Во имя, сука, луны

Это утро начинается как-то неправильно. Не то чтобы в жизни Рыжего существовало хотя бы одно утро, которое начиналось бы правильно – но просыпаться, получив по еблету чьей-то когтистой лапой, ему еще не приходилось. – Какого ху… – начинает Рыжий, но его нагло перебивают раздраженным шипением: – Кажется, мне остается только надеяться на то, что первое впечатление обманчиво. Рыжий смотрит на кусок шерсти, сидящий на груди. Кусок шерсти смотрит на него. Искра. Буря. Истошный котячий визг, когда кусок шерсти огибает идеальную дугу и вылетает обратно на улицу, а за ним захлопывается окно. – Нахуй, – ворчит Рыжий, отказываясь осознавать происходящее, и заваливается обратно на постель; лицом он вмазывается прямиком в подушку. Второе идеальное попадание. Десять из десяти, ебать.

***

– Кошки, вообще-то, не умеют разговаривать. Они только дрыхнут и жопу вылизывают. – А люди, вообще-то, умеют думать. Кажется, мы с тобой оба разрушаем устоявшиеся стереотипы. Сцена повторяется, на счету дубль второй. Кусок шерсти как-то снова пропизднул в его комнату и теперь сидит на столе Рыжего – там, где дотянуться до него будет уже не так просто. Разумная ублюдина. На лице Рыжего – несколько царапин. Шерсть кошки-из-ада – смесь из грязи и торчащих вразнобой клочьев. Один-один, сука. Взгляд Рыжего скользит выше и зависает на шерстяном лбу, в котором луна горит. – Ебать, – бурчит он себе под нос, вспоминая прошлый вечер. – Так это твою общипанную мохнатую задницу я вчера спас? И он прав, судя по тому, как кусок шерсти ведет носом и смущенно отворачивается – Рыжий уже не удивляется тому, что кошки умеют смущаться, это не самая большая ебанина, озарившая сегодняшнее сраное утро. – Блядь. То есть, я защитил твою шкуру от толпы уебков – и вот это благодарность, которую получил?! – Ты выбросил меня из окна! – возмущенно вскидывается ебучий кусок шерсти. – Потому что ты расцарапала мне лицо! Повисает тишина. Они опять прожигают друг друга злым колючим раздражением, а потом на кусок шерсти снисходит буддистское спокойствие, и она выдает ровным бесцветным тоном: – Вообще-то, я пришла сказать, что тебе сегодня предстоит спасти мир. Так. Ладно. Штоблядь?

***

Рыжий клянется, что кишки наружу выпустит тому, кто накачал его наркотой.

***

Как-то так получается, что с какого-то хуя Рыжий все-таки идет за куском шерсти и оказывается в грязном, темном переулке, где ему в руки швыряют круглую серебристую поебовину. Вспышка света, переворот мира, какое-то вуду-шмуду – и вот он уже вместо старых спортивок и любимой потертой футболки стоит в матроске, обтягивающей все мыслимое и немыслимое настолько, что дышать становится тяжело; короткая юбка на его бедрах не дотягивает даже до звания ебучего пояса. Рыжий бы спросил, какого хуя, но за последние несколько часов он повторял этот вопрос так часто, что его смысл уже обесценился. Впрочем – кого это ебет? Так что… Какого, блядь, хуя?! – Это костюм великого воина. Ты должен быть горд тем, что был избран, – максимально невозмутимо рапортует кусок шерсти, не дожидаясь, пока мысленно матерящийся Рыжий вывалит весь свой трехэтажный полет души на нее. Самое охуительное в том, что она, походу, и впрямь верит в то дерьмо, которое говорит. Заебись. – Ладно, – медленно выдыхает Рыжий, заставляя себя успокоиться. – Ладно. А если я сейчас поднимусь в здание повыше и выйду к хуям из окошечка – я проснусь? – Ты умрешь, а это недопустимо, у меня на тебя большие планы. Каким бы безнадежным ты ни казался, других вариантов все равно нет. Рыжий бросает на нее злой, колючий взгляд, и на секунду ему даже кажется, что кусок шерсти начинает выглядеть виноватым. Но нихуя подобного. Эта самодовольная тварь только выше поднимает морду. Все, что остается Рыжему – безнадежно развести руками и, сука, смириться. – Говори уже, куда тащиться надо, ебучий ты кусок шерсти. Раньше отпзидим, кого надо – раньше упиздуем куда подальше.

***

Вообще-то, если бы ему не помешали, Рыжий бы уже справился. Всего лишь несколько уебищ со стремными рожами, которым только и надо, что с вертухи по этой самой роже дать – делов-то! Но нет же, блядь. Кое в чью пустую голову пришла охуительная идея вмешаться и пустить все по пизде. Рыжий слишком стар для этого дерьма. – Ты еще что за хер? – Я – Такседо Маск! – пафосно отзывается какой-то ряженный пидор на его раздраженный, усталый рык, и Рыжий чуть щурится, приглядываясь внимательнее. И еще внимательнее. В результате он констатирует приговор раньше, чем тот успевает сформироваться в голове – и уже даже, нахуй, не удивляется. – Ты Хэ Тянь. – Какой еще Хэ Тянь? – театрально удивляется мажористый уебок. – Не знаю никакого Хэ Тяня! Я Такседо… – Ты, блядь, думал, что напялишь ебучую шляпу, пафосный плащ и это… что это у тебя на лице? Ты что, маску из картона вырезал? – Кхм. Ну, мне нужно было как-то выкручиваться, чтобы ты меня не узнал, а под боком больше ничего не было… – Ебать ты дебил, – равнодушно констатирует Рыжий – и это как-то нихуя не новость; вновь переведя взгляд на криво вырезанное что-то, он уточняет: – Еще и криворукий дебил. – А по-моему, у меня прекрасно получилось! Для первого раза. – Первого раза, когда ты пользовался руками? – А ну заткнулись! – влезает в их перепалку кусок шерсти, до которого, кажется, наконец дошло, что не все идет по ее заебатому плану. – Оба! Мы здесь мир спасаем, вообще-то! – Да от кого его тут спасать, переебатый ты через мясорубку кусок шерсти! – раздраженно переспрашивает Рыжий, и уже собирается занести кулак для того самого, фирменного, которое по стремной роже одного из уродов… Но вместо этого уроду по роже прилетает каким-то веником. – Какого хера?! – Я тебя защитить пытаюсь! – Швыряясь в уродов вениками? – Это букет! – праведно возмущается Хэ Тянь. – По плану должна быть роза, но тут нигде поблизости нет цветочных. Так что пришлось нарвать, что было, на соседней клумбе… Параллельно с тем, как Рыжий приземляется лицом на ладонь – кусок шерсти приземляется мордой на лапу. Впервые за этот день они солидарны.

***

Стоит только Рыжему занести ногу для удара – как он слышит за своей спиной впечатленное присвистывание и резко оборачивается, обдавая Хэ Тяня яростью во взгляде и игнорируя то, как жар приливает к собственным щекам. – Очаровательные ножки. Правда, вид слегка портят эти твои боксеры, выглядывающие из-под юбки… Я так понимаю, белье к костюму не прилагается? Рыжий и не подозревал, что у кошек может быть настолько богатая мимика, но эта сучка в самом буквальном смысле брезгливо морщится, когда отвечает на реплику Хэ Тяня с таким видом, будто Рыжего или здесь нет, или он настолько тупой, что понять ее не может. – Никто не рассчитывал, что когда-нибудь его наденет гопник в старых дырявых трусах. – И ничего они не ды… – начинает возмущенно Рыжий, но потом вспоминает, что дырка, вообще-то, есть, совсем маленькая и в таком месте… когда этот извращенский кусок шерсти успел все рассмотреть?! – Не такие уж они и старые! – То есть, часть реплики про гопника тебя совсем не зацепила? Уважаю такую самокритичность. И такую преданность трусам, честь которых ты столь пылко защищаешь. Рыжий начинает подозревать, что уродов, на которых его натравил этот кусок шерсти, он сегодня так и не отпиздит. Зато кое-чью наглую ухмылку с наглой рожи точно сотрет.

***

Когда Рыжий в очередной раз предпринимает попытку влезть в драку – Хэ Тянь как бы невзначай, с мордой лица, требующей кирпича, шлепает его по заднице. Рыжий отказывается признавать, что взвизгивает, подпрыгивая фута на три. – Больше никогда в жизни не буду мыть эту руку, – задумчиво произносит Хэ Тянь, отходя на стратегически безопасное расстояние и сосредоточенно рассматривая собственную ладонь. – Конечно, блядь, не будешь, – подражая спокойствию Хэ Тяня, говорит Рыжий, но надолго его не хватает, и уже следующая реплика срывается во взбешенный рык. – Потому что я тебе ее сейчас вырву нахуй! Хэ Тянь улыбается самодовольно, во все тридцать-ебучих-два, на что Рыжий только рычит громче и раздраженнее: – Ты, блядь, вроде помогать мне собирался! – Я уже выложился на максимум своих способностей! – разводит руками Хэ Тянь. – Галантно швырнул предназначенным тебе букетом в лицо злодею. А ты даже не оценил моего геройства! Мерзавец! Рыжий закатывает глаза, прекрасно зная, что, если бы Хэ Тянь захотел – расшвырял бы уже всех правой пяткой, почесывая при этом левую. Но он прекрасно видит, что у Рыжего все под контролем, что Рыжему, в общем-то, в кайф набить пару-тройку рож, которые заслужили – поэтому предпочитает угорать, вот мудила. Рыжий не понимает, за какие ебучие грехи… а в следующую секунду, посрав на все, все-таки врезается с вертухи пяткой в диафрагму уроду, успевшему подкрасться к нему сбоку. Где-то за спиной слышится сдавленный глухой звук, и когда Рыжий оборачивается – и, нет, он не обеспокоен тем, что за те пару секунд, пока отвлекся, с Хэ Тянем могло что-то случиться. неа. совсем нет. ни одной ебучей капли – то он видит на еблете того самого Хэ Тяня выражение настолько сложное, что сравнимое разве что с уравнением долбаного матана. – Кажется, я влюбился, – вдруг как-то обреченно, скуляще выдыхает Хэ Тянь. – Еще раз. В тысячный раз. Боже. Почему это так горячо? Могу вечность смотреть на то, как ты пиздишь каких-то уродов. И был бы не против, чтобы ты отпиздил меня. Хочу, чтобы ты раздавил мне голову своими бедрами, как арбуз. Рыжий чувствует, что гореть уже начинают не только уши и щеки – жар по шее стекает на грудную клетку. Отвернувшись от Тяня, он орет: – Я тебе сейчас рот нахуй заклею! И свяжу к чертям! Чтобы под ногами не мешался! – Оу, уже пошли ролевые игры? Так и мечтаешь совратить меня, правда? Накажешь меня за то, каким плохим мальчиком я был, м-м-м? Обреченный вздох, вырвавшийся из глотки Рыжего, кажется ему собственным подписанным приговором.

***

В конце концов, кусок шерсти все-таки делает что-то полезное. Она притаскивает Рыжему моток прочной веревки и изоленту. – Признаю, я ошибалась. Ты не самый безнадежный представитель человечества в этой временной линии. Рыжий хмыкает. И идет связывать Хэ Тяня, игнорируя то, что вместо ожидаемого возмущения или злости тот фонтанирует абсолютным довольством и счастьем. После этого у Рыжего уходит минуты три на то, чтобы разобраться со всеми уродами – слишком быстро, если кого-то волнует мнение Рыжего, которого как никогда сильно тянет кого-нибудь отпиздить. Попытки куска шерсти рассказать ему, что вот эта хуйня на лбу может пригодиться, если что-то там проорать и швырнуть ее, он игнорирует – и вышибает дерьмо из мудаков без всякой магии; в том числе и дерьмо магическое. И при этом он даже никого не убивает – что Шань, мать вашу, считает подвигом со своей стороны, – только выплевывает напоследок рычаще: – Во имя, сука, луны. Кажется, кусок шерсти выглядит впечатленным. Когда они подходят к связанному Хэ Тяню, который продолжает выглядеть вполне довольным жизнью, кусок шерсти спрашивает с сомнением: – Может, здесь его оставим? Пару секунд Рыжий, наконец опять одетый в привычные спортивки и футболку, всерьез обдумывает это предложение, но потом вздыхает обреченно: – Не вариант, – и наклоняется, чтобы взвалить все еще связанного Хэ Тяня себе на плечо. Тот приглушенно, совершенно самодовольно смеется, ублюдок, будто все у него идет по плану. А Рыжий всерьез начинает обдумывать предложение о том, чтобы наказать одного мудилу, который вел себя сегодня очень. Очень…

***

…резко распахнув глаза, Рыжий тяжело, чуть загнанно дышит, пытаясь сморгнуть остатки сна. Первым делом он тут же принимается судорожно оглядывать самого себя – и с облегчением выдыхает, не обнаружив никаких матросок. Потом он принимается чуть затравленно оглядывать комнату – и с облегчением выдыхает, не обнаружив никаких неучтенных кусков шерсти. Ну и приснится же дичь, а! И ведь проснулся-то как вовремя. А то наказания там всякие, всякие мудаки, ведущие себя очень-очень… …плохо. Бля. И нет, Рыжему ни капли не интересно, чем это все закончилось бы. А то, что ему срочно нужно принять холодный душ – так это никому нахуй не обязательно знать.