Mirabili futurum

*- Привет, Подковка. На этот раз я явился вовремя, знаю, что ты не терпишь моих задержек и отговорок. Ты ведь всегда точен как часы, и на тренировки каждый божий день заранее приходишь. Настоящий ценитель времени… Мне бы твою пунктуальность… Смотрю, как у тебя чисто, прибрано, для меня старался? Ладно, шучу. Нам редко выпадает возможность пересечься, но я ни в коем случае не забыл про тебя. Твой Лино знает как обрадовать заядлого наездника… Этот новый немецкий шлем стоил целое состояние, но для тебя же не жалко… Да, это точная копия того, который у тебя был тем летом. Даже не спрашивай где я его достал. Самое лучшее время в моей жизни… Сколько нам тогда было? Тебе вроде 18, а мне только исполнилось 20? Да, точно, ты был таким забавным в те свои годы. Я очень скучаю по тому Джисону, именно таким я полюбил тебя. Маленький, живущий своим спортом, по уши влюбленный в манеж, дай тебе волю, ты там и спать будешь. А я ещё ревновал тебя к лошадям, боялся, что ты забудешь меня. Но твои вечно горящие глаза как и всегда опьяняют меня, моё лекарство, избавление от насущного… В этом весь ты, мой Ты. Вот и сейчас, встретившись с тобой, в моей памяти мелькает тот утонченный паренёк с мокрой, растрёпанной соломенного цвета копной и скромной улыбкой, скрывающей волчью усталость и боль от перенапряжения мышц. Ты никогда не показывал своей слабости, ведь знал, что я волнуюсь за свою Подковку… Я редко прихожу в гости, прости уж, жизнь бурлит не давая передышки. Тебе тоже нелегко, но мы переживём, все переживём, ты научил меня вставать даже после самого сильного падения. Ты мой жизненный учитель, хотя и живешь в этом мире не так долго. И я рад снова видеть тебя. Конечно, лучше бы мы встретились на вечерней набережной, или в дорогом ресторане, но воля твоя. Я примчусь в любую точку пространства времени ради малыша Ханни…*  — Давай связку, которую мы учили: чухонец, чухонец, крестовина, брусья, калитка, чухонец и заходи потом на клавиши. Перед клавишами чуть сократи, не разгоняйся! Звонкий голос тренера разрезал воздух теплого летнего дня. В это рассветное время, казалось, не спали только четверо людей. Лихой наездик-конкурист, носивший имя Хан Джисон, строгий тренер, не дававший спуску своему юному воспитаннику, высокий рыжий конь по кличке Ханэл, и без малого совершенно посторонний человек, наблюдающий за ломовой тренировкой. Ли Минхо частенько появлялся у деревянной манежной изгороди, сопровождая пристальным взглядом своего парня, то и дело взлетающего над ещё прохладным, влажным грунтом. Не успев перевести дух, всадник ловко подобрал поводья, покрепче сжал кулаки, облаченные в кожаные перчатки. И кажется отдавая рыжему жеребцу лишь мысленные команды, пустился в дикий галоп, подобно коршуну, устремившемуся на добычу, прожигал взглядом первое препятствие. До прыжка каких-то пара темпов, и тело изогнулось в прыжковой посадке, прижимаясь к холке, принимая мощный импульс воздушной стены. Ради этих моментов Джисон готов жить, ради чувства полёта, ощущения свободы, объединения в одну двухголовую птицу, нарушающую призрачную тишь утреннего часа. Земля уплывала из-под копыт, рассыпаясь во все стороны от глухих ударов подков. Каждое мгновение над землёй словно сильный наркотик, заставляло желать больше, выше, быстрее. Ветвистый маршрут был пройден на одном дыхании, то и дело взмывая ввысь. Белая пена ручьем стекала на конскую грудь, испещряя пятнистым окрасом золотистую шкуру. Казалось, еще немного, и они оба упадут без сил, словно жизни оборвутся, едва ли сумасшедший темп хоть на йоту угаснет. Но сейчас, находясь на пике спортивной страсти, Хан жил каждым отчаянным мгновением, каждым вздохом коня, каждым ударом копыт. Он жил здесь и сейчас, не взирая на утекающее сквозь пальцы время.  — Сокращай, сокращай, не гони! Самое сложное препятствие, поставленное в конце тропы, служило своеобразным доказательством отсутствия усталости в сознании наездника и лошади. Клавиши, состоящие из пяти перекладин, стоящих на расстоянии одного темпа галопа были мнимо пустяковой задачей… Раз, Два, Три, Четыре, раздался звонкий удар о деревянную жердь. И в очередной раз, Хану не удалось идеально преодолеть последний чухонец. Проскакав еще с десяток метров, парень перевел жеребца в рысь, а затем и в шаг. Пока юноша рассекал пространство манежа, Лино, стоя у ограды, исподтишка заглядывался на его прелести. «ну какая же у него задница» — эта мысль каждый раз вспыхивала в похотливом сознании, как Хан вставал в полевую посадку. Худощавая фигура в облегающих, слово резиновых синих штанах с замшевыми нашивками, объемной футболке, заправленной во все те же спортивные брюки, что ещё раз подчеркивало и без того ярко обозначенную талию. Начищенные до блеска черные ботинки и краги со словно серебряными шпорами. Все это казалось чертовски привлекательным, и Минно не боялся этого слова, сексуальным. Возможно он и не понимал животной страсти своего возлюбленного к конному спорту, но от того не скрывал своей может излишней любви к изящным очертаниям его тела.  — Я же сказал, сократи, этого было недостаточно. Как ты собираешься на Мастера Спорта сдавать? Еле дыша и похлопывая Ханэла по шее, Джисон пробурчал в ответ что-то напоминающее «хорошо, исправлюсь».  — Ладно, бросай поводья, прошагай его круг и спешивайся. Ты сегодня выложился на полную, похвально. И да, возьми корду в конюшне, попаси Нэла в поле, а то совсем его вымотал.  — А… Можно я… Лино с собой… возьму. Он глубоко выдыхал через рот чуть ли не после каждого слова. Хан очень обрадовался, услыхав новость о выпасе в поле, он безумно любил оставаться на едине с любимым конем. А если и верный парень рядом что-то бубнит о том, что рано или поздно Джисон расшибется в лепешку… Лучшего поощрения за хорошую тренировку в целом свете не найти.  — Этого педика? Ладно, пусть идет с тобой, а то помрёшь ещё, без своего «любимого». Тренер крайне неодобрительно относился к ориентации парней, но Джисон подавал грандиозные надежды в спорте, благодаря чему оставался на плаву.  — Линоооооо, подойди сюда! Хану пришлось изрядно напрячь голосовые связки, чтобы быть услышенным на другом конце манежа. Минхо не спеша побрел в сторону маленьких ворот на месте выхода с плаца. В свою очередь, Хан спешился, жёстко приземлившись на чуть рыхлую песочную рябь, и поспешил прочь с поля боя.  — Подержи его, я отнесу седло, и схожу за кордой. Джисон одним движением заправил увесистые стремена, и отстегнул подпругу. Стащив тяжелое конкурное седло, обнажил взмокшую конскую спину, от чего животное облегченно фыркнуло.  — за чем сходишь? Но Джисон уже скрылся в амуничнике и Лино не дожлался ответа.  — И чего ты в шлеме расселся? Боишься, что метеорит последние мозги вышибет?  — Очень смешно… он уже почти часть меня, скоро вообще сниматься перестанет. Заливаясь смехом, Хан расстегнул тесёмки под челюстью, и снял плотно сидящую защиту. На свободу вырвались хаотичные жемчужные пряди, придававшие пареньку нотку причуды. Помотав головой подобно мокрой собаке, только вышедшей из воды, Джисон в конец превратился в сумасшедшего профессора с ангельским личиком.  — Да брось ты его уже на землю, сколько можно с ним таскаться? Словно последняя крошка хлеба. Лино уселся рядом с озабоченным конкуристом в бормочущую ветром зеленую гладь некошенной травы. А Джисон приземлил шлем новой немецкой фирмы за спину, чтобы освободить руки. Он завороженно глядел на золотистого коня, мирно пощиповавшего сочную травку.  — Ай! Совсем сдурел чтоли?! Минхо молниеносно отпрянул от парня, получив смачную пощёчину, только стоило ему потереться носом о Джисоново плечо.  — Прости, я привык, что Нэл выпрашивает сахар, вот и треснул не глядя… Целованное солнцем лицо юноши тут же залилось пунцовым румянцем. Он желал загладить свою вину, все же ударил он действительно не слабо.  — Иди сюда, пожалею…  — Нет уж, ты меня еще морковкой с руки покорми. И вообще, ты весь пропах лошадью. За сто метров несет сеном, потом и травой. Лино явно обиделся на такое отношение к собственной неприкосновенной персоне. От чего демонстративно вспархнул и принял вертикольное положение. Театрально надув губки и состроив бровки домиком, он играл с Ханом, поджуживая того на телячьи нежности. — Минхо… Не обижайся. Я правда… — Попался, любитель пощекотать мне нервы! Джисон, почувствовал себя очень неуютно, от чего прижался своим ребяческим тельцем к сильной спине Лино. Но он та еще звездная лошадка, лишь только ощутив на себе горячее дыхание, Минхо подхватил Хана под колени. Какую то долю секунды они смотрели в черные омуты чужих глаз. Но уже в следующее мгновение оба лежали на теплой земле, пытаясь осознать что это сейчас было. Под весом Джисона, упавшего на грудь Лино, в зобу дыханье сперло. Спихнув с себя лишнюю ношу, парень подскочил, держась за живот и жадно глотая воздух. Тем временем Хан уже подбежал к высокому златому коню, успокаивая нервное животное.  — Ну спасибо, удружил… Ты напугал Ханэла, за что и получил. Вот тебе и карма!  — Ты меня чуть не раздавил! Тебя совсем не волнует, что даже не твой конь мог убить меня?  — Он дернулся из-за твоей выходки. И это все же животное, у тебя мозгов побольше наверное? Но порой я начинаю сомневаться…  — Ненормальный… Бросив последнее слово, Минхо развернулся на пятках и отправился прочь, утопая в зелёных просторах. Он уже долго терпит выходки Джисона. Эта политика «конь всегда прав» порой просто сносит разум. Неужели ему действительно какая-то лошадь дороже человека, готового на самые отчаянные действия, чтобы тешить эго этого мелкого засранца. Далеко же они забрели, Лино уже минут семь рассекает вольные просторы, пиная редкие камни и бормоча под нос едкие ругательства в адрес эдакого конелюба.  — И чего он бесится? Правда, Нэл? Сколько можно объяснять этому идиоту, что резкие движения — табу. Вот и что мне с ним делать, опять ведь дуется, ничему жизнь его не учит… Укуси его, посильнее желательно, может так мозги из одного места в голову перекачуют. Конь недовольно фыркнул, словно понимая душевные терзания своего наездника. Решив, что жара уже просто невыносимая, Хан подобрал корду и неспешно отправился в сторону конюшни, по пути подобрав шлем. Который Лино, конечно же не упуская шанса насолить, пнул не жалея сил. Джисон все брел вдоль горизонта, ощущая редкий ветер, загулявший в пшеничной копне, чувствуя рыхлую землю под ногами, пыл огромного животного по левому боку. Но сейчас он был далеко отсюда, он вспоминал как они с Лино гуляли глубокой ночью в окрестностях конной базы. Как Хана пробирал холод до костей, как парень отдал ему кожанку, из которой потом ещё месяц не выдыхался запах сена. Как они нарушили комендантский час, как Джисон отдувался за двоих, пока Минхо дрожал от страха за углом. Таких моментов было много. Они по своему закаляли и воспитывали юнцов, при всей безбашенности и опрометчивости решений. Когда бесшумное утреннее время стали пронизывать мелодичные удары железных подков об асфальт, пустынный воздух оповестил прибытие заблудших путников. Лино сидел на лавочке возле конюшни, неправдоподобно уткнувшись в телефон, и хаотично стуча пальцами по черному экрану. Джисон ещё издалека заприметил знакомый силуэт, но гордо прошагал мимо, отстукивая каблуками скорый темп. В его планы входило отвести Ханэла в денник, но в последний момент, конь был оставлен в маленькой открытой леваде, под тенью раскидистой паутины деревьев. -Подковка… *стук закрывающихся ворот* — Что? — Хочешь, корду отнесу? Видишь, я запомнил… — Нет. — Ты же просто нагло требуешь моего унижения. — Ничего, не сахарный. — Ладно! Извини, что напугал Нэла. Действительно, не стоило тебя хватать. — Ещё! — Не обнаглел ли часом?! — Обними, если понял свою ошибку. Последние слова Хан произнес с плохоскрываемой улыбкой, сверкающей на бледном лице. Он не желал долго обижаться на дурачка. Секунду помедлив, Минхо шагнул на встречу блондину, и заключил его в слишком тесные объятия. Надо же отомстить этому гадёнышу.  — Ты тощий как скелет в кабинете биологии! Скоро в песок рассыпешься, есть не пробовал?  — У меня разгрузочные дни вчера и сегодня. Завтра поем, не умру же, в самом деле.  — Сделаем вид, что я тебе поверил. *в конюшне этим же вечером*  — Подковка?  — Лино? Выметайся отсюда, тренер тебе задницу надерёт! Минхо с ловкостью снежного барса пробрался в конюшню, и застал Хана сидящего на корточках возле задних ног посёдланного коня.  — Задницу тут могу надрать только я и только тебе. Я, собственно, чего пришёл то…  — Вали домой! Ты и так весь день тут торчишь! Тебе ещё повезло, что не гонят в три шеи.  — Хан, ты решил заставить нас всю ночь пахать, выходи быстрее! — из-за угла послышался нервный голос. Товарищ по смене был отправлен за Джисоном. Как-то подозрительно долго он «бинтовал последнюю ногу».  — Сухо, скажи, что ещё минута, и я на манеже! -Ну так… — После тренировки расскажешь. — отрезал Джисон. Все время, Хан выслеживал высокую фигуру возле плаца, за что получал неоднократные выговоры. Но Лино изчез без следа. Не стоял как обычно у изгороди, не сидел уткнувшись в телефон, не курил где-то в поле, наивно надеясь, что никто не увидит. Его вообще не было на территории. Нутро пробрал холодок… Может Минхо тогда пришёл попрощаться с Джисоном? Или это было что-то очень важное? Полтора часа как на иголках. Не просто так эта его выходка… Выходя последним с манежа, и закрывая ворота, Хан ещё раз огляделся по сторонам, надеясь лицезреть довольного собой Лино. Но снова промах. Горизонт был чист, как и вся округа. Помрачнев, и осунувшись, юноша поковылял в сторону конюшни, забыв даже ослабить капсуль на уздечке. Из-за чего Ханэл злобно толкался носом в локоть.  — Нэл, если не поднимешь голову, и спать будешь в уздечке! Злой до чертиков Хан, с силой шлепнул по лоснящемуся крупу, заставляя самозабвенно жующего сено коня, наконец оторваться от трапезы. Он и сам не знал, что вывело его из себя. Может Лино, просто кинувший как дворовую собаку, может общая усталось или поведение Ханэла. Но это погоды не меняет.  — Ты чего орешь на него? Хватит уже беситься, с самого начала как заведенный. — С дальнего конца конюшни послышался мужской голос.  — Не лезь, Сухо! — Джисон переборщил с напором, после чего добавил — Не заведенный, а недовольный.  — Ну и чем же мы недовольны? — дверь денника отворилась, и внутрь заглянул единственный друг Хана на всей конной базе. Расседлав Доула, он устало наблюдал за юношей, опираясь на деревянные подпорки, и взрывая под ногами опилки.  — Минхо опять чудит. Утром Нэла напугал, теперь вот пропал куда-то. Он конечно приходил в конюшню, но ничего толком и не сказал.  — А может кто-то просто выставил его, не давая и словечка вставить?  — По твоему я его выгнал? Если бы тренер увидел его здесь, то попало бы обоим. Он же на дух Лино не переносит. Мы, видите ли «голубые».  — Сидеть в седле я от этого хуже не стал — буркнул Хан, поняв, что ему дают выговориться.  — М-да, написать он тебе не мог. Связи тут нет, а интернет только по субботам, мне он тоже ничего не говорил… Ханэл, ты чего метаешься? Рыжий конь стал беспокойно рыть передней ногой опилки, косясь на автоматическую поилку.  — Подожди-ка, что-то перекрыло воде доступ. Так и сантехником стать недолго. В поилке покоился смятый и слегка намокший клочек бумаги. Хан осторожно вынул мокрое нечто, и с удивлением отметил, что это чек с автомойки. Поверх сплошных машинописных строчек красовалась жирная надписть, сделанная очевидно синим маркером: *в 1:00 за воротами*  — Это же от Минхо!  — Дай сюда… И правда, никто бы не додумался так оповестить тебя. Парни были сбиты с толку неожиданным посланием от Лино. Этим призраком оперы мог быть только он. Тренер никогда бы не стал так шутить, другие машины приезжают раз в две недели, да и незачем кому-то такими глупостями заниматься. Только высокий брюнет мог оставить марсианское приветствие на дне лошадиной поилки.  — И что, ты пойдёшь к нему ночью?  — Конечно, не останется же он меня до утра ждать.  — Если вас хоть одна живая душа узнает, то твой ненаглядный, не то, что к тебе не подойдёт, но и к воротам не приблизится.  — Я не могу не встретить его, жизнь скучна без риска.  — Ну как знаешь, мое дело — предложить, а твое — не обращать на меня внимание. По окончании дискуссии, Джисон уже смотал все бинты, и они с напарником были готовы удалиться с конского пристанища. Вечерняя тренировка заканчивалась в 20:00, от того Сухо направился на ужин, а Хан томился в ожидании ночи. Он жил на самом краю комплекса в маленьком домике, совсем один. Юноша подозревал, что Минхо не просто так к нему заявится посреди ночи. Но им некому было мешать, с чем неслыханно повезло любителю нарушать тренерские запреты. Все 4 часа, тянушиеся словно горячая карамель, Хан провел в нервной проверке будильника. Не хотелось бы проспать. Что-бы скоротать время было затеяно подобие уборки, заключающеея в хаотичном хождении по комнате на втором этаже, и перекладывании вещей с места на место. Последний раз взглянув на часы, блондин отметил, что осталось всего два часа до момента Х. В конец вымотавшись он заснул прямо в тренировочной одежде, удосужившись лишь ботинки и краги на пороге скинуть. Сон поглотил его, но путешествие в царство грёз было не долгим. *звук будильника* Только разлепив глаза, Джисон вскочил с маленькой кровати со скоростью света. Натянул первую попавшуюся жилетку, перелетая сразу через две ступеньки, спустился к двери. Влез в рабочие кроссовки и чуть повернув ключ, просочился на улицу без единого скрипа. Снаружи было свежо и прохладно, загородный воздух подобно флюидам любви манил все дальше и дальше, заставляя прочувствовать каждый глоток воздуха. Но Хану было не до любования ночной природой, он скоро посеменил по тускло освещённой редкими фонарями главной улице. Он не боялся, что его увидят, парню исполнилось 18, так что он спокойно мог гулять после отбоя. Подойдя к воротам, не заметив и намека на свет фар, Джисон скользнул под шлагбаумом, и направился дальше по узкоколейке, параллельно ругая себя, что не надел куртку с рукавами. Он прошел с пару десятков метров и остановился в полной нерешительности. Часы на телефоне показывали *1:08*, но треска веток под колесами или шума мотора слышно все не было. Если Минхо забыл про обещание и спит себе в мягкой постельке, то ему не жить. Хану даже стало интересно какую причину для задержки он услышит сегодня. За немалое время их общения можно было уже сборник выпустить под названием «1000 причин для опоздания или я просто ленивая задница». Простояв прислонившись к толстому белому стволу минут пятнадцать, Джисон наконец увидел тусклый свет в конце дороги. Но машина видимо остановилась, свет не раскачивался в разные стороны на кочках, стих звук мотора, однако фары продолжали разрезать полуночную темень.  — Да в чем дело то! Неожиданный для самого парня возглас был ответом на неоднократное моргание света. Скорее всего таким образом Лино зовёт Джисона к машине. И он стремглав помчался навстречу, словно паря над землей и не касаясь поверхности подошвами кроссовок. Когда он поровнялся с белым Кайеном, Минхо уже вышел, и доставал какой-то пакет.  — Приехал все же, я уж было начал сомневаться.  — Слишком плохо ты обо мне думаешь, я не мог оставить тебя просто так.  — Прости, что выставил тебя из конюшни, правда некогда было.  — Да забудь, у чемпионов всегда мало времени —Лино не выглядел обиженным, даже наоборот, он был рад, что Хан не проигнорировал послание и пришёл в эту глушь среди ночи.  — Что ж, теперь пешком, так сказать, романтическое свидание под зведами. И что это у тебя в пакете?  — Это тебе на завтрак, ты обещал поесть! Может все же на машине доедем? — Минхо совсем не хотелось тащиться километр по продрогшей улице.  — Не вариант, своим мотором ты разбудишь всех, кого только можно. Пешком и точка. Придётся идти в обход, потом через забор у дома перелезем. Лино даже возразить не успел, как Джисон уже направился в сторону ворот. За время томительного ожидания он сильно замерз, и желал поскорее добраться до теплой кровати. Минхо только и поспевал за скорым спутником. Они прошли примерно треть пути по узкой тропинке за ограждением, как ночное блаженство прострелил высокий голос.  — Да чтоб тебя… — Хан присел, словно споткнулся о лежащий камень, но что-то было не так.  — Что?  — Да ничего. Сегодня спрыгнул с коня неудачно, наверное связку потянул. Вот и сейчас что-то стрельнуло.  — Помочь?  — Не стоит, еще совсем чуть чуть. Он соврал. Острая боль пронзила левую стопу уже во второй раз, и это точно была не связка или сухожилие. Хан утаил проблему, искренне полагая, что само как-нибудь пройдёт. Впервые что-ли… *спустя 200 метров*  — Пришли, лезь первым — блондин указал на маленький выступ на невысокой заборной перегородке. Минхо благодаря немаленькому росту с легкостью приодалел пустяковую преграду, оказавшись на иссине черной влажной траве. Хан же вскарабкался подобно кошке. Хорошо запрыгивал он только на лошадь. Но наконец и он коснулся покрытого росой газона. Джисон открыл деревянную дверь, которую даже не закрыл в спешке. В нос ударил приятный теплый запах кожаных изделий, деревянной утвари и разумеется лошадиных вкусняшек. Разувшись, и скинув куртку, Лино прошагал на кухню, посвистывая и проранив задорное «Мило». Он молча поднялся за Джисоном на второй этаж, вальяжно расселся на мягкой кровати, опустив пакет с рисовыми клецками на комод в другом конце комнаты.  — Замерз? — вопросил Лино, заметив, что Джисон уселся рядом не снимая жилетки.  — Конечно, ждать тебя… Дрожу как осиновый лист…  — Ложись на меня, согреешься — Минхо по хозяйски откинул одеяло и оказался в полулежащем положении, опираясь на спинку.  — В конец обнаглел… — Хан улыбнувшись стрельнул взлядом, и сняв верхнюю одежду улегся на чужой груди. Брюнет снова набросил на обоих одеяло, чтобы растопить сердце и согреть тело. Лежа на груди парня, он чувствовал как синхронизируется сердечный ритм. Это явление слепой биологии, но не менее романтичный факт живых существ. Джисон ощущал как тепло разливается и пропитывает его тело от кончиков соломенных волос до порой неприятно пульсирующей боли в ноге. Сейчас все хорошо, словно рядом с Лино он наполнялся живительной энергией, взлетая над насущными проблемами.  — Подковка… Ты такой лёгенький. — за комплиментом последовал маленький чмок в сливочную макушку.  — А ты горячий… — томным полушепотом протянул Джисон. Он хотел поцеловать того в нос, но промахнулся и втянул Лино в чувственный поцелуй в Губы. Они оба не ожидали этого, но перечить воле случая никто не спешил. Вкусив всю сладость сахарных чаг, воплощения падщих ангелов столкнулись острыми лучами взглядов. Две пары утаённых галактик столкнулись в большом взрыве порождая новую черную дыру, под личиной Бесовского Сладострастия.  — Горячий… или тёплый? — в очах отразилась гранатовая искра, высеченная окситоцином и вазопрессином  — Зависит от тебя… Хан изогнулся подобно змее, просеченной копьем, проведя пахом по чужому скрытому возбуждению.  — Обычно я прыгаю на коне, но сегодня… им станешь ты… Прошептав грязные словечки возле самого уха партнера, блондин закусил кольцо из белого золота, заставив Лино издать тяжкий вдох то ли от боли, то ли от дикого превкушения желаемого.  — Хм, попрыгать собрался? Значит и мою высоту осилишь. А если упадешь… — я стану твоими шпорами. Не желая медлить, однако искушая алчность неловкой суеты, миниатюрный юноша скинул с себя поло, отбросив в неизвестном направлении. Теперь он восседал на новоизбранном седле в плотном джинсовом чехле.  — А попону с лошадки снять не желаешь? — риторический вопрос не требовал ответа, спустя чреду мгновений и черная футболка покорила воздушные пространства. Сидя лицом к лицу, Минхо, держа неугомонного под лопатками, удушающе томно двигался тонким языком вдоль линии симметрии. Беря свои истоки у адамова яблока, влажная дорожка простиралась до уровня солнечного сплетения. Испарины жидкости выпускали на волю взбушевавшиеся мурашки, достигнувшие уже и лобковой зоны.  — Смотрю, кто-то уже обомлел от ожидания. Ну ничего, потерпишь, как я терпел… Шаловливые пальцы окутали правый сосок юноши, а уста заняли левую часть тела, чуть оттягивая бусину винного цвета. Из груди Хана рвался на свободу целый рой эмоций, повлекший низкий стон, изрядно позабавивший Лино. Не желая оставлять в покое изнывающий в тисках материи аппарат, Джисон уже было докоснулся до кармана, но старший не терпел спешки.  — Шаг! — команда приемлющая бесприкословности слетела с алых губ Минхо. Натренированные бедра планомерно раскачивались, повторяя движения наездника, все больше поднимая под собой кожаный барьер.  — Быстрее! — брюнет надавил на головку своего наездника, заставляя ускорить темп. Весь ствол как на ладони, скрытый лишь двумя слоями тонкой тянущейся ткани.  — Линооо, возьми его, возьми… — жалостливо протянул Хан, не прекращая двигаться навстречу партнеру, вид которого выражал не меньшее желание чистой плоти. Джисон уже стоял расставив ноги, пропуская Лино между коленями. Старший стянул тянущиеся брюки вместе с боксерами. В конец освободившись от физической преграды, взору Минхо открылся колом стоящий член с головкой цвета розового золота, с исходящим вензелем иссине зеленоватых вен. Не каждый день сдаётся увидеть подобное произведение природы. Лино считал, что в Хане идеальна каждая клеточка медового тела, от чего не переставал смущать того пристальным голодным взглядом. Джисона не радовала перспектива присутствия преграды на пути к ключу от собственного стана. Перехватив инициативу в свои руки, он парой движений расстегнул ширинку джинс, высвобождая воплощение животной похоти. Оставаясь без единого клочка одежды, Лино еле сдерживал себя в стальных тисках спокойствия. Желание поглубже войти в узкое пространство, сорвать с губ Хана разрывающие нутро стоны, весь калейдоскоп чувств перемешался в голове, по своему опьяняя разум. Они по прежнему стояли на коленях, после чего настал момент более решительных действий. Нащупав где-то под матрасом заныканный бутылек с персиковой смазкой на водной основе, Хан передал священный сосуд в другие руки. Лишая права на жизнь малекулы воздуха между разгоряченными телами. Лино вплотную притянул Джисона за талию, словно приглашая на головокружительный танец. После чего выдавив достаточно средства на кончики пальцев, обильно смазал внешнее колечко мышц. Юноша обхватил в раскаленные кандалы объятий сильную мужскую шею, поглаживая рельефную спину, и готовясь толкнуться в пах. Минхо без предупреждения ввёл сразу два пальца, от чего Ханни с силой сжал нежную кожу, оставив малиновые отметины. На освоение размеров отводилось не более минутной четверти. Вскоре и третий палец заполнил собою узкое пространство прямой кишки. Теперь оба солиста мыльной оперы готовы к третьему акту.  — А теперь… прыгай… — Лино сполз ниже, под Хана, стоящего на разведенных коленях. Он с легким сопротивлением сумел принять всю предлагаемую длину. По началу «галоп» всегда раскатистый, подобно морской качке, но с каждым точным ударом о сплетение нервов, Минхо все больше заполнял хрупкого паренька. Джисон, удерживаемый за талию словно слился с чуждым ранее телом, метившим точно в цель. Лино, чувствовав, что скорая разрядка не заставит себя ждать, охотно потянулся к Хановой уздечке. Розовая головка обильно истекала естественной смазкой, от чего процесс стимуляции походил с максимально возможной плавностью движений. Хан первым сорвал победный куш, излившись на грудь старшего, и продолжая звонко стонать имя партнёра в такт ударам по простате. Получив разрядку, он желал довести до блаженного сумасшествия и Минхо, возлежавшего с горячим семенем на груди. Слетев и крепко обхватив обширный ствол, Джисон прошёл вдоль каждой венки, задевая каждый квадратный сантиметр обжигающей плоти. Одной рукой изучая силу трения, а другой перебирая источники тестостерона, весь взмокший, Хан помог достичь брюнету пика ночного прилюбодействования. Их семя смешалось на красной груди в одно призрачное скопление комет. Которое растекалось подобно молоку на небе в древнегреческой легенде. Для Минхо это был не пустой исход спонтанной близости. Он считал, что только семенные жидкости понастоящему близких людей могут касаться друг друга, образуя новую жизненную связь. Джисон же поспешил отыскать в тумбочке влажные салфетки. Устранив улики, юноши натянули нижнее белье, и без сил улеглись в нагретую их же похотью постель.  — Настоящий конкурист все на свете перепрыгнет, и сегодня мы в этом убедились — Лино не скрывал несколько глуповатой улыбки на своем лице, пока Ханни зарывался носом в его плечо.  — И кстати конкуре… У меня через пять недель отборочные соревнования, а еще через семь дней мне предстоит сдать на Мастера Спорта.  — Я конечно не профи, но думаю, что ты лучший из лучших.  — Ты же только меня и видел?!  — Потому я знаю о чем говорю… — это были последние слова, произнесенные парнями этой ночью. Они так и утонули в омуте кошмаров и грёз, лежа вплотную на маленькой одноместной кровати. *Ранним утром* Хан про привычке пробудился около половины шестого. Он не хотел тревожить Лино, спящего младенческим сном, и мило посапывая. Парень осторожно перелез через теплый стан и уселся на краю деревянной койки. Однако ступить и шагу спокойно не сумел. Сильнейшая острая, импульсивная боль пронзила левую конечнось. «Допрыгался» — прозвучал укоризненый голос в голове Хана. Дохромав до шкафа, он быстро влез в чистые вещи, после чего с трудом спустился по крутым ступеням. Аптечка на холодильнике представлялась юноше самым коротким путем избавления от неприятных ощущений. Но из подходящих лекарств обнаружились, лишь залежи кетанола. Таким количеством упаковок целый табун свалить можно, но от того и лучше. Выпив сразу три белые гранулы Джисон подуспокоился, посчитав, что самое худшее позади. По привычке направился к выходу, захватив лишь хлыст стоявший у того же холодильника. Внезапно Хана осенило. У него на втором этаже спит чуть ли политический преступник в глазах тренера, которому слоило бы выдумать алиби. Уже обувшийся Джисон на цыпочках пробрался снова в кухню, нацарапав на бумажном полотенце план дальнейших действий для Лино: *Как проснёшься, найди что-нибудь в холодильнике и сматывайся. Если встретишь кого-то, скажи, что я попросил тебя сходить за сушеными фруктами для Нэла. И не вздумай их есть! * Теперь уже со спокойной душой можно было отправляться на утреннюю тренировку. Проснувшись, и Минхо прокрутил в памяти события минувшей ночи. Соитие не входило в его планы, но лишним не будет уж точно. В окно уже светило яркое солнце, словно указывая своими лучами на дверь и выпроваживая парня из чужих покоев. Собрав по комнате разбросанные вещи, он тоже оделся и поспешил вниз, постукивая по в такт урчащему животу. Как и предполагал Хан, он первым делом направился к столу с указаниями. Улыбнувшись проявленной заботе Джисона, Лино сделал все как по книжке, разве что все же стащил пару долек сушеного персика из коробочки на столе. Никто и не заметил как прошло 34 дня. Лино почти каждый день приезжал к Джисону, чем раздражал тренера и все начальство. Хан же, дни, и один раз ночи напролёт готовился к предстоящим турнирам. Лишь одно спокойно жить мешало. Боль в стопе все не унималась. Он молчал как партизан, увеличивая дозу без малого через раз. Каждое утро сопровождалось пробуждением тысячи ножей внутри костей. Тейпы и эластичные бинты стали лучшими помощниками в борьбе с мучительными волнами. Но даже эти меры не спасали. Среднестатистический человек давно бы прекратил изнуряющие тренировки и обратился за медицинской помощью. Но не Хан… Сначала звание на турнирах, потом уже все остальное. Он может и понимал, что не стоит забивать на собственное здоровье. Он обещал себе, что уже будучи мастером спорта обязательно решит проблему. Но сейчас, приняв последнюю из четырнадцати таблеток, он в очередной раз отправился покорять воздушные дали.  — Что ж, ты справился — Минхо встал на встречу Хану. Они оба присели на деревянную скамейку у пустого манежа, под расцветающим пионом заката. Это была последняя тренировка перед предстоящими соревнованиями. Джисон не находил себе места и только и делал, что ругал себя по поводу и без.  — Что ты можешь знать? Я не переживу позора, если даже отборочные не пройду… — Он тупо смотрел перед собой, не замечая всего происходящего. Только рука Лино, накрывшая тонкую кисть придавала нотку спокойствия.  — Эй, Подковка, знаешь что я в тебе люблю?  — Я люблю ту искру, которая каждый раз зажигается после судейского гонга. За спиной вырастают крылья, и ты взлетаешь над любыми препядствиями, даже если не видишь конца маршрута. И ведь я сейчас не о манеже…  — Правда?  — Правда… — Минхо погладил пшеничного по голове, давая прочувствовать, что он всегда рядом и всегда на его стороне. Но взгляд Лино резко посуровел.  — Как нога? Она уже больше месяца не проходит…  — Нормально, уже почти не болит, ничего серьёзного. — Ложь. Он врал снова и снова, утаивая от Лино свою проблему. Раз на раз не приходится, и порой Джисон с трудом мог передвигаться, но терпел. Он в очередной раз натягивал фальшивое спокойствие на лицо, чтобы не доставлять другим проблем. Ему хотелось спрятаться от боли, закрыть голову руками, словно от летящего мяча. Но этот монстр сидел глубоко внутри, не давая шанса на укрытие.  — Ты же приедешь завтра?  — Конечно приеду! Во сколько ты стартуешь?  — в 11:40  — Хорошо…  — Лино! Приезжай пораньше… — Джисон перебил юношу, умоляюще заглядывая в самую душу.  — Ладно… пойдём, я провожу тебя.  — Нет… не надо, я один дойду… Лино без слов обнял паренька за плечи, положив голову на русую макушку. Просидев так с пол минуты, он чмокнул Хана в лоб, парни разошлись по разные стороны конюшни. Джисон искренне нуждался в сильном плече рядом, но не позволил себе, чтобы Лино хоть краем глаза увидел его страдания. Убедившись, что он скрылся далеко за черными телами деревьев, юноша прихрамывая отправился на ночлег. Позволив лишь одному соленому кристаллу покинуть покрасневшие веки. *6:30* Будильник, заведенный на всякий случай благополучно прозвенел в назначенный час. Вот только Джисону этого не трбовалось, он уже двадцать минут томится в ожидании до боли привычного звука, отделяющего позднюю ночь от раннего утра. Благополучно пропустив завтрак, Хан умылся холодной водой, глядя в маленькое зеркало. Он смотрел на свое отражение и не понимал, почему каждый новый день не приносит счастья. Все ушло на задние ряды. Только боль и стремление ввысь заставляли просыпаться задолго до положенного. Утренний прием пищи заменяла горсть маленьких таблеток, уже казавшихся вкусными. В такой ответственный день не хотелось провалиться из-за одного неудачного шага. Двадцать шесть таблеток, почти три десятка гранул он вынимал из пластин дрожащими, негнущимися пальцами.  — До чего я докатился… В три захода все то единого, элипсы оказались внутри замученного организма. Снова поднявшись по крутой лестнице, преодолевая ступени по одной, Джисон оказался перед шкафом. На нем висел длинный серый чехол содержащий одежду для выступлений. Белые брюки, поло с отглаженным воротником, снежные перчатки, и редингот цвета томленой вишни. Это по настоящему изысканная форма, красивый и утонченный наряд. Трудно с этим поспорить. Пшеничный вышел из дома в полном обмундировании. Лишь красный пиджак аккуратно висел на локте, замененный легкой курткой.  — Нэл, у нас сегодня важный день. Не подведи… Ладно, я знаю, что, кто — кто, а ты готов на все 120 процентов. С самого утра весь комплекс был пропитан предвкушающей суетой. Прибывали машины с новыми лошадьми и всадниками, организаторы сверяли первый маршрут и отмеряли метраж препядствий. Участники волновались кто о чем, и даже в конюшне не было свободных развязок. Джисон первым пришел к Ханэлу. Разумеется, не он один выступает на этом коне, но чистить и заплетать сегодня именно его участь. Уже через несколько минут на огненной шкуре не виднелось ни пылинки. Даже само животное выглядело гордым за свой статный вид.  — Теперь даже ты чистый. Я за лесенкой и резинками. И ведь только попробуй изваляться! Хан направился в переполненный амуничник. Всем что-то было нужно, и неудивительно. Свободной маленькой стремянки не нашлось, от чего взяв только резинки юноше пришлось импровизировать. На роль постамента было выбрано огромное железное ведро. Стоять на нем конечно не слишком удобно, но по другому до верхних прядей просто не дотянуться. Когда вся грива была заплетена в маленькие «шишечки», Джисон любовался проделанной работой. Не так то просто аккуратно причесать непослушную копну. После косметической процедуры, парень накинул на лошадь легкую попону, дабы тот не успел потерять свой лоск. На часах уже была половина восьмого, вот вот появится первый наездник на поле. Стоявшие в первых списках спортсмены уже во всю разминались в маленькой леваде или в соседнем манеже, до которого ещё стоило дойти. Хан же, выступал одним из последних, так что ему оставалось ожидать своей очереди. Все время он взглядом выискивал Минхо, ведь тот обещал приехать пораньше. Но его не было, что очень раздосадовало тоскующую душу. Джисон хаотично бродил по всей территории базы, за долгое время ощутив свободу от перманентной острой боли. Ему не хотелось нискем говорить или даже встречаться взглядом. Он жаждал побыстрее скоротать время, но в конце концов уселся на тротуар около основного манежа, наблюдая и мысленно критикуя соперников. Он так и не приехал… Джисон вопреки всем страхам, сомнениям и боли, без огрехов проскакал маршрут. Юноша до последнего выискивал в толпе знакомые глаза. Но Лино так и не появился. Оставив одного в самый ответственный час, словно предал старого друга. Неужели этот поступок поставит жирную точку на белой странице… Спешившись, парень молча передал коня из рук в руки. Он ненавидел Минхо всей душою, желая высказаться здесь и сейчас. Однако вытянутой фигуры, даже отдалённо смахивающей на юношу видно не было. От переживания у Джисона подкашивались ноши и путались мысли. Он не желал оставаться здесь, около плаца, конюшни, сопернического духа. Тяжесть предательства не сваливалась с хрупких плеч. Еще это странное состояние, все не слава богу. Стремясь оставить жизнь где-то в поле, Хан направился к маленькому дому на окраине селения. Парень снова переступал порог в гордом одиночестве, не имея возможности опереться на чужое плечо. Он один прошагал на второй этаж, едва ли не свалившись на верхней ступени. Удручающее состояние не сулило ничего хорошего, было бы неплохо привести себя в порядок. Но как это возможно при моральной измене, хлипкости сознания и ощущением беспомощности так и осталось тайной за семью печатями. Джисон опустился на кровать, не снимая парадного облачения, смотря прямо перед собой слепым взглядом. Он пришёл к осознанию собственного одиночества, глупой потерянности в себе. Все, что было между ними лишь игра, жестокая и неприлично глубоко проникающая в разум. Лино приезжал к нему, ждал после этих голодных игр, заботился… Лишь одна деталь была тем самым бревном в собственном глазу, которое никто не замечает. Этот тореадор никогда не ценил время. Не было для него значения в утекающих мгновениях. Мелкие опоздания не доставляли хлопот, но сейчас он превзошёл себя. Оставив Хана в тот час, когда больше всего не хватало надежного тыла… Внезапно эти большие глаза наполнились соленым океаном слез. Тело содрогнулось в запертой клетке эмоций. Простая обида, обида за очередное опоздание может стать последней каплей. Короткие разряды электического тока пронизывали каждую клетку, оставляя долгий след. Джисон слишком долго прятал усталые глаза, стремясь казаться сильным духом. Но и стальной каркас прогнется под гнетом остых лезвий. От всего мира этот мальчик утаил свою жизнь, жизнь на коне. Красивые обороты речи не способны заменить холодный компресс на сердечной рваной ране. Миловидное лицо с дурашливыми прядями исполосовывали соленые дорожки кристальных рек. Худые ладони утопали в соломенной копне, больно оттягивая кожу. За какой такой проступок он сидел теперь один на пыльной кровати, всю жизнь пустив под копыта… Почему был оставлен на произвол судьбы единственным значимым человеком… Разве награды стоят эту цену? Спортивные звания стоят безудержных рыданий от собственной ущербности… Имея всё, Хан ужасно беден в своём существовании. Сидя ещё вчера на без мгновенья маленьком чердаке, он и представить не мог, что чемпион многих турниров не справится с последним испытанием… Джисон вытер последнюю влагу вишневым рукавом, после чего упал без сил. Это не Морфей забрал паренька средь бела дня в свои владения, истощенный организм вдоволь пролив череду слез, замер в ожидании чуда. Пока Хан вбирал по крупицам жизненные силы, за километр наступил финальный миг кровавой бойни. Баллы подсчитаны, награды разложены, дипломы подписаны. Юноша еще не знал, что сумел преодолеть недостижимую высоту.  — Ты совсем головой тронулся?! Поднимай свою задницу и вали на награждение. И так без тебя начали!  — Минхо?.. Джисон чувствовал себя просто ужасно, когда не открывая глаз с надежной протянул имя Лино.  — В конец уже спятил, вставай давай! Резкий рывок за руки заставил Хана сесть и все же разлепить красные веки. Перед ним стоял Сухо, весь мокрый и охваченный яростью.  — Сухо? Что ты делаешь в моем доме?  — Ищу тебя, что ещё? Ты пропал куда-то, то же мне победитель. Тренер отправил меня по твою душу, вот я и явился. Пока парень вкраце объяснял причину своего появления, Джисон, с трудом держась на ногах со всей возможной скоростью помчался к выходу. Он и заметить не успел, как упал без сил на собственную кровать, даже не снимая редингота. Они бежали со всех ног целый километр, когда Хан уже не мог твердо стоять на ногах. Чудо, что парни успели к самой торжественной части турнира. Но весь мандраж был выбит из души. Ничего не препетало в сердце, все смешалось в одну строчку непонятного текста. Стоя в ряду соперников, поддерживаемый Сухо, Хан только и разобрал свое имя, звонко вылетевшее из судейского микрофона. Он нацепил фальшивую улыбку и гордо направился к человеку, оглашавшему победителей. Но вот Джисон не до конца понимал что происходит в данный момент, весь мир был словно в плотном тумане, где не было пути. Ему указали на положенный чемпиону постамент, ведь там лежал конец маршрута. Хан лишь успел оторвать вторую ногу от земли, готовять взайти на пост победителя, как тотчас упал со своего пьедестала. Погасли все огни, мир накрылся глухим стеклянным куполом, глаза окутал черный шелк… Он был уже не здесь… где-то в поле резвился крошка огонек, витая возле конского плеча. Лишь неясно кто это, но только он свободный от знакомой суеты…  — Подкоооооовкааааааа! Не до конца провалившись в бездну, Хан, сквозь гул окруживших почти бездыханное тело людей, услышал знакомый голос. Скорее всего очередная галлюцинация утешает беспокойную душу. Может так оно и лучше, но из груди вырвался последний тяжкий стон.  — Подков-ка  — Очнулся все-же. — это первые слова, услышанные Джисоном в твердой памяти. От знакомого тренерского тембра голоса, парень молниеносно сел. Он даже не знал о своем местоположении. Но уже через пару мгновений обнаружил себя, лежащим в одной футболке на собственной кровати. На подоконнике лежал упавший позолоченный кубок, медаль и вовсе валялась на полу. Видимо награды свалили в кучу, не задумываясь об их сохранности. Чуть придя в себя, Хан огляделся в полумраке. Лишь слабая лампа на столе освещала маленькую комнатушку. Помимо самого страдальца в помещении находились двое. Как оказалось, тренер и Лино поочередно дежурили возле прибывавшего в небытье юноши.  — Минхо?  — Да, это твой ненаглядный. Ты лучше скажи, зачем всех так подставил? — в грубом голосе читалась доля ярости за произошедшее.  — Я… Может просто перенервничал или от голода сознание потерял. Но ведь результат не изменился! Как был чемпионом, так и остался?! Хан отчетливо помнил почти весь минувший день. И как ранним утром закинул в себя почти две дюжины таблеток, и ужасную слабость, преследовавшую парня по пятам. Но желания раскрывать суть проблемы совершенно не было. Никто не должен знать о той ужасной боли, из-за которой все завертелось.  — Ты либо не ешь нифига и все нормально, а то денёк поголодал и все. Спящая красавица ждёт своего принца. Что было, если бы ты с коня навернулся? Думай хоть иногда, то!  — Хорошо, я приму к сведению и буду осторожен! Джисону абсолютно не хотелось выслушивать нотации по поводу случившегося, потому он как отрезал последние слова. Юноша увильнул от длинного и бессмысленного разговора, намекнув, что сейчас он в полном порядке и смотреть за ним необязательно. Тренер покинул опочивальню что-то ворча о полной безответственности спортсменов. Хан только сейчас задумался о том человеке, который прямо в данный момент спит в темном углу комнаты, опираясь спиной на холодную стену. Лино все же приехал, и тот крик не был галлюцинацией. Значит, Джисон не безразличен ему. Какая глупость! Из-за одного опоздания так обозлиться на родного человека… Совсем с головой невпорядке. Сейчас, смотря на Минхо, очевидно уставшего как собака, Хан почувствовал прилив совестности за каждую поганую мыслишку в отношении этого человека. Если окажется, что именно брюнет донёс пшеничного до постели, это покажется самым логичным развитием ускользнувших событий. Сам же Хан чувствовал себя очень подавлено. И не только он гнетущего чувства вины за свои думы. Передозировки сильного препарата никто не отменял. Голова словно начинена галлиевыми пулями, настолько тяжелая. Все тело ноет, хоть и сна нет ни в одном глазу. Видимо всю ночь предстоит слушать ровное дыхание Лино, подобное старому метроному. Но чувства бывают обманчивы. Уже через несколько минут и маленький Хан в последний раз сомкнул веки, позабыв о минувшем дне. Первые солнечные лучи пообычаю разбудили Джисона. Может все случившееся окажется дурным сном? Но посапывания Лино, уже лежавшего на полу и ноющая боль в стопе заставляли вернуться в реальность. Хан по привычке тихо пробрался к шкафу, не издавая ни единого звука забрался в форму. И не разбудив Минхо, отправился вниз по лестнице. До тренировки еще достаточно времени, так что завтрак лишним не будет. Он высыпал последние остатки сухих хлопьев по мискам, расчитывая на парня. Конечно, утренняя трапеза это хорошее начало дня, но вот от режущей боли помогает не сильно. Совершая утренний обряд, Хан выпил на сей раз всего семь таблеток, чтобы не рухнуть без сознания во второй раз. Теперь, с постепенно успокаивающимися ощущениями можно будить Минхо. Аккуратно, по одной ступени, Джисон поднялся в комнату. Потормашив бледного и замерзшего спутника, он молча пошёл прочь. Теперь, уже сидя на стуле и перебирая ложкой еще сухую еду, Хан слышал тяжелое дыхание только проснувшегося Лино. Он слышал и видел, как тот с угрюмым видом подходит к маленькому столу, разминая затекшую спину.  — Минхо, почему ты приехал? — эти слова сами слетели с губ. Хан хотел сказать что-то не настолько грубое. Может поблагодарить Лино или спросить про его самочувствие. Но устав есть в нависающей тишине, он нарушил словесную пустоту именно таким способом.  — А почему я не должен быть приезжать?  — Я с самого начала был совсем один. И ты обещал быть рядом. Но появился, когда было уже поздно.  — Хочешь сказать, что мне не надо было спасать тебя? И кто же, мне интересно, дотащил тебя до дома, раздел, и следил, чтобы приступ какой-нибудь не начался. Ты довел себя до крайности, а тепепь ещё и чмыришь меня? — сам парень явно не ожидал такого течения разговора. После всего, что он сделал, меньше всего хотелось слышать упрёки в свой адрес.  — Я с самого утра не находил себе места. И выступил кое как, надеясь увидеть тебя. Но кто-то соизволил явиться только когда я уже был не в состоянии.  — Ты думаешь, я не знаю?! Думаешь не понимаю из-за чего все началось?  — И что же ты так резко осознал? — лицо Хана изказилось в успуганной ухмылке.  — Я прекрасно видел те упаковки от таблеток, лежащие у тебя в мусоре. Ты врал мне все это время по поводу своей ноги. Это ладно, ты не хочешь чтобы я знал, понимаю. Но сейчас, когда мой парень одной ногой в могиле я не могу оставаться в стороне. — все это время упорно глядевший в тарелку Лино, неожиданно поднял глаза на Хана. Тот резко потупил взгляд.  — Я спортсмен и должен жертвовать здоровьем ради спорта. Даже жизнью должен… Ты никогда этого не поймёшь!  — Да ну? Я осознаю насколько тебе тяжело, но задумайся… Пойми, что здоровому Джисону будет намного легче победить.  — Не читай мне лекций, полагаю, что сам в состоянии думать. Я на тренировку. Уезжай, если так хочешь! — в конец взбесившись, Хан небрежно поставил тарелку и собрался прочь.  — Сегодня без тренировок!  — С чего бы ты это решать собрался?  — А с того, что я договорился с твоим тренером. И сейчас мы едем в больницу на МРТ. -То есть вы в тайне от меня распоряжаетесь моим временем? Не ожидал я от тебя такого.  — Веришь, не веришь, но сейчас ты собираешься, и мы выезжаем. Немалые деньги заплачены. — Минхо говорил абсолютно спокойно, просто ставя закипающего Джисона перед фактом.  — Тебя никто не просил платить за меня! Ишь, какой добренький.  — Думай что хочешь, но сейчас мы собираемся и едем. Можешь переодеться, но меня твоя форма не напрягает. После этих слов Хан молча бросил первую крагу. И с явным недовольством пошёл наверх. Через несколько минут он появился в широких джинсах и чёрной толстовке, поглядывая на Минхо изподлобья.  — Пошли, чего расселся. Парни в полной тишине вышли из дома. Утренняя дымка уже рассеялась, а на сочном газоне стояла белая машина. Видимо именно на ней Лино довёз бессознанного блондина. Они все ещё не проранив ни слова уселись в автомобиль. Часы показывали 8:00, как раз время тренировки. Но Хан лишь из окна движущейся махины видел своих товарищей, верхом на резвых лошадях. Сейчас Джисон не был конным чемпионом, измотанным постоянными нагрузками. Сидя рядом с Минхо, плавно выкручивающим руль, он был бледным, замученным существом в бесформенной толстовке. В глубине души Хан хотел, чтобы все это закончилось. Он жаждал спокойной жизни без беготни по пьедесталам. Если бы не конный спорт, то кем бы сейчас оказался этот юноша. Как же много в его жизни решил случай.  — Лино…  — М?  — Зачем ты все это делаешь? — Джисон вопрошал не отрывая взгляд от скоро сменяющейся картины пейзажа за окном.  — Может, потому что ты не пустое место для меня? Хан не ответил. Словно на жизненном пути выросла глухая стена, и есть лишь два пути для обхода. С одной стороны Лино, всегда готовый помочь и наставить, а с другой новые спортивные высоты. Густой терновник окружал вторую тропинку, но там путь короче, хотя и сложнее. Предстояло определиться с направлением своих действий, не так это просто. Ведь человек определяет выбор, а не наоборот.  — Приехали..... Чего не выходишь?  — Да так, задумался.  — Подковка, я знаю, что это не просто задумался. Чего ты боишься?  — Я не… Боюсь, что обнаружится что-то серьёзное и я больше не вернусь на манеж.  — Ханни, ты чего… Смелости тебе не занимать, все поправимо. Если что, я всегда рядом и всегда на твоей стороне…  — Ты уверен?  — Уверен. Джисон покрепче сжал руку Лино на подлокотнике. Ему и вправду было страшно. Страшно, что линия спорта оборвется так же внезапно, как кардиограмма умирающего на операционном столе. Отбросив дурные мысли, Хан неуверенно похрамывающей походкой отправился к дверям госпиталя. Внутри было светло и приятно. Каждая мелочь внушала надежду на лучшее. Джисон опустился на лиловый диван, пока Лино разговаривал с девушкой на ресепшене. Ждать приходилось не долго, уже через несколько минут Хан последовал за мужчиной в мятном халате в маленький кабинет. Раздевшись за ширмой ниже пояса и выслушав краткий инструктаж, юноша первым перешагнул порог, оказавшись уже в просторной комнате с томографом. С тем маленьким кабинетом это помещение связывало большое окно и динамик, через который подавались команды. Джисон боязно улегся на жёсткий «стол» с мягким подголовником. Теперь, когда положение тела откорректировано, а голова увенчана наушниками, началась самая психологически трудная часть процедуры. Оставаясь в комнате единственным не роботизированным существом, и чувствуя как неумолимо движется в «птичью клетку», парень невольно думал о том, что выйдет из этого кабинета совсем другим человеком. Неприятные мысли прервали громкие звуки, похожие на последнее бьение сердца или сильнейший насос. Почти невозможно концентрироваться, когда словно сотня моторов ревёт над головой. Около десяти минут Хан привыкал к обстановке, наконец уловив убаюкивающий ритм. Он уснул, лёжа совершенно неподвижно, ведь любое движение грозилось провалом. Процедура длилась около пяти часов, когда Джисон очнулся от того, что наушники изчезли с его головы. Теперь, когда процесс окончен, а диагноз поставлен, парень боялся представить свой приговор. Он все так же неуверенно, словно в вакууме побрел в раздевалку, где оставлены его вещи. Когда Хан во второй раз вошёл в маленький кабинет, там уже сидел Минхо с не менее обеспокоенным видом. Сев на второй стул, Джисон умоляюще взглянул на врача, после чего перевел взгляд на спутника, который внимательно изучал собственные колени.  — Лино? Что случилось?  — Джисон, твоя ситуация требует пристального внимания! — слово взял медицинский работник, обратив внимание на себя.  — Твой диагноз — усталостный перелом ладьевидной кости. Достаточно редкая и нелегкая травма. Скорее всего потребуется операция. Что скажешь?  — Какая самая ранняя дата? — спешно выпалил Минхо.  — Лино, помолчи. Сейчас я должен решить! Выйди, пожалуйста. Минхо перевел озадаченный взгляд на врача, после чего бысто удалился.  — Доктор, операция может подождать пять дней?  — Может, но чем раньше, тем лучше!  — Хорошо, я готов лечь через пять дней.  — Что за срочные дела, когда на кону стоит возможность ходить? — голос врача преисполнен недоумением. — обычно такие операции проводятся почти немедленно.  — Есть причины! Джисон покинул кабинет спустя десяток минут, после краткого ввода в курс дела.  — Ну что, ты согласился?  — Да, но после главных соревнований.  — Джисон, ты рехнулся? О чем ты вообще думаешь, какие соревнования? Ты ходить не сможешь! — Лино уже почти кричал, когда Хан поспешил из холла прочь  — Минхо, ты не можешь этого понять, мне нужно выступить! Обещаю, потом я буду восстанавливаться столько, сколько надо.  — Да этого «потом» может уже не быть… Как ты не понимаешь… Они молча тронулись с места, ни проранив ни слова. Всю дорогу висело неприятное молчание. Когда машина остановилась возле дома, Джисон поспешил внутрь, не попрощавшись. Он ожидал, что Лино пойдёт следом, но выглядув в окно, увидел лишь примятую траву на сочном газоне. Его парень уехал, даже не окликнув. Импульсивный характер Минхо и раньше давал о себе знать, от чего Хан особо не удивился. «Утром примчится как миленький». Но и этого не случилось. На следующий день, юноша снова сел на коня, невзирая на всевозможные запреты. И через день Лино не было. Даже непривычно скитаться одному. Всегда рядом был он, подкалывающий по поводу и без, вытворяющий забавные глупости. Порой как подхватит на руки и не отпустит, пока руки не онемеют, или как весело было кидаться друг в друга сеном и выглядеть потом как масленичные чучела. Приятные воспоминания только раззадоривали скупую тоску. Каждый, из тех четырёх дней одиночества, Хан подходил к воротам при любом удобном случае, надеясь увидеть знакомые фары. Но на него в ответ смотрела лишь лесная даль, напоминая о цикличности событий. Вечером накануне самого важного в жизни турнира, Джисон выходил из конюшни весь мокрый и растрепаный. Он тренировался один, вымотав себя и лошадь. За углом продолговатого здания он ожидал увидеть кого угодно, только не Минхо. Он явился в поздний час не случайно. Скрытые от лишних глаз, они могли спокойно поговорить, чего не происходило достаточно долго.  — Подковка? Как ты?  — Сойдёт, зачем снова явился?  — Опять тренируешься?! И разве ты не передумал выступать? Или снова скажешь, что нога не болит?  — Не болит.  — Правда что-ли? Сними-ка левую крагу.  — Это сапоги, идиот — Хан недовольно уселся скамейку.  — Не придирайся, ты все понял!  — И с чего бы я должен что-то тебе показывать?  — Так если нечего скрывать, незачем и отпираться. Джисон, почти ругаясь, расстегнул длинную молнию левого сапога, обнажив весьма массивную конструкцию.  — Не болит? Конечно не болит! Тейп на пол ноги и полтора метра бинта, разумеется болеть не будет. Ты ногой еле двигаешь! И как же, мне интересно, ты завтра с этим прыгать собрался?  — Замотаю потуже и вперёд. То же мне проблема. — Хан говорил с мнимой уверенностью. Он и сам не до конца понимал как в парадную обувь влезет. Но Минхо, уже пожирающий этот несчастный бинт взглядом, об этом знать не должен. — Нет. Я сказал тебе нет.  — Не думаю, что у тебя есть право распоряжаться моей жизнью. — тихо произнес Джисон. — Да твою мать!.. Почему ты не можешь хоть раз в жизни послушать меня? Это может стать твоим последним соревнованием, смекаешь?! Почему я должен по твоей тупости лишаться самого важного для меня человека? Я просто прошу меня понять, ты единственное, что есть у меня. Так что я сделаю все, чтобы ты не попал туда.  — Ты так говоришь, потому что никогда не был на моем месте. Ты всегда рубишь с плеча, не разобравшись в ситуации. Тебе постоянно все легко достаётся, ведь ты всегда отличался хорошими физическими данными, ты крепок здоровьем. А тепепь посмотри на меня. Хан приподнимает руки над собой, открывая вид на худощавое тело, из которого в последнее время словно всю жизнь выкачали. — Таким как я обычно не место в спорте. Болезненный, костлявый и низкий, у меня почти не было шансов попасть сюда. То, где я сейчас я полностью заработал титаническими усилиями. И ты хочешь так просто лишить меня смысла жизни? Просто потому что не хочешь, чтоб я портил свое здоровье? Это слишком эгоистично с твоей стороны, Лино. Я не упущу свой единственный шанс, только чтобы ты был спокоен. Если ты меня уважаешь — не смей мне мешать. — севшим голосом оканчивает свой монолог Джисон.  — Но ты можешь умереть… — уже потеряв надежду шепчет Лино.  — В таком случае это не твоё дело. — отрезает Джисон, и кипя от ярости, он еле застегнув злосчастную молнию, стремительно пошёл прочь. Оставив Лино наедине с душащим непониманием, покидает уличную пустошь, даже не взглянув на него. На парня, который стоял и пытался не думать о том, что в скором времени может лишиться своего смысла жизни. Со стороны Лино нельзя было допустить очередное самоистязание Хана. Нужно любой ценой помешать адреналиновому наркоману получить очередную дозу в воздухе. В голове вспыхнула безумная и почти отчаянная идея. Если задумка вскроется, то парню не сдобровать. Но ради своей Подковки от готов на любые меры. Еще смотря на уходящего Джисона, Лино заметил, что тот забыл закрыть конюшню, а следовательно и амуничник. Для воплощения безумного плана, юноша выждал в машине до глубокой ночи. Убедившись, что горизонт чист и прихватив с собой маленький складной ножик, безумный купидон отправился на охоту. Идя по еле освященной дороге и сжимая нож в руке, он до последнего сомневался в своих действиях. Страх за собственную шкуру все же не превосходил желания помочь Хану. От того в последний раз бросив взгляд на угрюмую улицу, Минхо бесшумно пробрался в помещение, стараясь не будить лошадей. Он быстро прошёл всю конюшню, наконец добравшись до нескольких дверей. Тьма стояла, хоть глаз выколи. Включив фонарь на телефоне, Лино быстро нашёл дверь с надписью «Амуничник», и уверенно шагнул внутрь. В нос ударил сильных запах кожаных изделий, исходивший от множества седел. Предстояло отыскать кранштейн с кличкой Ханэл. Минхо уже бывал тут, и по просьбе Джисона приносил Нэлово седло. Вот и сейчас полагаясь на память с интуицией, он по зову сердца нащупал нужную вещицу. Разумеется, парень не знал строения седел, но изо всех сил пытался вспомнить Ханову лекцию, которую благополучно пропустил мимо ушей. Всё ещё в полной темноте, посветив фонариком, Лино стащил синий чехол, обнажив кожаную поверхность. Он вспомнил что-то о пристругах, ремешках с помощью которых седло держится на спине. Посчитав, что это будет максимально незаметно на первый взгляд, он открыл нож и пару раз полоснул по толстой коже. Ещё чуть чуть и они оторвутся, такое седло нельзя использовать, соответственно Джисон не сможет выступать. Ведь насколько помнил Лино, у каждой лошади свое седло и использовать чужое нельзя. Он ещё немного поковырял кожаное изделие, чтобы было больше похоже на спонтанную поломку. По завершении грязного дела, юноша кое как натянул чехол и поспешил удалиться. По его плану, при официальной проверке амуниции, это седло спишут и выход Джисона отсрочат на какое-то время. Минхо до сих пор не верил, что способен на такую подлость, ведь парень будет в ярости. Но что не сделаешь ради спасения жизни и здоровья любимого. Было принято решение не уезжать в город, пришлось ночевать в машине. Нельзя бросать Ханни в такой день.  — СКОЛЬКО? — Джисон моментально вскочил с кровати, ошарашенно глядя на будильник. Было бы лучше, если бы часы спешили, но нет. Юноша со скоростью света наспех забинтовал саднившую ногу и принялся рыть шкаф в поисках белого воротника для конкура.  — Да и фиг с ним, это необязательно. Прекратив разбрасывать все, что только видит, Хан быстро надел заготовленную форму. По пути ещё успев забежать в ванную и умыться. На кухне он снова закинул в себя на этот раз не так много обезболивающего, и пару долек сушёных фруктов. Чуть не забыв хлыст и шпоры, Джисон вылетел из дома, даже не закрыв дверь. Бежать было безумно больно, но проспанное время не вернуть. -Хан, ты в своем уме?! Бегом Нэла седлать, тебе на манеж черёз двоих! Тренер был вне себя от ярости. И так проблем с этим турниром много, а тут ещё и лучший спортсмен едва ли не опоздал. Джисон не смотря за запрет помчался за седлом и уздечкой. Почти вслепую он надел амуницию, даже не отрегулировав стремена. Тем временем Минхо смешавшись с толпой воссидал на трибунах, ища знакомую фигуру. По времени, судьи или кто там ещё уже должны были осмотреть амуницию. Но эта процедура прошла без Джисона. Он только сейчас появился в дверях конюшни, спешно ведя Ханэла. Лино тотчас бросился к юноше, проклиная себя всеми возможными словами.  — Подковка, Подковка… Ты был на проверке?  — Минхо?! Что ты здесь… -Ответь, Ханэла осматривали? — почти задыхаясь выпалил Лино  — Нет, я опоздал, а что? Джисон уже опустил стремяна, и был готов запрыгнуть на коня.  — Ханни, я прошу тебя, не выходи сейчас, я все объясню. Ну хочешь, на колени встану, пожалуйста не выходи на манеж.  — Если ты пришёл чтобы меня отговорить, то можешь убираться. — Хан уже твердо сидел в седле воде входа на плац. Минхо не отходил ни на шаг.  — Подковка, это очень опасно…  — «Хан Джисон, Ханэл» Послышался громкий электронный голос, приглашающий всадника на битву. Джисон ничего не ответил Минхо, лишь с силой выдохнул и гордо подняв голову, отправился покорять воздушные дали. Лино остался стоять возле скоро закрывшихся ворот. Он с животным страхом наблюдал за каждым шагом коня и каждым вздохом наездника. Маршрут поставлен максимальной сложности. Препядствия по 120 см внушали страх даже опытному зрителю. Каждый новый прыжок отдавался Хану дикой болью, что отражалось на его лице. Но техника оставалась идеальной. Когда до финиша осталось пару прыжков случилось то, чего так боялся Минхо. Приструги с треском лопнули. Седло с глухим звуком соскользнуло с золотой спины, утянув за собой хрупкую фигуру в кровавой красном рединготе. Дрожавший от волнения Лино, в момент рассек ногтем щеку до крови, глядя как маленький человек с ужасом в глазах встречает деревянную жердь. В один момент эти глаза отразили яркое летнее солнце, проранив спонтанную слезу. Вольное пространство разрозил тихий звук трещащих костей. Точно под шлемом, Джисон получил сильнейший удар шеей о самое высокое препядствие. Подобно восковой кукле он рухнул под падающие деревянные жерди. Казалось, весь мир замолчал в ожидании хотя-бы малейшего стона от побежденного. Но он лежал. Лежал с неестественно откинутой головой, пока наблюдающий ловил испуганного коня. Минхо, забыв обо всем на свете, сиганул через ограду, устремившись к тёплому стану. Одного взгляда хватило для осознания произошедшего. Рухнув на колени, юноша приложил пальцы к сонной артерии мученника. Ответа Лино уже не дождался. Он мёртв… Но как такое возможно. Вот вот Джисон закричит от боли что есть мочи или еле слышно застонет. Ну хоть что-нибудь, он не мог… Но нет, их уже окружила ошеломленная толпа. Лино с силой отволокли от тела, пока тот хватая пальцами воздух не до конца понимал случившееся. Слепая вера в чудо оставалась в глубине души, когда он слышал сирену скорой. За время её ожидания стояла почти гробовая тишина, перебиваемая мелким шёпотом. Всё ушли с манежа, оставив Лино крепко сжимать ещё тёплую руку. Нет, он не плакал. Что-то бормотал про себя о том, что скоро все будет хорошо, веря, что Подковка слышит его. Лишь по приезду врачей ему пришлось отойти и просто наблюдать. Какая пытка, затаив дыхание смотреть как твою любовь пытаются вернуть. Резко обернувшись, юноша увидел носилки с чёрным полиэтиленом. Только сейчас он закричал. Закричал от боли, отчаяния и невозможности перевести часы назад, беспощно смотря, как его Подковку аккуратно укладывают в паталогоанатомический мешок. Пока бездыханную фигуру несли в машину, Минхо лежал на песке под палящим солнцем, содрагаясь в беззвучных рыданиях, пронизанный тысячами нитей судорог. Он желал себе дикой боли, лишь только забыть об утрате. В последний момент он на незгибающихся ногах забрался в машину медицинской службы. Его не стали выгонять, он самый близкий человек умершего, имел на это полное право. Лино сидел на кресле, молча смотря на толстый полупластик. С трудом он нащупал маленькую руку и сжал что было мочи, словно вдыхая жизнь через холодный материал. Никто не останавливал его попытки. Всю дорогу, Минхо не разжимал тисков надежды, даже не замечая, как кто-то из врачей обрабатывал кровоточащую рану на щеке, которую сильно разъедали горькие слёзы. *заключение о причине смерти и диагнозе* Основное заболевание: перелом шейного отдела позвоночника, С1 Сопутствующие заболевания: усталостный перелом ладьевидной кости, брадикардия, первая стадия истощения. Дальше бледный юноша со швами на красной щеке уже не читал. Ему и так понятно, что именно он не уследил, не досмотрел. Из-за него он видит своего Джисона в последний раз, стоя в холодном морге и смахивая очередную слезу. Подковка лежал на холодном поддоне, кожа приобрела синюшний оттенок. Только сейчас Минхо увидел то, на что долгое время закрывал глаза. Хан походил на узника концлагеря, впалые щеки, сильно выдающиеся ребра, он весь такой тонкий, словно сложенный из тонких стеблей. Одним словом — вина. Она титаническим грузом навалилась на Минхо, он хотел уберечь строптивого, но убил собственными руками.  — Господин Ли… Пройдёмте. Работница мед. учреждения робко позвала застывшего Лино.  — Подковка, я виноват перед тобой. Подожди меня, я приду… — он поднял ледяную руку, перебирая закоченевшие пальцы. Казалось, и не было жизни в этой оболочке. Словно резиновая марионетка, кисть глухо опустилась на холодное железо. Лино покинул долину смерти, навсегда запомнив пронзительный взгляд, смотревший сквозь закрытые веки. Урночку с прахом он забрал на следующий день, прижимая к сердцу и еле сдерживая утекающие эмоции. Он знал, что Хан хочет навсегда остаться частью этого элитного, убивающего спорта. Что и отразилось на последнем пристанище души… *-Да, малыш. Тебя не хватает по сей день. Знаешь, в моей жизни многое изменилось после твоего появления… И после ухода тоже… У меня есть сын, приёмный. И знаешь, он очень похож на тебя. Души не чает в лошадях, ведь ты все ещё часть меня. Я обещаю, что уберегу его так же, как упустил тебя. Ты бы гордился им, даже если не гордишься мной. Ты многое сделал для меня, а я не видел как ты угасал на моих глазах. Я не ценил хрупкости и быстротечности нашего времени. А ты… Ты научил меня ценить жизни, но заплатил слишком большую цену. Ты погиб из-за меня, я говорил уже много раз, и говорить буду! Я никогда не прощу себе твоей смерти, но прости меня ты! Знай, мы встретимся, только я помогу подрастающей душе исполнить мечту чемпиона, какой грезил ты… Как всегда, не прощаюсь, я догоню тебя, когда-то, точно догоню* Высокий мужчина в строгом костюме поднялся с колен и направился к выходу. Оставив за спиной мраморный постамент, увенчанный склонившим голову, некогда резвым конём. Самое лучшее место на центральном кладбище было слабым утешением, но это последнее, что взрослый Ли Минхо мог дать маленькому Джисону, скромно улыбающемуся с могильной фотографии