Young god

В комнате для допросов было холодно. Холод проникал под кожу и пробирал до самых костей. Напротив Джисона сидела женщина-прокурор, которая вела допрос, постукивая пальцами по стальной поверхности стола, и ее тонкие губы, подрагивающие время от времени, выдавали нетерпение. Они сидели уж точно больше часа. Конечно, в комнате не было часов, поэтому Джисон мог только гадать, сколько времени прошло на самом деле. Но за все это время он не проронил ни слова. – Молчание тебе не поможет, знаешь ли, – напомнила ему женщина, казалось бы, в тысячный раз. У нее были вьющиеся каштановые волосы и до жути уставшие глаза. Джисон подумал, что это типичная черта для работников правоохранительных органов, как и тонкие губы. Она была достаточно мила, спокойно зачитывала ему его права и задавала вопросы. Но Джисон никак не мог заставить свои губы шевелиться. Он рассеянным взглядом смотрел на наручники, застегнутые на своих запястьях, слегка склонив голову. Прокурор Кан нехотя вызвал врача, чтобы тот оказал первую помощь. Многочисленные порезы на теле и неглубокая колотая рана над бедром, которую нанес тот блондин, причиняли боль в самом начале, но теперь, когда он провел в комнате для допросов бог знает сколько времени, резкая боль сменилась на медленную, ноющую. Каждое слово, которое ему говорили, звучало как будто на другом языке, отскакивало, не долетая до его ушей, словно Джисон был заключен в мутный звуконепроницаемый пузырь. После того как он молчал целый час, привели психолога. Плотного мужчину с водянистыми голубыми глазами, чей тон голоса был слишком теплым, чтобы понравиться хоть кому-то. – По шкале от одного до десяти как вы себя чувствуете? – Можете ли вы сказать мне, что сейчас происходит в вашей голове? – Я здесь для того, чтобы помочь тебе, малыш, посотрудничай со мной немного. Так прошел еще час, а затем прокурор вернулся. Мысли Джисона продолжали блуждать где-то в глубине сознания, возвращаясь к тошнотворно теплому ощущению крови. Твоей крови, стекающей по его дрожащим рукам. Перед глазами то и дело появлялись картинки: твое бледное лицо в больничной палате, лихорадочно бегающие глаза детектива Чана, который по-отечески крепко приобнимал Джисона за опущенные плечи. И как раз в тот момент, когда женщина испустила вздох поражения, металлическая дверь позади Джисона с негромким лязгом распахнулась. Прокурор Кан поправил золотую оправу своих очков, съехавших на кончик носа, перевел взгляд с пустого безэмоционального лица Джисона на уставшее выражение лица женщины и нахмурился. – Он все еще отказывается говорить? Женщина кивнула. Джисон почувствовал, как тяжелый взгляд впился ему в затылок. Кан дернул головой в сторону двери, и женщина поднялась, покидая комнату, в то время как прокурор сел на ее место напротив подозреваемого. – Ты держишься дольше, чем я думал. – Когда Джисон никак не отреагировал, Кан с ухмылкой продолжил: – Хотя, полагаю от серийного убийцы не стоит ожидать меньшего. Убийцы. Это слово будто эхом отскочило от стен и пронзило сознание Джисона, словно лезвие ножа. – Ну, парень, нужно отдать тебе должное. Ты умен… – Кан сузил глаза. – Но я пришел предупредить тебя, Хан Джисон. Мы собрали достаточно улик: ДНК с мест преступления, записи с камер видеонаблюдения… От обвинительного приговора тебя отделяет всего пара лабораторных тестов. Он лгал. Лгал, чтобы заставить его запаниковать и заговорить. Джисон знал это. Минхо уже давно стер все отпечатки пальцев и уничтожил все улики. Джисон видел своими глазами, как коронер это делал. Словно обидевшись на молчание подозреваемого, прокурор Кан резко встал и ударил руками по металлическому столу, отчего блокнот и ручка разлетелись в разные стороны. Он наклонился ближе. – Заговоришь ты или нет, но я обещаю тебе, в ближайшее время ты не выйдешь из-под стражи, – с яростью шептал прокурор так, чтобы его слышал только Джисон. – Я уже видел подобные дела. Внешне ты выглядишь совсем невинно… Взгляд прокурора стал почти жалостливым, а тон снисходительным. – Но я знаю, что глубоко внутри ты – чудовище, и ты сам это знаешь лучше меня. Ты – дефект общества. Так почему же ты так стараешься, притворяясь нормальным? Джисон не осознавал, насколько крепко сжимал челюсть, пока она не начала болеть. Его руки, сжатые в кулаки, начали дрожать. Кан словно вытаскивал из темных щелей его сознания все страхи, которые Джисон когда-либо испытывал, и выставлял их напоказ перед всеми, освещая нагретой до белого света лампой. – Неважно. – Кан опустился на стул и поднял брови. – Рано или поздно ты сломаешься, так же как и всегда, а? Он снял очки и протер их платком из нагрудного кармана, не сводя с Джисона глаз. – Как вчера утром, да? Двое мертвы, трое в коме. Не говоря уже о бедной девушке, жизнь которой сейчас висит на волоске. В этот момент глаза Джисона задрожали впервые с тех пор как его задержали и он поднял голову. Свет был ярким и словно обжигал сетчатку, но все, на чем он мог сосредоточиться, это насмешливое выражение лица Кана. Прокурор вскинул брови, и в его взгляде промелькнула вспышка триумфа. – Ты не слышал? Или тебе все равно? Невинная девушка… Ножевое прямо в сердце… – Кан щелкнул языком. – Я слышал, что операция проходит с осложнениями. Ей повезет, если они смогут ее стабилизировать… Джисон встал так резко, что ударился скованными руками о крышку стола, от чего запястья пронзило болью. Он рванул к двери, уже прикидывая кратчайший путь от участка до больницы, но Кан в один огромный шаг оказался около него и грубо схватил Джисона за ворот рубашки. Прокурор резко дернул парня на себя и впечатал его в стол с гулким звуком. Джисон почувствовал, как под бинтами, наложенными ранее врачом, вновь открылась рана от удара ножом и боль снова пронзила тело. – Отойдите, – задыхаясь, прошипел Джисон, когда его скула встретилась с гладкой сталью стола. – Дайте мне… Мне нужно увидеть ее… Убедиться, что с ней… Все в порядке… Позвольте мне… От жутковатого смеха прокурора по позвоночнику Джисона пробежали мурашки. Парень знал, что сможет одолеть его, если постарается, но как насчет офицеров, стоящих снаружи? Мысль о том, что сейчас ты борешься за свою жизнь по его вине, вызвала у него приступ тошноты. – Не стоит притворяться, что тебе не все равно, Хан. Лучше оставь этот запал для судебного процесса, хорошо? – В этот момент металлическая дверь вновь со скрипом отворилась, и двое офицеров схватили Джисона под руки. Прокурор отряхнул свои ладони и окинул подозреваемого довольным взглядом. – Ты будешь находиться под стражей до тех пор, пока не будет собрано и обработано достаточно доказательств для начала судебного процесса. – Могу я… увидеть ее? Пожалуйста, вы можете проследить за мной, можете делать со мной все что заходите, я… Всего на минутку… – Ты не дал нам ничего в течении пяти часов, – прервал его Кан. – А даже если бы и дал, это бы ничего не изменило, Хан Джисон. Тебе самое место в тюрьме штата, куда тебя и отправят. В глазах Джисона и на его побледневшем лице промелькнуло замешательство, что не ускользнуло от прокурора, и тот продолжил с диким блеском в глазах-бусинках: – Ты будешь временным заключенным, пока будут собирать доказательства и пока дело не передадут в суд, – закончил Кан торжествующим голосом и, взглянув на часы, кивнул офицерам. И те вывели Джисона из комнаты для допросов. Позади него прокурор Кан победно улыбался. – Ты будешь в одной камере с худшими из худших. Или лучше будет сказать: со своими? – В голосе прокурора послышалась улыбка. – Посмотрим, сколько ты сможешь выдержать.

***

Поездка на автобусе до тюрьмы прошла на удивление спокойно. Прежде чем занять место сзади, Джисон мельком взглянул на часы. Полночь. Улицы были перекрыты, на дорогах из-за этого почти не было машин. Вероятно всех жителей заставили снова сидеть по домам, поднимая паранойю на новый уровень. «И все это из-за меня», – подумал Джисон. Из-за первого серийного убийцы в Миро Хайтс. Кроме двух офицеров и водителя в автобусе, который вез его в тюрьму, никого не было. Джисон был один. Он так и не смог привыкнуть к одиночеству, хотя оно преследовало его всю жизнь. Каждый раз, когда оно возвращалось, оно становилось более удушающим, чем было. И голос в голове подсказывал ему, что, скорее всего, так и должно быть. Возможно, такой человек, как он, этого и заслуживает. Непреодолимое чувство пустоты начало сковывать грудную клетку. Но, в конце концов, монотонный гул мотора и покачивание автобуса погрузили его в холодный сон. Без сновидений. Последним образом, который он увидел под закрытыми веками, было твое лицо.

***

Джисона разбудили через два часа, и ранним утром его сфотографировали, записали данные, после чего отвели переодеться и, наконец, проводили в камеру. Другие заключенные просыпались, кого-то вели на прогулку. Никто из них не удостоил его взглядом. Все они были одеты в одинакового цвета тюремную робу, и единственное, что отличало каждого из них, это номера на нагрудном кармане. Джисон чуть не рассмеялся. В кой-то веки никому не было дела до того, кем он может быть. Наконец-то ему не нужно было ничего скрывать. В воздухе пахло пылью и солью, а рот был словно набит ватой. Тюремный охранник открыл последнюю камеру в коридоре, и Джисон шагнул внутрь, наблюдая, как закрывающаяся за ним дверь погружает комнату во тьму. Когда его глаза наконец привыкли к скудному свету, который едва пропускало грязное зарешеченное окошко, он с удивлением понял, что в камере находится еще один человек. – Собираешься стоять там до конца срока? – голос застал Джисона врасплох. Мягкий, бесстрастный, без намека на угрозу, враждебность или какие-то скрытые мотивы. По сравнению с последними сорока восемью часами этот голос стал словно глотком свежего воздуха. Джисон огляделся, не совсем понимая, что ему делать. Мужчина усмехнулся и жестом указал ему на место напротив себя. И Джисон неловко подошел к койке и сел. Мужчина рассматривал его, слегка приподняв брови. У Хана возникло ощущение, что где-то он уже видел его лицо. В его глазах было что-то знакомое, а уголки губ вздернуты, отчего казалось, что он постоянно улыбается. Черты лица были похожи на лисьи, но без… лукавства. Он был средних лет, а в его редеющих волосах проглядывала седина. – Похоже, тебе не мешало бы вздремнуть, сынок, – наконец произнес мужчина, и Джисон неосознанно провел рукой по лицу, потирая глаза. Сынок. Почему это слово звучало так странно? – Что такой ребенок, как ты, делает в этом месте для монстров? Монстры. Старик определенно не был похож на них. Он выглядел так, словно мог быть чьим-то дядей, профессором или отцом. Он сказал это негромко, как будто не хотел принимать присутствие такого ребенка в этой дыре. И от этого у Джисона защемило в груди. – Вы… монстр? – спросил наконец Джисон и мужчина рассмеялся, но как-то слишком грустно. – Ну… Именно так меня называли десять лет назад. Но ты можешь думать как тебе угодно, разве нет? Десять лет назад. Что он сделал, чтобы заслужить такой долгий срок? Повисло короткое молчание, прежде чем Джисон снова почувствовал, что может говорить. Казалось, что часы молчания наконец-то подействовали на него, и язык начал гореть от вопросов и слов. – Вы не похожи на… – На монстра? – Мужчина поднял бровь. – Ты тоже, сынок. Но мы оба здесь по какой-то причине, не так ли? – А какая у вас? – Джисон поразился собственной смелости, ведь этот человек мог в любой момент… А что он мог? Джисон вдруг понял, что ему уже глубоко безразлично, пострадает он или нет. Мужчина долго изучал его и, казалось, молча принимал какой-то решение, прежде чем заговорил снова. – Я… убил человека. Я убил человека, который причинил боль тому, кто был мне очень дорог. – Он глубоко вздохнул, и Джисон увидел, как его лицо помрачнело, словно тот что-то вспомнил. – Некоторые говорили, что это было правильно, но главный прокурор был упрямый малый. Упорный. Мир законов холоден – убийц осуждают без права на помилование, потому что убийство – это убийство, как ни крути. Независимо от обстоятельств. – Я убил людей, которые… могли обидеть тех, кого я любил, – Джисон проглотил болезненный ком в горле, но его голос все равно звучал так, будто его душат. На мгновение ему показалось, что старик его не расслышал, но когда Джисон поднял взгляд, он увидел, что тот внимательно слушает его и теплые карие глаза сфокусированы на его лице. – Но в конце концов причинил боль и человеку, которого люблю больше всего на свете. Потому что… я не смог… остановиться. – Я знаю, – мужчина выдохнул. Это застало Джисона врасплох. Смутившись, он проследил за взглядом мужчины до угла камеры, где лежала стопка газет. Та, что была на самом верху, пестрела жирным заголовком: «МАССОВОЕ НАПАДЕНИЕ У МЕСТНОЙ ЗАКУСОЧНОЙ. ДВОЕ УБИТЫ, ЧЕТВЕРО В КРИТИЧЕСКОМ СОСТОЯНИИ». И черно-белая фотография закусочной «У Мии» на обложке вызвала у Джисона очередной приступ тошноты. – Я следил за этим делом – убийства в Миро Хайтс. Это ты, не так ли? Джисон только кивнул, тяжело вздохнув. – В отличие от вас я… я заслуживаю того, как меня называют. Они молчали еще пару минут, мужчина рассматривал Джисона странно знакомым взглядом, а Джисон избегал встретиться с ним глазами и смотрел в пыльный пол. Он все больше наполнялся ненавистью к себе. Меньше всего Джисону сейчас нужно было, чтобы осужденный преступник смотрел на него с отвращением. Он не смог бы это вынести. Но в следующий миг произошло то, чего парень не ожидал. – Они могут, и поверь мне, всегда будут называть нас так, как захотят, – задумчиво произнес мужчина. – А вот верить в это или нет – это уже зависит от тебя самого. Знаешь, чему я научился, сынок? Джисон, наконец, нерешительно поднял голову, чтобы встретиться любопытным взглядом с глазами мужчины. – Чем больше ты принимаешь эти слова и позволяешь ими объяснять твое прошлое, твои поступки, чем дольше ты позволяешь этим голосам заменить твои собственные… Тем больше эти слова становятся правдой. Ты знаешь себя лучше, чем они. – Вы не можете оправдывать меня, – с горечью в голосе Джисон опустил глаза и посмотрел на тюремную обувь на своих ногах. – Я убивал людей. Я убийца. Чудовище. Монстр... – Ты тот монстр, которым, по их словам, ты всегда был? – мужчина мягко прервал его. – Или ты заставляешь себя стать тем чудовищем, которым они тебя выставляют? Джисон молчал. Пока они разговаривали, солнце сменило положение и свет в камере стал мягче, превращаясь в слабое золотое свечение. – Зачем вы мне это говорите? Мужчина вздохнул и потянулся, разминая затекшие мышцы. – Честно говоря, я и сам не слишком понимаю зачем. Я давно так много не говорил. Но скажу вот что, парень, я видел монстров в этой жизни. Я здесь уже десять лет и останусь тут до конца своих дней. И ты не один из них. На самом деле, ты напоминаешь мне… Меня самого. Джисон снова посмотрел на газеты. – Зачем вы… следили за этим делом? – Здесь тебе нужно чем-то заниматься, чтобы не сойти с ума, – усмехнулся старик. – Я бы сказал от скуки, но… не в этот раз. У меня есть сын. В голосе мужчины зазвучали более мягкие нотки. Он наклонил голову, задумчиво изучая черты лица Джисона. – Он на несколько лет младше тебя. Только что поступил в университет, как я слышал. В Миро Хайтс. И я беспокоюсь... как там у него дела. Джисон кивнул. Во рту у него появился кислый привкус. Просто представить, что делишь одну камеру с серийным убийцей из студенческого городка, в котором живет твой сын... Страшно от того, как в этом мире все тесно может быть переплетено. Внезапно замок щелкнул, и дверь распахнулась. За ней показался охранник. – Время обеда, – сказал он, и старик поднялся. Прежде чем выйти Джисон собрался с силами и задал последний вопрос. – Как мне… Как мне вас называть? Старик задумался на мгновение, затем легкая улыбка тронула его губы. – Люди в городе называли меня старый Ян, – он пожал плечами и тоскливо взглянул на Джисона. – Можешь звать меня просто Ян.

***

Прокурор Кан прикурил сигарету как раз в тот момент, когда Сынмин вышел из здания участка. Допрос только что закончился, и Сынмину велели остаться, чтобы отвезти пару высокопоставленных чинов обратно в прокуратуру Миро Хайтс. Судя по кислому выражению лица Кана, допрос прошел не очень хорошо. – Ким Сынмин, – поздоровался Кан, и Сынмин коротко кивнул. – Как ты возможно слышал, дело серийного убийцы… Дело Хан Джисона, было передано мне. Сынмин фактически заставил себя молчать, а Кан оглянулся и похлопал того по плечу. – Не стыдись. Все новички совершают ошибки. Возможно они просто поручили тебе не то дело, но будь уверен, теперь оно в надежных руках. – Да что вы? – Сынмин не мог больше молчать и тут же пожалел об этом. Лицо прокурора потемнело, и тот повернулся к нему лицом. – У тебя, похоже, есть что мне сказать, Ким? «Слишком многое», – подумал Сынмин, но никак не мог подобрать правильных слов. Они бурлили и пенились на кончике языка, но непокидающее его чувство тревоги и какое-то опасение затолкали их подальше в глотку.. – Я просто никогда не понимал, как вы ведете дела, сэр. – Сынмин, – Кан коротко затянулся и сделал шаг навстречу молодому прокурору. Сынмин почувствовал горький запах табака, смешанный с мятой, в его дыхании. – Позволь, я дам тебе один совет. В юридической школе тебя этому не научат. Он затянулся еще раз, а затем продолжил: – Твоя задача, как прокурора, заключается не в том, чтобы справедливо судить подсудимого, – Сынмин открыл было рот, чтобы возразить, но Кан грубо его оборвал. – Если ты хочешь быстро и гладко сделать себе имя… Все, что тебе нужно, это убедиться, что ты делаешь то, чего хочет публика. Кан дернул подбородком. В паре кварталов вниз по улице знакомый мигающий свет полицейских мигалок освещал закусочную «У Мии». – Только общественность. Не трать ни толики внимания на обвиняемого. Ты потратил драгоценное время, ломая голову над мотивами убийцы, и теперь, когда он наконец-то у нас, ты почему-то беспокоишься о суровости приговора. Убийство есть убийство, Ким Сынмин, и поступки говорят громче мотивов. Ты можешь проявлять снисхождение к серийному убийце, а можешь отмести его печальное прошлое за порог и принести облегчение десяткам семей. Как ты думаешь, что из этого сделает тебя богатым и популярным человеком? Сынмин стиснул зубы и почувствовал кислый привкус на языке. – Так вот как вы добились своего? Все знали, что Кан был одним из самых состоятельных прокуроров, и не только в своих кругах, но и во всем городе. Кан только улыбнулся, его очки сверкнули словно глаза змеи. – Подумай, парень… Кому-то нужно, чтобы хладнокровный убийца был пойман, мир восстановлен, семьи успокоены и справедливость снова восторжествовала, а я выхожу из всего этого героем, получая свою выгоду. Ты видел жалкое прошлое этого мальчишки. Он не смог справиться с этим. Так зачем же бередить раны, которые не должны открыться вновь? Кан затушил сигарету, не заметив, как Сынмин дрожит, сдерживая гнев. – Думаешь, ты добрый? Правосудие не может быть добрым. – Он пожал плечами. – Всего-то состряпай простое дело и сделай одолжение себе и другим. В этот момент двери участка открылись и из них вышла пара прокуроров. Кан махнул им рукой, чтобы они сели в припаркованную машину. Сынмин сел на водительское кресло, завел машину, и они уехали, оставив парковку жутко пустой. Ян Чонин вышел из-за угла, где он стоял, спрятавшись в тени, а растерянная медсестра, которую он уговорил позволить ему «немного прогуляться», шла рядом с ним. – Нам пора возвращаться, милый, – обеспокоенно сказала пожилая женщина, нервно переводя взгляд с Чонина на капельницу, что все еще вела трубками к его руке. – Свежий воздух это хорошо, но тебе лучше не перенапрягаться так сильно. Чонин рассеянно кивнул и позволил ей взять его под руку и отвести обратно в больницу. Он чувствовал себя гораздо лучше, но его голова сейчас снова начала раскалываться от боли. Он перевел взгляд на свою руку, в которой держал диктофон и нажал кнопку «Завершить запись».

***

– Эй, подними голову, малыш. Посмотри на меня. Несмотря на то, что Бан Чан сидел по другую сторону стекла, Джисон не мог заставить себя встретиться взглядом со своим другом. Он услышал, как детектив вздохнул. – Когда начнется суд, говори, что ты невиновен, слышишь? Я знаю, о чем ты думаешь, но если ты признаешь себя виновным, этот ублюдок Кан сожрёт тебя заживо. – Я не могу. – Джисон… – Я не могу, Чан… Я не невиновен. Черт, я даже не могу вспомнить половину убийств, в которых меня обвиняют, но я знаю, что это я… Это мои руки в крови. – Если ты не можешь вспомнить, это примут к сведению. Психологическое расстройство, невменяемость... – Прямо сейчас Чан был в режиме детектива, активно жестикулировал, словно пытаясь визуализировать свои мысли и теории в воздухе. – Нам нужно просто дать им причину… – Уджин приходил до тебя, – сказал Джисон мертвым тоном. Капитан полиции был расстроен. Джисон никогда не видел его таким. Он ходил по комнате с непонятным выражением лица. Похоже, измеряя шагами комнату, он успокаивался. – Хан Джисон, я уже видел множество дел об убийствах. Это… не правильно. Твой приговор не должен быть таким суровым, каким его выставляет Кан, но он отстранил от расследования меня и Чана. Мы не смогли бы собрать больше фактов и доказательств, даже если бы попытались… – Капитан поднял на него свои темные уставшие глаза. – Нам нужна твоя помощь. Детектив молчал, пока Джисон повторял ему слова Уджина. Голос Хана дрожал от сильных эмоций, которые он не мог скрыть. И Чан почувствовал, как его ладони непроизвольно сжались в кулаки. – Я не стану вам ничего говорить. Так что, пожалуйста, Чан, и передай это Уджину тоже, не смейте выбрасывать на ветер вашу репутацию ради моего спасения. Я… Я этого не заслуживаю. Чан резко встал и ударил ладонями по столу с такой силой, что стекло между ними задрожало. – К черту репутацию! Я уже говорил тебе однажды и скажу снова: Джисон, ты не заслуживаешь смертной казни. Джисон поднялся на ноги и уставился на своего друга дрожащими глазами. – Я больше не хочу причинять боль никому, пока я жив. И никогда не хотел, хотя у меня нет возможности сказать им об этом, понимаешь? Это должно закончиться. Это.. просто должно. Нужно просто положить всему конец. И если смертная казнь – единственный способ сделать это, значит так нужно. Чан провел рукой по своим непокорным светлым волосам. – Возьми хотя бы адвоката, Сони. Тебе же говорили, что у тебя есть на него право? Черт, сделай это ради Т/И. Ты нужен ей. Ради нее ты должен жить. Джисон проглотил болезненный смешок. – Я лучше других понял, что для того, чтобы она была жива и была в порядке, мне стоит держаться от нее подальше. Для ее же блага. Она – причина, по которой я должен пойти на это, Чан. Прежде чем детектив успел ответить, послышался звонок, дверь распахнулась и Джисона увели от расстроенного детектива.

***

Огонь. Это была первая мысль, промелькнувшая у тебя в голове. Первое слово, сопровождаемое приступом жгучей боли, которая вырвала тебя из непроглядной тьмы. Тело горело. Словно инферно высасывало энергию из вен, и хотелось свернуться калачиком и потерять сознание, в которое ты только что вернулась. Сквозь замыленное зрение пробивались яркие вспышки белого света, а огонь начал собираться в груди. Легкие болели, будто ты разучилась дышать, и когда ты открыла рот, чтобы попробовать вдохнуть, глаза внезапно распахнулись. Ты словно попала в мир Алисы из той самой книги, только более вычурный и сюрреалистичный. Яркий белый свет и приглушенные звуки. Пришлось приглядеться... Или же научиться заново смотреть своими глазами? Медленно моргая, ты начала различать окружающую обстановку. Белый потолок в крапинку, ритмичный писк кардио аппарата... Провода. Бесконечные трубки с иголками на концах, что были воткнуты в тебя, словно ты большая игольница. И ужасная, жгучая, пульсирующая боль прямо под левой ключицей. Медсестра, которая меняла пакетик с жидкостью в капельнице, чуть не уронила препарат, когда увидела твои широко открытые глаза. – Милая? Ты меня слышишь? Моргни дважды, если понимаешь меня. Ты моргнула, и та облегченно вздохнула. – Я позову врача, хорошо? Лежи тихо. Она вернулась с пожилой женщиной, которая говорила так быстро, что ты едва могла уловить ее слова. Тебе повезло, что не пришлось делать операцию на открытом сердце, рана была глубокая, но артерию не задело. У тебя было пробито легкое, но удалось провести резекцию, что объяснило жгучую боль в левом боку. Ты была без сознания почти три недели. Ты была без сознания... сколько? – Три недели? – Ты резко села, и глаза медсестры едва не вылезли из орбит от того, как неожиданно это было. – Тебе лучше не двигаться слишком сильно, если не хочешь пролежать без сознания еще дольше, – начала причитать она. – Бедняжка. Не волнуйся, милая, тот монстр, что напал на тебя, скоро предстанет перед судом. Он быстро заплатит за то, что сделал. Ее слова медленно доходили до твоего сознания. Суд. Заплатит за то, что сделал. Хан Джисон. Память нахлынула бурным потоком… Тебя разбудил грохот в гостиной, но ты не придала этому значения. Через какое-то время ты все-таки пошла проверить что это было и поняла, что Джисон давно ушел. После долгих плутаний по переулкам и тупикам под усиливающейся грозой ты, наконец, услышала приглушенные звуки борьбы и крики. Они доносились с парковки закусочной «У Мии», где единственный парень, которого ты любила, стоял на коленях, словно падший ангел-мститель. А вокруг лежало пять неподвижных тел. Ты выкрикнула его имя. И твой крик растворился, как будто в бездне. А когда он наконец повернулся к тебе, вспышка боли пронзила тело, и затем падение. Ты вспомнила торчащий из груди нож и то ощущение, что твое тело больше тебе не принадлежит. И последнее, что всплыло в памяти, перед тем как ты потеряла сознание, – полные ужаса и слез глаза Джисона. Ты хотела ему что-то сказать, но губы не слушались. Они эхом отдавались в голове, пока ты пыталась удержать себя в сознании. И теперь все вернулось. Не вини себя. Это я решила остаться. Это я решила слушать тебя. Влюбиться в тебя. В каждую твою клеточку, Хан Джисон. И я не жалею о своем выборе. Пальцы коснулись толстого слоя бинтов под больничным халатом, и в голове мелькнуло воспоминание о Феликсе и Хёнджине. Тот разговор случился не так давно после вашего знакомства. Может быть через пару семестров, где-то на первом курсе. – Комплексы? – переспросил Феликс, и ты кивнула. – Это была тема сегодняшней лекции по психологии. Это часть твоего подсознания, сформированная восприятием, эмоциями и воспоминаниями. Будь то страх, убеждение, какие-то фразы других людей, брошенные в разговоре. И подсознательно это влияет на то, как люди себя ведут. Ну, понимаете, как комплекс неполноценности или.. Эдипов комплекс, например. – У Феликса определенно Эдипов комплекс. Я видел, как он называет своих девушек «мамочка», – фыркнул Хван. Ликс ударил Хенджина по плечу и открыл рот в знак протеста. – Это была шутка, бро! Бариста закатил глаза и достал с полки новый пакет с кофейными зернами. – В каждой шутке есть доля правды. Раз уж мы заговорили про комплексы, то согласитесь, что у Т/И комплекс героя. Феликс кивнул на это, а ты подняла бровь. – Не то чтобы ты хочешь быть героем в прямом смысле. Просто у тебя непреодолимое желание спасти всех отверженных. Тебе невыносимо видеть, как кто-то страдает. Никогда не видел человека, который бы идеально подходил для работы психотерапевтом. Хёнджин согласно закивал, прежде чем ты успела возразить. – Вспомни ту бездомную хромую кошку, которую мы нашли за магазином в первом семестре? Она не переставала мяукать, пока мы несли ее к ветеринару. А птица со сломанным крылом, которая врезалась в окно аудитории? Ты же не отходила от нее, пока та снова не смогла летать. Он покачал головой, улыбаясь твоему возмущенному выражению лица. – Твой комплекс распространяется и на людей, знаешь ли, – продолжил Феликс, не упуская ни секунды. – Ты провожаешь домой маленьких детей, чьи родители зимой задерживаются на работе, потому что рано темнеет. Та девочка над которой раньше издевались одноклассники, приходила в Glow Cafe каждое утро в прошлом семестре, просто чтобы поговорить с тобой. Список можно продолжать бесконечно. – Журналист задумчиво хмыкнул. – Может сделать это новой рубрикой в газете: «Самаритяне Миро Хайтс». – Не смей, – огрызнулась ты, – это звучит еще более нелепо, чем главная сваха Миро Хайтс. – Ты не сможешь спасти всех, Т/И, – сказал Хёнджин, одарив тебя снисходительной улыбкой. – Тот, кто идет в твою сферу деятельности, рано или поздно должен это осознать. Неважно насколько ты упряма и насколько сильно ты этого хочешь. Как по команде, слова Минхо с крыши эхом отозвались в твоей голове, посылая холод по позвоночнику. Ты мало что можешь сделать для людей, которые не хотят, чтобы их спасали, Т/И. Ты стиснула зубы в знак протеста. К черту все! Все, что ты сейчас знала, что если ты и собираешься кого-то спасать, то это будет жизнь Хан Джисона. Медсестра открыла шторы, впустив в палату яркие солнечные лучи. Он ослеплял, но приятно грел лицо. Перед тем, как выйти из палаты, она обратилась к тебе. – Есть ли что-то, что я могу для тебя сделать? – Можно мне мой ноутбук? – Ты прикусила губу.

***

Твои записи были такими, какими ты их помнила. Ты думала, что они завершены, хотя бы черновой вариант, за исключением нескольких моментов, которые нужно было подправить, и добавить несколько ссылок на источники. Ты быстро прокрутила страницу вниз и удалила заключение. У тебя в руках были все части пазла. Не только диктофонные записи, не только заметки с последних сеансов, но и доступ к заключениям полиции, ведь Чан и Уджин были на быстром наборе, а также многочисленные газетные статьи. Теперь ты понимала, что нужно сделать, ведь у тебя в руках были все необходимые доказательства. Это уже была не просто дипломная работа. Ты должна была опубликовать его как исследование одного конкретного случая. К тому времени, как ты закончила работу над диссертацией и внесла последние правки, луна уже грозилась упасть с чернильного ночного неба, а оттенки рассвета прорезали бархатный горизонт. В палате было тускло, но ты чувствовала, как город внизу и вся больница за пределами комнаты, трепещет жизнью, словно сердце огромного организма. Твой телефон нагрелся от постоянных звонков всем, кому только возможно было дозвониться, всем, кто работал над делом Джисона. И ты подняла его, чтобы сделать последний на сегодня звонок. Ты посмотрела на часы. Пять утра. – Проснись и пой, – пробормотала ты и набрала номер. Он взял трубку на седьмом гудке. – ...хня? – Феликс, – вздохнула ты. Ты и не подозревала, как сильно скучала по своему лучшему другу, и его знакомый хриплый голос заставил тебя улыбнуться. – Феликс, это я. Ты услышала, как парень поперхнулся и похоже резко сел, полностью проснувшись. – Т/И? Черт тебя побери, ты… ты в порядке? Я имею в виду, какого хрена, конечно же, ты не в порядке, когда ты очнулась? – Сегодня утром, – сказала ты. – Слушай… – Т/И, мне так жаль. Я… Я даже не знаю, что сказать. Если бы я мог вернуться в тот день, когда я организовал это дурацкое свидание вслепую… – Я бы все равно на это пошла, – перебила ты его и услышала, как он замолчал в замешательстве, прежде чем ты продолжила. – Послушай, Феликс. Если ты действительно хочешь загладить свою вину, проверь свою электронную почту и прочитай то, что я тебе прислала. – Ты… Хочешь, чтобы я прочитал твою работу по психологии? – Прошло несколько секунд молчания, пока блондин просматривал присланные тобой документы, и тут до него, кажется, дошло. – Т/И… Это… ты имеешь в виду… – Сегодня суббота. Еженедельная газета кампуса выходит в понедельник. Мне нужно, чтобы ты напечатал это, Ликс. Ты услышала, как он взволнованно вздохнул. – Черт, Т/И… Ты понимаешь, что это разительно отличается от того, что сейчас печатают? Они постоянно подкидывают истории о том, что Джисон – хладнокровный психопат-убийца, а главный прокурор продолжает подстрекать. Газета кампуса намного больше, чем обычный школьный вестник, черт побери, и я говорил об этом еще до того, как меня официально туда взяли на работу, но… – Он замешкался, прежде чем произнести то, что тебя тревожило больше всего. – Ты думаешь, это даст ему шанс? Ты медленно выдохнула. В течении долгих секунд все, что ты могла слышать, это стук собственного сердца и монотонный писк кардио аппарата у больничной койки. – Мы не узнаем, пока не попробуем, – твой голос дрогнул, выдавая твое беспокойство. – Что ты можешь мне сказать? Ты услышала, как медленно, но решительно парень на том конце провода выдохнул, и что-то изменилось в его голосе. Жестокость и решительность, которые ты всегда видела, когда Феликс работал над новой статьей, ставя перед собой сложную задачу, вызвали в тебе новый прилив уверенности, которого тебе так не хватало. – Я думаю, – начал Феликс, и ты почти увидела блеск решимости в его озорных глазах, – пришло время надрать зад этому ублюдку-прокурору.