Золотое бремя

Зачем? Почему? Почему я умерла? Я не смогла дожить хотя бы до двадцати лет. Столько планов… И теперь это всё не имеет смысла? Меня даже уже не волнует внезапная причина смерти, моё здоровье было подозрительно шатким, а больницы… Ненавистное мне место. Наверное, это было ожидаемо. С таким пренебрежением к своему здоровью. Впрочем это не важно. Как и мои мысли… Тоже. Почему я до сих пор способна мыслить? Это странно. Я ничего не чувствую, даже обиды уже не имеют веса. Лишь плавное ощущение пустоты вокруг. Тихое. И безмерное. Говорят, мозг человека живёт ещё какое-то время, лишь после чего полностью умирает. Значит ли это, что мой мозг ещё не умер, благодаря чему я могу мыслить? Но в один момент моё сознание отключилось. Очнулась я от странного ощущения. Тепло, мягко и уютно. От этого хотелось расплакаться. Это было странно, но очень приятно. Так, понемногу, я начала чувствовать и свои конечности. Слабо, необычайно смутно. Ох, неужели… Я переродилась? Или я рано радуюсь? Наверное. Перерождение… Звучит бредово. Но не сказать, что я бы не хотела этого. Это лучше, чем неизвестность.

***

Я не помню, что произошло. Ужасная боль пронзила меня, прежде чем я услышала крик. Детский крик, такой же смутный, как и крики других. Чувствительной кожей я ощущала чужие, неприятные мне прикосновения. Большие пальцы, ладони. Всё ощущалось слишком ярко, даруя очередное не ясное мне отвращение и панику. Было страшно… и больно. Я слышала странные нечеловеческие завывания окружающие меня плотным коконом, что лишь сильнее пугало. Неожиданно к этому прибавились и женские крики. Громкие агрессивные и неразборчивые фразы были слишком быстрыми, чтобы их можно было как-либо, хоть немного, понять, особенно человеку не увлекающийся иностранными языками. Между этим, в какой-то момент, я снова провалилась во тьму.

***

Каждый раз, как я приходила в сознание, я в очередной раз слышала странное шипение и завывания. Сначала я, по своим ощущениям, плакала, крича не своим голосом. Детским. Дальше, после неизменно повторяющих действий, я начала иногда ощущать на себе странные прикосновения. Странные они были из-за приносящих за собой чувств. После них, хотелось спать, а сознание становилось мутным, оставаясь таким довольно большее количество времени. Так проходило время. Иногда меня кормили, выполняли разные манипуляции. Из-за того, что многие прикосновения были откровенно мне неприятны, меня часто “усыпляли”, иначе назвать былое повторяющиеся ощущения на себе было нельзя. Первое время я видела плохо. Просто мутная яркая пелена, на которую смотреть не было никакого желания, из-за чего я часто закрывала глаза, находясь в полусонном состоянии. Я не помню сколько времени прошло. В один момент я почувствовала как меня подняли, но уже не для привычных манипуляции. Я устало и недовольно воротилась на руках несущего меня человека, но на это лишь получила лёгкие успокаивающие покачивания. Начиная нервничать, я в очередной раз, негативно реагируя на чужие действия, начала хныкать. В ответ, шепча ласковым женским голосом, к моим губам приложили, как я поняла, соску. В итоге, не способная особо уворачиваться и плотно запелённая в мягкую ткань, я недовольно приняла детскую пустышку, лениво начиная посасывать мягкую резину. Среди отдаленно звучавших шёпотов, я ясно уловила достаточно громкое бряцание открывающей двери, после чего последовал мелодичный мужской голос: – Je suis désolé que tu aies à travailler comme Baby-sitter¹. – C’est bon, je ne peux pas vous laisser avec le bébé². – последовал ответ, уже от держащей меня, женщины. Не сразу, но я поняла, что беседовали они на французском. Хоть и понять смысл сказанного мне и не удалось. Это красивый язык. Помнится мне, я хотела выучить его. Но так и не смогла найти время для этого. Жаль, возможно тогда бы я смогла разобрать смысл сказанного. Я услышала шорох одежды, после чего передо мной склонилась тень, затем и немного нечёткое, из-за моего плохого зрения, лицо довольно молодого мужчины. Светлые волосы казались немного тусклыми в полутьме помещения. Слегка небрежная челка по обе стороны и длиной ниже глаз, была разделена ровным пробором посередине, пряди которой легко защекотили мою кожу на лице, стоило ему приблизиться и невесомо прикоснуться губами к моему лбу, словно здороваясь со мной таким необычным образом. Утончённые же черты лица и такие же тонкие брови, вместе с тонкими губами придавали ему аристократичности. А мягкие карие глаза с обрамлением таких же каштановых ресниц вместе с небольшой россыпью незаметных веснушек на носу, заканчивал образ красивого молодого человека, также внимательно разглядывающего моё лицо в ответ. Странные эмоции мелькали на его лице: от смятения и неуверенности, что было заметно по его поджимающим иногда губам, до неясной мне грусти в карамельных глазах. Кто он? Сразу после мелькнувшего в моей голове вопроса, он тихо заговорил, аккуратно и легко оттянув край пелёнки от моего лица своими длинными пальцами, предположительно, чтобы видеть меня лучше. – Oh, elle ressemble à un petit rayon de lumière³. – после чего слабо улыбнулся, но тут же вернул бесстрастное выражение лица, выпрямляясь и тем самым уходя с моего поля зрения. Они снова продолжили разговор, я же потихоньку начала засыпать, ощущая, что странное чувство из-за чего я всё время ощущаю себя сонной, в очередной раз начало склонять меня в полудрёму, затем и в полноценный для ребёнка, сон. Последней мыслью был короткий, но навязчивый в своей важности, вопрос, невольно появившейся на краю засыпающего детского сознания. “Где моя мама?”