Методы соблазнения

В гомоне бара легко сливались в единую кашу разговоры и мысли. Мерцающие многоцветные споты заставляли зажмурить усталые глаза, от чего на размышления тянуло еще больше. Разморенный умеренным количеством алкоголя мозг отказывался натягивать обратно ограничительные клеммы — воображение разбегалось подобно муравьям в лесу, заставляя пылать сиреной в мутном мареве шумного клуба. И все же, хорошо, что они собрались сюда полной компанией. Вот Хината чутка осмелела от выпитого алкоголя, Тен-Тен радостно размахивала вилкой, норовя выколоть совершенно трезвой Темари глаз, вот пьяная до приятного тумана в голове Ино заливалась смехом от очередной пошлой истории. Не будь они все в сборе, Яманака определенно заметила бы мечтательное настроение своей подруги и вытряхнула бы из нее все внутренности, пока не достучалась бы до правды. В переливающемся и мелодичном смехе и говоре своих подруг, Сакура себя отпустила. Немного сползла с мягкого диванчика, обхватила облупленное покрытие подлокотника, вдавила хмельную голову в продавленную спинку. Прикрыла мутные от коктейля хвойно-зеленые глаза и углубилась в совершенно непотребные мысли. Представляла сильные, жилистые руки своего начальника. Она видела ярко-выраженную их мощь, когда он влегкую перетаскивал несметное количество коробок за раз. Представляла, как они движутся по наверняка крепкому члену, скользят плавно и дико сжимают ствол. Оглушала сама себя хриплыми мужскими стонами, представляла, как чувственные губы широко раскрываются, не смятые излюбленной маской. Вглядывалась в изломанный от удовольствия шрам, в сведенные клином брови. Сакура отчетливо видела, как он оголялся — как по натренированным ногам скользили рабочие брюки, едва цепляясь за топорщащиеся светлые волоски, открывали обзор на рельефные бедра, в которых мышцы от каждого движения шевелятся под кожей, как выступал из-под опавшей рубашки крепкий член. Она ярко видела его совсем нагого, ласкающего ее то грубо, то ласково, сминающего податливую плоть, кусающего до крови и соблазнительно-несдержанного. Представляла, как вцепится в натренированные ягодицы ладонями или, может быть, ртом, как будет капать смазкой ему на лицо, или как он втемяшится в горло, вырывая придушенный хрип. Фантазии были столь четкими и до безобразия реальными — Харуно до чертиков возбудилась. Клитор болезненно пульсировал неудовлетворенным желанием, сжимались судорожно напряженные мышцы. Отчаянно хотелось оказаться дома и запустить руку в трусы. Или, наоборот, не думать больше никогда о нем, не вспоминать, и не краснеть от неуместного и неправильного возбуждения. — Э-эй, лобастая! — протянула громко рядом Ино, спасательно вырывая девушку из зашедшего слишком далеко воображения, — Ты чего это, от пары стаканов улетела? — Даже не надейся, свинина! — девушка подскочила, хлопнула нетрезвыми глазами, уставилась на подругу якобы осмысленным, прозрачным взглядом. Сакура очень хотела, чтобы ее слова звучали саркастично и уверенно, но почему-то глаза блондинки хитро сощурились. Девчонки продолжали болтать, разморенные алкоголем и ласковой дружеской атмосферой, пока блондинка почти сжирала любопытными глазами теряющую ежесекундно былой настрой розоволосую, — Ты чего, Ино? — Выглядишь странно, — констатировала она, — Красная вся, глазища на выкат и блестят, будто ты клептоман какой-то. Жмешься вся… С тобой все хорошо? — слишком проницательный прищур приближается к алому лицу и Сакура, стараясь незаметнее сглотнуть вязкую слюну, судорожно кивнула, — Хм, — пространно отозвалась Яманака, как-то уж слишком резко отворачиваясь. Харуно честно выдохнула, веря, на пьяную голову, на капитуляцию подруги. Будто не знала, с кем связалась. Юркая и излишне ловкая ладонь Ино подцепила краешек юбки и нырнула под легкую ткань. Сакура от шока вся сжалась и побелела, а затем вздрогнула и странно икнула, когда тонкие пальцы увесисто прошлись по влажной промежности. — Оп-па, — знакомый хитрый прищур аквамариновых глаз не сулил ничего хорошего. Хотя, откровенно говоря, смятенная произошедшим Сакура вообще трудно воспринимала дальнейшую речь подруги. У нее в голове набатом хлестала буря, сама она, то алела, то белела, честно содрогаясь от нехитрой, но удивительно смелой ласки блондинки. Черт бы побрал ее очарование! — Хм, так и думала! Так и знала, что кого-то мысленно трахаешь, а то прикидывается мне тут невинной овечкой, а, лобастая! Ладно, сегодня черт с тобой, но завтра я от тебя не отстану! Даже не надейся. Сакура не надеялась. Сакура молилась.

***

У девушки было стойкое ощущение, что она вышла не на работу, а на чертово поле боя. Каждое свое движение приходилось подвергать двойной проверке — выглядывать из-за угла, подпрыгивать из-за каждого шороха и озираться ежесекундно по сторонам, как умалишенная. Причина была максимально поверхностной — попадаться на глаза Яманака не хотелось. Не хотелось настолько, что стать офисной сумасшедшей представлялось куда меньшей проблемой, чем грядущее обнаружение. В целом, Сакура была достаточно умна и осведомлена о предпочтениях подруги, чтобы пройти так и незамеченной за целый день. Но, как всегда, на пути встал чертов неучтенный фактор. И, что самое смешное, причиной пряток он и являлся. Он был вполне реален, невероятно притягателен и жутко добр и обходителен. Очаровательный мужчина с улыбающимися глазами, которому разница в десяток лет прибавляла особенный шарм, как и шрам, пересекающий левое веко и надрывающий бровь. У него также имелось имя и абсолютно дурацкий статус — Какаши Хатаке, начальник. Сакура честно старалась не пялиться. Очень честно хотела быстро дожевать салат и данго и удалиться к чертям собачьим из слишком людной столовой. Но притяжение мужчины оказалось на порядок сильнее маячивший на периферии опасности. Какаши никогда не ел в столовой. Сакура даже не была уверена, что он обедал, но неизменно покупал в буфете пакетик растворимого кофе и булочку с ванилью. Возможно, не обедал он со всеми от желания уединения, возможно, из-за вечно скрытого маской лица. Сакуру это вот конкретно сейчас вот вообще не волновало. Она медленно жевала помидор, и, не мигая пялилась на мужчину. А конкретно на его руки. Чертовы. Закатанные. Рукава. Наверное, если девушка к предплечьям коснется, то станет мокрой. И в пошлом смысле, и в смысле обильного потоотделения от нервяка — розоволосая имеет удивительную способность — комбинировать в своем теле, поведении и речи все неловкости и осечки, находясь в зоне наблюдения объекта обожания. Гениальная неудачница. Зато она может смотреть на руки Какаши-сана! Крепкие, мускулистые, крупные. Наверное, жутко надежные, близко прижимающие и стойко держащие. Мечта заколебавшейся быть во всех аспектах сильной девушки, банально хотевшей побыть жалкой слабачкой, не выдавливая из себя силы и упорство из воздуха. А пальцы, Боже, какие у него пальцы! Грациозно-длинные, почти аристократичные. Их движения столь завораживающие, плавные и пленительные, что ими впору людей в гипноз вводить. А еще сами по себе ладони у Какаши-сана теплые. Вернее, согревающие. Когда девчушка в последний раз от усталости совсем расклеилась, его надежные, поддерживающие дружеским, мать его, похлопыванием по спине, руки заставили оттаять налет усталости и неизбежного отчаяния. И это все только руки, не являющиеся даже третью от шикарного мужчины. Что уж говорить, если он сам, его доброта и понимание были в десяток раз лучше прекрасно сложенного тела. Сакура не была возбуждена или что-то вроде того, но ноги все равно крепче свела. От истомы восхищения скорее, чем от физического влечения, но и того хватало с лихвой. — А у тебя хороший вкус, сладкая, — в хрящик уха ударился тонкий смешок, отозвавшийся испугом во всем теле. Застывшая аки ледяная статуя Сакура перевела взгляд на часы — черт, она должна была уйти три минуты назад! Засмотрелась, — Так по нему ты сохнешь, м? — Ино! — зашипела испуганно девушка, стискивая запястье подруги. Та лишь мелодично и уверенно рассмеялась, — Чего ржешь, свинина?! — может, в любви Сакура и была стеснительной и неловкой поначалу, зато, сближаясь с кем-то, отчетливо выявлялся ее темперамент, — Ополоумела вопить на всю столовую?! — Ох, извините, — вскинула она примирительно руки. На лице ни капельки раскаяния, — Пошли-ка в уединенное местечко, поболтаем, как девчонка с девчонкой. Розоволосая вздохнула, капитулировав. Спорить Яманака все равно, что обещать себе с утра делать зарядку и выпивать по литру воды в день. Безнадежно провально. Сакура вдохнула ласковые ароматы еды, запоминая с горечью, поскольку она примерно представляла, куда блондинка ее потащит. В архив, где здравая мысль об уборке давненько покрылась паутиной. Где в воздухе пыли больше, чем кислорода, где пахнет чудесно книгами и отвратно пластиком. В помещении архива можно успешно прятаться сто дней к ряду, не повторяя свое месторасположение — комната обширная и захламленная, заставленная списанной мебелью. Собственно, она угадала. Можно с гордостью заявить, что квест «Ино Яманака» ею успешно пройден. — И все-таки, почему сюда? — задумчиво протянула Сакура, стряхивая с подола юбки налетающие пылинки. У нее в голове было предостаточно объяснений, но все они были связаны с конспирацией, которая Ино обычно волновала меньше всего, — Почище места не нашлось? — Ох, а разве не ты начала бы вопить на всю округу, приведи я тебя в место, где есть хоть намек на человеческое прибывание? — брезгливо смахивая с плеча тонкую нить паутинки, осведомилась девушка. Быстро глянула на недовольную подругу, надеясь, что та не заметит легкого налета хитрости. Все-таки, на уединение, ей было действительно плевать, но вот на кое-какие интересные факты, ныне известные ей — совсем нет. — Иди ты, — беззлобно отмахнулась Сакура, — Так зачем ты меня сюда притащила? От отвращения на лице блондинки не осталось и следа — хитро-хищная улыбка расползлась как чернильное пятно на белой бумаге. — А то ты сама не понимаешь, — девушка невольно чуть плотнее вжалась в тумбочку на которую облокачивалась ягодицами. Иногда (довольно часто) Ино могла пугать, — Признавайся, запала на Хатаке, м? — Отпираться бесполезно? — Ино кивнула. Сакура скрестила руки под грудью, стараясь хоть как-то отгородиться от губительного и вездесущего любопытства подруги детства. На секунду ей показалось, что Яманака давно уж все знает, просто сейчас решила выставить свое знание на обозрение. Лучше бы и дальше помалкивала, ей Богу! — Ну, да, и что ты мне сделаешь? Девушка звонко рассмеялась. — Сразу видно, говен, даже тут выеживаешься. — Я не говен, а овен, свинина, выучи уже! — вспылила розоволосая, изрядно утомленная подобным прозвищем. Будто то, когда она родилась, сделало ее такой несуразной. Бред сивой кобылы! — А как с тобой еще разговаривать? Если нападать не начнешь, ты с потрохами сожрешь. — Что есть, то есть, — не без бахвальства отвечала Ино, расправляя гордо плечи, — Если хочешь хорошей жизни, придется уметь хвататься и выгрызать победу. — Своими-то усилиями ничего добиться нельзя, да? — Ты слишком наивна, — фыркнула Ино, приближаясь. В комнате стало удушливо жарко и будто темнее на тон, — Не везде помогут труд и знания. — Мне, Наруто и Саске помогли! — запальчиво воскликнула девушка, которую такие разговоры злили неимоверно. Она уж давно прониклась праведными речами неугомонного друга, от чего чутка болезненно воспринимала бессмысленно жестокие утверждения, — Больше трудишься — больше получаешь. Я сейчас же на очень хорошей должности, хотя никому в глотку не вгрызалась. — Твой пример не пойдет. — Это почему еще? — Ты спишь с начальством. — Чего-о-о?! — возопила Сакура, алея, и сжимая яростно кулаки, — Свинина, ты чего мелишь?! Я не сплю с Какаши-саном! — Ну, будешь. Какая разница? — беззаботно отвечает Ино и становится в полуметре от подруги. От нее веет такой уверенностью и сексуальностью, что пыл Сакуры тут же стихает, уступая, — Скоро это случится, по-крайней мере, если ты с таким очевидным недотрахом ходить будешь. Хоть бы мастурбировала, ей Богу. — Отвали, — сопит девушка, но плечи понуро опускает. Последние отношения закончились год назад, а пихать руку в трусы она не может — не вставляет совсем. Ей бы чувственных опытных прикосновений, умелых влажных пальцев, а не своих тонких ледышек, — Едва ли он будет со мной спать. — Почему бы и нет? — Ты его видела? — непритворно удивляется розоволосая, — Может, лица и не видно, зато… — Зато его задницу ты уже успела в деталях рассмотреть, это понятно. — Да блин, Ино! Разве только в заднице дело? Он же мужчина замечательный, — немного грустно вздыхает Сакура, сжимаясь перед статной фигурой подруги, — Добрый, поддерживающий, сильный и… чудесный, короче. И, да, фигура у него что надо, не без этого. — А ты знатно влипла, — хихикает Ино, ставя руку около худого бедра. Наклоняется чуть ближе, от чего виднеется грудь в щелке меж расстегнутых пуговичек рубашки. Сакура не считает себя лесбиянкой, но блондинка всегда была безгранично привлекательна. Девушка алеет и немного откланивается назад, — И все-таки с твоим напряжением надо что-то делать… — И-Ино, ты о чем? — смущаясь еще сильнее, мямлит Сакура. По ушам долбит еле слышный скрип двери и девушка подпрыгивает, — Кто-то вошел, нам нужно… — Дорогая тебе кажется, — голос у Яманака внезапно становится низким и чертовски соблазнительным. Он прокатывается хладной дорожкой по усталым костям, дробится в животе и пульсирует между ног, — Просто показалось, — розоволосая, совсем уж красная, стискивает меж собой плотнее ноги. Почему ее это возбуждает? Это ведь совсем неправильно, они же друзья, да и у Ино парень есть… — Ох, а я тебя возбуждаю? Приятно знать. — Ино, не надо! — лихорадочно шепчет девушка, цепляясь влажными пальцами за совершенно холодное запястье. Разве что пульс задорно подпрыгивал под молочной кожей, — Это неправильно! — Почему же? — У тебя есть парень! — сипит, не могущая остановить умелые фантомные прикосновения сквозь одежду. — А тебя только это волнует? — хохочет блондинка, подтягивая Сакуру вверх. На заднем плане еле видным отблеском мелькает чья-то тень и девушка ухмыляется. Представление началось и самый важный зритель здесь. Осталось только чуть-чуть поднажать. — Н-нет, — хрипит, послушно поднимается и разворачивается, а потом вопрошает сипло, будто свое тело не сама контролирует, — Ино, зачем ты… — Милая, я предпочту быть сверху, — томно и переливчато разлетается в душном воздухе голос блондинки, от чего Сакура едва слышно пищит и сдавливает тесно-тесно ноги. Ткань трусов против воли мокнет, — Прекрати уже стесняться. Я просто помогу тебе, не более. — Каким…образом…? — слова совсем не выдавливаются, не слушаются. Цепкая рука подруги придавила собственные к деревянной поверхности, вторая же медленно шарит под одеждой. Тело такое послушное и мягкое, будто растаявшее масло — дергается и повинуется каждому касанию, дрожит безотчетно, подается, влекомое мягким стимуляциями. — Разрядка, солнце, — мурлыкает, подныривая под лифчик. Ловкие руки находят сосок, обхватывают, выкручивают, надавливают. Розоволосая пищит, дрожит и прерывисто выкрикивает имя подруги, — Черт возьми… — удивление блондинки совсем неподдельное, ей даже завидно Хатаке — такая девушка! Нужно быть слепым или Сакурой, чтобы не замечать, что вежлив и добр мужчина исключительно с ней, — Я даже не думала, что ты такая чуткая. Присоединишься к нам, думаю, Сай против не будет. Шучу я, шучу, — тушит вспыхнувшую девушку, — Тебя с кем-то делить — грех. — Ну ты же…делишь… — небольшая рука обхватывает полушарие. Мнет ласково, но ощутимо, вдавливает набухший сосок. Сакуре совсем дурно — она вся потная, растрепанная и возбужденная, вся дрожит и никак с телом не может совладать. Ино за спиной снова хихикает. — Вовсе нет, — хмыкает она, — Твое тело, в отличие от твоего мозга, не железное, милая. Тебе нужно хоть иногда отдыхать, расслабляться, — Тяжелая грудь качается и опускается на тонкую спину. Сакура вздрагивает, ощущая лопатками теплые полушария с бисеринками сосков. Рука Ино отрывается от измученных грудей, скользит по животу, расстегивая слабые пуговички, касается лобка сквозь ткань. Розоволосая стонет и дрожит пуще прежнего, валится чуть вперед от накатившего наслаждения, — Ты либо прекрасная актриса, либо реально будешь моей девушкой. — Ино…пожалуйста…остановись…мне неловко. — Да брось. Никто не узнает, — пока Сакура не видит, после этой фразы Яманака беззвучно ухмыляется, чувствуя затылком пронизывающий, цепкий взгляд. Отходит чуть в сторону, чтобы (не)званному гостю открылся наилучший обзор на подчиненную. Блондинка прекрасно сознавала, что ей нужно делать, раз уж Сакура такой неискушенный клиент. А она-то думала Сая легко распалить! Скользит рукой аккуратно по бедрам. Порхает по голой коже над резинкой чулок, чуть хлопает по нежной коже внутри, чтобы подруга расставила шире ноги. Та беспрекословно повинуется. Сжимает поочередно спелые ягодицы, внутренне сетуя на слишком облегающую юбку. Где-то на периферии слышит всхлипы и стоны Сакуры, видит ее покрасневшее личико с прикрытыми веками. Скользит со спелых ягодиц вниз, чуть надавливает на вход. Розоволосая почти кричит и Ино приходится оторваться. — Милая, нужно быть потише, — без сомнений отпускает руки, накрывая ладонью распахнутый рот. Думает всего секунду и целует умело, но грубовато-напористо. С упоением следит за тонкой ниточкой слюны меж их ртами, за влажными и алыми устами подруги. Та дышит часто, кривит лицо мученически. Ино ее не понимает, чем терпеть столько, давно бы уж в стрип-клуб сходила и трахнула красивого мальчика. Ну или хотя бы вибратор купила — всяко лучше, чем изображать монашку и корчиться от неудовлетворения собственных потребностей. Сакура, как сама же и говорила, добилась многого, так что деньги давно для нее не являются проблемой. Все же Ино, не без сожаления, накрывает рот девушки ладонью. Поддевает тонкую ткань трусов, спускает их до колен. Легонько шлепает по промежности, чувствует, как намокает изнутри рука и как глохнет глубокий стон Сакуры в ее пальцах. Девушка бездумно слюнявит ладонь и подается интуитивно к умелым пальцам. — Представь, что это не я, Сакура, — шепчет блондинка, легко прикасаясь к влажным складкам. Водит по мокрой промежности, едва надавливает, попадая меж половых губ, но тут же выходит, желая подольше позудеть подруге на ухо. Пусть кончит от мыслей, а не от ласк, — Представь, что это он, — находит набухший клитор, давит, — Представь, что это его сильные руки. Подумай о его теплом голосе, о том, что целуется он нежно, зато берет грубо. Вот так, — ход пальцев по клитору становится жестче, девушка под телом Ино плавится еще сильнее. Ноги у нее совсем дрожат, от чего она переминается, не в силах устоять на кажущихся слишком высокими каблуках. Тело неприятно облепило блузкой, выдернутая из лифчика грудь обжигается холодом столешницы. Как же это все не важно сейчас, — Представь, — словесная пытка продолжается. Пальцы останавливаются у входа, — Что это не я. Что это его член, — погружает почти до самых костяшек длинные точеные пальцы. Вертит, давит на челюсть Сакуры немного сильнее — та слишком громко кричит. Снижает голос до едва различимого, ускоряет движения ладони и топит последние слова в оргазме и стоне Сакуры, — Представь, что все это — Какаши.

***

Какаши устал. Стоя в очереди за любимыми булочками, наконец останавливаясь в беспрерывной рабочей беготне, он, наконец, почувствовал, насколько утомился за неделю совещаний между головными офисами. К счастью, жаловаться на коллег не приходилось — вежливые, заинтересованные в процветании не только своего филиала, но и всей компании, вполне себе сговорчивые и в меру жадные люди. Никто не будет выставлять себя Робин Гудом, но в убыток компании собственное возвышение никогда не идет. Какаши даже думать не хотелось, насколько изматывающей была бы работа, если бы не адекватные коллеги и грамотные помощники. Последние проявили себя замечательно, как никогда — Саске, Наруто и Сакура — закадычные друзья, волею судьбы ставшие начальниками отделов в его подразделении. Он действительно гордился, что взял именно их на работу — если бы попались не готовые упорно работать, временами перерабатывая, сотрудники, то плесневеть бы ему в офисе месяц к ряду. Особенную благодарность можно выписать отделу финансов и Сакуре. Переработка там шла адовая, про отдых и говорить нечего, и Какаши искренне не понимал, почему половина отдела до сих пор не уволилась. Ну или хотя бы его начальница, которая, казалось, уже поселилась в своем кабинете. Ни у кого в последнее время не было возможности особо побалбесничать, подумать, посидеть лишний десяток минут за обедом. Не было даже и мгновения на что-то отвлеченное от дел. Да оно, собственно, и к лучшему — на таких крупных совещаниях лучше думать о работе, а не прикидывать в голове мягкость волос собственной подчиненной. И когда же он успел так влипнуть?.. Какаши правда не знает, а разбираться ему бессовестно лень. Просто в какой-то момент замечает, что в свободные мгновения в забитой голове возникает одна конкретная лучистая улыбка. Что вместо беспокойных дум о процветании компании или полупрозрачных воспоминаний о прошлом, на ум приходят мягкие, несмотря на краску-осветлитель, густые волосы, задорно прыгающие при каждом уверенном шаге подчиненной. Да уж, Сакуру трудно было не заметить. Но даже несмотря на ее яркий образ, мужчина отлично понимал, что с такой периодичностью чужой облик может таранить мысли только в одном случае. Очевидные выводы Какаши совершенно не устраивали — вот уж только влюбиться на старости лет в подчиненную на десяток лет моложе не хватало. Ей всего двадцать четыре, а ему уже тридцать восемь — больно высоко планку задрал. Тем более, он почти не сомневался в том, что она считает его максимум другом, да еще и с больной, извращенной фантазией. Черт его дернул оставить на столе один экземпляр из своих любимых романов! В любом случае, он на взаимность даже не надеялся. Рассчитывал как можно быстрее этим переболеть и вернуться в привычную колею. Но что-то эта самая колея никак на горизонте не вырисовывалась. В последнее время назойливое присутствие девчонки в голове стало пробиваться даже через железобетонную ответственность и неприподъемную работу. Сидишь себе спокойно, отчет заполняешь, а тут — бац! — и в голове эхом бурлит смех и слепит улыбка. Лечиться бы ему пора. Какаши обдумывает это за пару жалких секунд, добираясь до архива. Вообще-то, он рассчитывал хоть в мыслях отдохнуть от бесконечных дел-дел-дел, но душевные метания успешно разместились на его шее, стоило спрыгнуть рабочим. Расслабиться тоже не получилось. Мужчина заходит в пыльное помещение и едва не задыхается — тут и без того душно, а через маску воздух доходит с двойной задержкой. Оттягивает и отпускает беззвучно маску, чтобы открыть к носу допуск к кислороду. От его движений кубарем в воздухе завертело пыль, которую и без света было хорошо видно. Какаши отрешенно думает, кому он там платит за уборку и, бесшумно прикрыв дверь, передвигается к нужному стеллажу. Уцепить в кабинет нужно как можно больше, чтобы не посещать эту каморку снова, и чтобы не высовываться из кабинета до ночи в принципе. В архиве тихо, но тихо по-странному — тишина гнетущая, будто что-то вот-вот должно произойти. Какаши от того весь обращается в слух и обоняние, и едва не теряет рассудок от услышанного. -…твое тело, в отличие от твоего мозга, не железное, милая. Тебе нужно хоть иногда отдыхать, расслабляться, — в целом, вполне себе обычное предложение, даже заботливое и милое. Но мужчина-то полную картину видит — и хитрое, плотоядное выражение лица Ино и забившуюся в робкой дрожи от точечных прикосновений Сакуру. Он сначала стоит столбом, не прячась, но и с первого раза его в такой полумгле и не увидишь. Мозг соображает туго, потому он только через несколько мучительно долгих мгновений додумывается отойти за шкаф. С одной стороны — конспирация, а с другой — иной угол обзора на обессилившую девушку. Какаши, в принципе, понимает картину происходящего — переутомленная, напряженная или попросту давно не знавшая ласки Сакура каким-то образом оказалась под своей подругой в весьма недвусмысленной позе. Та, видимо, не имея и капельки стеснения, решила оказать девушке услугу, сама того не зная, устраивая ему потрясающее шоу. Вообще, мужчина прекрасно осознавал, что должен уйти. Конечно, подобным на работе заниматься нельзя, но зная, что такое ежедневные переработки, Хатаке понимал своих подчиненных. Он и сам неоднократно был вынужден ночью, закатив глаза, убежать в уборную, сетуя на больно бодрый организм. Вроде уже под сорок, а встает как у подростка. — Ино…пожалуйста… — девичий стон бьется в ушные раковины, проталкивается к сознанию и застает совершенно беззащитного мужчину врасплох. Мало ему, так еще и Сакура лицом в его сторону развернулась, вся алая-алая, с истерзанными, припухшими губами, сведенным изломом напряженных бровей и блестящими зигзагами слез на щеках. Вот сейчас дышать действительно становится проблематично. Из крупных легких жаркий воздух толчками выбивает подступающее возбуждение, всю глотку дерет, будто в нее затолкали колючую скорлупу, а про подрагивающий член и говорить нечего. Некогда сильные, а сейчас совсем обмякшие руки потеют от накатывающего жара, глаза заливает мутной топью, а к векам будто цепляют вагоны. В голову ударяет ошалелое напряжение и возбуждение. Сейчас даже смутная ревность бьется далеко, гремя кандалами, перед глазами самая несбыточная мечта, а на кончиках пальцев бьется ток от того, что он ничего не касается. А так хочется стать хоть на минуту Ино — так же бесстыдно нырнуть к девчонке под юбку, заставить ее судорожно дергать тазом и вслепую распахивать сочные губы. Сакура точно не знала, что с ней происходит — настолько хаотичным разбросом дробились эмоции на ее лице. Вдруг она особенно шумно вскрикивает, едва не валится с ослабевших ног и бездумно хватается за такую непрочную столешницу, — Остановись…мне неловко… — Да брось. Никто не узнает, — она говорит это так, будто уже в курсе, что их начальник подглядывает и знает про их небольшую проделку. Но Какаши, у которого уж непонятно, где зрачок, а где радужка, это совсем не волнует. У него бликом в сердцевине графитовой черноты отражается гибкое, распахнутое тело и возможность разоблачения не волнует, как и весь мир в целом. У него болезненно сводит мышцы от желания прикоснуться, хороводом в голове плавают мысли совсем непотребные, а рука слепо сжимается в кулак. То ли удерживает его от немого желания быстрой разрядки, то ли от порыва отослать Ино на рабочее место и продолжить все самому. Он до рыжих кругов сжимает веки и слышит хлюп и громкий вскрик. Его разрывает от чистоты и неприкрытости чужой отдачи, что даже не волнует, его ли руки это делают. Хотя, нет. Волнует. Но разве может он хоть что-то изменить? — Милая, нужно быть потише, — они обе, как ожившая история с самой пошлой книжки. Такая безнравственная, но заводящая даже полумертвый организм до жути. Какаши как мог игнорировал пульсацию во влажной головке и отпечатывал в сознании каждое движение Сакуры. Подмечал каждую едва заметную каплю, стекающую по бедру, вслушивался в глухие стоны и видел совсем измученный изгиб бровей. Сакура вся превратилась в гольный нерв — ей даже дуновение ветерка сбивало мысль, погружало в пошлые хлюпы и какие-то тихие шепотки подруги. Все, что ему удалось расслышать — это «представь его». Кого — не понятно, да и не шибко интересно. Куда приятнее смотреть на то, как девчонка кончает — вся содрогается, плачет, вскрикивает и изгибается, как раскаленное железо на наковальне. Ее всю так резко изламывает, что Какаши не понимает — то ли у ее подружки руки волшебные, то ли Сакура такая чувствительная. Очень хотелось, чтобы второе, но и оно смысла особого не имело — все равно с ним она никогда не будет. Они о чем-то еще перешептываются пару минут, приводят себя в порядок и выходят из архива. Мужчина внимательно следит за розоволосой, замечает заторможенность и неслаженность ее движений. Видит, как она путается в ногах, зябко пожимает плечами и жмется, будто желает обхватить кого-то крепко-крепко и уснуть. Но дверь наконец-то щелкает — девушки вышли. Какаши грузно сползет по стене и выдыхает, взлохмачивая жесткие волосы. Стягивает маску, чешет только-только появившуюся щетину и старается унять взрывы внутри себя. Какое-то время пытается бороться с возбуждением своими силами, но в итоге, не выдерживает — проталкивает руку в штаны и с облегчением стискивает член. На обратной стороне века в яркой полутьме лежит нагая Сакура. Заласканная, влажная, чуть растрепанная. Они только что оба кончили, мужчина еще в ней, обмякший, но никто не шевелится, наслаждается. Какаши безвозвратно тонет в этой мечте, но зато быстро успокаивает организм. Задумчиво проклинает чувства, и, цапнув нужные папки, тенью удаляется в свой кабинет, оставляя Ино записку, чтобы никого к нему не пускала. Она очень вовремя умеет исчезать, когда ему это действительно нужно. Жаль, с Сакурой и мыслями так не работает.

***

Как оказалось, свежая удовлетворенность очень сказывается на скорости и качестве работы. Сакуре нужно заполнять отчеты, таблицы, производить перерасчет и желательно сдать это все сегодня вечером Какаши-сану, чтобы подвести черту в бесконечных ночевках на работе. Сакура и рада бы, да только тело и мозг ощущаются больше как желе. Руки едва движутся, трясутся над клавиатурой компьютера, глаза слипаются, приходится их каждый раз протирать, чтобы не поддаться соблазну и не уснуть на диване в собственном кабинете. Харуно ощущает себя моллюском — она все еще немного влажная, вся разморенная и мягкая, да и с желаниями у нее сейчас все просто — в раковину и спать. Стоит ли говорить, что подобная заторможенность показалась вездесущей Ино идеальным фундаментом для назойливых шуток? — Хэй, сонное царство! — она вновь без стука залетает в кабинет, игнорируя на корню пущенный красноречивый взгляд. Пропевает ехидно каждую буковку и греется в пожарище гнева подруги. Сакуре же кажется, что сдружившись с Ино добрый десяток лет назад, она добровольно засадила в себя паразита-кровопийцу, — Ты домой-то вообще собираешься? — у розоволосой взгляд удивленный, вопросительный. Иными словами, взгляд человека, который забыл значение словосочетания «дома вовремя», — У-у-у, понятно. Дорогуша, уже седьмой час, а ты на работу раньше меня приходишь. Давай, собирай манатки и дуй домой. — Да погоди ты, — не огрызается, вздыхает Сакура, копошась затекшей рукой в распущенных волосах. Кофе приятно щекочет ноздри, но совершать лишние телодвижения, чтобы случайно не уснуть, все равно приходится, — Мне немного осталось. Сдам отчет Какаши-сану и пойду домой. — А-а-а, — хитро протянула Ино, вгоняя подругу в режим защиты и немного в краску. Каждый раз, когда у Яманака появлялась мерзенькая улыбочка на лице, страдала только Сакура. Несправедливо, — Знаешь ли, Хатаке тоже в кабинете штаны протирает. Пойдешь скрашивать ему вечер? — Ино! — шипит девушка почти возмущенно, потому что, честно, сил по-настоящему дуться не было. Но сохранить лицо хоть как-то нужно, — Я ничего подобного делать не собиралась. — Да-да, священнику на исповеди рассказывать будешь, — отмахивается блондинка, оправляя верхнюю одежду, — Расскажешь потом, какой он? А то, знаешь ли, его лица-то никто не видел, а уж про женщин и член уж говорить нечего… — Иди уже! — гремит Сакура и натужно сопит под переливчатый смех и издевательское «Пока-пока!» Ино, в принципе, прекрасно понимает ее желания, но своими насмехательствами еще пуще доказывает их невозможность. Сакура корпит над документами еще около часа. Стрелка на крупном циферблате неумолимо плывет к девяти, и девушка уж не уверена, в здании ли начальник. За стенами кабинета где-то до семи еще хлопает дверь и слышатся приглушенные «до завтра» или приглашения на пиво. Ох, а девушка не отказалась бы сейчас выпить. В голове словно на полную громкость работает отряд газонокосильщиков — все в висках жужжит и раздражающе щекочет, уши устали воспринимать хоть какие-то звуки, а мозг — думать. Глаза пекло, под веками щедро насыпали песка. Даже закрыв глаза, на радужке стояла таблица расчетов, зарплат, расходов, доходов и еще множества-множества денежных излишек и недоимок. Где-то на периферии облегчающе жужжал и скрежетал печатающий принтер — условный знак ее скорого освобождения. На листе выдачи уже скопилась стопка листов, испещренных мелкими цифрами и буквами, переполненными информацией столбцами и графами, и конца и края это вечной печати не было. Сакуре было по-человечески жалко Какаши-сана — ему ведь это все еще читать. Наконец, принтер с отвращением выплюнул последний листок, который подобно вишенке на торте, украшал внушительную стопку макулатуры цветастым фоном и диаграммами. Он был своеобразным жестом помощи — на нем девушка постаралась сколь можно доходчиво и кратко описать полсотни исписанных подробностями страниц. Чисто теоретически, она знатно сократила мужчине работу, выписав все самое главное и постаравшись максимально четко объяснить динамику доходов и расходов в этом месяце. Сакура сжимала в руках толстую стопку и шагала по направлению к кабинету начальника. В здании было по-мертвецки тихо, смутный свет вытяжки над комфоркой, выключающийся автоматически в одиннадцать, единственный давал хоть мало-мальскую видимость. Выйдя из своего цеха девушка хоть щуриться перестала — в коридорах свет был ярким, привычным. И вот, опять проступили недостатки восполненной спустя долгое время неудовлетворенности. Тело еще в обед отчаянно требовало сна, но проработав добрые восемь часов, отказывалось нормально функционировать. Сакура, впрочем, тоже. — Какаши-сан? — девушка ради приличия постучала пару раз, завидев полоску света под деревянной дверью и сиюсекундно вошла. Хатаке выглядел немного напуганным, жутко уставшим и удивленным. Первое, верно, от того, что кто-то застал его распивающим на работе саке. Второе едва ли надо объяснять, а вот третье вполне — она уже давно обитает на работе до поздней ночи — в чем вопросы, — Я вам отчеты принесла. — Ох, Сакура, — он встрепенулся, подозрительно закашлялся, прочистив горло. К чему-то начал судорожно разгребать стол и в нерешительности почесывать затылок, — Я, если честно, не думал, что кто-то еще остался на работе… — Успокойтесь, — примирительно улыбнулась девушка, проходя в глубь и кладя мягко на стол стопку бумаг. Скользнула взглядом по добротной бутылке саке, — Я поражена, что вы столько держались. Давно пора. Мужчина заметно расслабился, даже улыбнулся очертанием улыбки по маске. — Не хочешь присоединиться, пока будем отчеты разбирать? — Сакура задумчиво кинула взгляд на настенные часы, так, для проформы, но Какаши-сан воспринял этот жест довольно серьезно. Будучи вечно одинок, он и забыл, что дома может кто-то ждать, — Извини, тебя, наверное, кто-то ждет… — Неа — утешительно покачала головой Сакура. Потом зачем-то добавила, — Я одна живу, кому меня ждать? Какаши кивнул и потянулся за второй пиалой в безмолвной солидарности. — Думаю, разбирать отчеты вам не придется, — тем временем отозвалась Сакура, отвлеченно следя за тем, как мужчина разливает саке по емкостям. Ну какие у него руки, с ума сойти. А если бы вместо Ино был он…? От такой вольно-приятной мысли девушка запнулась и заалела до кончиков ушей. Конечно, мужчина это незамеченным не оставил. — Не придется? — уточнил он, желая, чтобы Сакура продолжила. — Ой, да. Извините, задумалась, — девушка смущенно улыбнулась и замахала руками в защитном жесте, — Вам не придется, потому что я уже расписала вам основные значения и целостную динамику на отдельном листе, — заметив неподдельное удивление на лице начальника, Сакура смутилась пуще прежнего, — Подумала, что читать столько писанины — убийство, вот вкратце вам и расписала. Не стоило?.. — Что ты? — тут же отмахнулся мужчина, по-своему улыбаясь глазами, — Я наоборот очень благодарен. Спасибо тебе большое. — Не за что, — ответила девушка, обхватывая пальцами некрупную фарфоровую емкость. Они только столкнулись взглядами и уж сразу решили пренебречь рамками приличия. Выпили подряд по две пиалы. Чуть позже девушка поймет, что могла воспользоваться ситуацией и подглядеть сокрытое лицо начальника, но про это Сакуре как-то не думалось. Вот о том, что она пьет в компании давно посягающего на сердце мужчины — вполне. Голова едва просвежела, а былая легкость в теле обзавелась еще и отсутствием скованности. Настроение у обоих было разговаривать, а у Сакуры еще и целоваться. Ну, по-крайней мере, она считала, что такие неподобающие мысли одолевают только ее, — Какаши-сан, можно спросить вас? — Да, конечно, — мужчина очевидно оживился, найдя достойный предлог ненадолго отойти от всепоглощающих бумажек. Он ожидал вопроса о том, почему не идет домой, не ждет ли его жена или девушка — ну, все, что нравится обсуждать подвыпившим людям. Мужчина к таким вопросам даже был готов, отвечал бы охотно с легким флиртом, но, наверное, в тайне бы разочаровался. Однако Какаши очень сильно недооценил внутреннего любопытного ребенка Сакуры. Не удивительно, что он, в принципе, сохранился — когда дружишь с таким болваном, как Наруто, невольно оказываешься в списке сумасшедших у тех, кто видел, как этот белобрысый идиот заталкивает снег с громкими воплями друзьям за шиворот. — А почему вы носите маску? — улыбнулась она, слегка порозовев. То ли ото всех событий за день, то ли от выпитого алкоголя. На девичьем лице было написано такое по-детски хитрое и довольное любопытство, что у мужчины аж брови на лоб взлетели и немножечко кровь к щекам — это об этом она его спросить хотела? — Ну, — очевидную озадаченность даже пресловутая маска не скрыла, — Я очень хорошо чувствую запахи, а иногда, сама понимаешь, они бывают до тошноты неприятными. А через ткань не так бьет по рецепторам. Ну, плюс долгая привычка, так что да. — По этой же причине вы в столовой не обедаете с остальными? — И по этой тоже, — согласно кивает мужчина, — Но вообще, предпочитаю домашнюю еду. — Ухх, я бы тоже не отказалась, — мечтательно зажмурилась девушка, а у Какаши перед глазами, как она днем под Ино с таким же лицом содрогалась. Хатаке честно постарался себя одернуть, но вышло весьма скверно. Фантазия побежала далеко-далеко, а долгое воздержание от физических потребностей тела опасно задышало в загривок. Идея остаться с молодой, красивой сотрудницей, довольно давно привлекавшей его внимание, показалась на диво опрометчивой, — От амицу или данго… — Что сложного в амицу? — удивленно вскинул бровь мужчина, — Это же просто фрукты. — Ну, для меня искусство кулинарии недоступно, — смущенно засмеялась девушка, — Я предпочитаю книжки готовке. — Правда? — Ну, не только книжки, конечно, — рассмеялась умильно Сакура, раскрепощенная, уложившая локти на стол, — Сбегала к друзьям, когда мама собиралась учить, на тренировки… — Тренировки? Сакура мысленно ругается на свой длинный язык и в принципе излишнюю болтовню. Если второе простить можно, учитывая, что они знакомы давно, можно сказать друзья, то первое хотелось оторвать. — Э-э-э, — заикается девушка, в надежде, что сейчас что-то произойдет и она сможет сменить тему. Но спасительного круга жизнь не кидает. Конечно, уметь себя защищать — это прекрасно, особенно для девушки, но говорить об этом Какаши-сану как-то не хотелось. Испугается еще, а ей за всю жизнь любовные дела и так много раз давали пендаля, — Я несколько лет занималась единоборствами. Для обороны. — Верное решение, — кивает мужчина и улыбается глазами, — Ты молодец. Я, честно говоря, не ожидал, — он вообще много чего сегодня не ожидал. — Ну, а вы чем в свободное время занимаетесь? — удобно съехала с темы девушка, после распития третьей пиалы. У нее на языке приятная горечь, а в голове потихоньку рассеиваются тревожные, стыдливые мысли. С Какаши общаться, на удивление, легко и совсем не страшно. Она это знала давно, но почему то каждый раз удивлялась, будто строгость и серьезность в общении с начальством — неприложный факт. — Хм, — неопределенно ответил мужчина, будто нарочно закатывая рукава и ослабляя галстук. Сакура тяжело сглотнула, с языка едва ли не сорвался вопрос, — Работаю? — В самом деле? — Ну да. — И Гай-сан вам позволяет? — Верный вопрос, — смеется Какаши, так легко и завораживающе, что девушка на секунду забывает как дышать. Чувство влюбленности такое неприятное, от него даже обычные действия кажутся сложными, невыполнимыми. Сакура злится на себя и будто бы немножечко трезвеет, — Он, если замечает, приходит и зовет пробежаться пару кружочков вокруг здания. Здание, на минуточку, длинною не в одну сотню метров. — Должно быть, эм, расслабляет? — кажется, их беседа пошла не в то русло — полупьяные переговоры ночью в офисе должны быть хоть с оттенком флирта, а Гай-сан был настолько жизнерадостно правильным, что думать даже о поцелуях при нем казалось чем-то постыдным. Девушка ожидает неловкой паузы или новой реплики от начальника, но никак не то, что срывается с его языка. После такой опрометчивой фразы хочется хорошенько продемонстрировать такому же болвану, как и Наруто, только, зараза, сексуальному, каким единоборствам она научилась в старшей школе. — Ты с Ино получше меня знаешь, как на работе расслабляться, — шутит якобы легко Хатаке, будто его эта хахайка не смущает от слова совсем. Будто это не Сакура только что выплюнула пятую пиалу саке обратно в емкость. — Вы что, все видели?.. — внутри девушки все леденеет, она по-настоящему пугается. Дурман алкоголя спадает как атласная простынь со старого пианино и комкается в ногах. — Не знаю все ли, — мужчина опустошает, кажется, шестую пиалу и смотрит с доброй насмешкой, совершенно расслабленный, — Но кое-что определенно. — И вам смешно? — Немного, — от серьезного тона девушки Какаши немного тушуется. Конечно, он должен бы ее отчитать за подобное, но учитывая усердную, безупречную работу, полное понимание с ее стороны и поддержку, как-то не хочется. Но видимо шутить тоже было такой себе идеей, раз у подчиненной в глазах нет и капельки веселья. Он где-то перегнул палку? — Вы болван, Какаши-сан, — грустно заключает девушка и отворачивается к окну. Ей так стыдно и грустно, что тянет расплакаться сильно-сильно. Он ведь даже не ревнует, да и, собственно, не испытывает никаких эмоций кроме веселья. Ей тогда было жутко страшно и неловко, а ему смешно. Она понимает, что не может с него что-то требовать, да и смех получше выговора (наверное?), но почему-то в груди противно щемит. — Я что-то сказал не так? — Сакура переводит взгляд, вглядывается в сизую вину, скользящую по радужке и немного веселеет. — Есть такое. — Если тебя смущает, с кем я тебя застал, то я никаких предрассудков не имею, — говорит честно, но ему трудно, изнутри трещат и натягиваются мышцы горла. Это и обидно и дробит сердце — с одной стороны, дело не в нем, ее просто мужчины не интересуют, а с другой у него нет и шанса. Ревность ужасна, но всепоглощающа и поделать с горечью Хатаке ничего не может. Разве что скрыть под пеленой шуток и вежливого понимания, — Ни геи, ни лесбиянки не вызывают во мне неприязни. Это нормально. — Чт… — спотыкается на слове Сакура, слушая довольно странные, но обоснованные выводы о себе, — Да никакая я не лесбиянка! — она, верно, слишком громко взвизгивает, но в офисе пусто, так что какая разница? — В этом нет ничего такого… — Да я бы не стеснялась своей ориентации! — перебивает нетерпеливо и хмурится, — Я просто правда не лесбиянка. — Не сказал бы, что ты была недовольна. Сакура задыхается в смущении и раздражении, ошалело смотрит на начальника и багровеет от кончиков ушей до кромки блузки. Наглец! — Попробуйте не заниматься сексом год, я на вас посмотрю! — в запале выкрикивает девушка, злобно сверля взглядом по-кошачьи довольного мужчину, а потом как понимает, что ляпнула. Вот сейчас она правда прикусила язык и от боли ойкнула. Прикрыла ладошкой саднящий рот и заодно пылающие щеки. К черту Хатаке с его разговорами. Настроение теперь забрать документы и свалить из страны. А мужчина опять смеется. — Да, был у меня такой опыт, — улыбается вновь глазами, — Ну, мастурбация хорошая вещь для того, чтобы пережить данный период легче. — Какаши-сан, я не настолько пьяна, чтобы обсуждать с вами такие вещи. — Какие — такие? — Смущающие, — Сакура судорожно пригубила немного саке и отвернулась к окну, мечтая распахнуть его, ощутить спасительную январскую прохладу. Ну, и возможно выпрыгнуть. — Хм, — вновь неопределенно отзывается мужчина, повторяя действия подчиненной, — Я не вижу в этом ничего такого. Все мы люди. Сакуре сначала хочется воскликнуть, что они начальник и подчиненная, но она успевает только набрать в легкие воздуха. Благо, в этот раз ее горячность не побежала впереди паровоза и девушка успела подумать. Ляпни она это сейчас — разрушится всяческая дружеская атмосфера. Она не знала Какаши-сана слишком хорошо — что, к слову, весьма досадно — но была уверена, что он воспримет ее слова буквально и отдалится. Сакуре этого ой как не хотелось, потому она мгновенно выдохнула, сдувшись, как шарик. — Все равно, — только и смогла упрямо мотнуть головой и поджать губы. Конечно, он прав. Но что ей сделать-то теперь — ежедневно дрочить, поставив его фотку в рамочку? Купить себе резинового друга? Или и дальше просить уж больно раскрепощенную подругу колдовать над ней? Каждый вариант казался абсурдным и жутко Сакуру раздражал. Злил теперь и сам Хатаке — весь такой простой и довольный, будто все ее предрассудки и проблемы сотрутся от одного вежливого «это нормально, мы все люди». Да ни черта! — Секс — точно такая же физическая потребность, как и еда… — злость закипала, девушка тоже. Ох, Какаши-сан, бегите, — сон или туалет, — продолжал, будто не замечая сгустившегося напряжением воздуха вокруг Сакуры, — Это нормально. — О, вот как, — фыркнула розоволосая, складывая руки под грудью, — То есть, если я предложу вам переспать, вы с удовольствием согласитесь? Мы же люди — это нормально! Хатаке замешкался. Удивленно вскинул брови, застыл даже. Такая реакция не то, что была неприятна, просто кольнула обидой под ребра. На многое позарилась, дорогуша. — А я вам о чем, — с долей обреченности вздохнула Сакура, расслабляя позу и едва заметно грустнея. — Рано выводы делаешь, — спокойно протянул мужчина, но девушке захотелось экстренно сжаться до размеров молекулы. Такого строгого тона от своего начальника она не слышала никогда. Что бы ни произошло — всегда вежливый, не переходящий границы дозволенного. А тут сказал так, что судорогой свело ноги. И это у него-то было полгода воздержания?! Она поверит в это только в том случае, если окажется, что он банально не успевал — женщины кончали только от его голоса, — Я не говорил, что в таком плане ты меня не привлекаешь, — рассуждает. Даже в такие моменты. И даже сейчас — чертовски сексуально, — Меня больше удивило, что ты злишься. Почему ты злишься, Сакура? Девушка метнула в него недовольный, острый как копье взгляд — и сама поранилась о хлесткую, дикую сталь в платиновых глазах. Либо она его достала, либо…черт его знает. — Я вам сказала, что меня смущает, а вы продолжаете. Это бесит. Бесило. — Извини, — оттаял, откинулся на спинку стула, скрывая взгляд под навесом серебрнных волос. Сакуру кольнуло чувство неправильности собственных слов, — Не хотел доставлять тебе дискомфорт. Харуно отвернулась. Ей понадобилась мучительная минута, чтобы успокоить саму себя и просто подумать. Понять, что, наверное, именно сейчас воздвигла стену, только уже не официоза, а собственной неприступности перед тем, кто в мечтах и был этой самой стеной, защищавшей от других. Она чувствовала ускользающую, словно уж близость, заметила, как поблескивает в лунном свете и сиянии белесой лампы на столе ее юлящий хвост. Придется хватать, выдавливать из себя, переступать даже, если она не хочет разрушить собственными руками, возможно, единственную возможность. — Вы не ответили, — вместо вызова — невнятный, смущенный бубнеж. Но он хотя бы прозвучал! — Хм? — мужчина, кажется, задумался — выглядел несколько обескураженным, — Ты о чем? — Вы не ответили, привлекаю ли я вас? — лишь усилием воли не спустила голос на шепот и сама не сползла под стол. А хотелось. — Ах это, — в голосе начальника что-то неуловимо потеплело и Сакура осторожно повернула голову, — Очень, Сакура. Розоволосая задохнулась, зарделась, выпрямилась. Поймала прямой, честный, добрый взгляд. Кажется, руки затряслись. — В-вы меня тоже, — она убеждала себя, что это ответный комплимент, но на самом деле сказать это хотелось нестерпимо не первую неделю. — Приятно знать, что кому-то нравлюсь на старости лет, — весело улыбнулся мужчина, без капли стеснения стягивая маску с худого лица. Он, кажется, и сам не заметил этого действия, да вот только сидящая сотрудница напротив лишь усилием воли подавила кашель. Зато глаза выпучила до боли и смотрела ошалело-неверующе. — Вы такой красивый… — вырвалось само собой, но Сакура толком и не заметила, погруженная в свое удивление. — Мне за всю жизнь столько комплиментов не делали, сколько ты сказала за последние пару минут, — вкрадчиво улыбается начальник, стаскивая марлю полностью и закидывая ее куда-то в ящик. Тон его от чего-то становится глубже, расслабляет и охаживает слуховые рецепторы, взгляд мутнеет — в нем пропадают резкие перепады между пепельно-серым и графитовым. Матовая асфальтная дымка застилает взгляд, а возможно, радужку вытеснил широкий зрачок. Девушка не знает, но это не отменяет того, что глаза мужчины завораживают, едва ли не гипнотизируют, — Спасибо. — Д-да не за что, — смущенно выдает Сакура, сама поражаясь тому, насколько оробела от простого взгляда. Успокоить себя может только тем, что румянец не от смущения, но от выпитого алкоголя. Она понимает, что если ничего не сделает, то выставит себя полной дурой, не умеющей пить и нарушающей и без того размытые границы субординации, — Говорю как есть, — улыбается невпопад, облокачиваясь ладонями на стол, чтобы оттолкнуться и приподняться, — Если вы не против, я окно приоткрою, а то очень… — Жарко, да, — тихо перебивает ее мужчина, обхватывая тугим кольцом пальцев тонкое запястье. Сакура цепенеет, судорожно вбирает в сжатые, придавленные еще недавно казавшимся удобным бюстгальтером легкие воздуха и приоткрывает в немом вопросе губы. Она ошеломлена, но где-то на задворках сознания понимает, что это — возможно ее последняя возможность быть так близко к объекту обожания, так что старается запомнить каждое, даже фантомное ощущение. Чуткое, неплотное, но уверенное прикосновение ласково покалывало запястье, разносило томительное волнение по позвоночнику, отдаваясь в коленках. Жаль, что это скоро закончится. Но мужчина на этом не останавливается. Чуть ослабляет обхват пальцев, скользит выше, едва задевая вскочившие крупные мурашки, специально легко скребет коротким ногтем внутренний сгиб руки, а потом ненавязчиво тянет на себя. С такой силой, чтобы если бы у Сакуры были сомнения, она бы без проблем остановилась. Но девушка не противится. Витает в дурмане собственных грез и алкоголя, и подходит ближе, почти садится к мужчине на колени. Какаши все же задает вслух вопрос: — Ты ведь все понимаешь? — Хм, — отвечает неопределенно Сакура, зачем от чего-то смеется печально и немного отворачивает голову. Взгляд у нее тускнеет, мутнеет и мужчина понимает — думает. А затем вдруг выпаливает, будто и не размышляла вовсе, — Вы мне давно нравитесь, Какаши-сан, — она мягко обхватывает крупное, прохладное предплечье мужчины и отводит немного от своей руки, — Но спать с вами просто так я не хочу, вернее, хочу, но знаю, что потом будет не очень. Мне, — немного молчит и добавляет по-детски неловкое — Вот. — Хм, — на манер Сакуры, неопределенно вздыхает Хатаке, потирая подбородок. Смеющимися глазами уставляется в потолок, затихает и странно лыбится, чем изрядно нервирует девушку, — Пойдешь со мной завтра на свидание? — Что? — На свидание пойдешь, говорю? — терпеливо повторяет и смотрит весело-весело. Болван. — За то, что я пересплю с вами? — Да что ты все к сексу сводишь? — цыкает Какаши, откатываясь на кресле чуть назад, чтобы лучше видеть лицо Сакуры, — Не спи со мной сколько хочешь, я же тебя на свидание не за тем зову. Сначала девушка откровенно растеряна. По лицу ползет вопиющее неверие, во впадине глазниц заседают сомнения, а рот изгибается нерешительно. Хмельной взгляд бегает по комнате, пока сама хозяйка судорожно размышляет. Затем непонимание смещается, заменяется чем-то не слишком понятным. У Сакуры на лице столько эмоций, что их пестрящий водоворот был совершенно не читаем, непонятен. То странная, мягкая, размытая полутьмой улыбка, то стыдливый румянец, то легкое раздражение. Будто она с самой собой боролась. — Я пойду, — улыбнулась через две минуты, складывая вспотевшие ладони за спиной в лодочку. Вся занервничала, сжалась слегка — Какаши снова заметил, снова же и промолчал. Как чуял, что Сакура сама что-то предложит, — Только можно я кое-что сначала сделаю? — Конечно, — предвкушение приятно распухло в подреберье, заискрилось начищенным проводом в графитовых глазах. Харуно утонула. Наклон должен был выйти мерным, грациозным, но получился каким-то дерганым, скованным. От первой же неудачи девушка немного струхнула — вся былая доверчивая уверенность сползла тонкой стружкой с алого лица, лишая хоть мало мальской защиты. Она знала, что хотела дальше сделать, но остатков былого запала едва ли хватало. Сакура решила, что быстренько клюнет начальника в небритую щеку и убежит. Мило и совсем не страшно. Совсем. Однако Сакура совсем недооценила хитрость и пакостность человеческой натуры. Ее наивность сыграла с ней не злую, но все же шутку — вместо шершавой скулы — мягкая сухость тонких губ. Девушка в неверии распахнула и без того огромные глаза, уставилась в смеющийся взгляд напротив и покраснела вновь, хотя, казалось бы, куда сильнее? Мужчина заманчиво прикрыл веки, провел томно губами и осторожно скользнул языком по ее сомкнутым в смущении устам. Сакура почти по наитию приоткрыла их и захлебнулась в нежной страсти — Какаши-сан целовался отменно, ласкал уздечку и десны, овевал нерешительный девичий язык и затягивал ее глубже в пелену чуткого возбуждения. Его руки — крепкие и уверенные — осторожно скользнули дальше, вдоль напряженного свода предплечий, к шее и затылку, надавили с безмолвным предложением и Сакура так же, без слов согласилась. Наплевав на непозволительно задравшуюся юбку уселась на колени к начальнику — чертова Ино, теперь ее слова о том, что она с ним спит не будут такой уж ложью. Жалела ли Сакура? Отнюдь. Они целовались долго и мучительно медленно, мужчина будто нарочно издевался. Весь такой из себя ласковый поцелуй, а на заднице плавится горячее прикосновение — Какаши уверенно смял упругую плоть нимало ни заботясь о преградах в виде юбки и нижнего белья. Творил руками в принципе что-то невообразимое — то случайно касался чувствительной груди, то давил на напряженный живот будто и не нарочно, а в какой-то момент и вовсе бессовестно просунул пальцы между ног, задевая промежность. Якобы подвинул ближе, но Сакуре хватило — она запищала в чужие губы и зажмурилась до оранжевых кругов под веками. — Ну хватит вам, — прошептала измученно, отрываясь с отвратительно возбуждающим хлюпом. У мужчины теперь такие красивые алые, истерзанные губы — просто смерть, — Только и издеваетесь, — и сама уверенно двинула бедрами по оттопыренной ширинке, чувствуя нехилое возбуждение и кольнувшись нечаянно вскинутой молнией. И ее и себя мучает. — Сейчас тоже я? — и глаза состроил хитрые-хитрые, уверенно притискиваясь плотнее — бедра к бедрам. — Д-да вы, — зашептала беспорядочно девушка, едва ли не хныкая в приоткрытую доверчиво крепкую шею. Укусила тут же — в качестве возмездия. — Ауч, — движения на спине стали ласковыми, поглаживающими — Сакура оказалась на диво отзывчивой и чуткой, не хотелось делать ей больно неосторожным движением. — Как тебе будет удобнее? — Что? — В какой позе тебе удобнее? — уточнил Какаши, прижимая трепещущую девушку плотнее, чувствуя, как неумело и неконтролируемо у нее разъезжаются бедра. — Я, е-если честно, не знаю… — У тебя же был мужчина, как тебе больше нравилось? Сакура рассмеялась ему куда-то в плечо, крепче сжимая пальчиками хлопковую ткань рубашки. — Ну, если по правде, то там никто меня особо и не спрашивал. Половину вообще смутно помню — пьяная была. — Вот как, — задумчиво протянул мужчина. От такого признания тянуло чем-то нездоровым, и вовсе не со стороны девушки, а со стороны ее бывшего парня, который даже не удосужился подумать о том, чтобы приятно было обоим. Хорошо, что Сакуре смешно и она не тяготится прошлым — в иной ситуации подобное отношение могло привести к куда худшим последствиям, — Тогда останемся тут. Если что-то заболит — обязательно скажи. — Спасибо, — тихонечко шепнула девушка и клюнула его куда-то в челюсть — так нежно и стеснительно — аж в груди защемило. Хатаке вернулся к распухшим губам — осторожно провел по ним языком, ловя смущенный выдох и опустился руками к рубашке. Осторожно потянул за пуговички, чтобы не порвать — те легко повиновались, разводя ткань в стороны. Мужчина переместился ниже — Сакура оказалась немного низковатой, от чего в такой позе целовать шею и плечи с красивой россыпью родинок было неудобно. Но она так судорожно хватала измученным ртом воздух, даже не царапала, а мяла неслушавшимися пальчиками сзади плечи, что на всякий дискомфорт можно было закрыть глаза. На небольшой груди, выпрыгивающей из простого лифчика, было и того больше родинок — такое красивое тело, с ума сойти. Сакура сама стянула с себя рубашку, нервными движениями и подрагивающими руками постаралась стянуть и его — но мужчина ее аккуратно остановил, поцеловал тонкие ладони и сам ровным движением откинул рубашку. В поплывших и одуревших от возбуждения глазах прорезалось любопытство, мелькнуло у зрачка и завлекло полностью. — Откуда у вас столько шрамов?.. — девушка осторожно провела по самому длинному — у груди — неуловимо царапнула короткими ногтями и подняла нечитаемый взгляд на мужчину. Кажется, она немного испугалась, — Что с вами случилось? — Когда служил в армии зацепило, — пояснил, стараясь отвлечь касаниями от не самого привлекательного зрелища, — Я тебя пугаю? — Вовсе нет, — нахмурилась, припадая к тонкому шраму на плече, старательно целуя его, а затем просто прижимаясь к влажной коже щекой, — Вы все равно красивый. Пугает не вид, а то, откуда они взялись. — Не грузись, — жарко выдохнул, приподнимая грудь над чашечкой лифа — Сакура что-то невнятно промычала, проваливаясь в глухой стон, — Давно было, к чему вспоминать теперь. Девушка и не вспоминала с ним. Утонула в умелой стимуляции груди — та всегда была ее самым чувствительным местом. Влажный язык, юрко кружащий по ореолу совсем сводил с ума — кожа вздыбилась мурашками, а тело согласно выгибалось навстречу, подбиваемое дрожью возбуждения. Так хорошо. Какаши словно чуял, как нужно, чтобы Сакура совсем расплылась — нежно массировал полушария, не давил и не мял до боли, но осторожно скользил языком и грубыми пальцами по девичьей коже, по тихим вздохам определяя, где ей больше нравится. Сакура оказалась на диво смелой и нетерпеливой, уцепилась одной рукой за шею, а другой протиснулась меж трущихся тел — завозилась с ремнем и ширинкой. И пусть мышцы ее совсем не слушались, расстегнуть получилось с первого раза. — Хэй, тихо-тихо, не торопись, — мужчина согласно принял крепкие объятия — хоть так ее руки можно чем-то занять, а то он и без того до предела возбужден. Может, Сакура и не была больно умела, но отзывчивые реакции и ласковые прикосновения возбуждали куда сильнее приевшихся грубых ласк. Хатаке двинулся рукой вниз, отодвинул мокрую ластовицу трусов и провел широко меж половых губ. Сакура совсем расклеилась — задрожала, прижалась ближе и глухо простонала куда-то в плечо. Ему хотелось ее слышать. — Можешь не сдерживаться, мы все равно тут одни, — шепнул доверительно в копну растрепавшихся волос и протолкнул на пробу палец внутрь. Жарко. Узко. Умопомрачительно приятно, хотя кожа на члене куда чувствительнее огрубевшей на пальцах. Как же, наверное, хорошо будет в ней. Какаши устал оттягивать, ему было совсем невтерпеж, а вся склизкая и липкая от смазки ладонь казалась ему достоверным подтверждением того, что девушка готова и больно ей не будет. Тут же высвободил сведенный возбуждением член — когда ткань плотных боксеров перестала мять чувствительную плоть стало легче. Он не успел отследить то, что произошло дальше, когда там руки Сакуры успели юркнуть с его спины к паху, но ощущал он все отлично — ее прохладные ладони осторожно обхватили член у самого основания и приставили к входу. Какаши понял — согласие и приглашение. Провел для проформы и больших ощущений по клитору, словил в удовлетворении громкий вскрик и толкнулся внутрь, из-за позы входя почти на полную длину. Как же в ней хорошо, с ума сойти. Собственный стон заглушил протяжный девичий над ухом, его вообще как-будто на секунду выкинуло из мира. Сакура была тугая, нерастянутая — сразу чувствовалось, что секса у нее давно не было. Внутри было жарко, а шелковая влага облепляла настолько плотно еще и от беспорядочных сокращений мышц, что мочи терпеть совсем не было. Хотелось хоть раз успеть двинуться, потому что от топящего наслаждения и ощущений можно было хоть сейчас кончить. А Сакура, будто нарочно, не двигалась, но сжимала его изнутри, то слабее, то сильнее. Поглаживала дерганно спину, целовала куда-то — кажется, в многочисленные шрамы, даже сосок успела цапнуть. Мужчина опустил руки на талию, прошелся по выпуклым бугоркам родинок, по тонким линиям растяжек у бедер и приподнял невесомое тело чуть-чуть над собой — член тут же обдало ледяным холодом до того вполне теплой комнаты. Толкнуться успел всего пару раз — оргазм приближался стремительно и неизбежно, а он совсем в спешке забыл про презервативы. Пришлось второпях вытащить и кончить в кулак, ловя сметающую сознание волну кайфа. Со смутным пониманием он наблюдал, как девушка опустила тонкие пальцы к промежности, надавила на клитор, прошлась кругом и кончила следом. От этих ее взаимодействий в теле что-то стрельнуло, возбуждение задышало в затылок, но Хатаке сумел кое-как взять себя в руки — с Сакуры на сегодня одного раза хватит. Она все еще подрагивала на его коленях — поза у девушки была странная, неестественная, выломанная разрядкой и усталостью. Наверняка ей было неудобно, но тело, слишком разморенное и непослушное после секса не могло пошевелиться. Какаши ей помог — осторожно подсадил, расстегнул сковывающую движения юбку и подтолкнул к своему телу, вполне удобно облокачивающемуся на спинку кресла. Какое-то время они молчали. Сакура просто приходила в себя — дышала все еще загнанно и влажно куда-то ему в шею, кожи то и дело касался жгучий жар и мокрые губы. Хатаке же просто растворялся в ощущениях, смаковал момент и упивался бессилием и маревом эмоций в голове. Вдруг Сакура зашевелилась. То ли вздохнула, то ли всхлипнула и тихонечко позвала мужчину. — Какаши-сан… — Да? — А вы про свидание…правда или это, ну, для того, чтобы… — Абсолютно серьезно, — урезонил ее метания мужчина, осторожно поглаживая по взмокшей спине. Еще надумает себе всякой ерунды, — Ты же сладкое любишь, так что предлагаю кафе. Знаю одно прекрасное место — мало людей, зато вкусно до безобразия. Обещаю, приставать не буду. Сакура рассмеялась.