У нас же был договор, нет?

Снова Фильченков попытался успокоиться, но безуспешно. Ещё и Джонни словно специально наклоняется ближе. А может это и игра подсознания. Но все равно Рома прерывисто вздыхает и прижимается щекой к ладони, словно выпрашивающий ласки щенок. И тут же самостоятельно поддается вперед, прижимаясь к Колбая и целуя. Стоит только губам соприкоснуться, как парень ощущает стремительно исчезающую в себе просто обычную нежность. И наоборот, одной рукой зарывается в черные волосы, о, эта чудесная мягкость. Нога словно сама закидывается на бедро к брюнету, нагло провоцируя. Мысли об Андрее просто сгорали в той страсти, что бурлила в Фильченкове. Все окончательно полетело в Лету, когда Фляжка стал отвечать. Немного грубо обхватил за бедра, перехватил поцелуй. Рома снова прерывисто выдохнул, переходя в сладкий стон, когда его почти бросили на стол и снова ввели в поцелуй. Он не может остановиться, нет. Только не сейчас. Громкая трель звонка застает Фильченкова уже лежащим на все том же столе. Верхняя одежда задралась и теплая рука уже поглаживала по боку, но характерная мелодия все сбила. Это Андрей… Осознание холодной водой окатило его, заставив резко очнуться и начать дрожать. Черт возьми… Он только что изменил своему парню… Поцеловался с другим, едва не позволил ему большего. Как он до этого докатился… — Я… Мы… П… Ар… На что-либо внятное сейчас Рома был не способен. Всхлипнув и поспешно соскочив со стола, он выбежал из комнаты, слыша чей-то крик сзади. Охрана не попыталась остановить его, рыдающего на ходу. Но тут уже сыграли свою роль слезы, из-за которых парень почти что врезался во все столбы у себя по пути. — Да?! — наконец истерически выкрикнул он в трубку, которая все это время трезвонила. — Рома? Ром, что такое? — не в силах сдерживать рыдания, Фильченков съехал по стене и забился в ближайший угол, — Рома, что случилось? Тебя кто-то обидел? Мне приехать? Скажи мне где ты! — Да какое тебе вообще дело?! — в сердцах выкрикнул парень, пытаясь вытереть слезы. Он не хотел срываться на любимого, но трубка уже сброшена. А он продолжает рыдать, вцепившись в волосы. Тому треугольнику, оставшемуся спустя столько времени, как раз не хватило Фляжки! Как ещё одной проблемы. Он, черт возьми, поцеловал его. Поцеловал этот ходячий идол примерно половины только их страны. И ему ответили. И ему понравилось. Не только ему, черт подери! У ФлекДжикея все находилось во вполне себе активном состоянии ещё после того, как Рома просто убрал руки от лица. Черт возьми, да если бы не звонок Андрея, он бы там и остался! Не стал останавливать. Он бы получил массу приятных ощущений, оно ясно. Может быть несколько стандартных меток, по типу засосов. Он бы смог там остаться до конца нахождения здесь Джонни. То каждым утром, просыпаясь в чужой кровати, Рома бы с трудом сдерживал желание разрыдаться. И стоило бы всему закончиться, как он ещё долго бы истерил и называл себя шлюхой. Отдался из-за красоты и славы, стыд какой! Мама его за такое лозиной избила бы так, что неделю сидеть невозможно будет. Черт, если бы от воспоминаний можно было отмахнуться так легко. Ведь мозг снова и снова подкидывал отдельные картинки. Запах дезодоранта, ненавязчивый, приятный. Шершавая ладонь у себя на боку. Пальцы ласково сжимают его за ягодицу. Горящие темные глаза, словно пропасть к центру земли. И там внутри колеблется жадная лава из страсти и похоти. Его хотели, да. Это было очевидно. И Фильченков снова краснеет из-за воспоминаний. Поднимается и нехотя плетется к ближайшему магазину. Шаг приходится ускорить, и он едва не забегает в туалет, вызывая несколько смешков. Но не это главное. Несмотря на всю истерику, ему нужна разрядка. И уже обхватив себя пальцами, Фильченков неожиданно усмехается и снова застегивает ширинку. А почему бы и нет? Действительно. Заодно и извинится. На кассе он берет бутылку вина и ловит ближайший трамвай. Даже садиться не стал, подогревая себя фантазиями о предстоящем вечере. Невольно парень все же посматривает на людей вокруг. В основном сидят в телефонах. Вон стоит явно большая семья, целых трое детей. Вон женщина с младенцем. Шепчется о чем-то группа его сверстников. Некоторые одиночки просто смотрят в окно. А ведь по сути, жизнь это тоже дорога. Ты словно садишься на такой же шумный трамвай. Есть начальная остановка — Рождение. И есть только одна конечная — Смерть. Ты можешь пересесть на маршрутку, поезд, самолет, но ничего не изменится. Ты все равно рано или поздно приедешь к конечной и тебе придется выйти. Кто-то выходит раньше, кто-то позже. Кто-то плачет, а кто-то улыбается. У кого-то истерика, а кто-то будет осматриваться с научным интересом. Это уже не важно. Они вышли. Но куда же попадают эти люди после? Может после смерти они действительно очнутся на каком-то вокзале, поднимутся и пойдут исследовать странный город перед собой? Может это просто новая жизнь? Или стоит им окончательно выйти из транспорта, как они исчезают? Но как же тогда объяснить то, что люди могут какое-то время быть мертвыми, а потом их откачивают? Слишком много вопросов. Но и эти размышления не дают Фильченкову усомниться в своем решении. Разве что прошлое возбуждение немного упало, но и это к лучшему. Прошлое прошлому. А Рома выскакивает на остановке и мчится по этажам. Забывает про ключи и трезвонит в дверь. Стоит только Андрею показаться в проходе, как его целуют. И дверь уже закрывается впопыхах, и вино уже, наверное, не так нужно. У Коблова приятный голос, который он сейчас специально понизил, приказывая идти в ванную. Его хочется слушаться и Рома предвкушающе заходит внутрь, набирает теплую воду. Он и толстовку снять не успевает, как его обнимают со спины. Первый бокал вина он пьет тут же, из чужих рук, не сомневаясь. Даже если там есть какие-то добавки, то они ему не навредят. Андрей не может так поступить. Тем более он сам допивает и отставляет бокал на поднос с кучей других таких. Фильченков не сопротивляется, давая погрузить себя в воду. Одежда уже упала на пол, но Коблов словно дразнит, не снимая домашние шорты. Но едва ли Рома может что-то сделать. Руки ему крепко сжали где-то наверху, а мыльная мочалка уже скользит по коже. Это даже хорошо. С него смываются чужие прикосновения. Так легче не думать. Забыть о своей слабости, ведь можно? Можно. Мочалка в последний раз проходит по спине и откладывается. Мыло смывалось в рекордные сроки, как и подсушивались волосы полотенцем, но уже во время поцелуя. Андрей специально уворачивается, не дает снять с него оставшееся. И только уже в комнате садится в кресло и опускает парня перед собой на колени. Какой же ладный, статный, красивый. Мечта почти любого пидора по собственническому мнению Коблова. Руки в волосах действуют самую малость грубо, но это не помеха. Фильченков почти что умело расслабляет горло. Но когда Андрею вспомнился этот выскочка, приехавший в его город и претендующего на его парня, то все идет наперекосяк. Рома удивленно вскрикивает, когда на затылок ему уже не давят. Сильные пальцы вцепились в сами волосы и не дают отстраниться. От слишком глубоких толчков горло уже сейчас саднит, а несколько слезинок течет по щекам. Черт, Андрей… Он иногда срывался, но сегодня… Сегодня особенно обидно. Он ведь специально пришел домой. Не отдал себя знаменитости, не убрал возбуждение в одиночестве, а пришел к нему. А тут… Парня резко садят на колени уже к себе и целуют. Рома задыхается, пытается дышать носом, но не выходит. Слишком мало воздуха, но слишком яркий поцелуй. Слишком болезненный укус в плечо. Андрей ревнует. Не известно почему и к кому, но ревнует. Фильченков пытается как-то успокоить любимого, но в такие моменты его едва ли не романтический настрой разбивается о стену ревности. Не сказать, что и удовольствия не получил, все же да, Андрей знает толк. Но на душе все равно как-то мерзковато.