Алый двор

Сияние и блеск внутри дворца ослепляют Селес: после сумерек окраин Вектора и мерцания редких фонарей на улицах яркие огни, будто острый клинок, режут глаза. Прикрывшись рукой, пытаясь привыкнуть к новому свету, она осматривается. «Это дворец стал более приветливым, или мне только кажется?» Глупость… Это место никогда не было и не будет «приветливым», особенно для неё. Несмотря на то, что ничего особо не изменилось, всё вокруг видится таким… новым. Более чистым, более ярким. Ну, или же это воображение играет с нею. — Право, возникает чувство нового начала, — ох! Селес вздрогнула, услышав за спиной гудящий бас, и тут же улыбнулась полупрозрачно. Генерал Кристоф будто читает её мысли. — Надеюсь, начала наших более доверительных взаимоотношений с Нарше, несмотря на проблемы в прошлом. Он выдавливает из себя сухую полуусмешку. Чувствовалась горечь и недоверие в чужом голосе. Даже такой уверенный в себе и в правых делах своей страны идеалист как он поймёт, что это лишь фантазия. — Хочется надеяться на то, что переговоры пройдут гладко, — отвечает Селес. — Сомневаюсь, что эта маленькая мечта сбудется. Кристоф вздохнул неслышно – плечи его слегка опустились вниз. Он поправил воротник своего плаща лёгким, небрежным движением. — …В конце концов, нас двое, а он – один, — произнёс он, то ли обращаясь к Шер, то ли убеждая себя. — Уверен, Его Величество не сбросит нас и наше мнение со счетов. — А по-своему всё равно сделает, — тихий шепоток сбежал с губ Селес. …И «не сбросит» лишь для того, чтобы понять, как избежать ответа перед подданными. Нарше представляют трое, среди них – сам мэр. Сегодня Империя в торжественной обстановке обведёт их вокруг пальца, впустит их в самый свой высший «круг». Как только Селес, всего лишь колдунья-генеральша, могла затесаться туда?.. Даже от собственных подчинённых, тех, на чьё мнение о ней не нужно было обращать внимания, исходила враждебность – она могла чувствовать на себе их жгучие взгляды безо всякого уважения. Как будто там к ней кто-то кроме Кристофа, и то не выходившего за рамки деловых отношений, чувствовал слабость. Как много ей осталось на собственном месте? «Боги, если вы есть, какие угодно… — Селес вздыхает и качает головой, идя вместе со своим коллегой к банкетному залу. — Дайте мне сил». …Его Величество Император Гешталь сидел во главе стола, в тяжёлых своих парчовых одеждах, расшитых витиеватыми узорами. Голову, с которой текли длинные седые волосы, венчал высокий угловатый головной убор, к которому крепился пышный алый плюмаж. Взгляд его – бесцветные глаза на землистого цвета морщинистом лице – немедля устремляется к Селес и Кристофу, едва те переходят порог зала, и в первую секунду он резок, недоволен почему-то. Шер спокойно встречает его; взор Его Величества совсем немного смягчается, он незаметно кивает вошедшим, приглашая за накрытый стол, на места, не очень к нему близкие. Проходит время. Гости с севера присоединяются к уже сидящим за столом. — Не будем ждать, — еле слышно произносит Его Величество, приглаживая свою бороду крючковатыми пальцами. — Перейдём к делу. Нехорошее предчувствие внутри Селес оживилось. Император ведёт себя осторожно, задавая вопросы, интересуясь вещами, на первый взгляд максимально далёкими от истинных интересов Империи в отношении шахтёрского города. Тем не менее, даже находиться за столом и чинно попивать вино крайне неловко. Ещё больше смущают два пустующих места, явно для кого-то предназначенные (даже блюда были поданы), и гробовое молчание. Селес сама попробовала убедить послов в том, что они ни о чём не пожалеют, самолично прибывшего главу города – попытка, не очень искренняя, результатов не принесла. Генерал Кристоф, решившись взять переговоры в свои руки, также потерпел поражение: мэр Нарше был растерян, а старик, что сидел с ним рядом – Селес полагала, что он был кем-то вроде советника, – вообще сохранял на своём лице выражение недоверия, даже враждебности. Молчал и третий гость – с напускной беззаботностью осматривавший зал юноша; видно, что он нет-нет да прислушивается. Селес почувствовала на себе колючий взгляд не лучшим образом настроенного старика и холодно посмотрела на него в ответ. «Если понимаешь, для чего ведутся переговоры…» — уже немного раздражённо начала думать девушка, как вдруг прозвучал размеренный стук в тяжёлую дубовую дверь зала. Два императорских гвардейца, что стояли у входа, насторожились и приняли боевую стойку. Гости, как один, повернули головы к двери: как кто-то мог проситься в императорский зал во время «обсуждения» судьбы Нарше? — Ваше предложение… — наконец начинает мэр дребезжащим голосом – совершенно несравнимым с уверенным и располагающим тоном Его Величества, звучавшим ранее, — …довольно любопытное, но… Стук повторяется, но звучит более интенсивно, напористо. Селес оглядывается на банкетный стол, стараясь не привлечь внимания чутких к звукам и движениям гостей, и совершенно не может сдержаться: уголки её губ немного опустились вниз. «Генерал Кристоф…» Теперь стук не то что напористый, но агрессивный и частый. Наступает секундное затишье. Селес замечает, как Император бросает насмешливый взгляд на гостей, готовясь к буре, собиравшейся вот-вот обрушиться на них. Он знал, что это произойдёт. Кресло, на котором сидела девушка, будто вырастило разом множество шипов на своей спинке. «…на этом всё». И грянул гром. — Ты посмотри, что такое! Это никуда, никуда не годится!! С оглушительным треском над головами собравшихся сверкнул разряд колдовской молнии, сорвавшись с длинных, паучьих, наманикюренных пальцев человека, с первой секунды занявшего внимание всех, кто там находился. Словно яркая комета, он влетел в зал, таща за собой ещё кого-то – молчаливую, зеленоволосую и причудливо одетую девушку с неестественно обмякшим телом. Его движения – водоворот красок, а речи – искры и грязь. Любой, кто прежде лишь слышал его имя, звучавшее вычурно-комично, но окутанное ореолом угрозы и дурных слухов, оказался бы ввергнут в ступор. И гости замерли в тех позах, в которых были. — Доброй ночи! — громко здоровается он, чуть ли не прокричав в ухо мэра, несчастного случайно подвернувшегося человека; усадив на пустое место не изменившуюся в лице спутницу, будто играя в чаепитие, бесцеремонно плюхается за стол сам, скрестив на груди руки и положив ногу на ногу. — Простите, что так долго тёрся у входа, — уже понизив тон, продолжает он, откидываясь назад, — не услышал присущего вам, северянам, некультурного чавканья. Я начал было сомневаться – а пришли ли вы вообще? Здесь тоже сложно иметь уверенность. Вдобавок, никто не удосужился уведомить МЕНЯ о начале этого важного мероприятия! Конечно, вы ни в чём не виноваты. И, и, согласитесь, я правильно поступил, всё-таки решившись посетить эту залу… а что я увидел? Ваши постные лица! Боги весть сколько вы сидели тут в окружении несусветных зануд – и это безусловно моя вина, я кланяюсь – но не падаю ниц – я приношу свои глубочайшие извинения! Весь этот монолог был произнесён так быстро, что никто в комнате не успел толком его переварить, изломанным, противным, скрипучим голосом, торопливыми арпеджиато, тоном, ходящим ходуном – вверх-вниз, вверх-вниз. Зал вновь падает в молчание. Инициатор же столь внезапного оживления нетерпеливо стучит длинными накрашенными ногтями по одному из пышных своих рукавов, готовясь ляпнуть что-нибудь ещё в любую секунду. Таймером явно являлось выражение его лица, кривящееся во всех оттенках наружного неудовольствия. Теперь можно было рассмотреть его поближе – Селес не очень-то хотелось это делать, скорее, её к этому толкала скука. Он был одет (хотя больше здесь подходило слово «облачён»), как казалось, во все цвета радуги; множество несочетаемых орнаментов и оттенков в его облике непостижимым образом складывались в опасную гармонию: полосы, зигзаги, волны, горошек; аккуратный крой, бахрома, всюду звенящие бусины и бубенцы; фиолетовый, зелёный, красный. Всё это соседствовало, всё смешивалось в гипнотизирующий при обыкновенно стремительном движении поток. Его сапоги, которые он чуть ли не водрузил прямо на стол, также «подходили» остальному образу, жуткому в своей ассиметрии на грани идеала и провала: один был белым, другой – чёрным, а также они разнились в длине. Неприятное лицо, на котором чаще всего можно было увидеть либо коварную малиновую улыбку, либо жирно выделенный багрянцем гнев, было бледным как смерть из-за толстого слоя белил; именно на нём после секундной растерянности в конце концов останавливались все взгляды. Словно выцветшие льдисто-голубые глаза сияли страшно даже в ярко освещённом помещении и были окружены кроваво-красной подводкой в виде причудливых узоров. Аляповатый внешний вид, который не вызывал у Селес (да и у всех жителей Вектора и прочих городов) ничего, кроме едва выносимого дискомфорта, завершался так называемым головным убором – снопом разноцветных перьев – белых, красных, жёлтых, зелёных. Это живое зрелище при любых других обстоятельствах могло бы спровоцировать взрыв хохота и стремительно расходящиеся средь люда насмешки; но людям было не до шуток. Прежде чем новоприбывший вновь раскрыл рот, Император произнёс, делая в сторону него жест рукою: — Я думаю, что этот человек не нуждается в представлении. Надеюсь, его животворящее присутствие здесь и сейчас поможет нашей беседе и её мирному завершению. Селес подавила усмешку. Ничего смешного, на самом деле, в этом не было. Но манера Его Величества шутить была ей близка. — На самом деле… — молодой посол поднял руку, даже не разогнув в локте. Он был, кажется, абсолютно спокоен – или не ведал, что творит. — Я с «этим человеком» не знаком. Может ли он представиться? — старик-советник умоляюще смотрит на него, будто в мыслях прося на коленях: «Пожалуйста, не надо!» Однако жест этот остаётся незамеченным. — Это пустое! — Селес успевает только моргнуть глазом, как причудливого вида прибывший оказывается рядом с юношей. — У нас в Империи на втором месте – после сами-знаете-чего, конечно же, – стоит образование! Разогнать почти непрорезаемую лучами знания тьму в Вашей голове я почту за честь, представившись! «Боги, — Селес сосредотачивается на противоположной стене, уходя от звуков и картин происходящего. — Понимаю, что это лишь начало, но… я не чувствую, что готова». — Кефка Палаццо, придворный маг Императора Гешталя, Ваш покорный слуга! Вам же, юный господин, представляться необязательно, —он стремительно вскидывает алебастрово-белую ладонь, чуть ли не касаясь чужого лица, — Это не очень-то меня волнует, как и всех нас, премного благодарен. Юноша едва ли не усмехнулся в ответ. Селес не слушала ужимки пришедшего – всё её внимание было приковано к его спутнице. Они не виделись с того самого дня. «…Здравствуй». Терра, одетая в загадочный чёрно-белый наряд, прикрытый полупрозрачной голубой дымкой плаща и мерцающий мягким светом жемчужных украшений, казалась ещё более мёртвой, чем обычно – даже от нахождения рядом по коже шёл мороз, тот, что воительницу обычно не беспокоил. В ней не чувствовалось никакой воли; она будто лишь занимала место. Всё… человеческое в ней спрятано, зарыто глубоко внутри. Смотря на неё, Селес не могла узнать улыбчивую и светлую девочку, которой «ведьма» была когда-то. И звучащий на фоне этих мыслей визгливый голос, ни на секунду не замолкавший, раздражал ещё больше. Похоже, присутствие Терры повлияло на послов: страх читался в их «незаметно» изменившихся позах. Кристоф лишь прикрыл глаза… Вот и всё. «Эти двое… Ведут себя так, будто всё в порядке, всё нормально». За долгие годы – всю свою жизнь – проведённые во дворце, Селес перестала удивляться отвратительному поведению своего второго… коллеги, коли можно так выразиться; его хаотичные, лишённые всякого здравого смысла (и тем более общечеловеческой, понятной морали) поступки, движимые только эмоциональными порывами, она научилась воспринимать как нелюбимую часть работы, с которой остаётся только мириться¬ – пытаясь восстановить всё разрушенное или повреждённое и болезненно рефлексируя, глядя по ночам в потолок. Но Император, представавший перед нею уже в новом свете, своим благосклонным молчанием вызывал у девушки тревогу и неприязнь. «Это в самом деле он… не какой-то внезапный злодей из книжек. Он всегда того хотел». Она же продолжала стоять под знаменем, закрывая глаза на любые вещи, что казались ей неверными и спорными. Все они были лишь правилами, обычаями этого места, ведь никто из тех, к кому Селес относилась с уважением, не подвергал происходящее сомнению. Она же с тех самых пор, как увидела грязную, отвратительную сторону службы великой стране, для мощи которой всё никак не могло найтись достойной – за одним лишь исключением – преграды, не могла найти покоя и перестать видеть и вспоминать всё новые и новые события, вызвавшие бы у человека, обладавшего хоть какими-то человеческими ценностями и принципами, отторжение. «Думала ли я, что так будет лучше для всех, как до сих пор считает Кристоф?» Нет… едва ли. Она шла по пути, для которого была выращена и воспитана. Вечно отводила взгляд. Зачем только? Пока Селес сидела в раздумьях и старалась поддерживать заинтересованный и внимательный вид, будто слушая, но не имея возражений, переговоры продолжались. Правда, теперь они стали куда… напряжённее. Для гостей, конечно же. Мэр Нарше ещё раз что-то промямлил в ответ на уже менее завуалированные слова Императора о «потенциале» города, сильно намекающие не только на богатое угольное месторождение. — Чудесная, чудесная шутка! Я ДАЖЕ ВАМ ПОАПЛОДИРУЮ!! — громко воскликнул Кефка – чуть ли не прокричал – и оглушительно захлопал в ладоши. — На самом деле, конечно же, — вдруг совершенно спокойно добавил маг, — ваше замечание – одно из самых наглых, неуместных и идиотских, которые только могут выдать человеческие уста. Будь я на месте своего августейшего господина, я бы выколол вам глаз – да-да, вон тот, который у вас сейчас задёргался. Селес незаметно поёрзала на своём месте. Сказать, что ей неприятно находиться с этим человеком в одном помещении означало промолчать: её и без того не стальной рассудок стремительно таял. — Ваш энтузиазм вдохновляет, но гости из Нарше нужны нам в целости и сохранности, — вежливо заметил генерал Кристоф, на что получил возмутительный жест в виде раздражённого помахивания рукою. — Заткнись, Лео, говорю я. Так вот… Будто бы разряд ударил Селес сейчас. Она незаметно делает долгий выдох, приводя себя в порядок. Кто бы… кто бы говорил о бескультурье! «Конечно, он тебе не нравится – но ты явно стоишь ниже!» Впрочем, маг явно обходил стороной любые порядки: это касалось и служебной иерархии, казалось бы, крайне важной в Империи, и правил приличия и хорошего тона… вкуса в том числе. Несмотря на все формальности, на самом деле он находился чуть ли не под сердцем Императора. «Гадюка». — Вы – народ стойкий, и под этим словом я имею в виду «абсолютно непробиваемый», — покачиваясь из стороны в сторону, человек, выглядящий как заморский шут, громко и быстро барабанит по столу ногтями. — До вас никакие намёки не дойдут, даже если их будет предоставлять такой мастер слова, как наш Августейший правитель! Засим позвольте мне всё вам разжевать и подать. Ви-ди-те ли… — по слогам произносит Кефка, резко понизив тон, заставив гостей слегка – почти что незаметно – измениться в лице. — Мы предлагаем вам уникальную возможность! — голос его снова взлетает ввысь триумфально. — Предоставленная нами передовая техника будет как нельзя кстати! Кому нужны ненадёжные «инновации» Фигаро, что являются не более чем жалкой пародией на мощь ИМПЕРИИ! — последнее слово ударило угрожающе, неестественно глубоким голосом, будто оползень только сошёл с горы. — Подумайте о перспективах! Производство идёт в гору! Весь мир скупает уголь Нарше, будто богатенький отец капризного ребёнка стремится смести все сладости с полок кондитерской! Город процветает! Все счастливы!! «Ого». Вот это речь. Впрочем, то же прекрасное будущее Император пытался описать послам и ранее. Но если тогда они были попросту не заинтересованы, то сейчас их явно обезоружил и обездвижил страх. — Всё это лишь в обмен на… А, а, а? Чего молчим? Думаете, такая щедрость вам не по карману? Не нужно так волноваться, — в мгновение ока маг оказывается за спиной явно что-то подозревающего юноши (впрочем, важнее для Империи был уже сомневающийся во всех своих жизненных решениях мэр) и кладёт руки ему на плечи, из-за чего Селес передёрнуло. Если мир кто-то создал, то пусть эти существа сохранят жизнь и рассудок этого отрока… — Всё, что вы обязаны будете сделать – позволить нам… — Нет, — юноша вдруг дёрнул захваченным плечом. — Мы – не дураки, и понимаем, чего вы от нас хотите. Мы не согласимся, а угрожать нам вы не вправе. Все, кто присутствовал в зале, уставились на него – кроме Терры, конечно же; она всё ещё сидела прямо и смотрела в никуда. Не заглядывая никому в глаза, Селес могла предположить, что значение каждого взгляда было разным, варьируясь от «Что ты творишь, парень?» и «Ради всего святого, молчи» до «Какая жалость» и «Тебя сломать или повредить?» — А?.. — Кефка хлопает глазами пару секунд, притворно удивившись такому повороту событий, после чего его накрашенные ярко-малиновые губы образуют пренеприятнейшую тонкую улыбку. Копна декоративных перьев, украшавших его голову, качнулась вместе с ней.— Ну скажи, дорогой, что ты понял? Кажется, юношу совершенно не тронула даже тень сомнения – стоит ли ввязываться в эту авантюру, продолжая погружаться в водоворот заведомо обреченного диалога с не очень-то вменяемой правой рукой Императора. «Мне ли говорить?» — Вам нуж… Молодой посол вдруг сдулся и начал озираться по сторонам. Видимо, сейчас он решил, что никто не знает о находке, кроме прибывших, и только что ему не посчастливилось чуть не выдать секрет, поддавшись на не самые изящные провокации. А может, только сейчас он осознал, на что себя всё это время обрекал. «С ним точно что-то случится». Несмотря на глубокое отвращение к делам тёмного закулисья имперской дипломатии, Селес осознавала, что даже если с юношей что-то произойдёт, она лично ничего с этим не сможет поделать. — Ой, ой… Чего ты вдруг язык проглотил? — Мы… — вдруг произнёс мэр. — Мы должны обдумать… это предложение. Прошу Вас, Ваше Величество, простите молодого человека. Он ещё неопытен… То, что Вы предлагаете, определённо интересует, но… дорога совершенно вымотала меня. «Неправда. Тебя вымотал Кефка». — Мы понимаем Вас, — Император повёл рукой в сторону гвардейцев, стоявших у входа. — Приготовьте комнаты гостям. И так, всё завершилось. «Это было что угодно, но не переговоры». — …Наглец! — воскликнул маг возмущённо – хотя определить искренность было тяжело – как только гости скрылись за дверью и немного отошли от зала. — Ещё молоко на губах не обсохло, а туда же… Не его дело, как мы их обманываем. Чтоб он знал, это моё хорошее настроение спасло их захудалый городишко от немедленного вторжения небольшого, но смертоносного отряда магитех-пилотов. Без всяких идиотских реверансов в виде пе-ре-го-во-ров! «…Да-да, — Селес мысленно хмыкнула, — играй дальше в командира…» На самом деле она не могла сказать, что маг забывался. Уж кого-кого – его Император точно услышит. — …Я думал – я думал – что они поймут с первого раза, Ваше Величество, император Гешталь! Даже гении и их безвкусно блистающие умы, — легкомысленный смешок, — растворялись в ваших словах прежде! Уж не теряете ли вы хватку? Но, ох, вряд ли это ваша вина… Жизнь во льдах порядком заморозила их мозги!.. Он тут же меняется в лице, обращаясь к Терре, которая так и не притронулась к уже остывшей еде. — Я и моё солнце, — Селес едва сдержала судорогу неприязни. — пили чай; утро было столь мирным, что я не мог… — Тебе нет необходимости оправдываться. Я понимаю, — мягко прервал его Император. Иногда девушка удивлялась, как Его Величество может держать себя так спокойно в обществе этого… паяца. Даже вести с ним беседу. «Так же, как и отдавать приказ уничтожить полсотни невинных ради эксперимента». — Так… — после короткой паузы колдун «застенчиво» сводит указательные пальцы. — Кто этот говорливый хлопец? Стояла глубокая ночь, когда Селес добралась до своей комнатки в глубине НИИ. Механически она открывает дверь, запирает её на ключ, бредёт до кровати и падает на неё. Конечно, после жёсткого приземления нос девушки начал болеть; однако не это небольшое неудобство занимало её сейчас. Она чувствовала себя сухой, измученной, выжатой, как лимон. Сколько времени длилось всё это действо? Не очень-то и много, если подумать. Однако ощущения были схожи с последствиями изнурительного марафона. Сердце девушки терзал один только вид её бывшей подруги, то, как та двигалась, «говорила», просто стояла. Однако в этот вечер, как и в принципе часто бывало, Терра была столкнута в тень, отброшена помпезной, экстравагантной и абсолютно невыносимой личностью, какой являлся Кефка. После всего Лео заверил её устало, что встреча с ним послов оказалась самой безобидной на его памяти: оно прошло даже без ругательств и нелицеприятных сравнений с описанием гниющих на солнцепёке тел. Прямые угрозы были – всего одна – но в жизнь так и не претворились. Пока что. «Насколько же упали наши стандарты?..» В самом деле… Селес терпеть его не могла. Однако кто сказал, что это выражение может означать одно только презрение? — …Да, она не такая веселая и громкая… но и с этим можно поработать. Дедушка Сид, пообещавший маленькой Шер провести с нею вечер в розарии, вдруг получил императорское послание – его вновь выдернули на работу, пусть и важную, нужную. Он побледнел, чуть ли не сорвался со своего места подле Селес, и, пропав ненадолго, вернулся… с кем-то. Оставив невысокого бледного юношу с каким-то пустым выражением лица в комнате и спешно наказав девочке вести себя хорошо, он ушёл… — Ты только не обольщайся. То, что ты можешь навертеть слабенькую вьюгу своими ручонками, не вознесёт тебя на вершину мира. Однако всегда можно пойти дальше… Селес было… неуютно. Она сидела, боясь пошевелиться, в тёмной большой комнате на своей большой кровати с балдахином, обняв нового плюшевого мугла, пока странный человек – сначала потушивший все огни, затем скрывшийся у неё за спиной, – напевая сквозь зубы какой-то карнавальный мотив, плёл ей косы. «Музыка» то и дело спотыкалась, повторялась в каких-то местах: в эти моменты он расплетал всю свою работу и начинал заново. Иногда он прерывался, разговаривая с ней; он говорил о каких-то военных, о неприятных острых вещах, о чём-то «хрустящем», «чёрном», или «искрящемся». Однако девочка не знала, что ей отвечать; всё-таки сложно было назвать это разговором. Она просто испуганно молчала. За окном же валил снегопад. Выл ветер, от белой стены по ту сторону стекла рябило в глазах. Да и не хотелось Селес смотреть на снег: она вообще не желала вертеть головой. — Сейчас ты ещё можешь нежиться в мягкой постели, сюсюкаться с уродливой краснолицей куклой, — в который раз распустив длинные белокурые волосы девочки, вынужденный гость просто гладит их, затем вдруг останавливается. — Но ты – будущий солдат, чья тренировка вот-вот начнётся. Представь, что ты можешь сделать с доставшейся тебе силой… известно ли тебе, что это – редкий дар? Тебе стоит благодарить судьбу. Селес мало помнит о времени, когда она часто сидела в каких-то полуразмытых белых комнатах, окружённая такими же белыми людьми; и всё же ей начинает казаться, что именно там она впервые увидела этого человека. Но ей не хочется спрашивать у него, чтобы узнать, права она или нет… — Моим первым заклинанием была Молния, — Селес стремительно оборачивается, столкнувшись вдруг с парой горящих светло-голубых глаз. Он как я, замирает девочка, почувствовав вдруг кричащее желание убежать куда подальше от темной комнаты и найти дедушку. Человек же продолжает: — Конечно, учиться в таком возрасте гораздо труднее; тебе же повезло куда больше. Пускай первый блин у Маркеза вышел комом, он довольно быстро догадался, что куда безопаснее работать с детьми… Ну чего ты повернула голову? Как я тебе косы плести буду?.. Селес не повернулась назад. Она продолжала глядеть как-то сквозь чужие глаза, холодно пылающие и смотрящие на неё со смесью ленивого непонимания и насмешки. Игрушка, прежде уютно сидевшая у неё на коленях, выскальзывала из рук. Шер не была глупой. — Э… э... «Это правда? Моя магия – ненастоящая?» — хотела сказать девочка, но что-то мешало ей, закупоривало горло. Слёзы вдруг обожгли глаза, будучи единственной горячей вещью в ней. И дедушка… Шмыгнув носом раз, Селес начала плакать. — ЧЁТКО ГОВОРИ, НЕ МЯМЛИ!! — крик, раздавшийся рядом с лицом, заставил саму Селес тоненько воскликнуть; мугл вдруг пропал куда-то, а в следующее мгновение раздался громкий, но глухой звук – будто что-то ударило дерево… глубоко в него вонзившись. Медленно повернувшись в направлении звука, девочка увидела вытянутую подрагивающую руку рядом с собой и игрушку, прибитую к стене ножом, будто бабочка в коллекции энтомолога. — Наконец-то, — человек опускает руку и, повозившись на кровати, вновь касается волос Шер. Она тихонько наклоняется вперёд, но он ловит убегающие от него пряди, — Думал, ты никогда не повернёшься. Ещё и нюни тут развела попусту. В этот раз он не бросает свою работу на полпути. Единственная аккуратная коса украшена пышным синим бантом. Человек наклоняется к уху девочки и жизнерадостно, но тихо отмечает: — Будет ещё раз при мне такое – окажешься рядом с ним. Но дедушка Сид больше не отлучался надолго. Селес выросла, и детский страх, связанный с чувством беспомощности, слабости ушёл. Едва ли невменяемый маг, разодетый в пух и прах, мог сделать с ней что-то своими наманикюренными пальчиками, если только не поджарить ей волосы со спины, застав врасплох, или же оглушить своими невыносимыми криками в любую минуту; повторять то, что случалось с другими, неподготовленными или прежде напуганными людьми, он почему-то не хотел. Но то, что девушка выросла и стала сильнее, не значило вовсе, что Кефка не мог навредить ей; волшебнице было тяжело признавать это, но он всё ещё имел влияние на неё. Селес знала, что он был чем-то большим, нежели громкой и раздражающей стопкой дорогих пёстрых тканей. И в глазах её, несмотря ни на что, он оставался постоянно маячащим рядом полурастворившимся детским страхом, живым напоминанием о том, кем она должна быть; в конце концов, один и тот же человек надоедал ей или же другим целыми днями, но оставлял за собой тысячи обугленных тел, руины и пепелище, вступал в перебранки с генералом Кристофом и в то же время исподтишка подсыпал в бокал императорского «гостя» странного вида порошок. Его Величество же всячески опекал и поощрял его, словно любимого домашнего зверька, не смотря на всё, что его любимый маг творил – любые порывы, любые истерики, любые вспышки получали прощение. Если у Империи были бы руки, то Она стала бы подобна воинствующим богам, что в четырёх конечностях держали своё оружие; ими были Её прославленные генералы. Если Империя имела бы лицо, то им бы было лицо Кефки.