Лето в Италии

Бесконечное количество разных цветов и всякого рода шляп и шляпок заполняли весь горизонт. Джостар привык к подобной ряби в глазах от переизбытка кружев и рюшек, а также однотипных фраков приезжих гостей. Все они – зрители скачек. Все они окружают парочку суетящихся, но таких возбужденных от наплыва клиентов, краснолицых от солнца Кентукки, букмекеров. И все они делают ставки. Большинство из дамочек – на «малыша Джо», да и их ведомые мужья тоже. Молодой жокей прославился не только своими умениями, но и ангельской внешностью. Точнее, именно ей в первую очередь. Золотые, с легким рыжеватым отливом, мягкие полукудри невесомо ложились на совсем малую часть его лица, оформляя то, словно витиеватые рамы в музеях оформляют романтические картины. Лицо этого юноши ничуть не отставало от романтических сюжетов эпохи возрождения. Не только потому, что имело нежную, округлую форму и небольшую пухловатость от аристократических обедов. Глаза Джонни были такие же светлые, как и его молочная кожа. На солнце иной раз казалось, что ресницы мальчика тоже светятся таким же белым светом. А россыпь игривых веснушек по румяным от климата, лицу и плечам Джостара, подчеркивали нотки юной мальчишечей дерзости во всем его виде. Стройно слаженном, с крепко и прямо поставленной осанкой, виде. И даже малый рост, полученный Джонни от семейного жокейского дела, не делал его менее похожим на прекрасного, юного древнегреческого бога. Взглянув на Джонни в первый раз, можно было сразу догадаться, что тот «голубых кровей». И ожидать от него соответствующего поведения. Вот только Джостар, как и любые другие мальчишки лет пятнадцати, был энергичным, игривым и малость шальным. Юноша мог проявить сдержанность и строгость характера тогда, когда от него этого требовалось, но стоило лишь старшему брату Нику появиться в его поле зрения, как тут же тот начинал тихо хихикать, переглядываясь с ним. От чего? Одному Господу известно! Им не нужна была причина для смеха. Между братьями подобные «гляделки» были своеобразным личным ритуалом, что безвозвратно поднимал настрой. Тогда отец немедленно шикал в сторону сыновей, и останавливало их это ровно на две минуты. Если Джонни забрал все черты матери, унаследовав от нее и некую женственность, на удивление настолько гармонирующую с присущей от природы мужественностью, то Ник не был похож ни на одного из своих родителей. Генетика капризнее и непредсказуемее любого экзотического растения, и она, похоже, решила, что уж лучше чаду светловолосой женщины и темноволосого мужчины, заиметь шоколадного оттенка локоны. И глаза с таким прищуром, от которого невольно могло вздуматься, что у Николаса в роду были люди с восточной Азии. Тем не менее, красоты старший сын унаследовал от родителей не меньше, чем его брат. Может, более привычной, менее возвышенной по меркам их современности, но такой же приятной глазу. А десятки чужих глаз тем временем не отрывались от братьев. Один из них вышел из пространства меж двух больших трибун, оставляя за кожаными высокими сапогами пыльные облачка от сухой почвы. Теплый ветерок не только заставлял шуметь ярко-зеленые кроны деревьев за гоночной дорогой, но и развивал небрежные кудри Джонни, от чего они блестели еще больше, правда, не долго. Лето лишь начало свое очередное, прекрасное существование, но для Джостара каждый сезон начинался одинаково: шлем на голову, ноги в стремена, поводья в руки – и вперед. И сейчас это лето не стало для юноши чем-то из ряда вон выходящим. Он был готов к очередной гонке за первое место, к новым рекордам, к лицемерным, приторно-сладко-противным улыбкам дяденек и тетенек с трибун, к их режущим слух аплодисментам. К выученным наизусть за все пятнадцать лет похвалам, к каким-то совершенно глупым ужинам и встречам без явных дружественных или родственных связей. Но почему все вдруг изменилось? Ничего кроме падения с лошади, ее разрывающего ржания и одиночного женского вскрика Джонни застать не успел. Не почувствовать ни боли, ни прикосновений отца с матерью к его грязному от пыли телу, ни теплые капли крови на белом коротком шарфике под жокейной черной формой. Казалось бы, Джостар – главная фигура в случившейся трагедии. Но вся драматичная сцена развивалась совершенно без его разрешения и участия. Судьбе было угодно развеять свою тягучую скуку какими-то яркими событиями. А вот какими именно, благими или паршивыми – уже не важно. – Господи, ну чего же вы стоите?! Доктора! Доктора сюда! Немедленно! Вы же видите в каком состоянии мой сын! Боже! – громко, на сбитом дыхании говорил старший Джостар, держа обездвиженное тело сына на руках. И по рукам отца стекал алый цвет, и даже милейшие кудри мальчишки он успел поглотить собой. Дамские зонтики, столпившиеся вокруг охали, их черные цилиндры суетились в поисках врача, а беловолосая мать с надрывом плакала. Лишь маленькая, белая мышка, бежавшая теперь в сторону леса, была в чистоте и безопасности.