Aedd Caerme

      Первый раз я очнулась в каких-то кустах, лежа на земле. Вокруг клубился туман, покачиваясь, стояли высокие стволы деревьев. В голове шумело, звонко стучали молотки, будто несколько кузнецов ударно выполняли квартальный план. Всё тело жутко болело и как бы окаменело. Было страшно даже дышать.       Я медленно поднесла руки к глазам и пошевелила пальцами. Двигаются... Чувствовалось, что я вся в какой-то липкой жиже.       «Судя по запаху – кровь...» — подумала я.       Сильнейшая боль в затылке пронзила до самых пяток, когда я попыталась поднять голову. Полежав неподвижно ещё несколько минут и переведя дыхание, я начала тихонько поворачиваться на бок, предпринимая попытку встать на ноги. Кое-как поднявшись на колени, я привалилась к ближайшему стволу. Перед глазами всё плыло и кружилось. А кузнецы в голове вместе с кузней сели в поезд, который понёсся по рельсам с адским грохотом: ту-тух-ту-тух, ту-тух ту-тух, ту-тух-ту-тух...       Немного отойдя от этого стука и поползав вокруг дерева, я обхватила руками ствол и, прижимаясь к нему словно к родному, начала вставать.       После третьей попытки всё получилось. Очень сильно болело и почти не двигалось правое плечо, а левую ногу совсем не чувствовала.       «Только бы не было открытых переломов... Только бы не было открытых переломов...». Как заведённая повторяла я, и стояла, обняв шершавое дерево. Пытаясь хоть как-то собрать мысли в кучу или хотя бы кучку. Из-за грохота в голове, сделать это было сложно: поезд громыхал колёсами, а кузнецы молотками.       Глаза уже немного привыкли к полумраку. С двух сторон были какие-то заросли, a впереди небольшая полянка. Вихрь панических мыслей бушевал в голове:       «Наверное, сегодня полнолуние, если в лесу так светло. Надо как-то выйти на дорогу, здесь вряд ли меня найдут, если, вообще, будут искать. Спасение умирающих – дело рук самих умирающих».       Понесли же какие-то черти отойти от места привала, не предупредив Исенгрима. А теперь я сдохну в этом лесу! Умру от потери крови и потом меня съедят дикие звери!       «Нет! Я не хочу, не хочу так умирать!»       Хлынули слёзы и, обняв дерево, я завыла. Прорыдав так некоторое время, размазав грязь и кровь по щекам, я начала прислушиваться, в надежде услышать хоть что-нибудь. Где-то вдалеке, как раз в направлении полянки, послышались непонятные звуки.       «Так, мне туда... » — решила я.       И, отцепившись от уже любимого дерева, сильно хромая, и стиснув зубы от дикой боли, поковыляла вперёд.       Уже знакомые черти всё-таки решили меня добить. Когда я сделала очередной шаг, земля провалилась и я, с жутким воплем, полетела в чёрную пропасть.       Второй раз я очнулась от яркого света, бившего прямо в глаза. Вокруг слышались какие-то голоса, и было ощущение, что меня куда-то несут. Я не ощущала своего тела, не чувствовала ничего, кроме стука поезда в голове, а из-за яркого света не различала того, что происходило вокруг.       «Наверное, сломала шею и теперь парализована». Так я подумала и опять отключилась.       Третье моё пробуждение было уже более интересным. Открыв глаза, я увидела над собой бревенчатую крышу со свисающими нитками мха, и каменную стену с висящими на ней шкурами каких-то животных. Где-то рядом говорили хриплыми голосами, но слов было не разобрать.       Надо мной кто-то наклонился, с каким-то злым выражением лица. Я попыталась заговорить, но язык не подчинялся абсолютно, выходило лишь какое-то мычание. Перед глазами поплыл туман, вся картинка смазалась, и я опять потеряла сознание.       Следующее пробуждение началось с того, что меня пытались напоить. Моя бедная, разбитая голова была перевязана, а рядом сидел какой-то парень и, поддерживая меня, пытался влить мне в рот что-то из маленькой плошки. Жадно вылакав горьковатое содержимое, я жестами попросила ещё. Он кивнул и принёс новую порцию.       Когда я напилась от души, то даже дышать стало легче. Поезд из моей головы уже уехал, а вот кузнецы продолжали усиленно трудиться.       Я опустила глаза вниз, на себя, и увидела, что укрыта какой-то дерюгой: правая рука туго примотана в согнутом положении к груди, а плечо неподвижно зафиксировано. Попытка пошевелить ногами показала, что левая полностью перевязана и почти нечувствительна ниже колена, а правая вроде в порядке.       В общем, первая помощь мне оказана и шею я не сломала. Это радовало. Только не покидало какое-то явное ощущение дискомфорта.       Относительно целой левой рукой, в порезах, кровоподтёках и царапинах, я приподняла дерюгу. Ну вот, всё понятно, откуда это неудобство. Я лежала голая. Полностью. На грязном тюфяке, набитом то ли травой, то ли соломой.       «Та-а-ак! Весело!»       Повернув голову, я глянула на сидящего рядом юношу. Он, в свою очередь, также смотрел на меня.       «Эльф! Или эльфёнок. Как-то слишком молодо выглядит, даже для эльфа».       Коротко подстриженные рыжеватые волосы, глаза похожего оттенка. Одет как какой-то охотник или что-то в этом роде. Плотная рубаха, кожаный жилет, штаны из той же кожи, что и жилет, и высокие сапоги. А за спиной виднеется лук и колчан со стрелами.       Не чувствуя в себе сил, чтобы говорить, я просто осматривала окружающий мир. А эльф, не дождавшись моих слов, ушёл.       Обведя взглядом это помещение, я пришла к выводу, что лежу в самой настоящей землянке или хижине. В центре был очаг, сложенный из крупных камней, в котором горел огонь. Над ним, на перекладине с крюком, висел большой котёл, в котором что-то булькало. Вдоль стен располагались такие же тюфяки, на каком лежала я. Из некоторых торчала солома, а сверху валялись дерюжки, наподобие той, что прикрыли меня. В хижине было довольно светло. Свет проникал сквозь широкие, в некоторых местах, щели между брёвнами, а также через отверстие в крыше, куда уходил дым.       Пролежав ещё около часа, я поняла, что хочу по маленькому так, как никогда в жизни не хотела. Мочевой пузырь готовился лопнуть в любую секунду.       «Так, надо срочно вставать и плевать, что голая, тут уже не до стыдливости. Замотаюсь в одеяло и поковыляю наружу до ближайших кустов», — разработала я план действий и начала вставать, опираясь здоровой рукой на тюфяк и поставив босые ноги на земляной пол. Голова резко закружилась, стук в ней усилился, и очень захотелось упасть обратно, но попасть в кусты хотелось ещё сильнее.       Я медленно встала, ноги еле держали, постояла так несколько секунд, пытаясь свободной рукой обмотаться своей дерюжкой, но тут вошёл маленький эльф и по совместительству мой лекарь.       Увидев мои муки, он быстро подскочил и хорошенько сам замотал меня. Я сделала просящие глаза и характерным движением, слегка присев и сжав колени, умоляюще уставилась на него. Мальчик всё понял.       Быстро усадив меня обратно, он живенько порылся в какой-то куче, нашёл такую же дерюжку, только гораздо больше, и верёвку. Натянув верёвку на торчащие из стен крючья, он перекинул вторую дерюжку через неё и соорудил шикарную занавеску, которая полностью загораживала мой угол от остальной части хижины. После принёс деревянное ведро, на треть заполненное водой и поставил его за эту занавеску. Кустики отменялись. Вместо кустиков было предложено ведро. Всё это проделав, парень подмигнул мне и вышел.       Господи, какое же это счастье, наконец-то сходить в туалет! Бухнувшись обратно на солому, я блаженно вздохнула. Через несколько минут он вернулся, поменял ведро на другое, a предыдущее вынес. Я молча наблюдала за ним и думала:       «Ходить, хоть и со скрипом, я могу. Почему меня нельзя вывести на улицу и не заморачиваться с вёдрами? Похоже, не хотят выпускать, но может мне ходить пока просто нельзя? Ну и ладно, нравится – пусть выносит. Только надо разобраться, где я и что вообще произошло».       Парень, который за мной смотрел, в мыслях я начала звать его Нянь, каждый день несколько раз поил меня какой-то горькой тёмно-бурой жидкостью. Когда пыталась отказываться, он делал сердитое лицо и настойчиво протягивал мне плошку с этой бурдой. Я обречённо вздыхала и выпивала залпом.       «Может, лекарство какое... » — предполагала я.       Где-то дней через пять-шесть, после того как окончательно пришла в себя, в хижине стало оживлённее.       С самого утра, в хижине, кроме меня и, бегавшего туда-сюда по хозяйству Няня, никого не было. Уже ближе вечеру, снаружи донеслись незнакомые голоса и гогот, развернулась бурная деятельность.       Нянь носился из хижины и обратно, подкладывал дрова и хворост в очаг, параллельно сооружая над огнём какую-то конструкцию, подозрительно напоминающую мангал.       Когда в открытой двери показались остальные эльфы, я сразу поняла, где они были. Они ходили на охоту. На здоровенных шампурах, которые один эльф держал в руках, были нанизаны крупные куски мяса. А второй нёс длинный железный прут, на котором висела часть туши какого-то зверя.       Они были довольные, весело перекидывались фразами на Старшей речи и дружно хохотали. Охота удалась.       Приготовлением всего этого мясного пиршества занялся эльф, который тащил тушу. Он ловко орудовал возле очага, прямо как заправский повар-армянин в какой нибудь летней кафешке: «Падхады, такой шашлик! Палчыки аближэшь!» Представив эту картину, я тихонько рассмеялась.       Вскоре, по хижине разлился аромат жареного мяса. Я очень надеялась, что и мне перепадёт кусочек: от запаха текли слюни, а голод давал знать о себе уже давно.       Компания расселась вокруг в ожидании. Их предводитель принёс какие-то большие бурдюки и начал разливать содержимое по глиняным кружкам. Стало ясно, что грядёт грандиозная пьянка и есть как-то сразу расхотелось. Я вжалась в свой угол.       «Ну вот, сейчас наедятся, наклюкаются и полезут ко мне за развлечениями».       Поначалу всё было нормально. Один раздал всем шампуры, а Нянь накидал в миски каких-то корнеплодов и зелени, и все дружно принялись за еду, раз за разом потягивая из кружек. Мне тоже досталась миска с ароматным куском и немаленькой кучкой зелёной травки с красными прожилками.       Я смотрела на дымящееся горячее мясо и думала, что, возможно, это последний кусок мяса в моей жизни, и может быть, самый последний ужин. Почему же я не ем? Если уж помирать, то не на голодный желудок.       Приговорённого к смерти обычно кормят перед казнью, так сказать, в последний раз. И я принялась за еду. Мясо было жестковатым, но вкусным, корнеплоды чем-то напоминали картошку или свёклу, а зелень просто потрясающа. Очень вкусно!       Пока я усиленно жевала, эльфы продолжали пить. Завязался оживлённый разговор, что-то активно обсуждалось. Постепенно, градус эмоций начал повышаться. Я старалась ловить каждое слово. Очень хотелось понять, о чём же идёт речь, но как назло, мозг работал медленно и я с трудом переводила услышанные слова. Поэтому, бросила всё это и не напрягала голову.       Вдруг один из них вскочил и, обращаясь к главарю, начал что-то громко ему доказывать. Главный полулежал на тюфяке, облокотившись спиной о бревенчатую стену, прихлёбывал из кружки. Тут второго эльфа тоже пробило и он начал поддакивать. Главарь молчал, только было заметно, как постепенно напрягается его лицо.       — A d'yaebl aep arse! Hel'cwelle a soith! — рыкнул один из эльфов и рванулся в мою сторону.       Эту фразу я, увы, поняла. Черноволосый эльф, с перекошенным от злости лицом, подошёл ко мне и с силой ухватил за горло, сжимая так, словно собирался сломать мне шею.       «Ну всё, приехали».       В глазах уже начало темнеть и я вот-вот бы отключилась. Но, как видно, сегодня судьба ко мне благосклонна.       — Cáelm, Yaevinn. — прозвучал сзади угрожающий голос.       «Исенгрим! Ну наконец-то! Хоть кто-то мне объяснит, что произошло».       Яевинн отпустил моё горло и молча уставился на стоящего в дверях Исенгрима. Тот казался каким-то уставшим, но вроде не раненный, в отличие от меня.       — На улице поговорим, — раздражённо бросил Исенгрим и перевёл взгляд на меня.       Мне даже показалось, что на один миг он забеспокоился, но потом лицо его снова приобрело вид какой-то маски.       «Вот мне бы так уметь контролировать эмоции!»       Осмотрев меня с ног до головы, он бросил к моим ногам какой-то свёрток и вышел вместе с другими эльфами. В свёртке оказались такие же как на остальных коричневые штаны на завязках и серая рубаха со шнуровкой вместо пуговиц.       «Ну наконец-то! Сколько же можно голышом валяться?! А моя одежда, интересно, где? И кто такой добрый, что пожертвовал свои шмотки?»       Одевание потребовало немалых усилий. Хотя моё плечо ещё было туго замотано, рука уже двигалась, а синяки и кровоподтёки на ней начали заживать.       Скрипя зубами от боли, я кое-как натянула рубашку. И в ней же утонула, хотя подозреваю, что мне нашли самую маленькую.       «Наверное, у самого мелкого забрали»... — подумала я.       Пока я заправляла рубашку в штаны, дабы она не болталась, в хижину вошёл Нянь.       — Te eigean wett? — спросил он.       Но потом вдруг спохватился и стал переводить, но я остановила его и дала понять, что понимаю Старшую речь. Эльф заметно расслабился. Показав ему рукой на выход, я сказала, что хочу прогуляться, хотя бы чуть-чуть. Нянь нахмурился, подумал, и всё-таки разрешил мне выйти. Но с условием, что он будет рядом. Я радостно закивала, соглашаясь с этим.       Выйти на свежий воздух мне было необходимо. Дышать сразу стало легче, да и настроение улучшилось.       Обойдя нашу хижину, которая, оказывается, была пристроена одной стороной к невысокой скале, мы углубились в лес. Спустившись в небольшой овражек и пройдя через кусты, увидела настоящее чудо. Из жердей и длинных кольев, накрытых разлапистыми ветками, был сооружён симпатичный шалашик, зайти в который можно было не наклоняясь, мне, во всяком случае. А когда заглянула внутрь, то обалдела. Это был самый настоящий туалет!       Но самое прикольное, что свои дела в нём можно было делать сидя. Укреплённую сверху толстыми досками отхожую яму венчала конструкция с дыркой, а на ней что то типа ящика тоже с дыркой, обитой чем-то вроде кожи. Добротно. Я заулыбалась.       «Ну прямо, рай!»       Видя мой восторг, Нянь ухмыльнулся и, сделав приглашающий жест, повёл меня дальше показывать местные достопримечательности.       Мы вернулись к хижине, и пошли в противоположную сторону. Шли не более десяти минут, когда я услышала шум водопада. Но тут из-за деревьев нам навстречу вышли Яевинн и второй эльф. Оба были полуголые и мокрые. Когда они поравнялись, и я разглядела их рожи, моему злорадству не было предела:       «Вот это праздник души! Молодец Исенгрим! Отлично провёл воспитательную работу. Десять баллов!»       Оба были злыми и какими-то пришибленными. Яевинн на меня злобно зыркнул, а второй сделал вид что меня вообще не заметил.       Пока я была в этих мыслях, мы пришли. Ну сегодня точно мой день! Изящный маленький водопад, окружённый зеленью, вытекал прямо из скалы, с высоты пяти–шести метров вода летела вниз, в почти круглое озерцо, и дальше текла весёлым ручейком.       Тут Нянь взял меня за руку и повёл к воде, я ещё сильно хромала. Когда я попробовала войти в воду, парень меня не пустил. Он показал на мою перевязанную ногу и сказал:       — Нельзя.       «Ага, мочить нельзя, — догадалась я. — Ну да ладно, раз нельзя искупаться целиком, искупаем половину».       Я улеглась животом вниз на большой плоский камень и посмотрела в воду. Она была кристально прозрачной, на дне видно каждый камешек, даже самый маленький.       Дальше, в глубине, плавали необычные рыбки с очень длинными плавниками, которые лениво колыхались от движения воды.       Мне очень хотелось взглянуть на себя, поэтому, слегка приподнявшись, попыталась увидеть своё отражение. Несмотря на то, что вода не была абсолютно спокойной, я смогла разглядеть, что на меня таращится бледное чучело, с запавшими глазами и торчащими во все стороны волосами, под правым глазом которого расплылся огромный синяк почти до середины щеки.       А я-то всё думала, почему так болит пол-лица, списывала на головную боль. На секунду закрыв глаза, я попыталась представить, как выгляжу со стороны: фонарь под глазом, бледная как смерть, тощая, замотанная в повязки, в одёжках, будто с пугала сняли, и с волосами как у дикобраза...       «Красотка ещё та!» — подтвердила я и продолжила самолюбование.       «Но я до сих пор жива и не умираю от заражения крови или какой-либо инфекции. У меня нет серьёзных переломов, и я уже могу ходить. А раны заживут, и голова пройдёт, рано или поздно», — я улыбнулась отражению и, поддавшись какому-то наитию, быстро сунула голову в воду. Вода была очень холодная, но такая освежающая и живая, что вынырнув, мне захотелось завопить диким голосом.       Оказывается, всё это время, пока я общалась с водной стихией, мой Нянь сидел позади и держал меня за ноги. Оглянувшись на него, я поняла, что мальчик в шоке от меня и моего поведения. От воды он оттащил меня практически силой и, усадив на ближайший камень, начал снимать с меня рубашку. Я сперва не поняла зачем, но увидев, как он ловко снимает с плеча повязку, догадалась. Он решил проверить, как там всё заживает.       Из того, что можно было увидеть, выходила неприятная картина. Моё правое плечо было порвано, a точнее, разорвано в клочья. Грубые швы, с ёжиками торчащих ниток, начинались от локтя и, проходя вдоль ключицы, достигали основания шеи. Багровые кровоподтёки и синяки дополняли картину. Смотреть было страшно, и я отвернулась. Выступили слёзы, и всеми силами я старалась не заплакать. И это я ещё ногу не видела. Там то же самое, судя по ощущениям, если не хуже.       Что же со мной такое случилось, что я оказалась неизвестно где, в компании каких-то эльфов–бандюганов?       Я помню, что мы с Исенгримом остановились переночевать. Он разводил костёр, а я отлучилась достаточно далеко, не сообщив об этом эльфу. А дальше чернота и пустота. А уже потом лес, деревья, ощущение боли и опять я проваливаюсь куда-то и лечу в темноту. Одни вопросы и никаких ответов.       Из-за почти непрекращающейся, тупой головной боли соображалось туговато, но, в общем, чувствовала я себя уже не так плохо. Пока я сидела в своих горестных мыслях, Нянь осмотрел, что хотел и прощупал некоторые места вокруг моих ран. Я сидела спокойно, лишь слегка морщилась от боли. Парень, довольно хмыкнув, обрядил меня обратно в повязки, и мы потопали назад.       Когда мы вернулись к землянке, я, не дойдя до входа, бухнулась на травку и, прислонившись к бревенчатой стене, перевела дух. Больная нога разболелась ещё сильнее, голова гудела, дыхание сбилось, и накатила слабость.       «Да-а, слаба ты, старушка, слаба... — посетовала я. — Ну ничего... Руки-ноги целы, голова на месте, хоть и болит, переломов нет, а мясо нарастёт. Главное, что до сих пор жива, и чего-то плохого мне никто ещё не сделал».       После этого первого «выхода в свет» я проспала почти сутки. Проснулась от голода, потому что снилась мне еда.       Во сне я видела себя в гостях: сижу за огромным столом, заставленным всякими деликатесами. Вокруг люди: едят, пьют, громко разговаривают. Я пытаюсь что-то съесть или выпить, но ничего не выходит. Я накалываю на вилку сочный кусок мяса, а в рот попадает только вилка, пытаюсь что то выпить из хрустального бокала, а ничего не льётся. Я злюсь, начинаю хватать с тарелок руками, но до рта ничего не могу донести, и вместо вкусных котлет, ловлю только воздух. От полного бессилия и «волчьего» голода, я беру большую вазу, разбиваю её об пол и просыпаюсь...       Кроме Няня в хижине никого не было. Он сидел возле очага и что-то помешивал в котелке. От аромата ухи потекли слюни. Заметив, что я проснулась, он улыбнулся; на щеке появилась симпатичная впадинка, и, показав рукой на котелок, спросил:       — Хочешь?       Я бодренько закивала. В меня влезла миска потрясающе вкусной ухи и две небольшие рыбины. Всё это время юноша сидел напротив, и наблюдал за моим завтраком с довольной улыбкой.       После умывания над ведром и хождения в туалет, он уложил меня на лежанку и начал снимать повязки.       Вскоре, я поняла, что он собрался делать – снять швы. Обрабатывал меня мой лекарь довольно долго. Иногда было больно, но я стойко терпела.       Закончив с плечом, он перевернул меня на живот и размотал ногу. Мне очень хотелось посмотреть, но Нянь раз за разом отпихивал меня, не давая взглянуть.       Когда же он наконец всё сделал и протёр мою многострадальную конечность какой-то вонючей жидкостью, то разрешил посмотреть.       Кое-как вывернувшись и привстав на здоровой руке, оглянулась. Чего-то подобного я и ожидала. От середины бедра до икры, шла длинная рана.       Я внимательно рассмотрела свои ранения. С медицинской точки зрения, они выглядели неплохо: ни воспаления, ни гноя, ни других подозрительных признаков; чистые, сухие, заживающие.       «Дело идёт на поправку, — облегчённо вздохнула я. — Только смотреть жутковато».       — Спасибо тебе! — вслух поблагодарила я. — Спасибо за всё!       Эльф не ответил, лишь кивнул и широко и по-доброму улыбнулся.       Я сидела на тёплом камне, подставив лицо солнцу, рассматривала лес и потихоньку наблюдала за парнем. Вопрос о том, где я, до сих пор оставался открытым. Но задавать эти вопросы я буду только одной личности.       Остальные вернулись ближе к вечеру. Сначала пришли два эльфа и принесли целый мешок свежевыловленной рыбы, a примерно через час вернулись главарь и Яевинн — эти были на охоте. На какого зверя они ходили, я не поняла.       Следующие два дня я наблюдала бурную деятельность: рыбу чистили, солили, коптили, вялили, и с мясом делали то же самое; точили ножи, кинжалы и короткие мечи, складывали в мешки верёвки, одеяла, одежду и какие-то железки.       «Пойдут на "дело", — решила я. — Возможно, далеко и надолго».       Ни к каким работам меня не привлекали. Эльфы в мою сторону вообще не смотрели. Нянь вёл себя как обычно заботливо, главарь лишь изредка поглядывал в мою сторону, a для Яевинна меня не существовало.       Мне понравилось за ними наблюдать. Правильно говорят, человек может бесконечно долго смотреть на три вещи: как горит огонь, как течёт вода и как работает другой человек.       Пятеро моих знакомцев трудились слаженной командой, прямо загляденье. А на рассвете третьего дня они ушли. Лёжа тихонько за своей занавеской, я видела в щёлку, как уже в дверях Нянь что-то сказал недавно прибывшему Исенгриму и кивнул в мою сторону. Тот коротко ответил и Нянь вышел. Мы остались вдвоём. Я облегчённо вздохнула.       «Пусть бы подольше не возвращались. Ну разве что, кроме Няня, мне он понравился».       А меж тем, Исенгрим подошёл ко мне, отодвинул занавеску и посмотрел так, что у меня аж сердце йокнуло.       «Ну вот и настало время серьёзного разговора» — подумалось мне.