Устав

      — Солдат, ёба, должен уметь всё, — говорит командир, взрезая луковицу. — Потому что что?       — Что? — спрашивает рядовой.       Не потому что не знает ответа, а потому что Акровский ждет вопроса.       Три чётких движения ножом, и золотистая шелуха осыпается в ведро, а разрезанная пополам чистая луковица отправляется в кастрюлю.       — Потому что жизнь, она, сука, непредсказуемая. В любой момент можно оказаться отрезанными от отдела снабжения, — он назидательно указывает ножом в серое шотландское небо.       Они сидят на заднем крыльце шаткого домика, временно занятого под базу и чистят лук и картошку, и рядовому смешно и странно, от того, что в первый же вечер в этом незнакомом месте приходится заниматься такими вещами.       Такие вот у командира Акровского методы знакомства с новичками в личном составе. Сесть рядом на тесное крыльцо, прижаться бедром к бедру, куртку скинуть, чтобы не мешала. И ведро картошки в зубы — стрелять тебя, конечно, в учебке худо-бедно натаскали, а вот чё ты ещё, ёба, умеешь?       Картошку чистить рядовой умел, придраться не к чему. А вот ухмылялся зря. Ухмыляться рядовым просто так, без повода, не положено.       — А вот расскажи-ка мне, рядовой, что такое боевой порядок, — сразу поскучневшим голосом говорит командир.       На память рядовой не жалуется, память его никогда не подводила, да и нет тут ничего сложного. Он кидает картофелину в воду и берет следующую. Набирает воздуха в грудь.       — Построение подразделения для ведения боя, — говорит он, чеканя слова, как положено. — Он должен соответствовать полученной задаче, замыслу предстоящего боя и обеспечивать успешное ведение боя как с применением обычного оружия, так и… Командир опускает нож и смотрит на него, недоверчиво хмуря брови:       — Так и?       Брови у Акровского широкие и ровные, на загорелой груди цепочка с армейскими жетонами и тонкий белый шрам на ключице. Рядовой старательно смотрит в ведро с картошкой.       — …так и других средств поражения, полное использование боевых возможностей подразделений, вооружения и военной техники, — перечисляет он размеренно и добавляет с придыханием и паузой, которые уставом не предусмотрены, — надежное поражение противостоящего подразделения противника на всю… глубину его боевого порядка…       — Так, — нож втыкается в луковицу сильнее, чем нужно, брызжет прозрачный сок. — Основные задачи манёвренной группы?       — Уничтожение противника, прочное удержание занимаемых… позиций и объектов… захват его объектов, вооружения и техники.       Он знает, что играет с огнем, но удержаться невозможно, в конце концов любое знакомство — все тот же примитивный ритуал обоюдного прощупывания и обнюхивания.       — С голосом у тебя что, рядовой? — осведомляется Акровский. — Сел неудачно?       — Никак нет, командир, — весело отвечает он. — Докладываю: сел удачно. Это всё чтение устава. Вызывает, понимаешь, в душе отклик и сильные чувства.       — Чувства, блядь, — говорит Акровский, — Чувства у него. А у меня такое чувство, ёба, что ты ты поиздеваться надо мной решил.       И луковицу в ладони сжимает так, словно это и не луковица вовсе, а что-то, что ему хочется открутить у вполне конкретного рядового.       — И в мыслях не было, командир, — невозмутимо сообщает рядовой, — Только демонстрация личных возможностей с целью учёта и дальнейшего использования морально-психологического фактора в боевой обстановке.       — Отставить демонстрацию, рядовой Гуанако, — командует Акровский, а потом не выдерживает, втыкает нож в крыльцо и ржёт во весь голос, до слёз.