Seesaw / Качели

Сбылась мечта идиота! Или как еще говорят в таких случаях?! Она искала встречи и нашла. Только представляла она себе этот момент несколько иначе: она будет в десяти шагах от него, где-то с боку или со спины; он — где-то в толпе; она сможет увидеть выражение его лица, услышать звонкий голос, и тихонечко сбежит, пока он не нашел ее; выдыхнет; отпустит и забудет… А случилось ровно наоборот: наедине, лицом к лицу… Хотя… Все же, может быть это игры её разума? Может она заснула за рассматриванием заката? Может просто сошла с ума? Она не знает сколько прошло, но кажется до безумия долго. Потому что она успела рассмотреть каждую клеточку на его лице, каждую складочку от теплой улыбки, каждый круг расширяющейся радужки глаза, каждую трещинку на губе. Это время остановилось или её мозг перестал работать? Она не знает что делать дальше. И буквально за долю секунды все приходит в движение. В её голове есть решение — бежать! Джин понял следующий шаг Бэкки, сразу, как только её чашка с кофе опустилась на стол. Он уже видел этот взгляд и тогда решил ничего не предпринимать. Но сейчас не тот случай. Сейчас он знает чего хочет, от кого и насколько он этого хочет. Парень успевает в два шага преодолеть расстояние между ними и перегородить ей дорогу. Она никуда от него не сбежит. Не в этот раз… — Джин? — изображает удивление Бэкки, будто не от него собиралась сбежать, и будто вовсе не собиралась никуда бежать. Просто резко расхотелось кофе. — Бэкки, — улыбается парень, стараясь сдержать умиление её нескладной актёрской игрой. — Рад встрече. Как поживаешь? — Дает ей понять, что без разговора она отсюда не уйдет. — Я — хорошо. Видимо ты тоже. Мне надо бежать, вспомнила кое-что срочное, — тараторит и собирает свои вещи, все еще надеясь избежать общения. — Я не очень, — все еще перегорождает ей дорогу, ловя треск сердца в её взгляде после его слов. «Попалась»! — Я заболел и не хожу на работу. Сегодня весь день просидел в кафе, — переходит на жалобы и включает все свое актёрское мастерство, чтобы показать какое у него плохое самочувствие. Понимает, что нельзя говорить о расставании, пока девушка целиком не проникнется заботой и переживаниями. Велик риск её побега в случае упоминания воссоединения. — Что случилось? — Она уже не помнит сто одну причину «кое-чего срочного», из-за которого ей надо бежать. Даже не помнит, что ей вообще надо куда-то бежать. — Ко врачу ходил? — Останавливает поток вопросов «Где болит? Лекарства пьёшь? Почему заболел? Почему сидишь в кафе, а не лежишь под одеялом в кровати?». Понимает, что если начнет спрашивать, не сможет скрыть переживания. — Нет, к врачам не хочу. Лекарства тоже. Кажется простуда, само пройдет, — видит злость в её глазах от его безразличия к себе. Именно она следила за его приемом лекарств, каждый раз, когда он простужался или ранился. Ругала его, когда он ждал её, пропуская время приема. Укрывала его теплым одеялом и согревала своими объятиями. — А ещё давление скачет и тело все болит, — добавляет он, видя как медленно опускается её щит. «А почему на работу не пошел?» остается не высказанным, когда девушка вспоминает, что сегодня выходной день и вовремя сдерживает руки, тянущиеся к его лбу, для проверки температуры, и к его лицу, чтобы приласкать измученные бледные щеки. — Дело твоё, — Бэкки снова собирает мысли в кулак и снова готова бежать, когда ледяная рука парня касается её запястья. Нежно, тихо, будто боясь сломать хрупкую оболочку. Дрожь бежит по телу Бэкки от холода рук, которые всегда её согревали. По сердцу бежит трещина, деля её напополам. От чего ему так холодно? Действительно заболел? — Можешь составить мне компанию за чашечкой кофе? — С улыбкой смотрит он на девушку, без единого намека на все, что было между ними. Будто просто встретил давнего друга. Будто не было этих мучительных дней на расстоянии. — Совсем скучно сидеть одному, — добавляет убедительности в слова. И Бэкки обманывается. Верит его нейтральному взгляду и вкрадчивым словам. Думает, он забыл её совсем. Долго она его мучила, раз так легко ему удалось все забыть. Она рада знать, что он не страдает, как она страдала? Или разочарована его спокойствием? Она же именно этого хотела — освободить его. Джин садится рядом с девушкой, лицом к закату, чтобы у него была возможность скрыть плывущий от её близости взгляд. Он не знает сколько еще сможет сдерживать себя в руках, чтобы не взвыть и не упасть ей в ноги, умоляя вернуться, чтобы не закрыть руки замком вокруг нее, не желая отпускать, чтобы не зарыться носом в её локоны и целовать… целовать… целовать везде, где только достанет. Они общаются какими-то шаблонными вопросами и ответами, словно вычитанными из книжек, даже не задумываясь о смысле сказанного. Джин целиком увлечен её близостью, ¡долгожданной! близостью и блеклой возможностью её вернуть. Она полностью проникнута мыслями о его нейтральности и вызываемыми им противоречивыми чувствами. Джин думает еще немного, еще чуть-чуть и она сама падет в его объятия, забудет, что бросила его. Но она смотрит на закат и даже не замечает его раскинутых на столе рук, ожидающих её теплых ладоней. Он рядом с ней горит пламенем, готовым сжечь все вокруг и сгореть сам, если потребуется. Она — сидит безвольной ледышкой, плывущей по волнам происходящего, без единого намека на волеизъявление. Рука её жжется, до боли, до жути, до синих звезд в глазах жжется от желания схватить его раскрытую руку и прильнуть к его груди. Но что это? Почему? От чего так жжется? Это от привычки? Или от любви? Она хочет быть только рядом с ним? Или просто хочет, чтобы рядом был кто-то любящий? Это желание шепчет ей сердце или разум? Даже если её сердце и разум за одно, кто сказал, что она может вернуться? Кто сказал, что её там все еще ждут с распростёртыми объятиями? Кто сказал, что эта рука на столе предложена ей, а не просто рука, валяющаяся там, где ей удобно? Так много вопросов и ни единого ответа… Хотя, какой ей нужен ответ?! Она сожгла все мосты, ведущие назад. Каждый, до основания. Назад пути нет. Теперь, только — каждый своей дорогой. Сколько прошло времени? Солнце уже закатилось за горизонт длинной улицы. Листья деревьев, крыши домов, вывески магазинов окутаны мраком. Только дорога, освещаемая фонарями, светится будто днем. И кажется, что каждому, кто сейчас ступит на улицу есть только один путь — по этой прямой, длинной, долгой автостраде, которая ведет неизвестно куда. Что скрывается за горизонтом, в котором она исчезает? Там все ещё светит солнце? Или там тупик — укрытый темнотой мир? Бэкки знает, что её цель не так далека, как конец этой дороги. Но он так же недостижим. Хотя сидит в нескольких сантиметрах от неё. Джин тоже не знает, что находится в конце этой дороги. Но ему наплевать, до тех пор, пока она будет рядом, ему без разницы что вокруг. Почему именно сейчас, когда они оба смотрят в одном направлении и оба ищут друг друга, срабатывает глупый закон физики. Одинаково заряженные частицы — отталкиваются. Рука Джина затекает от долгой обездвиженности. Рука Бэкки немеет от долгого сдерживания. Безжизненные конечности, непригодные для действий — отрезают. Они оба застывают, как и их чувства, не желая признавать, что это конец. — Бэкки, — Джин думает настало время серьёзных речей, — я знаю, все мосты сожжены. Но они нам не нужны, потому что я нахожусь на том же берегу, что и ты. Те мосты вели к ошибкам, сожалениям, оправданиям, раскаяниям — к прошлому. Теперь туда дороги нет. Есть только я и ты. Сейчас. Здесь. В настоящем. И я готов идти с тобой вперед, строить новые мосты и снова сжигать их до основания, чтобы мы могли оставаться счастливыми, вместе, на новом берегу. Просто возьми меня за руку, — указывает на свою онемевшую заледеневшую раскрытую ладонь. — Джин, — она кидается ему на шею. Слезы текут по щекам, срываясь со скул и разбиваясь о твердую поверхность пола. Её сердце раздирает на куски от мысли о том, что он все еще привязан к ней. О том, что он готов ломать и менять себя только ради неё. Она подозревала это, думала, что так может быть, но не знала наверняка, что она стала его злым роком. Она не уверена в своих чувствах. Не так, как он. Вдруг она украдет его время, и он проморгает свое счастье, которое будет проходить где-то рядом. Если сейчас она не может твердо сказать «Я с тобой. Я — твоя! Ты — мой!», она должна отпустить его. — Я так не могу, — тихий шепот в его ухо, но почему режет ухо словно бомба, взорвавшаяся где-то рядом?! Джин не знает, не видит, но чувствует что его ухо растекается кровью. Когда она не взяла его руку, он подумал что что-то не так. Но её объятие обмануло его. Сердце слишком быстро ускакало вперед, чтобы заметить обрыв впереди. Вокруг нет опоры, чтобы схватиться и спастись. Оно над обрывом. И дорога — только вниз. Исход — только ошмётками о каменную поверхность земли. Лицо жжёт прощальный поцелуй. Только одним ухом слышит стук уходящих каблуков. И чувствует, что из него тоже льется кровь разбившегося сердца… *** — Так правильно. Он сможет двигаться вперед только если ты толкнешь его в спину, отпустишь, отдалишь, — уговаривает себя Бэкки в мыслях. — Ты не можешь обещать ему ту же безграничную любовь, что он — тебе. Ты запуталась в себе и путаешь его. Не затягивай Джина в эту пучину. У него все еще есть возможность и желание найти настоящую любовь, быть счастливым. Не будь собакой на сене. Отпусти… Вроде все разумно. Вроде все во благо всех. Тогда почему так тоскливо и горестно на душе? Что-то будто ожило внутри и царапает… царапает… стучит и хочет вырваться наружу. Но она перенесла слишком много за сегодня, и ей не хочется разбираться что это за чувство внутри неё. Хочется просто задушить это нечто на корню. Залить в себя огонь и сжечь, как сожгла мосты к нему. На следующий день Бэкки чувствует слабость во всем теле. Сил еле хватает на то, чтобы набрать коллегу и сообщить о болезни. Хосок еще вчера испугался её бледности и с утра наварил ей супа, накрыл стол со всеми закусками, которые она любит и в обед принес всевозможные лекарства от простуды, отравления и несварения. Только ничто из этого не вдыхало в неё жизнь. — Что с тобой, деточка? — Возился вокруг неё Хосок. — Кто тебя обидел? Знал бы он, что это она сама. Сама себя обидела. Сегодня она собиралась жить новой жизнью, и понятия не имеет откуда взялась эта слабость. Она сделала все так, как говорил ей здравый смысл. Тогда что не так? — Не знаю, Хоба, — старается собрать силы в кулак. Пробует делать зарядку. Но сдается и принимает еду с ложечки от Хосока. — Видимо, простуда… — слезы текут из глаз сами по себе. Чертова простуда, которую не хочется лечить… Она уже где-то это слышала. Это из-за болезни она не может удержать себя в руках? Срывается последняя нитка, которая держала её нервную систему в куче. Она впадает в истерику — слезы, смех, спокойствие и все сначала. — Почему вы расстались с Джином? — Все же открывает запрещенную тему Хосок, выждав момент её спокойствия. Она слишком долго проносила боль первой любви в себе, отказываясь от других чувств и, сама того не зная, освобождая боли все больше пространства для роспуска корней. Стараясь оградиться от боли, не заметила, как сама превратилась в один её сплошной клубок. — А почему вы расстались с Суной? — Отвечает вопросом на вопрос. Разве может быть этому другая причина, кроме как — так было надо. Только кому и зачем? — Ох, это превращается в обмен секретами? — Весело смеется парень, стараясь разрядить обстановку. — Много причин… Хотя нет, всего одна — мы оказались несовместимы. — Как? Вы же оба такие веселые и энергичные. Будто один человек в разных телах. — В том-то и проблема, — вздыхает Хосок. — Если бы я хотел прожить оставшуюся жизнь с самим собой, то меня одного для этого было бы достаточно. Два меня — было слишком. Мы не дополняли друг друга. А повторяли. Энергии, смеха, веселья и улыбок было настолько много, что в какой-то момент это стало ношей. — И по шкале от одного до десяти, насколько это было тяжело? — Вроде история Хосока грустная, но она не видит ни капли грусти в его глазах. Джин бывал в восторге, когда Бэкки становилась из ряда вон счастливой. Для него, наверное, такая девушка никогда не стала бы ношей. — Даже не знаю, — задумывается парень. — Оцени сама. Самое странное… Мы с ней чуть ли не воевали за право быть сверху во время секса. В какой-то момент я начал чувствовать себя приставкой к кровати, — закатывает глаза и старается изобразить душевную боль. — Хым, мои соболезнования, — старается пошутить и поддержать друга. А про себя думает, что Джину нравилось, когда она его «объезжала». Порой он даже сам выпрашивал такую смену положений. — Всё! Так не может продолжаться! — объявляет Хосок. — Клин клином вышибают. Если ты отравилась, то я вылечу тебя ядом посильнее, — вскакивает с места и приказывает ей одеваться. Бар. Коктейли. Еще коктейли. Танцы. Пение на стойке. Утро. В голове Бэкки пусто. В желудке тоже. И видимо в венах тоже. Иначе как объяснить то, что она абсолютно ничего не чувствует? Хосок вчера не шутил про яд и теперь она в раю? Почему рай выглядит как комната сестры Хосока? Сколько уже времени изо дня в день она просыпалась с запутанными мыслями в голове, с ежедневными установками что чувствовать и не чувствовать, чему верить, чему нет. Сегодня ни одна мысль не приходит в голову. Никаких установок. Пусто. Новая страница или чистая тетрадь? Следствие коктейлей или вчерашней истерики? Как бы ни было, это приятно. Приятно ни о чем не думать. Приятно ничего не чувствовать. Приятно иметь свободное место для новых мыслей и чувств. Вчерашней слабости как не бывало. И походка, будто не ходит, а летает. Пустота. Легкость. Будто она может парить. Словно за ночь у неё выросли крылья. Впервые за долгое время хочется улыбаться без причины. Глаза вроде наконец протерли чем-то чистым, потому что вокруг внезапно стало слишком светло, тепло и ярко. В жизнь влилось столько разных оттенков всех цветов радуги. Это свобода? Только от чего? Картину прекрасного нового мира портит Хосок, сидящий в обнимку с унитазом. — Хоба, что с тобой? — Отравление, — еле отвечает он соседке и снова блюет в унитаз. — Я слишком много выпил вчера, — буквально сыпется на части. — Хорошо, что ты лекарства принёс еще до пьянки, — тянется за таблетками, которые он принес ей вчера. Помогает умыться и принять пару таблеток. Разогревает вчерашний его суп (наверное, плохая идея, но лучше, чем если она сама что-то сварит). Укладывает его спать. — Надо открыть магазин, — сопротивляется парень, желая встать. — Я открою. Подойдешь, как станет лучше, — неплохая идея, начать новую страницу жизни и вкусить все прелести, которые она может даровать. На своей работе её все равно не ждут еще пару-тройку дней. Ощущение легкости, сил, воли и счастья не покидают её весь день. Такое чувство, будто ей по силам все. Будто с неё сняли кандалы. Только кто её в них заковывал? — Бэкки? Как поживаешь? — В магазине объявляется Юнги. Видимо он тоже сдружился с Хосоком, ведь его ауре дружелюбия и любвеобилия просто невозможно противостоять. — Хорошо, спасибо, — и это правда. Она не может сдержать восторга от того, что её слова действительно правдивы. Её мышцы по привычке напряглись, когда она увидела Юнги. Но она не чувствует ни малейшего дискомфорта от его компании. Это от его дружеского настроя или следствие перевернутой страницы? — Бэкки, — как можно мягче произносит парень. — Я знаю, что у вас с Джином все кончено и все дела, — запинается, стараясь найти подходящие слова и не задеть чувств девушки. — Прости мою оплошность. Я не должен был тебя соблазнять. Не знаю, почему я пошел на это. Наверное, на какой-то миг мне захотелось того же счастья, что у хёна. Но это была целиком моя вина. Я… — В этом есть и моя вина, — она прерывает его монолог, становящийся неудобным. — Я не держу обиды на тебя. Прошу и ты не держи на меня, — почему это так легко произносится? Почему ей становится еще легче от произнесенного? Она знает, что Джин не держит на них зла за сделанное. И он — единственный, кто мог бы быть обиженным. Раз он отпустил ситуацию, значит и они могут?! — Можно мне сок, — Тэхён, пришедший следом за Юнги указывает на стеллаж за девушкой и прячет глаза в кошелек. — И тебе привет, — достает пачку сока, которая, она знает, Тэхёну не нужна. По нему видно, что он не за соком пришел. — Бэкки, если честно… — теряется, не зная, как начать разговор. — Говори, как есть. Не надо подбирать слова, — она старается разрядить обстановку. Чувствует, что никакое слово не ранит её, раз уж её не ранит его присутствие. Впервые после расставания, Тэхён — просто Тэхён. Это парень, который подарил ей первое чувство влюблённости, который любил её, оберегал и заботился как мог. И с которым её связывают общие теплые воспоминания и не больше. Боль расставания прошла. Обиды больше нет. Она наконец поняла, что он не мог сделать это безболезненно. Люди говорят, что самую большую боль нам причиняют те, кого мы больше всего любим. И обычно мы ошибочно думаем, что это потому, что они знают как ударить нас больнее, потому что слишком хорошо знают все наши слабые места. Но причина в другом. Нас ранят только любимые, потому что они слишком близко к сердцу. На таком расстоянии любой шаг вправо, шаг влево будет колыхать его. Его легко задеть или ранить любым неосторожным движением. И абсолютно невозможно не оставить ни царапины, когда прорезаешь выход наружу. Даже если Тэхён уходил бы на время, это все ещё было бы больно. Теперь она это понимает. Она слишком долго не могла принять эту простую правду. Он оставил рану на её сердце. Но это ОНА решила не лечить кровоточащий след, не давая ему срастись и превратиться в шрам, а то и вовсе исчезнуть, будто не бывало. ОНА выбрала ковырять её изо дня в день, напоминая себе о боли. ОНА боялась пережить и забыть эту боль, и позволить себе влюбиться вновь. Возможно он виноват, но его вина так ничтожна рядом с тем, во что она превратила его последствия. — Я ни в коем разе не хотел ранить тебя так сильно. Ты казалась мне взрослее меня и я думал ты поймешь, почему я решил расстаться, а не превращать это в отношения на расстоянии. Это был первый опыт для нас обоих, и я полагал, что первый почти никогда не бывает последним. Прости, что не сделал это правильно. — Тебе, наверное, будет трудно в это поверить, — Бэкки слегка улыбается и прячет глаза на прилавке. Потому что впервые понимает, что она не была взрослой тогда, не была и после. И может быть, она сделала шаг к взрослению только сегодня. — Я не виню тебя. Ты сделал все правильно. Просто я не хотела этого признавать. Мне видимо надо было кого-то винить, и легче всего было винить тебя, чем принять тот факт, что я сделала бы так же, — улыбка исчезает с её лица. Ведь именно так она поступила с Джином. Она отпустила его, потому что привязав к себе, сделала бы лишь больнее. Она лишь надеется, что Джин окажется умнее неё, и не будет держать обиду столько времени. Все это начало казаться Бэкки каким-то сговором, когда на пороге магазина объявился Намджун. Может сегодня какой-то международный день извиняшек? Или может вчерашней ночью она не смогла шибануть клин клином, и сейчас спит мертвым сном?! А все эти разговоры плод её прямо сейчас в прямом смысле — больного воображения? — Бэкки, — кивок в знак приветствия. — Намджун, — ответный кивок. — Как поживаешь? — Неудобный тон. Последний раз он совсем не был к ней дружелюбен. — Я начинаю думать, что поживаю плохо, потому что за сегодня слишком много людей интересуются моим самочувствием, — полу-шутя, полу-серьезно отвечает девушка, получая в ответ неудобный фальшивый тихий смешок. — Хосок… то есть Юнги сказал мне, что ты здесь и я… — не может подобрать слова, также как не может задерживать прямой взгляд на ней слишком долго. — Прости, что был слишком резок и жесток с тобой. — Все же набирается сил и храбрости. — Знаю, что уже поздно и это может выглядить лишь формальностью… Но жизнь долгая штука. Если мы вдруг где-нибудь еще пересечемся, я бы хотел пересечься друзьями, — смотрит в глаза девушки и видит, что она только теперь поняла его, их инициативы. Но все же думает надо прояснить ситуацию. — Я знаю, что вы с Джином решили идти разными путями, — сердце Бэкки падает в пятки. Вся легкость, которая была до этого куда-то девается. — Он сказал, что вы расстались окончательно, и что это ваше обоюдное решение, — ей было легко признать и принять все остальное, почему эти слова ложатся грузом, который хочется стряхнуть с себя поскорее? — Я лишь хотел убедиться, что ты знаешь, что я не виню тебя ни в чем. Наоборот, я сам виноват, что был слишком оборонителен, не разобравшись ни в чем, и начал защищать хёна, когда ему это было вовсе не нужно. Со стороны не видней и я это признаю. Прости, если причинил тебе боль. Я не должен был устраивать самосуд, — кое-как размахивая руками, которые не знает куда деть, Намджун заканчивает свой монолог. Выражение лица девушки ему совсем непонятно. И он не хочет спешить делать выводы, как сделал до этого. — Я все понимаю, — после короткой паузы Бэкки снова оживает. — Я понимаю, что ты лишь хотел защитить Джина. Я бы наверное сделала тоже самое для лучшего друга… подруги. Я говорю это слишком много раз за один день, что для меня уже звучит будто клише, но это правда — я не держу на тебя зла или обиды. Я даже благодарна, что мы прояснили все между нами. Буду тоже рада пересечься как друзья, — бесконечно кивает головой, стараясь убедить парня в своих словах и скорее закончить разговор. Потому что, где-то внутри зарождается что-то не очень приятное, которое хочется заглушить. Она готова принять и признать свою вину, также как извинения и искренность друзей Джина. И изначально она думала, что это означает принять их расставание. Именно это значит — новый лист, новая тетрадь. Но почему так больно слышать от Намджуна, что Джин тоже принял их расставание? Почему трудно признать, что парни пришли извиниться напоследок, в прощание? Почему так больно слышать, что они с Джином идут разными путями? — Бэкки, извини, что пришел так поздно. Но я только пришел в себя, — Хосок приходит в магазин ближе ко времени закрытия. Бэкки не помнит сколько времени прошло со времени ухода Намджуна. Кажется совсем мало. Потому что, ей все еще тяжело где-то внутри. — Неважно во сколько ты пришел. Ты себя хорошо чувствуешь? — Внезапно девушка прерывает его, требуя немедленного ответа. — Да, будто заново родился, — раскрывает свою ослепительную улыбку. — Хорошо, потому что мы идем пить. Прямо сейчас, — это не вопрос и не предложение, а простая констатация факта. — Что-то случилось? — Теряет дар речи парень. — Ничего. Просто, кажется, я не до конца излечилась, — Бэкки уже снимает фартук и закрывает кассу. — Нас вряд ли пустят во вчерашний клуб. Пойдем в другой, — если другу это надо, то Хосок не станет прятать голову в песок. Лекарств от похмелья дома еще хоть отбавляй, так что можно дать себе волю. Они приходят в бар в паре кварталов от них. Он стоит близко к дому Джина, но Бэкки никогда здесь не была. Они любили домашние попойки в теплой обстановке с шутками, историями из прошлого и взаимными подколами. Может парни ходили сюда без неё? До неё? А теперь и после? Сердце Бэкки, с полудня валяющееся в районе пяток, как-то глухо аукается тупой болью. Сегодня она избавится и от этой боли и завтра вспорхнет бабочкой… Спустя пару коктейлей ей видится Джин в толпе. На душе становится снова легко и тепло. Пусть это иллюзия, но она такая приятная. Она не хочет отрывать от него глаз. Какая-та девушка ведет его на танцпол и Бэкки хочется быть ближе к этой иллюзии. Если она может представить Джина вместо какого-то парня, то она с легкостью сможет представить себя на месте этой девушки. Бэкки, не отрывая глаз от Джина, тащит Хосока на танцпол. Рыжеволосая девушка льнет к Джину на шею, Бэкки повторяет то же с Хосоком. Та исследует тело парня раскрытой ладонью, поверх атласной рубашки, похожей на ту, что Бэкки дарила Джину. И Бэкки таким же маршрутом проходится по телу Хосока, представляя под рукой тело Джина и вспоминая каждую мышцу его тела. Её рука тянется от шеи к груди, слегка сжимает в районе соска, спускается к прессу, проглаживает талию и уходит за спину Хосока. Ноги раздвигаются шире, наседая на согнутую в танце ногу парня. Её губы находятся слишком близко к его шее. Он может чувствовать её дыхание на своей коже. Хосок видимо выпил слишком много опохмелина сегодня, потому что выпитое количество коктейлей не хмелит его. Он чувствует касания и дыхание Бэкки на своей коже и не может сопротивляться природе. Как бы он не старался отвлечь себя танцем, девушка верхом на его ноге не дает ему забыться. В штанах становится тесно, во рту влажно. «Нельзя, это терапия. Ты — врач, она — пациент! Будь профессионален» — читает себе мантру Хосок, но распределение ролей еще больше возбуждает его недремлющий орган. В голове возникает образ Бэкки на больничной койке, а он сам в белом халате. Трясет головой, чтобы прогнать мысли прочь. Но это только усугубляет положение. Теперь Бэкки в белом халате и сетчатых чулках, а Хосок — на операционном столе, полностью голый и в её власти. Дело дрянь. Дышать стало совсем трудно. А боль в паху уже бьёт в голову. Хосок мастерски вырывается из ног Бэкки и уходит за её спину, не прерывая танца. Удачное движение помогает слегка ослабить давление. А открывшаяся картина напрочь её сбивает. В десяти шагах от них танцует рыжеволосая девушка, чью фигуру и танец он ни за что ни с кем не спутает. Она поворачивается спиной к парню, с которым танцует, и продолжает в танце тереться об его пах. Хосок не видит картину полностью, но он прекрасно понимает, как это чувствуется для того парня. Перед ним такой же танец исполняет Бэкки. Всего дело полуминуты, когда глаза Суны пересекаются с Хосоком, и она узнает Бэкки. Она приветствует их с улыбкой и уводит своего парня с танцпола. — Черт, Джин и Суна? — выходит слишком громко, что Бэкки не может игнорировать его слова. — Ты тоже видишь их? — в замешательстве поворачивается к нему. Снова смотрит на «иллюзию» и протирает глаза. Иллюзия не меняется. Они останавливаются у перегородки неподалеку от танцпола и Суна напирает на Джина. — Это Суна лезет к моему Джину? — в голосе Бэкки замешательство сменяется гневом. — Да. Черт, я не думал что так получится, — Хосок полностью теряется. Вдох. Выдох. Терпение. «Она любит сверху» всплывает в памяти Бэкки вместе с её собственными мыслями «А Джину нравится когда девушка сверху». «В ней слишком много веселья и счастья» говорит голос Хосока в её голове. «Джин бывает в восторге смотря на счастливую девушку» продолжает её собственный голос. Тем временем расстояние между Суной и Джином становится неимоверно малым. Её руки лезут к его шее, отмечая границу. Его глаза заплывают, теряя с ней связь. Вдох. Выдох. Спокойствие. Она идеальная для него пара. Я должна желать ему счастья. Я могу быть счастливой, зная, что мой любимый тоже счастлив. Я люблю его, поэтому должна отпустить. Так будет лучше для… Чтоп! Сто? Стоп! Что? Руки Джина заплывают за талию Суны и закрываются в замок на её пояснице, медленно спускаясь ниже. Вдох. Выдох. Включай мозги. Что только что это было? Что я сказала? Голова Джина опускается ниже к голове Суны. Вдох. Выдох. Отключай мозги. Включи сердце. Что ты сказала? Наконец-то в её голове пусто. Наконец-то она знает, что это за чувство проснулось и царапалось изнутри, желая вырваться наружу. Наконец-то она знает, почему не могла принять слов Намджуна о их разлуке с Джином. Наконец-то она знает, почему в её голове сегодня с утра было пусто. Она смогла. Она пережила прошлое, оставив его в том временном отрезке, где оно должно было быть. Она выплакала то, что несла в себе все это время. Выплакала слезы, которые сдерживала и отпустила Тэхёна, который был уже совсем далеко. И наконец, не без помощи вчерашних коктейлей, её сердце смогло отправить в нокаут её разум и одержать верх. Она любит! ОНА ЛЮБИТ ДЖИНА! Любит уже давно. Просто её никчемное сердце не могло это довести до неё, каждое утро проигрывая разуму, который включал инстинкт самосохранения, старался обезопасить себя от боли, ковыряя давно обескровленную рану. Сердцем она любила. И потому трезвые мысли несли её прочь от Джина. Здравый смысл старался избавиться от него до того, как она поймет, что любит его. Потому что только тот, кто близок к сердцу, может причинить ей боль… Где-то в другом конце зала губы Суны сливаются с губами Джина. Вдох. Выдох… Вдох. Выдох… Вдох… К черту здравый смысл. Она возможно когда-то отпустит Джина и пожелает ему счастья. Но это будет не сегодня и не с Суной! Все вокруг плывет и она уже не слышит, что говорит Хосок. Бэкки плывет через танцпол, не встречая ни единой преграды. Ступает на противоположную сторону. Кажется ловит шокированные взгляды Намджуна, Юнги и Тэхёна. Или это не шокированные, а улыбающиеся, будто этого они ждали?! Неважно! Бэкки проходит мимо и прежде, чем Джин поймёт что за движения вблизи, а Суна поймет что напала не на того, её руки потянутся к её бесящим рыжим волосам. Прежде, чем Бэкки успеет понять что творит, она всей силой оттянет девушку за волосы от своего. — Руки прочь, он мой! — успеет она заявить на немой возмущенный вопрос рыжеволосой, прежде чем накинется на Джина с поцелуями. Доли секунды. «ОН МОЙ» Джин слышит до боли родной голос в шуме дискотеки. Видит бесконечную вселенную в блесках её глаз. «Я ТВОЙ» ликует он в голове, принимая в объятия самое дорогое «СВОЕ». Губы Бэкки и Джина сплетаются во влажном, страстном поцелуе. Руки парня сплетаются в замок под её ягодицами. Ноги девушки закрывают такой же замок на его пояснице. И, возможно, от силы, с которой они влетели в перегородку за его спиной, на стене пошла трещина. Но это самое последнее, о чем они сейчас будут волноваться. — Я люблю тебя! — шепчет она ему в губы. — Прости, что не поняла этого раньше, — нависает над ним, в его руках, целует… целует… целует. — Повтори, — шепчет в ответ Джин и голова идет кругом от волшебности этого момента. — Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! — кричит она на весь бар. — И никому не отдам! — закрепляет слова поцелуем и объятиями. Она нашла свои крылья, сбросила весь лишний груз. Она порхает. Она свободна! Свободна любить и быть любимой! Эти глаза напротив — самые любимые и самые желанные! — Люблю тебя! — Повтори! — Люблю тебя! Люблю! Люблю! ЛЮБЛЮ! — Уфф, я уж думал конец, — Хосок присоединяется к парням за столом и залпом выпивает предложенный виски. — Не только ты, — Намджун тоже опрокидывает стакан в доказательство. — Я уж начал паниковать, — присоединяется Тэхён, делает глоток и морщится вытирая язык ладонью. Все-таки пить он не умеет, даже после такого стресса. Юнги молча поднимает стакан и выпивает до дна. Добавить уже нечего, да и незачем.