Омега 21 века

— Не бойся, мой милый, — Чимин шептал прямо над ухом, неспешно водил пальцами по его спине. — Я буду осторожен. Тебе будет очень хорошо.       Живот спазмировало от этих обещаний, альфа наполнял его так легко и приятно — скользил упругой твёрдостью внутри, по обнажившимся нервным окончаниям.       Не было боли, не было мыслей об унижении. Сзади его любили, спереди руки сжимали простынь, мир двигался вперёд-назад и сердце отбивало раскатистые ритмы.

***

      Так хорошо было во снах, так сладко и безмятежно… Он, Чимин и их любовь, которую он понял только тогда, когда Чимина в его жизни не стало.       Просыпаться физически больно. На лоскуты покромсана душа и от неё болит всё остальное: щемит горло, ломит затылок, грудь ноет особенно сильно и тупой болью отзывается живот.       А во сне был Чимин — его нежные руки, тихий голос, чистое удовольствие, которое он умел доставлять. Которое он хотел доставить…       Удовольствие Чонгук променял на боль, безмятежное счастье в горячих руках альфы он променял на независимость и ледяное одиночество. Какой же дурак! Почему? Зачем? Ах, принципы…       Всё дело в том, что по глупой неосторожности Чимин сделал ему ребёнка.       Чимин сделал… Сейчас за эту идиотскую мысль хочется вломить себе посильнее (что Чонгук и творил, выдирая на голове волосы и выворачивая пальцами кожу, чтобы причинить себе боль). Чимин не насиловал его, не принуждал, омега с разморенными мозгами сам дал альфе и разрешил ему делать всё, что сам делал с ним. И взять без резинки, и кончить внутрь — что угодно, любимый, ведь гормоны, ведь блокаторы течки… Ни один из них не подумал о последствиях.       У Чонгука трясутся руки. Он тянется к вороху коробочек с таблетками, чтобы среди обезболивающих, жаропонижающих, снотворных и витаминов найти успокоительные. Слёзы уже замерли на глазах, а он должен держаться хотя бы ради папы, который совсем недавно родил. Вода в бокале дрожит, потому что тремор усиливается и снова разводится сырость.       Сестричка спит в колыбели, папа здоров — шов от кесарева почти зажил, отец весь в работе и в радости за омегу и новорождённую дочь, Чимин… При мысли об этом имени становится так горько… Чимин тоже где-то там, запивает, наверное, алкоголем обиду и ищет себе нормального спутника жизни. И только Чонгук, который больше не гордость семьи, из-за которого папа попал в больницу с угрозой преждевременных родов и лёг на сохранение беременности, валяется в своей комнате с чёрной дырой в груди. И пьёт таблетки, чтобы не доставлять другим неудобств.       «Я грёбанное ничтожество», — вот кем он себя считал, сидя с родителями за одним столом. Он теперь не занимается бизнесом, не ходит в универ из-за пятимесячного нагулянного живота, перейдя на дистанционное обучение. Теперь он не идеал с билбордов — его словам грош цена, раз первый же альфа, которого подпустил ближе, его трахнул и оплодотворил. Отцу в глаза смотреть больше не может, ведь в его глазах он давалка с ватой вместо мозгов. Отец, конечно, молчит, но в душе наверняка считает, сколько внуков Чонгук сделал своим пассиям, раз не хватило мозгов вспомнить про презервативы. Перед папой стыдно гораздо больше за свой эгоизм — он поставил свои страдания выше здоровья родных людей. Этот ребёнок был для семьи всем, а нерадивый старший брат подверг малыша и папу страшным рискам.       Грипп стал облегчением. Чонгук две недели не выходил из комнаты и имел возможность запереться в своём позоре и одиночестве. Когда температура скакнула под сорок, Чонгук с облегчением подумал, что умрёт — настолько глубоко он канул в пучину ненависти к себе. С теми мыслями уснул, но утром пошёл на поправку. Даже смерть им пренебрегла? — Чонгук-и, любимый, я принёс тебе еду.       Папа ставит поднос под дверью. — Поешь, ладно? — глухо просят из-за стены. — Я поем.       Парень отвечает как можно спокойней, больше он не заставит его волноваться.       Еда на вкус, как бумага, только цветная — вроде отличается, но суть одна: организм её принимает из необходимости, а не из желания. Часть еды приходится смыть в унитаз, опустошённый поднос Чонгук выставляет за дверь, ложится обратно в кровать, и снова, и снова начинает перебирать в голове все свои ошибки.       Если бы последние полгода его жизни сняли в сериале, то зрители закидали бы экраны попкорном, синхронно хлопая ладонью по лбу. Главный герой — идиот, зря потрачены деньги.       Сейчас Чонгука немного тошнит от самого себя и от запахов. Безнадёжность в мыслях, безнадёжность в поступках — он всегда думал, что он не из тех, кто оступившись единожды, будет падать всё ниже. Но он с грохотом пробивает очередное дно. А ведь так хорошо всё начиналось… — Лучше бы ты никогда не переступал порог моего дома, лучше бы я тебя не знал!       С Чимином они были счастливы и полностью свободны после того, как альфа лёг под него и они стали совсем близки. То был момент, когда все слова сказаны, страхи отброшены и осталось только наслаждение друг другом. Бывало, что Чимин бросал всё и ехал за ним несколько часов в пригород, чтобы забрать свою драгоценность и отвезти в свой дом. Чонгук сбегал, толком ничего не объяснив родителям, молча садился в его машину, кидая на заднее сидение сумку с тетрадями и одеждой на два грядущих дня, и пристёгивал ремень безопасности. Чимин клал руку на его колено, гладил, и в животе сразу копилась истома. Омега ни о чём не спрашивал, Чимин тоже молчал. Он скучал, он хочет смотреть на него, целовать, и спать в одной постели — всё было понятно. Чонгук тоже действовал по зову сердца, приезжая в его офис без предупреждения, и сидел в приёмной, дожидаясь конца рабочего дня. — Я говорил тебе, что для меня самое страшное унижение, и ты унизил, хотя я тебе доверял… — по щекам текли обжигающие слёзы.       Чимин смотрел на него влюблёнными глазами. Сердце замирало, в такие моменты омега вспоминал глаза отца, когда он смотрел на папу. Столько всего чувствуют альфы к своим избранникам… Не удивительно, что они предпочитают скрывать глубину своей любви, которая делает их уязвимыми. — Ты старше, ты знаешь больше! Почему ты трахал меня без презерватива? Почему не проследил?!       Они с Чимином часами могли не отрываться друг от друга, лёжа в обнимку, целуясь, лаская. Они не часто занимались классическим сексом, но, когда занимались, Чонгук отчаянно старался доставить удовольствие, слушался каждого пожелания и с огромным интересом наблюдал за эмоциями Чимина. Почему он так стонет? Почему вообще стонет и так откровенно наслаждается процессом? Это правда настолько приятно — быть под кем-то?       Омега сам впервые в жизни потрогал себя сзади. Удовольствия не получил: даже два пальца для него туго, неудобно, больно. Он рассказал Чимину свои желания, стесняясь и смущаясь, но озвучил робкую просьбу коснуться. — Мне было не до того, я очень боялся и стеснялся! Почему всегда омеги должны думать о последствиях? У совершенства-альфы нет мозгов? Член природа дала, а голову, получается, оставила пустой?!       Чимину не было страшно отдать девственность. Альфа воспринял всё с пониманием, он даже стал с ним ещё нежнее, чем был. Попросил довериться и пообещал, что научит всему.       Вечером перед встречей с Чимином Чонгук впервые посмотрел на себя, как на омегу. И сразу начал комплексовать из-за своего накаченного тела — он не похож на хрупких, утончённых парней, с которыми спал… Он стеснялся того, что его ягодицы не отличаются объёмом, мягкой округлостью, да и то нетронутое, что есть между ними вряд ли доставит Чимину удовольствие, ведь Чонгук совсем, совсем ничего не умеет…       Но Чимин спокойно выслушал его страхи, неспешно раздевая, уложил на белые простыни и долго целовал, убеждая омегу, что каждый миллиметр его гладкой кожи очень красив (все бы люди были такими ухоженными, приятными рукам и глазу, имели эталонные изгибы, — так и говорил смущённому, прекрасному в своей неискушённости Чонгуку). А с какой осознанной, глубокой любовью альфа его касался… Он даже языком сделал ему приятно там. Чонгук не подозревал, что у Чимина к нему всего и столько, и он бы никогда не узнал, не вложив власть ему в руки. — Я больше не хочу видеть тебя! Ты такой же, как и все. Хочешь и берёшь. Я уверен, что ты с самого начала знал, что нагнёшь меня, вряд ли ты сомневаешься в своих силах…       То, как Чонгука лишили девственности — каждому в мире так её лишиться. Минимум боли, не было крови, надрывов, омега кончил дважды и второй оргазм, кажется, случился от движения внутри. Будучи сверху Чимин полностью открыл свою сущность заботливого и зрелого партнёра, который и выслушает, ничуть не забавляясь над чужой неумелостью, и научит, как и где правильно любить.       Чонгук ещё раз лёг под него — в первый раз не распробовал. И ещё раз. И это было исключительно приятно — ничего другого, тем более плохого, он не ощущал. Всё дело было в Чимине. Если бы его вколачивал в кровать отрывистым ритмом кто-то другой, Чонгук бы не перенёс унижения. Влюблённые же взгляды и бережные прикосновения Чимина его возвышали.       Вот что, оказывается, не хотят терять омеги… — Уходи и не возвращайся. Всё кончено, и я не хочу тебя видеть, — омега, утирая слёзы, смотрел куда угодно, но не на него. — Послезавтра я делаю аборт.       А Чонгук потерял.       Спустя два месяца после того, как они с Чимином испробовали всё, Чонгука начало мутить и тошнить. Терапевт велел сделать тест на беременность. Тот показал две полоски.       «Как?! Как?», — кричал Чонгук в подушку, заливая слезами наволочку. Врач же говорил, что он больше не омега!.. Какая беременность, если с семнадцати лет и по сей день он просто не течёт! — Гормональные препараты воздействуют на каждый организм индивидуально, — днём позже пояснял доктор зарёванному омеге. — Все прошедшие годы вы не имели тесного контакта с альфой, поэтому мы думали, что препарат успешно выполняет свою задачу. — Половой акт был всего три раза… Мы универсальные партнёры, поэтому я почти не был снизу, — шептал Чонгук, роняя новые слёзы. — Но вы встречались, имели тесный контакт и даже если вы не занимали свою естественную роль, то всё равно получали воздействие феромона альфы, так же, как и альфа находился под воздействием вашего. Вы могли не чувствовать этого, ведь препарат продолжал действовать, но я отчаюсь сделать ставку на то, что вы могли испытать течку во время полового акта. Незаметную, изменённую лекарством, но позволившую вас оплодотворить. Прецеденты были и в вашем случае нужно менять препарат на более сильный — это описано в побочных эффектах лекарства. Или нам нужно полностью отменять его, если вы собираетесь рожать.       Хотелось взвыть. В груди омега почувствовал самую настоящую ярость.       Дальше был скандал. Родителей не было дома, и Чонгук высказал всё Чимину прямо в гостиной, швырнув на стол результат УЗИ, анализа крови и в довесок положительный тест. Омега смотрел на альфу с презрением. В тот момент он правда думал, что его ненавидит.       Чимину было нечего сказать, потому что он прекрасно понимал, из-за чего Чонгук рвёт с ним. Он обещал, что будет уважать его, он действительно старше и опытнее, надеть презерватив ему ничего не стоило. Допущена ошибка, как результат — разрушено доверие и хорошие отношения больше не на чем строить. Схема такая же, как в бизнесе. Альфе осталось лишь извиниться и перевести деньги на аборт в очень хорошей, надёжной клинике.       В глазах Чонгука полыхала ярость, там было отвращение. Всё это дало понять, что бороться бессмысленно — альфа ему глубоко неприятен. Чонгук ведь предупреждал, он умолял не делать одну единственную ошибку. В его глазах Чимин стал тем, кого омега всю жизнь опасался. Чимин ушёл, пообещав примчаться на помощь, если что-то будет нужно.       Он не знал, что омега который месяц просто вопит отчаянным зовом и не смеет протянуть руку к телефону.

***

— Чонгук, как мы дальше будем поступать? Всю жизнь отсиживаться в комнате не получится, нужно по-взрослому решать вопросы.       Отец буквально заставил его выйти на террасу, чтобы увидеть белый свет. Вытаскивал из комнаты за локоть, а потом бросил затею и подхватил на руки, так и понёс. Иногда люди запираются в себе настолько, что встряхнуть их можно только силой.       Три месяца тайм-аута наедине со страданиями завершились. Срок у Чонгука двадцать четыре недели, все риски давно позади, поэтому пришло время покидать скорлупу. С одного омеги в своей семье, то есть с только родившего супруга, господин Чон переключился на другого. — Вопросы следующие: образование, бизнес, сотрудничество с Паками.       Последнее лезвием по сердцу. — Я хотел бы закончить обучение заочно, как папа… — голос хрипел после болезни, солнце жгло опухшие глаза. Самочувствие одним словом — плохо. — Няню и другую необходимую помощь я тебе обеспечу. Но ты должен учиться, не просто заканчивать университет ради корочки, а получать знания. — Я понял. — Бизнес. Я всегда рассчитывал на то, что ты станешь моим преемником. Сейчас я даю тебе время выносить, родить, освоиться в роли папы, но спустя год-полтора я жду от тебя решительных действий. Рождение ребёнка — это тяжело, но это ещё никого не делало нетрудоспособным. — Хорошо, я сделаю, что должен. — Не сомневаюсь. Теперь семейство Пак. Они наши главные партнёры. Они нам нужнее, чем мы им, Чонгук, ты должен это понимать. У Чимина хватило мозгов не смешивать работу и личную жизнь, поэтому мы продолжаем сотрудничество, но когда-нибудь я сдам свои полномочия, уйдя на пенсию, или меня не станет, и тогда некому будет дать тебе совет. Ты должен найти в себе силы работать с ним, и никогда не путать бизнес с личным интересом. — Я понимаю. — Я в тебе не сомневаюсь. У тебя есть почва для размышлений. Если нужно, я готов нанять психолога, со мной ты тоже всегда можешь говорить. Не нужно меня бояться. Я всегда старался для тебя и дальше тоже буду помогать.       Отец целует его в щёку и поднимается со скамьи. — Посиди здесь, погрейся на солнце и перестань заниматься самобичеванием. Мне не нравятся синяки на твоей руке.       Чонгук невольно натягивает на пальцы рукава толстовки. — Ты разочарован во мне? — слабый голос тянется вслед удаляющемуся альфе.       Омега чувствует себя беззащитным, слабым под его взглядом. Хочется свернуться в клубок и так остаться на всю жизнь. Чонгуку бы сейчас покровительственную, родную руку… — Чонгук, ты думаешь я никогда не совершал ошибок? — отец останавливается. Возвращается к нему и садится рядом, чтобы обнять. — От меня забеременел несовершеннолетний подросток, который подарил мне тебя. На тот момент мне тоже было нечем гордиться. Но важно то, как мы разрешим свои ошибки.       Отец сделал так, чтобы этот подросток стал самым счастливым. — Родить ребёнка не преступление. Преступление не любить его и не уделять ему время. Я надеюсь, что ты понимаешь это. Но самая большая ошибка — всю жизнь себя винить и бояться совершить новую ошибку. Всегда надо находить силы работать над собой и идти вперёд. Мы с папой тебя очень любим, вместе со всем справимся. Перестань гнобить себя и не вреди моему внуку. — Он знает?.. — Нет. Ты сам просил оставить это в тайне.

***

      После того, как Чонгук выставил его за дверь, Чимин старался не появляться в доме Чонов. Во-первых, стыдно, во-вторых, это дом омеги, который больше не хочет его знать. От последнего больно втройне, потому что он никогда не вёл себя по-скотски с омегами.       Чимин уходил с кровоточащей раной в груди, но с мыслями, что у Чонгука будет всё хорошо. Неудачный роман, первая любовь, которая редко заканчивается «долго и счастливо», и первая серьёзная ошибка. Всё это со временем перетрётся в пыль. Но сам альфа поедал себя изнутри, и почти каждый вечер опустошал бар в своей одинокой квартире, несмотря на то, что знал: он обращался с Чонгуком так бережно, как мог. Изначально омега не хотел, но получил опыт снизу, но этот опыт точно не был травмирующим. Ему всё нравилось, он улыбался и благодарил. Возможно, эти знания сделают из него более уверенного, чуткого партнёра и его омеге очень повезёт…       По-настоящему душа болела за беременность. Аборт на ранних сроках — не убийство, но в этом событии нет ничего приятного, особенно для человека, который больше всего на свете боялся оказаться в такой ситуации. Мы никогда не знаем, как сложится наша жизнь и фраза «я никогда в жизни не…» — самое глупое, что можно сказать, будучи таким юным парнем, как Чонгук. Вдруг когда-нибудь он встретит достойного альфу, от которого захочет родить? Вдруг теперь не сможет родить, ведь первую беременность прерывать нежелательно… Неужели получилось так, что Чимин отнял у него эту возможность? Он лишил его права выбирать.       Эти мысли причиняли настоящие муки. Никогда и ни за кого Чимин так сильно не переживал! Он порывался позвонить Чонгуку, хотя бы узнать, как он пережил операцию, нет ли осложнений. Омега ему снился, и во снах он плакал и звал его, протягивал исхудавшие руки. Чимин просыпался в холодном поту и в окружении пустых бутылок. Он мог долго гипнотизировать телефон, но ни разу не набрался смелости нажать на вызов.       Господин Чон должен был несколько раз съездить ему кулаком по лицу, но так и не сделал этого, хотя их общение отныне имело исключительно деловой тон. Чимин, конечно, не знал, что Чонгук попросил отца не делать глупостей, ведь альфа его не насиловал.       С момента расставания Чимин был в доме Чонов один раз. Когда рабочие вопросы были улажены, пропала необходимость регулярных встреч, а если таковая была, то они встречались в офисе. В тот единственный раз, когда он перешёл порог чоновского дома, никого из омег он так и не увидел, где Чонгук, так и не спросил — не считал себя достойным произносить при отце его имя.       И вот, спустя три месяца после разлуки, он снова здесь... В этой светлой, просторной усадьбе, в которой он встретил свою первую настоящую любовь. Этот стройный, высокий мальчишка с большими, выразительными глазами, скрывающими упрямство и огромную внутренню силу… Это было похоже на сказку, на сон. Как болезненно в жгуты сворачиваются внутренности — не передать. В их первую встречу было раннее утро и светило солнце, сейчас же туманные, сырые сумерки — под стать тому, что творится в душе.       В этот раз Чонхун дома вместе с супругом. Чимин берёт себя в руки и вежливо здоровается с ними, правда избегает глаз Ханбина. Очень странно, что никто в этом доме не относится к нему с пренебрежением (кроме одного, самого важного человека), старший омега говорит с ним абсолютно спокойно, как будто ничего не случилось, как будто Чимин не обесчестил его единственного сына.       Они подробно обсуждают дела за столом, Чимин отказывается от еды и вина — хочет быстрее всё решить и уйти. Мысль о том, что Чонгук может быть дома, этажом выше, не давала покоя. Как он? Что с ним? Все молчат о его состоянии, значит, всё хорошо?.. В мозгах перемыкает от напряжения. Нет, нужно ему позвонить. Не хочет видеть — это не значит, что нельзя спросить, как дела. Они были близки, потом расстались, ну и что? Это значит, что нужно проявлять равнодушие?..       Но, звонить не приходится. Судьба всё решает сама.       Чонгук появляется очень внезапно и окончательно выбивает почву из-под ног. Сразу всем присутствующим. — Да, пап, зачем звал?       Ханбин всё это время сидел в кресле, недалеко от стола, за которым альфы решали рабочие вопросы. Теперь он поднимается и виновато смотрит на сына, убирая телефон в карман домашних брюк. Судьба — это не обязательно какая-то невиданная материя. — Прости, милый, но скрывать неправильно.       Глаза омеги расширяются от ужаса, когда он переводит взгляд со своего телефона на папу, потом на него, тоже подскочившего на ноги.       Скрывать что…       Чимин сразу замечает округлившийся живот. Сложно не заметить, окинув взглядом фигуру, ведь тот совсем не скрыт облегающей футболкой. Небольшой живот, который омега закрывает руками. — Зачем?..       Чонгук смотрит на папу с болезненным отчаянием. Он разворачивается и начинает семенить по лестнице вверх. И испуганно оглядывается на альфу, хватаясь за перила, ведь слёзы застилают ступеньки.       Чимин остаётся на месте, давая ему возможность спокойно подняться, не упав. И только когда хлопает дверь, он идёт за ним, ни у кого не спрашивая разрешения. — Пусть идёт, — просит Ханбин, подлетая к растерявшемуся мужу.       Чимин смутно помнит, как поднялся по лестнице и дошёл до комнаты. Дверь оказывается незапертой. Специально оставил? Скорее так спешил спрятаться, что просто забыл.       Чонгук стоит между кроватью и стеной, по-прежнему держа руку на животе, и буравит его недружелюбными, напуганными глазами.       Почему он так сильно его боится?.. — Здравствуй.       В ответ тишина, омега стоит неподвижно, Чимин тоже замер, прикрыв дверь. — Ты настолько сильно меня ненавидишь?..       Предположения неутешительные. Он не знает, что сделать, не знает, что сказать в такой ситуации. Чонгук прогнал его из своей жизни, он так сильно боится его, но оставил ребёнка — что это значит? Конечно, это его ребёнок. Альфа не идиот, чтобы думать, что Чонгук пустился во все тяжкие. Он умеет считать и знает, что кроме него вот так просто Чонгук бы никому и никогда не доверился. — Скажи одно: тебя принудили рожать?       Знать это становится важным. В этом причина страха? Не хочет быть с Чимином, который обязан жениться? Мужчина делает осторожный первый шаг в его сторону. Мало ли какие традиции (глупости) соблюдаются в его семье, часть жизни прожившей в мусульманском мире. Кто-то рожает от насильников, ведь грех избавляться от оплодотворённой мудаком яйцеклетки… — Нет, — парень его движений не замечает, опустив глаза. — Отец был за то, что бы я сделал аборт и не рожал вне брака… — Почему не сделал? — Чимин подходит ещё ближе и садится на его застеленную кровать. — Не смог… — совсем тихо, шёпотом.       И снова в слёзы. Сколько их он пролил? — Ты же понимаешь, что я не могу тебя оставить? Я не смогу забыть про своего ребёнка.       «И про своего омегу», — не договаривает. Чувствует ли Чонгук, что Чимин ему истинный? Чимин это знает, поэтому внутри так сильно болит. — Я верну тебе деньги за аборт.       Альфа пропускает эту глупость мимо ушей, волнует другое: — Ты всю жизнь собирался молчать? Прятал бы его от меня? — Какой у меня был выбор?.. Я обвинил тебя во всех грехах и послал!       Омега прячет глаза за рукой и его сгибает пополам. Он больше не может сдерживать истерику, подкатившую ещё на лестнице. Чимин подлетает к нему, чтобы не дать упасть и кроме этого ничего больше сделать не может... У альфы руки холодеют от того, как горько и отчаянно Чонгук плачет — навзрыд. — Чонгук… Чонгук, не надо так, перестань… — сердце обливается кровью.       Но омега не мог перестать. Стыд, страх, обида — всё выливалось жгучими слезами. — Так же нельзя… Тебе будет плохо, нашему ребёнку будет плохо!       Из-за «нашего ребёнка» пуще прежнего бросило в слёзы и в жар!       Чимин не знал что ему делать. Взял на руки, положил на постель и кинулся к телефону, чтобы звонить господину Чону (не хотел оставлять омегу) и вызывать врача. В скорую бесполезно — кто же поедет на истерику?       Врач тоже не поехал. Ханбин дал сильное успокоительное и снотворное, которые были прописаны беременному Чонгуку как раз на такие случаи.       Альфа стоял у двери и мрачно оглядывал эту картину. Когда-то крепкий, здоровый парень неподвижно лежал на кровати, едва-едва дыша. Папа гладил его бледный, восковой лоб с испариной и стирал слёзы с висков, прося успокоиться. Сколько таких состояний пережил Чонгук, если ему прописали седативные? Как он ещё не закончил выкидышем?.. Мужчина со страхом отгонял эти мысли.       Внутри содрогнулось, когда Чимин услышал: — Прости меня. Прости… — со стороны кровати.       Ханбин гладил сына по волосам, а тот смотрел в потолок пустыми глазами до тех пор, пока не заснул.       Чимин не выдержал — тоже заплакал, выйдя из комнаты.       Стоял в коридоре, запрокинув голову, и глотал злые слёзы. — Так сложно было сказать?! Ладно бы он сделал аборт, и мы просто разошлись, но он собрался рожать моего ребёнка! Это мой ребёнок и мой омега! В чём была проблема?!       Ханбину казалось, что альфы сейчас подерутся, но страшно было вставать между ними и лезть на рожон. Всем было понятно, что только Ханбин в этой ситуации поступил правильно, выложив правду, поэтому Чимин смотрел гневным взглядом только на старшего альфу. Один дурак, потому что ушёл, поверив в то, что больше не нужен любимому человеку, второй ещё хуже — решил, что будет лучшим решением всё скрыть, пойдя на поводу у своего окончательно потерявшегося ребёнка. Вот и бесились, стоя в гостиной. — Что ты будешь теперь делать? — господин Чон зол не меньше. — Неужели так сложно было сразу вставлять в презервативе? Я хотя бы знал, что он, — кивок в сторону мужа. — Выбрал быть моим омегой. Ты же знал, что мой сын на дух не переносит альф и нашу жажду поиметь всё, что движется.       Удар ниже пояса, но Чимин терпит. — Я — его отец, — вкрадчиво тихо говорит старший альфа — не хватало криками разбудить детей. — И я всегда старался сделать так, как будет лучше моему единственному сыну. Он сказал, что будет рожать — я был против, но принял его решение, обеспечив всем, что ему необходимо. Он пожелал не видеть отца ребёнка — я был за полную семью, но сделал всё, чтобы ты больше не плевал ему в душу. Будут у тебя свои дети, будешь рассуждать о правильности моих поступков. Сейчас закрой свой рот. Нет, вот лучше объясни: ты узнал — что дальше? — Зависит от того, что хочет Чонгук.       Чимин отвечает как можно спокойней — сбавляет гонор, ведь не в его интересах нарываться на конфликт. — Он хочет, чтобы ты был рядом, — Ханбин подводит альф к правильным мыслям. — Он так сказал? — Он не говорил с нами о тебе, но он часто плакал во сне, прося тебя вернуться.       Ещё паршивей — правда звал его.       Спазм схватывает горло, но Чимин всё равно твёрдо говорит: — Тогда я женюсь на нём.

***

      Глубокой ночью Чонгук разлепил опухшие глаза и сразу почувствовал его запах. Снова любимый, приятный сон, в котором он счастлив с Чимином.       Чонгук выглядел исхудавшим и болезненным: с тонкими руками, на которых иссохли мышцы из-за недоедания и отсутствия постоянных упражнений, с синяками под глазами, с плоскими щеками, над которыми заострились скулы. Небольшой живот выделялся на гладком торсе, а тонкая рука неизменно его прикрывала. Ему… Беременность не шла. Подкаченным, сильным парнем с завидной фигурой он выглядел лучше, здоровее. Сейчас он совсем слабый и беззащитный. Чимин искренне не понимал, почему несколько заслуженных оскорблений счёл достаточным поводом, чтобы оставить его.       Больше никуда не уйдёт. Разлука дала понять, насколько сильно он его любит. Альфа снимает пиджак, туфли и ложится рядом.       Чимин лежал прямо перед ним — с закрытыми глазами и безмятежным выражением лица. Чонгуку тоже передалась эта безмятежность.       Чимин не спал, среагировал на его пробуждение, улыбнулся. — Как ты, мой милый?       Хорошо… Омега трогает свой живот — там тоже всё в порядке. — Что-то болит?       Нет, совсем ничего не болит. Беременный живот… Во снах он никогда не был беременным.       Парень выныривает из своего блаженства, испуганно распахивает глаза и рефлекторно отодвигается дальше. — Тише, не бойся.       Чимин гладит его по плечу. — Я здесь. Если хочешь, то больше не уйду. — Прости меня, пожалуйста…       Реальность наваливается и придавливает сверху. Чимин здесь и перед ним всё ещё очень стыдно. Таблетки сработали, истерика ушла. Проблемы остались. — Тише, ти-ише, я не злюсь. Я люблю тебя. Ты ведь не боишься меня?       Чонгук отрицательно мотает головой. — Мне остаться? Не будешь больше плакать? — Нет, прости за это… Всё сразу навалилось... — Ты тоже меня прости, милый… За всё. Я ошибся, но честное слово, я всего этого не хотел. — Я тоже виноват, — голос прорезается сквозь шёпот. — Нельзя всё скидывать на одного. — Почему не позвонил мне? На следующий же день я бы пришёл. — А ты? — Боялся, что стал тебе ненужным и что ты меня возненавидел — оно было на то похоже. — А мне было стыдно, после всего того, что я сказал. Подумал, что тебя больше не заслуживаю, что ты найдёшь лучше, нормальнее.       Чонгук судорожно вдыхает и закрывает болящие глаза. — Мы оба наделали дел. — Хён, зачем ты здесь?.. — А ты как думаешь?       Чонгук не реагирует. Сводит брови. Понимал бы — не спрашивал. Чимин сам отвечает: — Хочу забыть обиду и начать думать о том, что скоро у нас родится малыш. Последние часы, пока ты спал, я не мог думать ни о чём другом… У меня внезапно появился ребёнок! Я буду отцом. Я люблю тебя, уже люблю его и готов хоть завтра официально создать с тобой семью. С утра поеду за кольцом и сделаю тебе предложение. Если ты этого хочешь. — Из-за ребёнка? Из-за того, что ты теперь, как порядочный альфа, мне обязан? — Нет. Я всегда хотел, чтобы ты стал моим супругом.       Обида царапает грудь. — Можешь радоваться!.. Теперь желание исполнится — я стану «твоей женой», раздвину ноги и буду рожать тебе детей. — Не надо злиться. Так не будет. Я понимаю, что тебе теперь будет сложно поверить моим словам, но попробуй. Сейчас мы оказались в особенном положении, когда вынуждены занять свои роли — тебе уже в любом случае носить ребёнка и рожать, мне обеспечивать твой комфорт и окружать заботой. Этого не избежать и мы просто вынуждены быть альфой и омегой. Но ведь это не значит, что после родов я больше никогда не лягу под тебя. Разве роды изменят твою бойкую натуру? Ты станешь покладистым омегой, который будет подчиняться чьей-то воле? Нет! И я обожаю это. Я предлагаю создать семью, растить ребёнка и при этом остаться универсальными партнёрами. Если бы я хотел иного — уступил бы я тебе в постели? Я же с самого начала сказал, что мы будем на равных. Мне хотелось доказать тебе, что такие отношения возможны… Если бы я мог родить нам малыша, я бы взял ответственность и сделал это, но, увы, я не могу.       Хочется снова выкрутить себе кожу, чтобы сделать как можно больнее. Ради них Чимин бы пошёл на жертвы, он всегда это делал — уступал. А Чонгук что? — Это показывает, насколько ты лучше меня, — шепчет омега с сожалением. Губы дрожат, как и руки. — Ты был бы готов родить нам ребёнка, помучился бы ради семьи и любви, а я… Я сказал, что убью его. — Пожалуйста, только не плачь! Всё совсем не так! Ты правильно говоришь: я бы родил нам ребёнка, но только тогда, когда был бы готов. Если бы был готов. Ты готов не был. Это очень большая разница. Когда такие вещи случаются против воли — это очень плохо. Я искренне надеюсь, что ты не сломался из-за того, что жизнь перевернулась с ног на голову. — Всё это время меня мучила не беременность, а то, что я тебя никогда не увижу… — Но я здесь. Мы не можем знать, что я сделал бы на твоём месте. И что сказал человеку, который меня предал. — Ты не предавал… Я был не прав, когда переложил на тебя ответственность. Мне тоже ничего не стоило сказать про защиту… — Мне легче от этих слов. — Чонгук боязливо тянет к нему руку. Чимин накрывает её, чуть сжав тонкие, холодные пальцы своими — тёплыми. — А ты правда зовёшь меня замуж?.. — Да. И я бы не стал называть это «замуж». Мы с тобой заключим брак. Мне кажется, нам незачем тянуть с этим.       Чимин придвигается к нему, чтобы чмокнуть в красный нос и в покусанные губы. — И если ты согласен сначала подарить мне малыша, а после вернуть всё к тому, на чём мы с тобой остановились, то я буду по-настоящему счастлив. — А как же второй, третий ребёнок, если я не буду больше рожать? Я помню, ты хотел…       Чонгук сам целует его, укладывая руку на коротко подбритый затылок. Любил щекотать о него ладонь, когда стонал под Чимином… — У меня достаточно денег, чтобы нам родила ребёнка суррогатная мать*. Я подумал об этом ещё в тот вечер, когда мы познакомились, и ты сказал, что мечтаешь жениться. Милый, то, что мы омега и альфа — наше преимущество, потому что мы в любой момент можем взять наш биоматериал, найти подходящую женщину и спустя время получить нашего ребёнка. Этого не могут сделать альфы и беты-геи, потому что им в любом случае искать женщину-донора яйцеклетки, изучать гены, совместимость и ребёнок будет родным только одному человеку из пары.       Чимин кладёт руку на горячий живот. — Нам с тобой природа подарила уникальную возможность — у нас уже всё есть. И я так рад, что ты, такой удивительный, есть у меня. — Тогда я согласен, хён. — Я подберу лучший роддом, буду рядом на родах. Потом ты обязательно восстановишься — сделаем всё для этого, мы наймём няню, чтобы ты мог закончить учёбу и приступить к работе, и подберём хорошие гормональные препараты, которые позволят нам жить вместе. Всё получится, было бы желание. Прости меня за всё, через что тебе пришлось и ещё придётся пройти, но я хочу, чтобы ты знал — я очень счастлив, что ты оставил ребёнка и дал нам шанс. Я так сильно тебя люблю… — Я тоже тебя люблю.       Чонгук выпаливает это на выдохе — чтобы не испугаться, ведь говорит впервые.       Шёпот сменяется шорохом одежды и звуками поцелуев. Ничего больше не нужно, ведь они снова вместе. Поцелуи Чимина самые вкусные, умелые и чувственные, Чонгук не знает, как жил бы без них, как смог бы смотреть на него без возможности прикоснуться и как бы растил в одиночку их общего малыша. Какая глупость — запереться в крепости своих страхов и прозябать в ней под охраной чувства вины — дракона… Если бы не папа они боялись бы друг друга до конца своих дней? Хочется верить, что нет. Чимин набрал бы заветный номер, не вынес неизвестности и болезненных снов, мучивших его, и истинные всё равно бы набрались смелости увидеться, затем простить друг друга. Но родителям, с которыми Чонгуку очень повезло, он всё равно должен поклониться в ноги и сказать «спасибо».       Но это потом, сейчас кроме них двоих не существует никого.       Чимин целует его шею, вдыхает аромат беременного омеги, который теперь отчётливо чувствует (в беременность нельзя принимать препараты). Всегда хотелось узнать, как он пахнет самим собой, ведь до этого дня альфа никогда не чувствовал его запаха. И даже это не помешало ему понять, что перед ним истинный.       Чонгук перебирает волосы альфы и тоже дышит-дышит его ароматом, потому что блокаторы слишком слабы, если их принимает только один. В тайне он желал этого: почувствовать его аромат, ощутить надавливающий феромон и эту преданную любовь, которую раз в жизни испытывает каждый альфа. Это не плохо — иногда подчиняться. Особенно, если Чимин смотрит на него так, как будто он — центр Вселенной. Так любят друг друга его родители? Подобное стоило хоть раз в жизни испытать…       Хорошо, что у него есть шанс, ведь позже он обязательно вернётся к гормонам. — Я так скучал по тебе, хён, — омега растекается во что-то мягкое под поцелуями. — Я звал тебя каждую ночь с того вечера, как сказал, что не хочу видеть… — Я чувствовал. Не знаю, почему терпел три месяца, прости. — И ты тоже. — Уже давно. Я так люблю тебя…       Целоваться в обнимку с беременным Чонгуком — совсем новое ощущение. Округлый живот прижимается к его и альфа не выдерживает, опускает руки вниз, чтобы осторожно потрогать (очень боится навредить). Горячо и упруго, но кожа мягкая. Удивительно… Там внутри его крохотное продолжение. Чимин видел, как среагировал господин Чон на новость о беременности Ханбина, но Чимин до этого момента испытывал только отрицательные чувства, продиктованные виной и страхом, теперь же он осознаёт, что где-то на подсознательном уровне его сущность тоже тянется к Чонгуку. Крепкие узы, которые не разорвать, та самая природная тяга. Это не миф, двое всегда находят друг друга — в этом правда. Но только им решать, будет их любовь колючими оковами, доставляющими муки и проливающими кровь, или она будет стелиться по их телам гладким шёлком.       Чимин знает, что Чонгук отзывчивый, добрый мальчик, который всегда пойдёт ему навстречу, поэтому их любовь в его, Чимина, руках. И альфа понимает, что с ней надо делать. — Завтра же начну следить за тем, чтобы вы хорошо питались. Ты выглядишь болезненно — это не дело.       Чимин оставляет лёгкие поцелуи на лбу, щеках и подбородке. Чонгук жмурится и начинает улыбаться — наконец-то! Вот по чему Чимин больше всего скучал. — Скоро откормим обратно твои милые щёки. Ты такой красивый, Чонгук, ты знал?       Если омеги любят ушами, то его всегда будут обласканы приятным словом. Догадываются ли люди, как много значат слова и тон, которыми они произнесены? Злым словом можно убить, но добрым словом, сказанным правильным тоном, можно человека вознести и осчастливить. Люди были бы гораздо добрее, если бы говорили друг другу много хорошего.       Но лучше всего слова подтвердить делами. Для этого у Чимина впереди целая жизнь, а сейчас он начнёт хотя бы с того, что обнимет его очень крепко и больше никуда не отпустит. — Мне так жаль, что все приятные чувства от твоего первого опыта в роли омеги были перекрыты болью…       Чонгук целует его, не дав ничего больше сказать, Чимин отпускает тему — сладость чужих губ важнее. И омега как будто полупьян, когда притягивает альфу ближе и трётся промежностью о его ногу. — Создадим новые? — говорит, смотря на него глазами с тающей пеленой. — Мне так хочется, даже не знаю, почему… — Хочешь пальцами и одновременно ртом? Или я могу полизать тебе внутри? — Хён, нет… Тогда я… Мне нужно в душ. Я хотел просто снизу. — Как скажешь.       Всё ещё сложно признаваться в тех желаниях, которых раньше Чонгук не знал и отрицал, но с Чимином нет никакой неловкости, ему всегда хватало чувства такта, чтобы без лишних слов понять, что у них сейчас нет блокаторов, зато есть любовь. И между разгорячёнными телами два жалких слоя одежды. — Не бойся, мой милый. Тебе будет очень приятно.       Чимин плавно сменил пальцы на головку члена и слитно наполнял его упругой твёрдостью по обнажившимся нервным окончаниям. Это прямо как в том сне, но в разы, в разы лучше, потому что реальнее…       Чонгук закутался в гладкий шёлк их любви. Вдвоём с Чимином совсем не страшно в своих чувствах потеряться.