Верни меня домой

      Весь август и сентябрь до самых холодов я едва ли смыкала глаза. Днем, нежась в жарких лучах солнца, опаляя белые спины, руки и лица, мы с Ламгватом заготавливали еду. Яблоки, груши, смородину и черемуху, крепкие спелые плоды странного дерева, похожие на хурму, кислые вязкие сливы, вишни и что-то сильно похожее на персики, - с каким наслаждением я срывала каждый плод, полоскала его в воде, чистила и насухо вытирала. Нарезанные фрукты я старательно раскладывала на камнях и настиле из досок, а поверх накрывала нашими плащами и рубахами от пыли и ушлых птиц. Ламгват же занимался рыбой. Маегил был не в восторге от нашей затеи, кривился и едва ли не плевался, глядя как эльда развешивает рыбешек на палящем солнце. Улов был не фонтан, в основном мелкотня, но голодный желудок зимой разницы не увидит. Чистили все и вся, лишь бы было съедобно.       Маегил заготавливал топливо. Валежник, хворост и прочий сухостой аккуратно распихивались им под крышу, сырые и свежие дрова раскладывались на солнце, высушивались и тоже прятались от воды и влаги.       Помимо запасов еды, я задалась еще одной целью: с маниакальным упрямством я заставляла их есть. Лошадиными порциями я впихивала в них все съедобное, что только находила в заброшенном саду, в лесу и в воде. И плевала я, что они смеялись над мной, отмахивались и хмурились. Лаской, добрым словом, иногда руганью и криком, но они ели.       Усилия мои даром не пропали, уже через месяц эльдар на растительных харчах буквально расцвели, как крепкие деревья. Высокие, сильные и здоровые – во мне прибавлялось сил от осознания, что у нас вновь появился шанс пережить эту зиму. Надо только постараться. Благо, эльфийская сущность играла на моей стороне: огромное количество витаминов, клетчатки и прочих полезностей в комплексе с ежедневным физическим трудом вернули моим эльдар жизненный блеск в глазах, алый румянец на щеки, а мышцы их налились природной мощью и силой.       Трудились мы от зари и до зари, при всей своей выносливости, эльдар валились с ног. Мы менялись каждую ночь, хотя мои добрые друзья настаивали исключить меня из ночных дежурств. Но мне было не до их геройств, и я силком отправляла их спать.       Пускай и знала, что каждый из них поочередно присматривал за мной в полглаза. Добряки. В такие моменты я нарочно поднималась со своего поста, чтобы подоткнуть им плащи, ненароком ущипнув за хитрый бок. Они смеялись, уворачивались, и мастерски притворялись, будто засыпали. Глупые, они не знали, что ночи без сна были мне не в тягость.       Ведь каждый раз во сне меня мучили кошмары.       Не те, что пугали Маегила в лесу. Не те, от которых будила меня Таун. Не те, что жгли меня Сауроновым гневом в Рохане. Эти сны сковывали тревогой, будто цепями пригвождая к полу. Бессилие и ужас несли они в своем темном мареве. Будто чье-то скрытое горе скребло душу изнутри, изматывая, плача, зовя за собой… во Тьму…       Где… Жди… Зачем…       Сколько раз я просыпалась от шепота из темноты. Находя глазами безмолвную статую эльда, Ламгвата или Маегила, замершую в лунном свете, я переводила дыхание и вновь засыпала. Чтобы вновь бежать от этого зова. На следующий день мне кусок в горло не лез, а вечером я вызывалась на дежурство. После пары таких ночей без сна мой организм просто выключался, позволяя хотя бы несколько часов проспать без сновидений. А после все начиналось заново.       В середине сентября я заметила, как эльдар шепчутся за моей спиной. Переглядываются, кивают. Глаза их были беспокойные, хоть лица мне так же улыбались. Заметили. Со мной вновь было что-то не так. И вновь меня мучила какая-то чертовщина.       Где же…       Сто пудово, это все шутки Манвэ. Ну, или же я просто чокнулась.       Лесная ночная тишина была полна звуков. Трещали неуёмные сверчки, ветер игрался в кронах деревьев, медленно покачивая ветки. Река журчала и плескалась, напевая ей одной понятную песенку. Где-то рылся и ворчал ночной зверь, выбравшийся на охоту. Вспорхнула разбуженная птица, заквохтала, заволновалась и устроилась обратно. Потрескивал масляный фитиль в фонаре, стоявшем возле меня на чурбачке. В глубине мастерской тихо переговаривались Ламгват с Маегилом, колдуя над очередной заумной столярной приспособой. А может только делали вид, пользуясь моим отсутствием, чтобы обсудить что же снова со мной такое происходит.       Воздух был полон запахов листвы, отсыревших деревяшек и гари.       Оглядев внимательно вокруг себя, я прислонилась затылком к стене и прикрыла глаза. Узел внутри сжимался и разжимался в такт сердца. Ощущение опасности не проходило, что бы я ни предпринимала. Будто голодный коршун, она витала вокруг нашего островка, не давая мне покоя. Опасность. Я чувствовала ее, как загнанный зверь, ощущала кожей, слышала в самой пустой ночной тиши. Она бродила по округе, облизываясь, готовясь, выжидала.       Маегил с Ламгватом потратили три дня, чтобы защитить остров рунами. На каждом прибрежном дереве красовалась тонкая витая надсечка, выскобленная умелой эльфийской рукой. Чтобы нас никто не видел и не слышал с другого берега, пока мы были внутри контура. Маегил несколько раз выбирался наружу в поисках грибов и трав для лекарства Ламгвата, в остальное время мы старались даже близко не подходить к краю. Но несмотря на все это, будь то голодный зверь, или темная тварь, они знали про нас. Я чувствовала это, если не душой, то своей фэа. Единственное, что меня останавливало от открытой паники – эльдар мне не поверили. Я запомнила тот взгляд отаров, когда ляпнула за одним из ужинов, что ощущаю Смерть. Мне тогда впервые показалось, что уже окружающие сочли меня сумасшедшей. Маегил с Ламгватом не проигнорировали мои догадки и тщательно исследовали оба берега, но ничего не нашли. Больше я этот разговор не поднимала. Однако чувство страха лишь усилилось – оно почувствовало, что его обнаружили. И ему это не понравилось.       За раздумьями я не заметила, как прошла ночь. Друзья видели уже десятый сон, когда солнце слегка окрасило серый осенний небосвод. Холод облил пожухшую траву ледяной росой, мелко хрустящей под ногами. Пора было готовить завтрак, и я, подхватив ведро, направилась к реке.       Привычно плюхнувшись на землю, я принялась наблюдать за другой стороной. Мало ли кто там бродить может. Характерный плеск ведра мало с чем спутаешь, а навыками стражей, в отличие от своих друзей, которые и бабочку бы заметили, я не обладала. Поэтому просто садилась и ждала, вдруг кто мелькнет в зарослях. Расстояние здесь было не сильно большое, ярдов двадцать, и просматривалось хорошо. Правда спуск был неудобным, дождями глину подразмыло, но я быстро наловчилась сползать по корням до воды, зачерпывая прямо из потока.       Вглядываясь в затянутый утренним туманом берег, я раздумывала над всем пережитым мной за полтора года в Средиземье. Врагу не пожелаешь, честное слово. Еще два года назад, сидя на приеме у нотариуса, заверяя бумаги для бракоразводного процесса, я никак и представить себе не могла, что моя жизнь повернется… вот так. Проснуться в чужом теле с проломленной головой, пережить резню, голод, нападения людей и волшебных тварей, - и даже вытолкнуть одну из собственной головы. Трижды! – пересечь Средиземье на своих двоих, обрести и потерять таких же волшебных друзей, и сейчас встречать рассвет в глухомани, сидя попой на холодной земле возле могилы маленьких детишек. И вся эта история с моими способностями, Манвэ и его обещаниями… Мне не у кого было спросить совета, не с кем поделиться своими чаяниями и подозрениями. Меня вели, моего желания не испросив. Теперь в Имладрис. Имело ли это смысл, свернуть с пути в такой неподходящий момент? Ведь дорога до Лотлориэна была в разы короче и безопаснее… Что Ламгват, что Маегил, - оба они не доверяли владыкам Золотого Леса. Но сейчас, когда от отряда осталось только трое, когда впереди холодная зима, когда из защиты у нас лишь мечи, руны и бескрайние амбиции, вся идея защищать меня от чьих-то манипуляций не глупость ли? Сгинуть где-то в глуши из страха перед Верховными эльдар и их бескрайней мудростью?       «Да-а, такими темпами я домой не вернусь», – подумала я, выпустив облачко пара из рта. – «Когда в животе пусто, попа мерзнет, волосы не видели горячей воды и мыла уже с полгода, как-то все эти идеи о твоем использовании другими отходят на другой план. Нет, ну в самом деле, не пустят же они меня на органы… На ингредиенты для зельев, черт возьми», – я нервно хихикнула про себя, поднимаясь. Берег напротив безмолвствовал в утреннем тумане. Сбросив на землю плащ, чтобы не мешался и не цеплялся за корни, я привычно полезла вниз с ведром наперевес.       Опустившись над водой и булькнув ведром, я брезгливо отвернулась – видок мой, отразившийся в потоке, был еще тот. Веса во мне не добавилось ни на гран. Будто высушенная мумия, какая-то серо-синяя. Сухие пепельные волосы густой копной обрамляли лицо, будто стог сена, присобаченный шутя. Глаза глубоко запали, щеки вытянулись, растеряв последнюю припухлость. Руки и плечи больше казались узловатыми ветвями, а спина изогнулась под невидимым весом тревог и забот. Не знай я наверняка, можно было бы решить, будто обращаюсь не в бессмертную эллет, а в какого-нибудь орка.       Отвлекшись, я опустила ведро слишком низко, зачерпнув со дна ила и неудачливую лягушку. Ругнувшись себе под нос и выплеснув несчастное животное, я наклонилась сильнее и зачерпнула дальше, где вода казалась чище.       Опять тело меня подводило. Сейчас, когда воля одержала верх над страхом, когда дух тащил тело вперед, превозмогая лишения и боль. Когда разум отрекся от душевных слез и вцепившись в волосы, поволок по просторам Средиземья. В никуда.       Я нахмурилась от столь неожиданной мысли, опускаясь ниже под тяжестью потока.       Мы не ушли, мы бежали из Гондора, только полыхнула угроза. Когда убили того несчастного у нашего крыльца. А после? Все пространные разговоры об идеях моего использования, о клятвах, переселении души, о спасении всея народов, о заговорах, о людях с гор, что спят и видят, как перерезать мне глотку… Потеря большей части нашего отряда, - эльфийского! – отряда сплошь опытных бойцов многовекового стажа… Поражение, от кого?! Вахлаки, карикатурные разбойники, похожие на тех, от которых Халдир спрятал нас в лесу Фангорн.       И эта смена курса от Лотлориэна в Имладрис… Бежали-то ведь мы от Галадриэли с Митрандиром, так они в Гондоре остались. А в Лориэне таур… Этот кустистый тоже по мою душу замешан? Так он же, вроде, терпеть не может Галадриэль и весь ее народ… Что-то такое слышала. Как только его наместником оставила, никак общий враг объединил. Интересно, чья была идея вынуть из меня душу и вложить в мое же тело? Забьёмся, Митрандира фантазия? Таур был бы поизящнее, а Галадриэль мудренее. И от них всех надо подальше, да только как? И вообще… Какая-то нелепица, какая-то каша, не понимаю! Подождите!       Моя значимость, Жизнь, Свет, спасение вымирающих эльфов и прочее… Даже имей это смысл, здесь, в глуши, я была… бесполезна. Это все не имело абсолютно никакого смысла, пока была потеряна среди лесов и равнин Средиземья, где, при всем желании, сами Владыки не смогли бы меня найти.       В затылке заскреблось, будто чей-то взгляд царапнул прямо по макушке. Потянув на себя ведро, я коротко осмотрела окрестности, в поисках возмутителя спокойствия.  Ведро не поддалось. Попав в чересчур сильную струю, ручка рванула меня вперед, презрев мое чувство равновесия, и я рухнула вниз.       Октябрьская вода была ледяной.       Холод вцепился в тело, остудил пылающую душу. Рот налился речной водой, наполнив горло вкусом рыбы и водорослей. Странно, но я не чувствовала, как наполнились нос и пазухи. Губы сами сомкнулись, удерживая в легких воздух. Тело само знало, как поступить, какую мышцу сократить, чтобы удержать еще оставшиеся крохи Жизни в теле.       В не моем теле.       Почему-то именно сейчас во мне проснулось это ощущение чужеродности. Не тогда, когда осознание пришло ко мне на пуховой перине в Эдорасе. Ни даже не во время кровавой бойни в Хельмовой Пади. И даже не во время голода в Гондоре.       Сейчас.       Я распахнула глаза, узрев лишь голубую муть. Не свою ли Смерть я чувствовала?       Легкие наполнились водой, стоило мне открыть рот и сократить гортань на вздохе.       Не спасение ждало меня в конце пути.       С силой, ранее неведанной этому чужому телу, меня вышибло из воды. Извиваясь в конвульсиях и удушливо кашляя, я вцепилась в скользкие корни ивы и прижалась к ним щекой.       Еще рывок, я вгрызлась пальцами в мерзлую землю, вытаскивая тело из воды.       Гортанно откашлялась, опустившись грудью на жухлую траву, подкапливая силы.       Какая ирония. Не та опасность коршуном вилась над нами, не в облике голодного зверья и сауроновых тварей.       Хрустнула ветка у куста. Я подняла голову, уперевшись подбородком в корень. В паре ярдах замерли пыльные эльфийские сапоги. Не сейчас! Я не готова с ним говорить! Глаза прикрылись сами, а с губ сорвался усталый вздох.       – Великая цель требует великих жертв, да? – проклокотала я, сплевывая воду. – Какая на этот раз? Уж не моя ли жизнь?       Меня схватили за шиворот, с силой втащили на берег и так хлопнули по спине, что из легких выплеснулась вся вода. Я закашлялась, удержавшись от рвотных спазмов и тряхнула волосами, отгоняя головокружение. Вцепившись пальцами в ивовую кору, я с усилием поднялась на подгибающиеся ноги: говорить с Манвэ нужно стоя.       – Мы не дойдем, вала, – уперевшись лбом в дерево, я тяжело дышала. – Умно, вытряхнуть меня из тела, отмеченного дарами, – я всхлипнула, набирая воздух в ополоснутые легкие. – Но глупо было пинать из-под надзора Владык. Эта чаща станет могилой нам всем… и вашим надеждам тоже.       Глаза зажгло от воды, я всхлипнула.       – Боже, как же мне все это надоело… Вала, – ноги опустили меня на землю. – Будь проклят тот день, когда я очнулась в той телеге… Будь проклят каждый день, что я прожила в этом проклятом мире…, – я прижалась виском к коре. – … как же я хочу домой…       Тяжелая ладонь опустилась мне на плечо, согревая кожу через мокрые одежды.       – Поплачь, слезы облегчают душу, – я не заметила, что говорила вслух, и вовсе не ожидала вдруг получить ответ. – Отбрось подозрения, не трави сознание. Твоя погибель не принесет никому торжества. Даже тебе самой.       Голос был спокоен и глубок, без тени той издевки, что так ядовито расплескивал Манвэ. Не поверив собственным ушам, сначала зажмурилась, а после-таки взглянула из-под ресниц.       – Вот ведь зараза… Опять мерещишься…, – я вновь зажмурилась и растерла по лицу ледяную грязь. – Я точно схожу с ума… Чертов Манвэ и его шутки…       Я тяжело вздохнула, содрогнувшись от морозного ветра. Одежда на мне промокла до нитки, суставы начало крутить от холода, а складки ткани уже тонко похрустывали льдом. Я обернулась на реку. Боже мой… Одному Ульмо ведомо, как я не утонула в этом потоке. И снесло меня всего ничего, на каких-нибудь шестнадцать ярдов вниз…       – Тиндае…       – Сгинь! – огрызнулась я, метнув в него комком земли. – Тошно…       Грязь пролетела насквозь, но морок не рассеялся. Напротив, эльда лишь приблизился, опустившись возле меня на колени, заглядывая в лицо.       – Эру, что же они сделали с тобой, – хрипло прошептал Халдир, всматриваясь в мое едва освещенное мерзлым утренним солнцем лицо.       Нахмурившись, я подняла на него взгляд. Его суровое, изможденное, мертвенно бледное лицо было столь близко, что я на секунду затаила дыхание. Он мало отличался от того Халдира, каким привиделся мне в прошлый раз. Волосы были такими же седыми, кожа пепельной, а в уголках рта и меж бровями залегли глубокие морщины. На шее виднелся свежий шрам, уже затянувшийся розоватой кожей. Сухие растрескавшиеся губы шевельнулись, но с них не сорвалось ни звука. Только челюсть вдруг дернулась и обострилась, а взгляд… До этого изумленный, недоверчивый, обреченный… вдруг посуровел, наполнившись какой-то затаенной решимостью.       – Тебя гложет отчаяние и тоска, – тихо произнес он, глядя мне в глаза. – Ты устала, нин бреннил.       – Я чувствую Смерть, Халдир, – прошептала я, сама себе не веря. – Я чувствую, как она подбирается к нам, бродит вокруг…       Брови эльда сдвинулись сильнее, а на щеках заиграли желваки.       – Я убеждал тебя доверять своей фэа…       – Но мне страшно, Халдир, – я снова всхлипнула. – Маегил и Ламгват не верят мне. Их фэа молчат. Так может это моя лжет?       Командир опустил голову в задумчивости. Лоб его напрягся, скрывая за собой тревожные думы. Ты не дашь мне ответов, друг мой, я знаю. Даже будь твоя душа здесь, а не в чертогах Мандоса, ты не смог бы унять тот шквал отравляющей обреченности, что забирал у меня жизнь.       – Нет, – вдруг с жесткостью произнес он. – Юная фэа слишком нежна, чтобы обманываться. Убежден, ты чувствуешь угрозу неспроста.       Воздух в легких вдруг стал еще холоднее, чем был. Халдир опустил голову, будто задумавшись. Манвэ, ты смеешься над мной, подбрасывая фантазии такие реалистичные иллюзии. Прислать призрака, дабы направить на путь истинный? Жестоко. Жестоко, вала.       У плода моего воображения оказались теплые руки.       Мои окоченевшие алые пальцы вдруг обожгло теплое прикосновение его жесткой мозолистой ладони. Кожу закололо от жалящего контраста, и горло поперхнулось воздухом. Медленно, будто несмело, его руки прошлись по моим локтям, занырнули подмышки и резким движением притянули к груди. И я задохнулась в незабытом запахе его плаща, плотно прижавшего меня к мужской шее.       – Не знаю, сколь долго нам дано, – тихо заговорил Халдир у меня над головой. – Так что слушай.       Мои глюки становятся все реальнее, супер.       – Твоя фэа слаба, тело юно, столь сильные потрясения, выпавшие на пути, стали для тебя ядом, – подтянув мои колени ближе, заговорил Халдир. – Душит ли тоска? Мучают ли видения?       Я кивнула ему куда-то в ворот.       – Дух мечется, как зверь в клетке, так?       Кивнула.       – Ты сказала, вы держите путь в Имладрис. Коль скоро отправляетесь?       – Я боюсь, мы не доберемся, – тускло буркнула я. – Зима почти наступила, невелик шанс пережить ее в мастерской паромщика, стены слишком тонки. Дорога же нас убьет наверняка.       – Паромщик с Энтавы? Как вас занесло в такую глушь?       – Ногами, – я почесала нос об его камзол. – Мы шли наобум.       – Оттуда по тракту в Имладрис почти десять месяцев пути. У тебя нет времени пережидать зиму, нужно снова в путь.       Я захныкала.       – Птичка, нужно. Бери друзей, всеми правдами и неправдами убеди отправиться в путь. Фэа твоя кричит, да только зов ее едва слышен очерствевшим в боях сердцам. Торопись, Имладрис гостеприимная обитель. Там найдешь спасение и помощь.       Между нами зависла тишина. Лишь стук сердец, да шелест леса напоминали, что мир все еще есть.       Имладрис, далекий и загадочный не звал меня к себе. Не отзывалось сердце на слова друзей, на их увещевания и доводы. Логика во мне твердила: они правы, подчинись, иди. Им же лучше знать, не так ли? За сотни лет служения не им ли выучить повадки собственных владык? Так от чего сомнения?       – Я хочу в Лориэн, – вдруг вырвала душа откуда-то из глубины признание, заставив разум закусить губу.       Я не ожидала от себя сама. Столько страхов связывала я с этим городом, столько обид и столько опасений. Но только там я обрела когда-то надежду на лучший исход. Только там душа нашла свой краткий миг спокойствия.       Я отняла голову от его груди, заглядывая в серые, как жженая зола, глаза. Что-то загадочное зажглось в них, глубоко, на самом дне. Что-то сокрытое, томящееся, сокровенное.       – Подскажи, – тихо, почти про себя, шепнула я.       – Когда наступит ночь, найди на небосводе Цветок Лутиэн, – в морщинке в уголке губ Халдира вдруг показалась улыбка. – Четвертая звезда укажет тебе путь.       Выдернув руки из блаженного тепла, я обхватила ладонями его лицо. Завороженно огладив большими пальцами впалые щеки, я провела подушечкой по складке меж бровями. Не хмурься, друг мой. Пусть ты лишь видение, так улыбнись мне, не печалься сильнее, чем вся моя душа.       В конце концов, раз ты моя шиза, то играем по моим правилам.       Я улыбнулась собственным мыслям и вновь заглянула в его глаза, не отрывавшие от меня внимательного взгляда:       – Я все гадаю, почему мне являешься именно ты? – я отвела с нахмуренного лба выбившуюся прядь. – Почему не Таун? Не Эорла? Не Владыки? Отчего ты продолжаешь вести меня по Средиземью?       – Не знаю, – немного помедлив, честно ответил Халдир. – Не знаю, отчего мне являешься именно ты, – будто эхо за мной повторил.       Вот и сбой в матрице. А то до этого больно реальным казался командир.       Я прикрыла глаза, давя внутри усмешку. О, Манвэ, как беспощадная твоя пытка, играть с воспоминаниями… мешать их, творить иллюзии… Проказник, сволочь… Как много ненависти сейчас к тебе творилось в моем сердце… Забрать у стольких жизнь, играючи жонглируя фигурами на политической доске.       Из-под опущенных ресниц я взглянула в командирские глаза.       – Прости меня, – вдруг прошептала.       За все прости. За все невзгоды, за все капризы, за свою слепоту и глупость, за все прости. За то, что втянула тебя в эту дикую игру.       – Мне нечего прощать… Твоя душа чиста передо мной.       Я улыбнулась, проведя пальцем по затянувшемуся шраму.       – Я сам виновен пред тобой, – глухо возвратил командир. – Не довел, не защитил.       – Ну вот, повинились, теперь квиты, – я прищурилась. – Теперь, коль свидимся, зла уж не держи.       Он посмотрел на меня, склонив голову чуть вбок:       – Коль свидимся, все дороги лягут тебе под ноги.       Я замерла, изумленно уставившись на него. Горло вдруг перехватило спазмом, а изо рта полилась вода.       – Тиндае! Дыши, Тиндае! Барлог тебя подери, дыши же!       Пальцами заскребя мерзлую землю, я закашлялась, впечатавшись лицом в грязь. Ну так и думала, привиделся.       – Не могу поверить, насколько ты упряма!       Меня хватило только на то, чтобы глотнуть воздуха и шумно закашляться.       – Нет, мало тебе совать везде свой нос, но занырнуть в реку! В октябре!       Манвэ разозлился не на шутку, если ни капли не стесняясь в выражениях так орал над моей головой.       – Поражаюсь твоей беспросветной глупости. И живучести! Сколько можно тебя с того света вытаскивать? Ума не приложу, тебе там медом намазано?       Вот чего ты орешь. Будто я специально решила искупаться. Не исключено, что это очередная какая-нибудь паршивая магическая тварь ведро у меня из рук дернула. А ты вот орешь, разоряешься, связки надрываешь.       Господи, да сколько там еще воды у меня?!       – Да дыши ты уже! Вся синяя! – рявкнул вала у меня над головой.       Грубо вздернув под мышки, меня поставили на четвереньки и с силой шлепнули по спине, едва не впечатав лицом в землю. Легкие свело судорогой, и все остатки воды выплеснулись наружу, освобождая место кислороду. Слава Эру! Как приятно снова дышать! В затылке кололо, пазухи ныли как проклятые, горло продолжало яростно сводить, мстя мне за ледяную воду.       – Не смотри так, сама виновата, что свалилась, – буркнул Манвэ, поймав мой взгляд.       – Да ты вроде мне в охрану не набивался, – прокашляла я и наконец села на колени.       Магия видения спала, холод пробрал до костей. Я с тоской подумала о плаще, что остался на другом берегу.       На другом берегу… Барлог!       – Поднимайся, – бросил Манвэ, настойчиво дернув за рукав. – Воистину, никакая ты не птичка, а натуральная курица.       – А что, курица не птица? – хрюкнула я, поперхнувшись неуместной шуткой, и отодрала себя от мерзлой земли.       На покрытой инеем грязи остались многоречивые разводы. Я задумчиво посмотрела на них и перевела взгляд на вала. Тот, казалось, не думал обо мне вовсе, мрачно осматривая заросли вокруг нас. Уши его дергались в такт поворота головы, а брови хмурились все сильнее.       – Дурное время ты выбрала для купаний, – проговорил наконец Манвэ. – Что-то недоброе роится здесь. И уже давно… – он прикрыл глаза, втянув в легкие морозный воздух. – Сама чуешь, так не спрашивай.       – Так я и не спрашиваю, – я сухо пожала плечами. – Что за дрянь на этот раз?       – Не знаю, – его зеленые глаза недобро сверкнули. – Что-то грязное… Оно тащится, оставляя за собой следы, как… – его взгляд упал на месиво под моими ногами. – Как ты.       – Очень смешно, – я не улыбнулась. – Зуб даю, с падения Минас-Моргула и Дол-Гулдура по Арде много всякой швали расползлось. Так чего бы одной или даже парочке таких не объявиться здесь?       – Ты там в потоке храброй воды хлебнула? Не ты ли тряслась, как трясогузка, от каждого шороха?       – Со мной же великий вала, – протянула я, закатив глаза.       Дурак ты, древний, страх теперь во мне как второе «я». Он настолько во мне пророс, что скоро начнет давать плоды. Ну, буду компоты варить, варенье там… Похоже в потоке вода была не храбрая, а хмельная…       Манвэ замер и посмотрел на меня как на безумную, будто услышал мои мысли. Да на здоровье, надоел. А вот тварь эта явно занятная…       Я сделала шаг, обходя вала, внимательно всматриваясь в ветви ивы, плотно свившиеся меж собой. Листва с них облетела, оголяя черные пруты, покрытые странной, вязкой стекающей субстанцией… Гадость, похоже на сопли… Замерзшие сопли…       – Барлог…, – пробормотал Манвэ, так же склоняясь к ветвям.       – Оно… оно может ходить сквозь ветви? – я повернула голову к нему. – Почему ветки покрыты со всех сторон?       – Потому что оно не из плоти… Эту тварь зовут hessa mul.       – Мертвый пленник? Очень обнадеживающе.       – Скорее в значении ядовитый. Не вздумай трогать эту гадость, пальцы обожжешь.       Я на всякий случай отступила на шаг и завела руки за спину. Задубевшая куртка хрустнула от движения. Манвэ ругнулся.       – Идем на переправу, а то от холода помрешь.       В пару шагов он пересек полянку и вновь вернулся с тяжелым вздохом ко мне. Я только и успела удивлённо всхлипнуть, когда он рванул мне ворот на рубахе, оголив ключицы.       – Ты…?!       Он отнял руку, и с силой полоснул большим пальцем по зубам.       – Да что ты творишь?!       – Не дёргайся, смертная, – глаза вала яростно сверкнули.       Сдернув бедную рубашку с левого плеча, он вывел кровью руну и подул. Бордовая метка вспыхнула и высохла, оставшись некрасивыми разводами на белой коже. Эльфийский футарк я знала плохо, а вверх ногами вообще не различила.       – Что это? Что ты нарисовал? Зачем? – я наконец отмерла, натягивая рубаху на плечо.       – Идем! – полы его плаща уже взметнулись среди деревьев, покрывая грязь свежим снегом.