Aedd Caerme

      Исенгрим вернулся поздно вечером, притащив с собой две заячьих тушки. Разделав их и подвесив на крюки, лёг спать. И судя по его холодным ответам и по странному поведению – он до сих пор обижается.       Спала я беспокойно. Ворочалась и не могла заснуть. А как только провалилась в сон, резко проснулась.       Я посидела некоторое время, глядя в темноту и гадая, что могло меня разбудить. Уж во всяком случае, не Исенгрим – тот двигался тише мыши. Внезапно пришло осознание, что в ночи раздается какой-то тихий, неясный звук. Я прислушалась.       Где–то далеко, тонко и печально пела свирель.       Я осторожно выбралась из под одеяла, отползла в сторону. Эльф заворочался, но не проснулся, лишь закутался поплотнее.       Решив проверить, откуда раздаётся звук, я направилась к двери, постоянно оглядываясь на эльфа.       «Лишь бы не проснулся!»       В этот раз мне повезло и Исенгрим не проснулся. Тихонько выйдя за дверь, я облегчённо вздохнула и направилась к лесу, откуда раздавался звук.       Дубовая роща ночью выглядела призрачно и таинственно. Серебрились в свете луны массивные шершавые стволы. Было тихо, лишь ручей журчал неподалеку, да похрустывали изредка сучья под ногой.       Я спустилась в ложбину, перебралась на другую сторону. Прислушалась. Звук стал яснее, и я двинулась вперёд, осторожно ступая и глядя под ноги: в этих местах я ещё не бывала.       Мелодия лилась, тихая и холодная, как лунный свет, то замирая на низкой ноте, то призывно взлетая и рассыпаясь лёгкой трелью. Звуки сталкивались, кружились, сбегали вниз, вторя переливам оставшегося за спиной ручья, умирали, чтобы воскреснуть и воскресали, чтобы умереть.       У меня защемило сердце. Я вдруг почувствовала себя безумно одинокой, внимая голосу ночи, и невольно ускорила шаги, идя на этот странный, чарующий зов.       Вскоре музыка уже раздавалась так близко, что я стала хорониться за деревьями и, выглянув из-за второго или третьего ствола, поняла, что пришла.       Здесь была большая, совершенно круглая поляна, по краям которой, на равном расстоянии друг от друга росли исполинские дубы. На самой поляне не было ни кустика, ни деревца, лишь короткая ровная трава. Кроны деревьев смыкались правильным кольцом, и лишь в центре виднелось звездное небо.       Поначалу показалось, что я попала в храм – так величественно выглядело это место. Я затаилась, внимая терпким, летучим звукам, и вгляделась в темноту.       Дубов было девять. Между двумя из них промежуток был гораздо больше других, словно ещё одно дерево росло когда-то здесь. Но дерева не было. Вместо этого там кто-то стоял.       Незнакомец стоял неподвижно, и лишь пальцы его рук танцевали, плели мелодию из тонкого камышового стебля.       Я утратила чувство времени — прошло минут, наверное, пять, а может целый час, как вдруг мелодия прекратилась. Незнакомец повернулся в мою сторону и луна осветила его лицо.       «Гюнтер о'Дим!»       А меж тем, он молча стоял и смотрел в мою сторону, как-то укоризненно ухмыляясь. Я решила выйти из-за кустов, и неуверенно зашагала к центру полянки.       — А вот и ты, моя дорогая! Я уже заждался тебя! — радостно проговорил он.       — Что это за свирель? — решила поинтересоваться я. — Магическая?       — О, что ты! Нет, конечно. Магией я брезгую. — отмахнулся о'Дим. — Считай, что это мой природный магнетизм всему виной.       Посмотрев ему в глаза, на миг показалось, что они нечеловеческие. С вертикальным зрачком, как у Геральта, только более тёмного оттенка. Моргнула и наваждение спало.       «Интересно, кто же он такой на самом деле? Могущественный демон?»       о'Дим растолковал моё молчание иначе.       — Не веришь? — лукаво усмехнулся он. — Вижу по глазам, что не веришь.       — Я предпочитаю никому не верить.       — И это правильно. Никому нельзя доверять. Особенно, в чуждом тебе мире.       — Можно мне задать вопрос?       Гюнтер, казалось, слегка удивился. Приподнял брови и оценивающе поглядел на меня. Но потом улыбнулся уголком рта и кивнул.       — Задавай. Но я догадываюсь, какого рода будет вопрос.       — Кто или что ты? — решила прямолинейно спросить я.       «Не ответит. Но попытаться стоило».       — И всё-таки я был прав. — глаза о'Дима стали холодные, злые. — Это не то, о чём я хотел поговорить с тобой. И не та информация, которую тебе нужно знать.       — Демон? Какое-то подобие змея-искусителя? Мефистофель, Асмодей, Вельзевул, Бафомет, — начала перечислять я все известные мне имена. — Прообраз Люцифера или же он сам собственной персоной? Какой-то могущественный демиург?       о'Дим словно окаменел. Он всё так же ухмылялся, но уже злобно. А глаза были похожи на две бездны, готовые поглотить любого, кто встанет на пути.       — Не нужно гадать. Моего истинного имени ты знать не можешь. А если всё-таки узнаешь, то это будет последнее, что произойдёт в твоей жизни. — угрожающе проговорил он. — А вот змей-искуситель мне нравится.       — В каком смысле?       — "Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог". — процитировал Гюнтер. — Да и если помнишь, змей искушал Еву. Так же зовут и тебя. Немного иронично, неправда ли?       — Так значит...       — Ничего не значит, — прервал меня о'Дим. — Лучше расскажи, что ты для себя решила.       — То есть? — не поняла я       — Как ты, наверное, уже поняла, каждое решение имеет свои последствия. Так же и тут. У тебя есть выбор: следовать предназначению, или же сделать свой выбор.       — Какое предназначение? — непонимающе уставилась я на Гюнтера. — В первый раз слышу.       — Ты должна была это понять раньше. — покачал головой о'Дим. — Судьба так удивительна, непостоянна. Одно удовольствие за ней наблюдать. Попав в этот мир, судьба связала тебя узами предназначения с одним из эльфов народа Ольх. И эти узы никто не в состоянии разорвать. Только лишь смерть. Как там говорят? "У меча предназначения два острия. Одно из них – ты. Другое – смерть."       — А если я не пойду по пути предназначения?       — Хм, тогда повторишь ошибки Геральта из Ривии. Он тоже до последнего противился предназначению. Помнишь, чем всё окончилось? Жизнь твоя, конечно, но я советую тебе не делать таких ошибок. Многие, кто будут рядом с тобой — будут умирать. Потому что одна строптивая девчонка решила пойти против судьбы.       — Я не хочу такой судьбы, — раздражённо ответила я.       — А разве мы всегда получаем что хотим? — укоризненно посмотрел на меня Гюнтер. — Увы, это не так. Но я могу значительно помочь в этом деле. И ты знаешь, что я принимаю в качестве оплаты за свои услуги. Но вопрос в другом: готова ли ты заплатить такую цену?       — Я не буду продавать душу, — решительно ответила я.       — Ну, дело твоё. Вмешиваться в судьбу за просто так я не стану. Сама понимаешь – любой труд должен быть достойно оплачен.       — И тебя интересует только это?       — Хочешь поторговаться? — засмеялся о'Дим. — На данный момент, ты ничего не сможешь мне предложить. Я знаю.       — И что мне теперь остаётся: слепо следовать по пути какого-то там предназначения?       — Каждый человек вправе сомневаться в своем предназначении и время от времени отступать от него. Единственное, чего нельзя делать, — это забывать о нём. Повторюсь: ты вольна делать что хочешь. Просто разница лишь в том, что в одном варианте пострадают сотни невинных, а если ты не станешь сопротивляться – жертв не будет. Чем дольше ты бегаешь — тем больше умирает людей. В погоне за тобой, Имлерих погубил уже много невинных жизней. И всего этого можно было бы избежать.       — Неужели тебя волнуют чужие жизни? Просто признай, что во всей этой истории у тебя есть свой интерес.       о'Дим усмехнулся и завертел в руках свирель. В лунном свете черты его лица казались острее, а глаза – темнее. Каждой клеточкой тела чувствовалось, что от Гюнтера исходит сильная угроза, что одно неловкое слово – и мои приключения в этом мире окончатся.       — Я лишь хочу, чтобы ты не шла против судьбы, против любви. Так всем будет спокойнее.       — Какой ещё любви?       — Твоей любви к генералу Дикой Охоты. Пусть немного неестественная, но всё же любовь.       — Нет у меня никакой любви к нему, — возмущённо сказала я. — Его вообще нельзя любить.       — Ты ошибаешься, моя дорогая. Любить можно всё и всех. Вместе и каждого в отдельности. Можно любить осязаемые материальные вещи и живые существа, а можно любить то, что нельзя потрогать, увидеть или как-то иначе ощутить. Любовь огромна, непостижима, загадочна и бесконечна, как Вселенная. Любовь рождается и растёт, взрослеет и мудреет с годами, живёт и умирает.... Это не только влечение на физическом уровне, хотя в отношении полов это немаловажно. Сейчас я говорю о той любви, когда неважно, какого пола или возраста объект этого чувства. Родители любят своих детей, a дети родителей, супруги любят друг друга, а добрые друзья становятся иногда настолько близкими, что родственные чувства и рядом не стояли... Со временем любовь меняется и принимает иные формы, развивается, а иногда и угасает. Но никогда, никогда истинная, настоящая любовь не проходит бесследно! Она всегда оставляет неизгладимый отпечаток внутри, в сердце, в душе, в памяти. И ты лжёшь самой себе, говоря, что у тебя нет чувств к эльфу. Пытаешься бегать, не понимая, к каким разрушительным последствиям это приведёт. Эх, одним словом – женщина.       — Почему появилось это предназначение? С чего вдруг? — не понимала я. — Я в этом мире чужая.       — Судьбе нет дела до того, чужая ты или нет. Она решила по-своему и против этого решения тебе не пойти.       — Но ты на это способен?       — Я способен на многое — уклончиво ответил о'Дим, — и вмешаться в судьбу способен. Но не люблю этого делать. Предпочитаю, чтобы всё шло своим чередом. И исходя из всего вышесказанного, хочу тебе посоветовать не идти против судьбы и сделать правильный выбор. Не дай себя обмануть лживым чувствам.       — И когда мне дадут этот, так называемый, "выбор"?       — Всему своё время, — проговорил он, наслаждаясь лунными лучами. — Время рождаться, и время умирать; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру.       — И всё-таки, ты пришёл сюда только для этого?       — Да, а ещё, хочу сказать, чтобы ты была готова к непредвиденным последствиям.       — Что ты хочешь этим сказать? — нахмурилась я.       о'Дим ничего не ответил. Лишь широко ухмыльнулся и начал потихоньку отходить назад, пару раз хлопнув в ладоши.       Сзади громко хрустнула ветка, обернувшись, увидела злого Исенгрима, выходящего из-за кустов.       — Как ты так тихо вышла?       — Сама удивляюсь, — пожала плечами я.       Снова повернувшись к тому месту, где стоял Гюнтер о'Дим, уже знала, что не увижу там никого. И даже ни одного следа, что тут кто-то был.       — Пойдём обратно в хижину, — вздохнула я.       Когда поравнялась с эльфом, он ухватил за руку, притянув меня к себе. Он скользил взглядом по лицу, долго вглядывался в глаза. Но потом отпрянул, и всё ещё держа меня за руку, зашагал к хижине.       Ущербная луна, старая и больная, плыла сквозь сапфировую ночь без всякой цели. Ее давно ничто не интересовало и не тревожило, тоска, овладевшая ею, проникала в сердца тех, кто смотрел на нее слишком долго. Волки, в этот сезон покинувшие леса и пришедшие в долину полноводного Понтара, выли протяжную песнь смерти, и не было тех, кто мог бы их прогнать.       Настроение было отвратительное. За короткое время столько всего навалилось, что раскалывалась голова.       Мы уже собрались немного перекусить у хижины, а чуть позже отправиться в дом, чтобы переночевать, как Исенгрим, всё это время спокойно идущий рядом, вдруг резко остановился и оголил меч, глядя прямо в скальную расщелину – единственный выход на маленькое плато.       Отступать было некуда – позади пропасть. Кусты слегка зашевелились, а Исенгрим напрягся в предчувствии схватки.       Повисла пауза, а потом ветви раздвинулись, и на поляну медленно вышел Имлерих. Он очень внимательно разглядывал нас двоих, и я заметила, что ему тоже как-то не по себе, хотя он старался этого не показывать. Я ведь также не отрывала глаз от его лица, всматриваясь в знакомые черты и пронзительные серо-голубые глаза. Угол его рта еле заметно дёргался, а это являлось признаком его внутреннего волнения или напряжения. В своё время у меня была возможность хорошо присмотреться к Имлериху.       — Вот я и догнал тебя, luned mo... — произнёс он властно, а я почувствовала, как предательски дрогнули колени, и что если он скажет ещё хоть слово, то я, наверное, упаду в обморок.