Иди домой

«Как бы извиниться перед Мэйби?» Эта мысль не давала Кроки покоя уже несколько мучительных минут. Ассоциации были одинаковыми: духи в ребристом флаконе, билеты в кино, а то и самого Кроки, падающего на колени с воплями «Прости!». Едва он представил это, как нашел отличный выход. Просто погладил своё ненаглядное по голове. «Хватит! Перестань смотреть на меня так! Смотри так, как на других!» Своë ненаглядное…это лучше, чем называть Мэйби солнышком или зайчиком. Кроки не сразу заметил, что нервно дëргает ногой с перекошенной рожей. Чëрт, что он несëт? Хотя, сегодня же такой романтичный день, что можно и поговорить слащаво. Например, «юноша на своём железном коне покоряет сердца прекрасных дам». Вот только его железный конь похож на ржавого осла, покорять уже нечего, а дамы…одна из них действительно прекрасна. «Интересно, я довольно весëлый для сегодня?» — подумал Кроки, косясь на себя в зеркало заднего вида. За тëмными очками вряд ли разглядишь, но, кажется, рожа чересчур серьëзная. Скалится. Да, то что надо. Ещё одно личико, более щекастое и румяное, улыбается ему через зеркало. Кроки поспешно смотрит на дорогу, крутит рулëм, типо что-то понимая, с трудом дëргает сцепление и замечает, что сфокусироваться всë сложнее. Как всегда: хотел покататься и плюнул на это. Да, он может бросить тачку прямо на дороге и убежать кататься на скейте. Вложиться там на полную силу, изучая новые трюки, потом забыть и начать играть с котом. Это и был жирный минус в его энергии, которая почему-то привлекает всех и каждого. Не в то русло, блять, по жизни. Но Мэйби сказала, что он клëво водит, почему бы ещë не покрасоваться? Кроки встал в пробку, вспомнил эти слова и улыбнулся. Слова — чудеса, и Мэйби была вестницей этих чудес. Кроки знал, что он крут везде. Только не на уроках, боже упаси. Это слово несло за собой детство и занудство. Сейчас он круто ездит без прав на трухлявой папиной развалюхе по городу. На трухлявой развалюхе, у которой могут отказать тормоза или оторваться двери в любой момент. И слышен скрип и потрескивания, намекающие, что что-то вот-вот да отлетит. И Кроки стал громко петь, чтобы заглушить эти звуки. «Последняя песня про школу, Бэйби, это розовый цвет моих заколок, Ваши ученицы на моих концертах Слэмятся в толпе из ярких малолеток». Снова косится на Мэйби в поисках похвалы. Но та развернулась назад и видит только безвкусный прикид Лави, прищурив глаза. На миг кажется, что в бедняжку Лави сейчас прыснут ядом, но такого не случается. Между этими двумя можно создать миллионы сравнений. Мэйби, юная и дерзкая принцесса, доминирует над своей служанкой. Голубь и воробей делят кусочек хлеба, и воробей уступает. Он ловкий и быстрый, но боится одного — большого размера голубя. Смотреть на них интересно. Но сейчас Кроки сварлив и сам себе неприятен, потому рушит всë веселье. Да начнется нытьë! — Никому нет дела до меня! До того, во что мы можем попасть! — Ты сейчас про неделю без сладкого? — ухмыляется Мэйби. — Нет! — передëргивает плечами Кроки. — Не о предках я! — А про что? — спрашивает Лави. Иногда кажется, что она может только поддакивать и спрашивать. — А вы не видите боковые зеркала? Не видите? Посмотрите. Там же трещины и ни черта не видно! — Я могу быть твоим помощником! — с готовностью сообщает Мэйби. — Да? А стëртый номер нашей тачки ты знаешь? Вот и я не знаю, фиг его увидишь. Это уголовный тупик, и если я попаду в аварию, то не миновать нам клетки за нашу незаботу о нëм! — Ты, — Мэй улыбается. — Ты попадëшь, тебе и не миновать. Кроки смотрит на неё из-под солнечных очков. — Нам. Можно подумать, внимание только девчонкам и нужно! Мэйби вообще сюда посидеть пришла со своей наигранной няшностью. Где еë доброта, где ласка, к чему истерику закатывала? Можно только гадать. — Миленькая юбочка, — цедит она, глядя на свою некрасивую подружку. — А ты точно собираешься рожать? — Мэйби! — одëргивает её Кроки. Та в ответ прикрывает рот ладошкой, а другой стискивает руку парня. Уже суëт между ног. Нет, зачать тут ещë одного ребенка не хочется, и он выдëргивает ладонь. Ужас какой. — Крокус, — мурлыкает Мэйби. Её голос завысился. — Ты такой мрачный, может всë-таки расскажешь, почему? — Да, — вторит Лави. — Почему? Кроки тошнит от одного их тона. Не от слов, в которые он смог вникнуть. Нет, не расскажет, это слишком лично. «То, что родители сравнивают твою активность с подростковым возрастом, нормально. Но лучше записаться в клинику, ведь СДВГ — это не шутки». Не шутки, а Кроки поржал от души в кабинете психолога. Как только вышел из него, задумался. Как только доскакал до туалета с вейпом — обиделся. Можно считать, что его оскорбили и назвали психом, у которого дефицит внимания вперемешку с гиперактивностью. Но вдруг это правда? Вдруг он действительно психически болен, и только врачи могут помочь? Потом Кроки, весь в холодном поту, долго рылся в научных статьях. Первый симптом СДВГ — низкая успеваемость. Имеется. И Кроки-то не дурак, мозги есть, применять он их не хочет. Ноги сами несли его в парк с коньками или скейтбордом. Можно было просто поошиваться по улицам с такими же дружками или Мэйби, своровать из магазина тележку, посадить её туда, и бежать по кварталу, истерически визжа. Стук колëсиков об асфальт, скользящие кеды, страх и до жути страшная медлительность — это захватывающий и осознанный сон! Ему нужны постоянные тусовки, большие компании, такие же весëлые девушки. Всë, где есть люди уверенные, настоящие и ничем не ограниченные. В школе этого не встретишь. Школа — сущий ад. Руки и ноги сами дëргаются вместе с партой, одноклассники смеются вместе с ним, учителя срывают голоса и, чуть что, сразу в слëзы. Гиперактивность имеется тоже…вот блин. Кроки больной на голову. Он не сразу заметил, что начал разглагольствовать об этом на весь коридор. Этим громким словесным потоком подхватило одноклассницу Лави, и их унесло к гаражу. Сидит теперь, радуется, что её в свиту приняли. «Только ты меня не прогоняй», — попросила Лави после звонка маме. Глаза у неё были грустные, как у оленëнка. — «Я могу помочь тебе с экзаменами, если хочешь». Вот поэтому Крокус еë не прогнал. Естественно, Лави клеится к нему. Во всяком случае, пытается. Говорит об учëбе, домашних заданиях, о том, что она ела сегодня, о всякой ерунде. И эта ерунда могла звучать интереснее, не будь Лави такой…шаблонной. Она копия оригинальной Мэйби, и это видно каждому. Даже невнимательному крокодильему глазу. Только вот между этими девчонками есть различия. Лави собственной тени боится, а Мэйби считает, что проблемы с башкой — это мило. Она поняла, что можно любить косплеи, фанфики, кей-поп, выглядеть при этом странно и продолжать притягивать к себе людей. Щелчками, улыбками, равнодушием, дружелюбием, вообще всем. А то, что Мэйби ещё и неравнодушна к Кроки, вообще прекрасно. Любит его, ещё как любит. И глаза блестят, и лыба постоянная, и выпуклые соски, наверное, сквозь блузку видны. И признается в этом она сегодня. Могло случиться много неприятного, если бы не одно «но» в лице Лави. Мэйби, конечно, падкая на общее внимание, но всë-таки признание в любви для неё чересчур лично. И на пару дней Кроки будет отгорожен от обязанности устраивать свидания, покупать плюшевых медвежат, водить её по кино и выслушивать жалобы. Для всей этой брехни у них в классе есть Мэйк, а Кроки к отношениям не готов. Это тяжкая и ответственная вещь, с ней не справиться. Ему не нужны отношения. Мэйби наверняка делает из него жениха. Она не понимает разницы между влюблëнностью и дружбой, не понимает, как здорово быть просто подругой. Уже четыре года после школы и вместо школы они слышат несмолкающий трепет друг друга, могут понять с полуслова и делятся самым сокровенным. Мэйби девочка, но она блюëт после каждой вписки, может материться и кричать о месячных на каждом углу. Это казалось нормальным. С недавних пор простота сменилась изяществом. «И Мэйк тоже этой грани не видит», — фыркнул Кроки. — «Шахматная доска и обыкновенная, ха-ха. Они просто идеально подходят друг другу». Мэйби натура тонкая, обидится на отказ и больше не будет с ним общаться. Только она способна вытерпеть то, как долго Кроки фокусируется на разговоре, и может принимать его забывчивость. Такую находку нельзя потерять. Его прижимали к себе, обнимали и делали недвусмысленные намёки. Признание скоро, совсем. Хочется бежать отсюда куда подальше. И Кроки завернул в чей-то двор. Покурить. Лави не подходила ему никак. Она резала по живому, не понимая, как сильно Крокусу нужна похвала. Она спрашивала: «Ты слышишь меня?», пока Кроки следил за движениями своих пальцев. Да слушает он, просто сосредотачивается. А когда делает вид, что слушает, он не слушает. Да, Лави была пародией, жалкой и неуверенной. Подруги лидеров все такие. Пытаются напялить на себя побольше ярких шмоток, слушают известную музыку, едут крышей на популярности, а ещё… — Сейчас врежемся! — Осторожно! Визги Лави и Мэйби ударили прямо в уши. Кроки закрыл виски руками, вцепился в руль, отчаянно попытался увернуться из-под колëс другой тачки и смог! Они проехали вперёд, лихо завернули направо и покатились прямо на дом. Ветки с ужасным скрипом заскользили по стëклам, тачка почти коснулась стен дома, и в последний миг Кроки нажал на тормоз. Несчастная машина содрогнулась от сильного пинка. Опускаться лбом на руль, причитать и тяжело дышать — это не для него. Ругательства, крики и рукотряска не прекращаются, в теле гудело, и от этого становилось…легче. — Номер стëрт, нас не заметят! — отмахнулся он, срывая ногти о бардачок. — Хуевая нахуй тачка, блять, — выходят из него последние слова. — Пиздотрясина ебаная. Белый и дикоглазый Кроки смотрит на себя в зеркало. На лбу будет синяк. Не без боли крутит головой, оглядывая салон. Все живы. Мэйби расчëсывает волосы пальцами, Лави пытается вытолкать ветку дерева из открытого окна. У всех бешеные глаза, и ребята замерли на миг, чтобы послушать биение трёх сердец. Самый геморрой — это выйти из машины и заверить всех заинтересованных, что всë в порядке. — Обрежьте провода на своём беспроводном, — рычал Кроки. — С нами! Всë! Нормально! И остался один, с презрительными взглядами за спиной. Поспешно стянул куртку, кинул её в снег и принялся обходить тачку по кругу. Сердце пропускало удар на каждом шагу, воображение рисовало улетающие пачки купюр, но ни одной царапины не было видно. Ощущая себя мальчиком, Кроки стыдливо посмотрел на багажник и еле сдержал приступ нервной тошноты. Номер, белая с выпуклостями железка, свисает наполовину. Где они успели так удариться? — Что там? — живо спросила Мэйби, когда Кроки хлопнул дверью. — Номер там. На соплях. Впервые стало страшно за то, что с ним могут сделать родители. Скоро пятница, отец обязательно пойдет в гараж, обнюхает тачку вдоль и поперëк…начнëт орать так, что стекла задребезжат. Будет копить. Выселять. Кроки тут же перебрал в голове всех знакомых, у которых можно переконтоваться ночь-другую, и со стоном спохватился — бесполезно! Предки умнее, и они непременно направят своего балбеса в сторону Саранска к бабушке. Балбес тут же вообразил это: рюкзачок за спиной, потерянный кошелëк и абсолютно пустое шоссе. — Ну… — Кроки попытался придать себе уверенный вид. — Хотя бы ноги подкачаю. И загоготал, слишком громко и с явными слогами. Тут же успокоился, рассказав, что же его так парит. Мэйби…она не будет дразнить, у самой строгая родня. Никто вообще ничего не ответил на очевидное. Аскорбинка осматривала свои ноги, что-то там подтягивая и застëгивая, время от времени стреляя взглядом на Кроки. Стоило ей сощуриться, как в её глазах что-то заискрилось. Тут же начал с интересом протирать руль тряпкой. — Среди старых кварталов нас ищут копы, — вдруг начал проговаривать он известную песню, всë ковыряя руль. Надо же, в конце концов, и народ веселить. — Уже ищут? — встрепетнулась Лави. — Почти нашли, — злорадствовала Мэйби. — Здесь отделение недалеко, а нашу аварию видело так много человек, да? — Да ну? — А ты посмотри. Мэйби кивнула в сторону. Через подъезды спиной к ним стояло несколько человек. Их тëмно-синие рюкзаки, фуфайки и фуражки действительно сравнивали их с полицейскими. Подростки и зрение, одно с другим не дружит, и Лави начинает заметно паниковать. — О-о-о, — протянула она. — Ну, тогда нам стоит пойти домой, как думаете? Или в подъезд, пока не заметили? — Подъезд — это самое глупое место. Особенно ближний, не так ли? — Мэйби отводит локон за ухо, глядя, как судорожно Лави вытягивает шею. — Тогда я на остановку! Я не готова попасть в полицию! — Эй, — спохватывается Кроки. — Останься. — Да, нам нужно продолжение этого цирка… — Я вам потом в вк напишу, окей? Пока! Догоняйте! По скованности и спешке Лави было ясно, что никто догонять её не собирается. Выпрыгнув, тут же садится на корточки, опасливо выглядывая, смотрит на полицейских, и быстрым шагом удаляется на остановку. Кроки почувствовал неприятный укол внутри, но уколы непсихотропным — незначительная штука, и единственная его реакция — пожимание плечами. Ещё около получаса ребята бегали по ближайшим магазинам, подыскивая плотный скотч, чтобы кое-как закрепить номерной знак на месте. Мэйби светилась от гордости, но молчала. Кроки неспеша двинулся к дому. Первое время он обращал внимание на своë тело, которое словно первый раз село за водительское кресло. Мэйби — только голова опиралась о спинку сидения — сидела рядом и смотрела на пасмурное небо через окно. Создавалось впечатление обидчивой девушки. Если откинуть завесу голубых волос, покажется смеющееся лицо. Кроки сам не заметил, как начал хихикать в ответ. Смех стал громче, заполнил собой пространство, и вскоре они оба ржали до потëкшей туши и боли в животе. И заткнулись так же стремительно. Подъезжают к гаражу. Ключи звенят в затвердевших пальцах, холод режет по коже. — Ты не обижаешься? — вдруг спросила Мэйби. Кроки вздрогнул, словно от удара плетью. Это оно. Сейчас. — Нет, — пискнул он и ужасом подметил расслабление девочки. — Это хорошо, — она давно перешла на пустые фразы? — Твоë понимание мне так дорого в тебе. Такими они и бывают, признания. Сладкие и вскользь. И она надеется, что Кроки не дурак, поймëт, и лучше бы не понял! — Оу, — он старательно изображает удивление и тормозит машину. — Здорово. И ждëт. Колкой дразнилки, рифмовой ответки, чего угодно, но Мэй молчит. Она молчит, а Кроки чувствует себя виноватым. — Ладно, — крокодил хлопает себя по коленям, осознавая, что сделал всë возможное. — Я припарковался, я пошел. — Куда? И лицо в потëкшей туши поворачивается к нему. Но вместо того, что нужно прямо сейчас, Кроки бросает ей ключи, берёт свой тощий рюкзак и быстро удаляется. Прочь от ванили, слëз и прочей глюкозы. — Домой! «А тебе лучше бы пойти к Мэйку». И тут же берёт паника от вида машин с цветами, романтической музыки и множества девушек. Он не может понять, что всë сказанное сказано, и просто убегает от отказа. Домой его подгоняет бессовестный ветер. Кроки практически бежал.