему уши прожужжали. Он повернулся к дверям, чуть не расплескав содержимое пузатого бокала, и удивленно замер.        Последний раз, когда Лестрейнджу доводилось быть у Булстроудов, их дочь была годовалым карапузом, а тут он вдруг увидел перед собой статную молодую девушку. Слегка запыхавшаяся после прогулки, Миллисента Булстроуд была по-своему хороша, если Рабастан Лестрейндж обратил на неё столь пристальное внимание. Она имела очень свежий вид, на щеках алел румянец, мягкие глаза смотрели как-то тепло и ласково, а тонкое платье, надо признать, всё ещё было слегка влажным и облегало изгибы тела…        Басти опомнился и взял себя в руки. Совсем он уже рехнулся, раз так таращится на дочку школьного товарища. Одичал в Азкабане, дальше некуда. И, услышав от миссис Булстроуд «это наша Миллисента», вполне прилично улыбнулся и подошёл к девушке, чтобы чинно поцеловать ей ручку. — Рабастан Лестрейндж, — представился он, по привычке подмигнув одним глазом.        Миллисента чувствовала, как щёки заливает предательский румянец. Ну надо же, у них в доме настоящий Пожиратель Смерти — Лестрейндж! — а она выглядит, как последняя маггла! Родители ни о чём не думают! Как на грех, этот Лестрейндж оказался совсем не таким, какими Милли представлялись узники Азкабана. Он был ещё совсем не старым, выглядел даже моложе рано раздобревшего отца Милли. Разглядывать гостя было неприлично, но Милли успела отметить про себя, как блестят его чёрные глаза, и что Лестрейндж выше её на несколько дюймов. Когда его губы обожгли её руку, девушка окончательно засмущалась, и была готова провалиться сквозь землю. Тем более, что родители нашли выходку Лестрейнджа забавной и вовсю хихикали. — Я рада возможности познакомиться с вами, сэр, — проговорила Миллимента, пожалуй, слишком холодно. — Мама, папа, мне надо переодеться к обеду. Надеюсь, вы меня извините.        И, едва дождавшись благосклонных кивков родителей, Миллисента сбежала из гостиной к себе в комнату. Эмоции переполняли. Пожиратель Смерти в их доме! Лестрейндж! Она знала, конечно, что отец учился вместе с кем-то из Лестрейнджей, но увидеть такую легендарную личность вживую — это всё-таки совсем другое. Как же обидно, что она выглядела, как простушка. Родители ещё бы на табуретку загнали и велели стишки читать! Что за вопиющее непонимание? Ей бы, конечно, хотелось предстать перед Лестрейнджем в красивом платье, с легким макияжем, словом, полной достоинства… А не дурочкой в забрызганном водой летнем платье!        Волнуясь и злясь на саму себя, Миллисента зашла в свою комнату и захлопнула дверь. Амон, возлежащий на её постели, мяукнул. — Не сейчас, — строго сказала ему Милли. — И не вздумай приближаться, а то я опять буду вся в шерсти.        Кот презрительно посмотрел на хозяйку и принялся вылизываться, всем своим видом показывая, что ему нет до неё никакого дела. Миллисента же быстро зашла в ванную и умылась, подкрасила ресницы. Расчесала волосы и убрала их в низкий пучок, красиво лежащий на шее. После чего скинула с себя белое платье и зашла в гардероб. Выбор был мучительным: ничего не подходило под обед, на котором будет присутствовать Пожиратель Смерти. А ведь Лестрейндж явно намеревался остаться на обед, раз уж заглянул навестить школьного товарища.        Лиловое платье было без одной пуговицы — Милли всё время забывала сказать домовику, чтобы тот нашёл и пришил новую. Голубое было велико и болталось в талии, что при других условиях скорее радовало бы Миллисенту. Розовое было идиотского детского цвета. А на бежевом шелковом было столько черной шерсти Амона, что оперативно убрать её даже заклинанием было невозможно. Пришлось остановить выбор на белой блузке и синей юбке, которая сидела, как влитая, и подчёркивала талию. Покрутившись в наряде перед зеркалом, Милли пришла к выводу, что выглядит приемлемо. Часики на прикроватной тумбочке показывали время обеда, пора было спускаться.        В столовой было так шумно, как будто в замке Булстроудов был не один, а минимум трое гостей. Миллисента даже подумала, не появились ли ещё Пожиратели Смерти. Но нет, Рабастан Лестрейндж был единственным гостем. Просто, рассказывая что-то, он словно заполнял собой всё пространство. Активно жестикулировал, громко говорил, вызывал у слушателей вспышки хохота. Родители так увлеклись рассказом Лестрейнджа, что даже не заметили, как Милли тихо вошла в столовую и заняла своё место рядом с матерью. — … и Люциус говорит аврору: «мне необходимы элементарные предметы: щетка для волос, маникюрный набор»… Мы все чуть не померли в ту же минуту. Там кушетка и голые стены, а ему подавай все удобства! Аврор нашёлся и ответил, мол, велю дементору занести и помочь с туалетом. Тут уж Люци чуть в обморок не хлопнулся. Ну, ты помнишь, Роберт, каким он всю жизнь был привередливым… Словом, для Люци отсутствие хорошего шампуня стало большим испытанием, чем дементоры.        Надо сказать, что Лестрейндж рассказывал в лицах, и не смеяться было невозможно. Милли тоже стала улыбаться, и вскоре поймала себя на том, что буквально в рот смотрит их гостю. К слову, у неё была возможность как следует его рассмотреть, пока Лестрейндж в кураже не замечал никого вокруг.        Рабастан Лестрейндж был мужчиной приятной наружности, и было трудно сказать, что ему уже под сорок. Только несколько ранних морщин, прорезавших лоб, говорили о том, что этот человек уже пережил достаточно испытаний. При этом в его чёрных, волнистых волосах даже не было седины. Скуластое, живое лицо имело здоровый оттенок. Лестрейндж вообще был капельку смугловат, что отличало его от большинства британцев. Черные и блестящие глаза казались совсем молодыми и беззаботными. И этот человек, кажется, постоянно улыбался. Его зубы были ровными и удивительно белыми для бывшего узника Азкабана. Разве что одежда сидела на Лестрейндже не лучшим образом. Видимо, он здорово похудел в Азкабане, и добротный, но не новый сюртук свободно висел на нём. При этом мужчина всё же не был худым и, как подумалось Милли, до Азкабана был довольно крепким. Об этом и свидетельствовала слишком свободная одежда. — Басти, и смех, и грех, — утирая слёзы, выдавил мистер Булстроуд. — Я всё понимаю, там вам было не до шуток… Но я как представлю Люциуса… Пха-ха-ха!       Отец Милли не смог сдержать раскатистого смеха, и опять стал тереть глаза. — Ага! «Позовите кого-нибудь, пора сменить мою постель!» — жеманно кривляясь, изобразил Рабастан, вызвав новую порцию смеха. — Долохов ему говорит: «Малфой, клопы-то останутся прежними»! Люциус после этого даже сесть на свою кровать не мог.        Миссис Булстроуд, прижимая платочек к губам, пыталась изобразить смущение от таких подробностей, но тоже не могла сдержать смеха. Очень уж похоже Лестрейндж изображал Люциуса Малфоя.       Когда все отсмеялись, а домовики как раз поставили на стол мясо с запеченными овощами, Лестрейндж вдруг посерьёзнел. — На самом деле тяжело было, Роберт, — вздохнул он. — Понятное дело, к нам уже по-другому относились. Как-никак ни у кого не осталось сомнений, что Темный Лорд вернулся. Но дементоры никуда не делись, а условия в Азкабане такие, что при женщинах даже говорить не хочется… — Да, Рабастан, могу представить, — с пониманием проговорил мистер Булстроуд. — Я узнавал, можно ли что-то передать тебе. Но ответ был один - без права переписки и передач.        Лестрейндж отмахнулся. — Всё боялись, что мы сбежим. Даже авроров нагнали в Азкабан. Даю голову на отсечение, они боялись дементоров больше, чем мы. Но что они все против Темного Лорда? Милорд освободил всех нас, как только дементоры перешли на его сторону. И заодно — всех остальных узников Азкабана. Могу представить, как авроры сейчас мечутся, пытаясь переловить всё это отрепье.        К этому моменту графин, по мановению палочки миссис Булстроуд медленно облетевший весь стол, налил в бокалы вино. Даже Миллисенте, хотя обычно она пила за обедом воду с лимоном. Но, видимо, в такой день можно было сделать исключение. — Что же, Рабастан, будем надеяться, что Азкабан отныне останется для вас неприятным воспоминанием, — сочувственно проговорила мать Милли, поднимая свой бокал. — Я тоже весьма на это надеюсь, Розамунда, — сказал Рабастан, выразительно подняв брови. — За Темного Лорда! — За Темного Лорда! — За Темного Лорда!        Миллисента молча отпила из своего бокала. Это было очень по-взрослому — пить вино за здоровье Темного Лорда. Да и Лестрейндж делал этот обед совсем необычным. Миллисента уже сгорала от нетерпения, чтобы всё пересказать Паркинсон. Свидание с Драко Малфоем как-то блекло по сравнению с таким вот гостем! В этот момент, словно почувствовав пристальный взгляд Миллисенты, Рабастан Лестрейндж вдруг посмотрел прямо на неё. — А ты выросла, Милли. Я помню тебя вот такой, — говоря это, мужчина отмерил руками размер годовалого ребёнка. — Уже закончила Хогвартс? — Перешла на седьмой курс, — ответила девушка.        Почему Милли? Так её называли только родители. Но, удивительное дело, свойское обращение Лестрейнджа воспринималось нормально. Всё-таки он был другом семьи. — В этом году директором будет Северус Снейп. Наконец-то можно отпустить дочь в школу со спокойной душой, — вставила миссис Булстроуд. — Да, брат и сестра Кэрроу тоже войдут в преподавательский состав, — кивнул Лестрейндж. — Думаю, в этом году ты не узнаешь Хогвартс, Миллисента. — Дисциплина точно будет жёстче, — вздохнула Милли. — Говорят, даже причёски регламентируют, не говоря уж о школьной форме… — Миллисента, — с мягким укором произнесла мать. — Это ведь, согласись, не самое главное. Зато магглов поставят на место, и качество образования заметно возрастёт. Перед ЖАБА это точно не будет лишним. — Да. Но раньше можно было причёсываться, как хочешь, а во вне учебное время не носить форму, — тоскливо протянула Миллисента.        Если Паркинсон ничего не напутала, то им на самом деле придётся собирать волосы и целыми днями не снимать форму. От такой перспективы Миллисента была не в восторге. — Я тоже никогда не любил чрезмерную дисциплину, — признался Лестрейндж. — Помилуй, Басти, ты вообще никакую дисциплину не признавал, — усмехнулся отец Милли.        Рабастан издал смешок и спорить не стал. Миллисента живо представила этого мужчину озорным старшекурсником, вечно встревающим во всевозможные неприятности. — Я поговорю со Снейпом, чтобы он не перегибал палку, — пообещал Лестрейндж Миллисенте.        Та благодарно кивнула, впрочем, не слишком веря этому болтливому гостю. Он производил впечатление человека весёлого, лёгкого, но не обязательного.        После обеда перешли в гостиную. Лестрейндж никуда не собирался, да и родители Миллисенты не хотели его отпускать. Всё расспрашивали о том, как поживают Рудольфус и Беллатрикс, что слышно в Малфой-меноре, и к чему готовиться. Миллисента тоже сидела и слушала. Рабастан же в конце концов перестал паясничать и стал совершенно серьёзным. — Грядут большие перемены, — туманно сообщил он. — В лучшую сторону, разумеется. Темный Лорд в шаге от того, чтобы взять Министерство Магии под контроль. — Думаешь, будет военный переворот? — с опаской поинтересовался Булстроуд.        Рабастан неопределенно пожал плечами. — Кто станет сопротивляться, когда Дамблдор мёртв, а Поттер носа не показывает? Разве что горстка авроров во главе со Скримджером и попробует оказать какое-то сопротивление. Но что это против Пожирателей Смерти? Ближний Круг опять на свободе и готов сразиться за своего Лорда в этом последнем бою.        Голос Рабастана стал твёрдым, а в глазах появился фанатичный огонь. Он весь преобразился, и из беззаботного балагура вдруг превратился в рыцаря Темного Лорда. Миллисента ощутила прилив восхищения храбростью этого человека, и по спине у неё пробежали мурашки. Лицу Лестрейнджа шло решительное выражение, а его речь звучала очень убедительно. — Мы возродим Магическую Британию в былом величии. Выкорчевав с корнем маггловскую скверну, Темный Лорд вернёт былое положение священным двадцати восьми. И тогда наступит эпоха процветания и благоденствия, — убежденно говорил Лестрейндж. — Хоть бы было так, — вздохнула миссис Булстроуд. — Да, Басти, ты можешь заверить Темного Лорда в нашей абсолютной преданности, — поспешил сказать Роберт Булстроуд. — Если понадобятся связи в Министерстве, или финансирование какой-либо операции… Словом, ты знаешь.        Булстроуды не были Пожирателями Смерти. Родители Милли были слишком спокойными по своей натуре и слишком высоко ценили свой комфорт. Но всегда сочувствовали идеям Темного Лорда и помогали Пожирателям Смерти во всём, в чём могли. И сейчас впервые в жизни Миллисенте стало неловко от того, что этот храбрый мужчина с горящими глазами готов сражаться за Темного Лорда, в то время, как они продолжают жить в своём тихом, уютном мирке. — Как это благородно, что даже после Азкабана вы рвётесь в бой, — вырвалось у Миллисенты.        Рабастан с ухмылкой вздёрнул подбородок. — Я — Лестрейндж. Иначе и быть не может, — заявил он.        Миллисента угадала за всей этой напускной бравадой настоящую преданность и готовность идти до конца. Подумалось о том, что Лестрейндж провёл всю молодость в Азкабане, а всё же остался верен Темному Лорду. И, не взирая на все испытания, которые выпали на его долю, он ещё способен шутить и улыбаться. В то время, как сюртук висит на нём, как на вешалке, а лоб пересекают ранние морщины…        Вероятно, в этот момент взгляд Миллисенты стал очень ласковым и нежным, потому что Рабастан опять невольно задержал на ней взор. Он всё никак не мог понять, что его цепляет в этой юной девушке. Ведь знал он женщин намного красивее и обаятельнее. А эту не назовёшь писанной красавицей, хоть фигура у неё что надо. После Азкабана Рабастана привлекали девушки с формами. Но Лестрейндж быстро отвлёкся на разговор со школьным товарищем, и вскоре выкинул мысли об его дочери из головы.        Миллисента же не сводила с Лестрейнджа глаз. За маской беззаботности, состоящей из одних улыбок и шуток, она разглядела нечто большее. Лестрейндж уже виделся ей благородным и бесстрашным рыцарем. Вдобавок сердце разрывалось от жалости при виде этого болтающегося сюртука. Было так жаль, что этот благородный волшебник отдал столько лет жизни на служение правому делу, и сейчас, кажется, совершенно одинок.        Вскоре Лестрейндж засобирался в Малфой-менор. Он тепло попрощался с родителями Миллисенты, и отдельно простился с ней, как со взрослой. — Мисс Булстроуд, был рад знакомству, — сказал он с обаятельной улыбкой. — Я тоже, мистер Лестрейндж, — ответила Миллисента, чувствуя, как её щеки почему-то краснеют.