Алый двор

      Когда-нибудь само небо может упасть на тебя. Мир, прежде знакомый и понятный, вокруг разобьётся, разлетится на осколки. Отражения отвернутся от тебя. В конце концов, люди, что прежде стояли с тобой бок о бок, в отвращении отдёрнут руки. Те, на кого прежде полагалось всё твоё существо, упадут в бессилии, и тогда тебе придётся тянуть их за собой… если ты ещё останешься на ногах. А что будет потом? Как, наверное, страшно стоять в окружении мёртвых пустошей и дымящихся развалин. Как страшно пытаться жить дальше после того, как всё, что было тебе дорого, вдруг перестало существовать, сгорев дотла в пожаре, порождённом бессмысленным, разрушительным бесчинством. Слепотой. Невежеством. Это уже происходило. Давным-давно, боги – создатели жизни и магии спустились с неба. Они владели невероятной силой, но, видно, им были знакомы чувства, присущие смертным... более того, они позволили этим чувствам завладеть собой. Зависть, страх, злость, ненависть! Искра раздора воспламенила эти цепкие ветви пагубных страстей, и всё в некогда процветавшем мире полетело в тартарары. Боги желали превзойти друг друга – и потому использовали всё, что только могли: собственное могущество, пытливый ум, простирающееся далеко влияние. Наконец, они стали овладевать сердцами и телами людей. Несчастные, что попали в лапы буйствующих божеств, страдали – и от своих повелителей, и от своих сородичей. Небесная воля дала им невиданные силы, но исказила их – до такой степени, что они перестали быть людьми. Изгои звались эсперами – магическими созданиями, чья сила привлекала людей. Водоворот войны втянул в себя всех – и вот уже смертные из плоти и крови воевали меж собою, не зная, для чего; волею ли капризных демиургов, иль влекомые своими желаниями. В конце концов, это перестало нуждаться в смысле: мир был повергнут в руины. Он был очищен, испепелен; лишь тогда боги сумели прозреть, но, к ужасу их, было слишком поздно. Тогда они обратили самих себя в камень, дабы своими грешными руками, обагренными кровью, не уничтожить хотя бы то, что осталось. Выжившие эсперы заперли себя и обездвиженных богов с помощью печати Врат в глубине пещер Южного Континента. Магия – ужасная, разрушительная древняя сила – исчезла для людей, и истории о страшной мировой бойне и о волшебных существах, сражавшихся за и против людей, превратились в мифы, небылицы и сказки на ночь. Из праха, точно Феникс – один из полустёртых историей образов – восстал мир людей: он облачился в железо, оброс лесами труб, кашляющих ядовитым дымом, и пошёл вперёд, свистя горячим паром, по дороге прогресса и процветания. Но страшные сказки так и не оставили в покое чьи-то умы. Бог о бок с теми, кто трудился и смело смотрел в спокойное будущее, построенное из камня и металла, жили те, кто грезил о могуществе, похороненном веками. Трудами таких людей было воздвигнуто огромное государство на юге, распространившееся позже по миру, разросшееся, словно чума, греющееся в лучах своего величия. Оно всюду пустило свои корни, и однажды достигло заповедных пещер. Тогда магия вернулась на его земли. Города-полисы, прежде глядевшие настороженно на своих соседей, один за другим пали, будучи поглощенными огнём амбиций и ненасытной алчности. Экспансия продолжалась, а Империя – так государство назвалось горделиво – отвоёвывала всё больше и больше территорий; в итоге весь Юг был поглощён пожарами, оказавшись под сапогом. Много ошибок случилось, много жертв было принесено, и люди с опаской, с ужасом говорили о второй Войне, о повторении прошлого и о неминуемом разрушении, что принесёт за собою жадность тех, кто ведёт Империю по этому блистательному пути завоеваний, в конце срывающемуся в бездну. Впрочем, суждено ли повториться этой роковой ошибке, и загорится ли вновь этот костёр, оставленный богами много лет назад? ...Едва ли, если Империя будет обезглавлена. "Мы стоим, — уже дребезжащий от старости, но повелительный и громкий голос императора Гешталя будто наполнял собою всю главную площадь Вектора, железной имперской столицы, утонувшую было в гробовой тишине. — на пороге великого прорыва! В эти дни, — он вновь выдержал паузу, как и полагается столь высокопоставленному оратору, — мы становимся свидетелями ПОЛНОГО возрождения магии!" Радостные крики, возбуждённый гул звучат в ответ. Император выглядит довольным и продолжает свою речь, выслушав возгласы одобрения: "Это наша – и ТОЛЬКО наша – судьба завладеть этой силой и получить то, что принадлежит нам по праву!!!" На последнем слове голос его будто устремляется ввысь: опьянённый собственными речами, он устремляет свои хищно скрюченные ладони к небесам. Толпа взрывается воплями, воинственными кличами и улюлюканьями, огромное живое море, вышедшее из "берегов" площади и разлившееся будто бы по всей столице гудит, воет, потрясает своими кулаками так, как по поверхности неспокойной воды проходят волны. Да... В Векторе неспокойно. Император же доволен, слыша всюду одобрение, рёв разошедшейся толпы. Трое его верных подчинённых стоят за ним, словно надёжная стена, поддерживая своего господина в ином роде. Только вот... Он не может сейчас повернуться назад, увидеть, что что-то не так. В чьих-то глазах мелькнул этот проклятый фантом – сомнение, опасение; и ведь сейчас эти глаза буравят спину воинственного царя. Как занятно. Из всех верных слуг и ближайших соратников императора Гешталя, которых он собрал вокруг себя и одарил своей благосклонностью, в чью голову закрались преступные мысли? Никто не может сказать наверняка, на самом-то деле. Едва ли кто-то знает об этих троих те вещи, что могли бы указать на чью-либо вину; молва почти избегает императорских придворных, и по совершенно разным причинам. Будет ли разумно предположить, что каждого из них затронула эта судьбоносная, даже роковая речь? Быть может, даже потрясла... Но намного интереснее не гадать, а узнать об истинном положении вещей; а где плетутся интриги, открываются самые неожиданные тайны и расцветают яркими красками человеческие характеры так же, как и в самом настоящем дворце? Даже суровый и аскетичный императорский дом в сердце Вектора, всё так же сотворенный камнем и железом, может скрывать в себе эту сочную сказочную начинку; почему бы не попробовать? Быть может, в этой неприветливой обёртке есть место запутанной истории. Ширк, ширк, ширк. Молодая девушка, чьи длинные светлые волосы собраны в немного аляповатый, но крепко держащийся пучок, склонилась над точильным камнем. Резкое шуршание наполняло едва освещённую, аскетично обставленную комнату, похороненную под этажами огромного исследовательского комплекса; лишь над столом, единственным пространством, видном ясно и чётко, трепетали огни свечей. Второй, побочной темой звучало глубокое, многозначительное тиканье богато украшенных напольных часов, совершенно не вписывающимися в общий антураж этой своеобразной солдатской кельи. Клинок блеснул живо, отражая пламя и мягкое сияние тёмно-синих глаз, им любовавшихся. "Идеал". Пожалуй, именно это слово подходит светлому, почти что неземному существу, будто запертому в тёмной клетке. Так описывал её каждый – все кому не лень. Её выправка, её ум, её навыки и красота – всё было отточено до совершенства. И, конечно, ей пристало владеть идеальным оружием. Вот только это слово совсем не приносило ей ни трепета, ни восторга, ни гордости. Оно даже не казалось правдой. Идеал, как же... ...Так прекрасно она вписывалась лишь в одну роль – болванчика под имперским знаменем, шагающего ровно в такт с бравурным маршем и ведущего войска на бойню, словно ораву детей на праздник. Чучела, которого все боятся. Тонкие брови, похожие на следы падающих звёзд, нахмурились болезненно в отражении. Выстиранная до белизны ткань закрыла на время собственный взгляд, полный негодования, осуждения, искренней боли – того, чего никто не видит в свете дня, пока девушка скрывается за осточертевшей маской отстранённого благородства... и ведь, между прочим, не одна. Эти долго сдерживаемые чувства вырываются наконец наружу. Свистящий вздох, стремительный разворот назад от стола, к прямо по струнке стоящему манекену, рубящий удар наискось. В этот момент эмоции совершенно уходят, пропадают с бледного и красивого лица, не оставляя ничего, кроме безразличия и холода – пугающего зрелища, того, чего никто не хочет увидеть в любом человеке рядом с собой. Половина чучела лежит на полу из металлических листов. Идеальный разрез. В конце концов, нельзя ждать худшего от неё – Селес Шер, непобедимого генерала и рыцаря магитек. Девушка убрала меч в ножны, висевшие на спинке отставленного прочь стула, после чего подошла к манекену и подняла его "поверженную" часть с пола. Да, он был зашит и перешит вдоль и поперек – почти боевой товарищ, всегда готовый принять удар свежезаточенного лезвия; он будто был рядом с самого детства – с тех ранних лет, когда ей был вручён первый клинок. Как... давно это было? Теперь и не сказать точно. Селес словно родилась с мечом в руках – и так же, сколько она себя помнит, в её ладонях морозными бутонами цвела магия. И её девушке тоже кто-то отдал. Можно сказать... оторвал от себя. Гулкие звуки перебивают зарождающиеся страхи – как и водилось. Три раза бьют часы, и девушка, будто следуя беспрекословному приказу, оставляет то, что сталось с манекеном, на полу, бережно опуская отрубленную половину к основанию; Селес проходит к своей кровати, которая будто набита камнями, и сев, стягивает с себя одежду – механически, не торопясь и не растягивая процесс. Переодевшись в ночное, распустив волосы, она слегка протягивает руку к свечам на столе, и они гаснут, тихо шипя. Наконец, она ложится. Рутина... Нет, скорее спокойная необходимость, нежели болезненная вынужденность. Или она ошибается? Сон не нужен ей в тех же количествах, что "нормальным", "не особенным" людям. Ещё час она будет лежать, смотря в потолок тускло светящимися во тьме синими глазами, пытаясь шептать себе что-то едва осознаваемое, быстро вспыхивающее, тут же ускользающее. Что-то виноватое. Из углов каморки, наполненных липкой густой темнотой станут лезть многоликие, многорукие, тысячеглазые образы, царапая пол и стены, стремясь ужаснуть, ослепить, завладеть. Её холодная, решительная маска спадёт, оставив за собой сначала сомнения, затем отрицание, потом страх – то, что никто не сможет разглядеть за жёстким, неприветливым фасадом. Так происходит каждый день, каждую ночь. «...Мне бы хотелось выйти в город завтра» — очередной сполох внезапно зацепил её внимание. Вечером, когда солнце почти скроется за горизонтом, она, пожалуй, выйдет на улицы столицы: сейчас, уже готовясь сомкнуть веки, девушка вдруг кое-что осознаёт. Да так и есть – простая прогулка необходима ей, как глоток свежего воздуха. Селес давно чувствует себя так, будто все её мысли оказались в беспорядке – сваленными в одну кучу – и ни минуты покоя, порою выпадающие, ни какие-либо рутинные занятия, ни даже тренировки не помогают ей привести себя в форму. Возможно, воительница могла назвать причину. Так странно, так оторванно от мира она чувствовала себя с того самого дня, когда император выступил перед народом. Его слова всё ещё отзывались в голове раскатистым эхом. "Полное возрождение магии... Наша судьба..." Править миром, держа его единым с помощью силы, способной только на разрушения... Что за запутанная идея? За годы своего правления император успел наиграться с этой энергией, запечатанной прочь от чужих амбиций и эгоистичных желаний: девушка увидела достаточно, между тем как всё, что было сотворено, являлось, наверное, лишь началом. «Достаточно?» Какая... смелая мысль. Селес широко распахнула глаза. Звучит так, будто сама она устала от того, что происходит вокруг; но она не замечала за собою прежде недовольства или возмущения. Это ли слово ей нужно? ...А нужно ли ей и дальше плыть по течению, как было до этого? Такие мысли – преступные, что уж говорить, мысли – нельзя оставлять просто так, хоронить в глубине сознания, как старые игрушки. Им нужно либо подтверждение, либо опровержение. Ей стоит самой искать ответы на непростые вопросы, в особенности те, что нежелательно задавать вслух. «Почему бы не испытать эти сомнения завтра в городе?» Хорошая идея. В её голове начали появляться, сами строиться схемы – куда ей стоит пойти, что сделать, с кем поговорить. Как... И до самого конца мысли растут, развиваются почти неконтролируемо, так, что Селес не может даже ухватиться за них, попытаться обдумать, поймать мятежные вспышки; пока девушка окончательно не проваливается в свои холодные, совершенные сновидения. Свечи гаснут сами, и в комнате воцаряются темнота и прохлада. До завтра.