Чувства

Что есть жизнь человеческая? Для меня человеческая жизнь — это уходящие дни Улетающие далеко-далеко дни, Исчезающие безвозвратно дни… …………………………………………………. Будущее — ночь Хоригути Даигаку

      Морозной ночью лучше думается. Нет ничего, что раньше сбивало с мысли, заставляя возвращаться в реальность после погружения в собственное сознание, как это было в другое время, когда плачут цикады или чаще слышно уханье ночной птицы. А в свою очередь холод действовал ободряюще на размягченное и ленивое петляние мыслей. Мэй стояла на крыльце и невидящим взглядом смотрела на летающие фонарики, освещающие деревню. Сегодня она впервые серьезно подумала о смерти. Эта мысль ее напугала. Все, что с ней происходило в последние месяцы, полнилось светлыми и теплыми моментами, которые надолго запечатлятся в памяти. Она считала себя счастливой, но по закону жанра в этот самый миг абсолютного счастья зародилась мысль о скоротечности всего, что ей так полюбилось. Все хорошее и все плохое заканчивается. Ничто не может длиться вечно… Кроме ее собственной жизни. Она, кицунэ, обречена быть вечной скиталицей во мраке жизни. Настанет момент и ее светоч, любимый человек, угаснет вместе с тем, что было для нее ценно. Насколько сильным колдуном он не был бы, насколько бы не был изощрен в управлении тонкой материей, пронизывающей миры, насколько бы магия не будоражила его существо, он не властен над смертью.       Все, к чему она привязалась, исчезнет, останется лишь она и неизменная боль от потери.       — Кицунэ.       Впервые это слово отдавало горьким привкусом на языке, впервые Мэй произносила его с такой болью.       — Что же будет дальше? — тихо произнесла она вопрос, на который не получила ответа. Жаль, что никому не дано знать будущее. Гейше оно казалось настолько туманно, насколько и печально.       Раскрылись сёдзи, пропуская тонкий луч света, и снова захлопнулись, не нарушая гармонии тишины. На плечи легла ткань хаори, хранившей на себе его запах и тепло. Мэй с тоской посмотрела на спокойное лицо мужчины. Тонкие пальцы с шершавыми бинтами сжали, согревая, ее продрогшие руки. Только сейчас кицунэ ощутила, что замерзла. Это, наконец, помогло ей прийти в себя после обуревания тяжелых мыслей.       — Мэй, прошу, пойдем. Тебе нужно согреться, — его голос приятно обволакивал сознание, напоминал о заново обретенном доме. А ведь когда придет время, и с этим придется проститься.       Снова становилось горько.       Теплые ладони ласково направляли к входу. В каждом жесте ощущалась забота. Сколько бы времени не прошло, разбрасывала бы их жизнь и вновь собирала, какую бы форму он не принял, это всегда оставалось неизменным. Когда Такао умрет, станет ли она продолжать носить бремя существования, справится ли она совершенно одна в этом мире? Казалось, что с его уходом потускнеет солнце.       Замерев, кицунэ с отчаянием посмотрела на него, вцепившись в его одежду с такой силой, как будто он мог исчезнуть прямо сейчас, в эту самую секунду стоило бы только Мэй его отпустить.       — Я бессмертна, — в голосе слышна была обреченность.       Как она может бороться с судьбой, когда та настолько непокорна? Соединила, разделила, вновь вернула ее к нему, а после обрекла ее на муки. Кицунэ влюбляются лишь один раз, и проносят эту любовь через всю свою долгую жизнь. Поэтому ее предки старались не заводить связей с людьми. Для них человеческое бытие скоротечно и проносится как один сплошной миг.       Такао молчал, понимал суть ее беспокойства. Это заботило и его. Впервые мысль пронзила, когда он упивался ее близостью. Полюбившаяся девушка спала рядом на футоне, ее умиротворенное лицо притягивало к себе взгляд и никак не отпускало, поймало, словно в ловушку, в какую он рад был угодить. Хотелось оттянуть момент пробуждения и любоваться ей, а после, когда все же проснется, слушать ее голос, смотреть с восхищением на ее танец, зная, что он предназначен лишь только для него, наблюдать за грациозными движениями, ощущать ее трепет от прикосновений, чувствовать прикосновение нежных рук и просто иметь удовольствие быть рядом. Он был околдован, скован не магическими путами. Это будоражило ничуть не меньше, чем устройство магического мира, а сравнительно больше, без сомнения больше. Появившая когда-то мысль постепенно стала навязываться все чаще. Обрекать ее на боль не хотелось. Может, когда-нибудь выход найдется. Колдун сможет его найти. Лишь бы не стало слишком поздно.       Подрагивающие руки обняли Такао. Он рядом, его сердце бьется у самого уха… Хаори норовило упасть с плеч, но его придержали и укутали поплотнее тело кицунэ.       — Не стоит задумываться о далеком, Мэй. Мы живем, чтобы создавать моменты. Если придет время проститься, разлука не станет вечной. Мы вновь встретимся. Ты узнаешь меня, а я буду вновь запечатлен тобой.       Он не стал говорить о том, что ищет решение: если она будет ждать и верить в эту вероятность, в которой он и сам не был до конца уверен, ей станет еще больнее при прощании.       Вкрадчивый голос и мерное поглаживание по волосам разливало по телу приятное тепло и вселяло надежду. Что бы ни случилось, они снова встретятся. Неважно сколько минует лет и что останется за спиной.       — Я буду рядом до тех пор, пока сам меня не прогонишь, Такао, — говорит Мэй. Эти слова звучат как обещание, которое кицунэ собиралась сдержать.       Он чуть отстранился, приподнял подбородок, прося посмотреть на его лицо, и внимательно взглянул в карие глаза. В ее душе нет сомнений. Такао грустно усмехнулся. Знала бы только его лисица, на что себя обрекает. Так ведь будет тяжелее. Мэй говорит, что он волен прогнать ее, когда пожелает. Но разве он на это способен?       — Я не хочу лишать кицунэ свободы, — умоляюще вглядывается в ее лицо, делая попытку повлиять на решение.       Плевать на себя и собственное состояние, когда куда важнее ее благополучие. Может, когда-нибудь Такао попросит ее уйти, но точно не сейчас. Чуть позже… Пускай только в памяти запечатлятся еще мгновения их жизни. А потом конец. Ведь он обязателен для этой жизни, ведь так?       — Я все решила, — шепчет, смотря на него с надеждой, верно, боится, что оттолкнет прямо сейчас. А разве он в силах?       Такао притянул Мэй к себе, склонив голову, поцеловал девушку в макушку и замер в этой позе, прикрыв глаза. Белоснежные волосы вздымаются под дуновением слабого ветерка, напоминая о возникшем когда-то сравнении с зимней ночью.       Что бы ни произошло, они будут упиваться мгновениями, пока не придет пора прощаться. А придет ли она?..