Я больше тебе не враг

      Небо за окном было снова грязно-серым, Арсений мысленно стучал по воображаемому барабанчику каждый раз, когда в стекло ударялись редкие капли. Дождь прошёл утром, осталась лёгкая морось, и её шуршание по асфальту практически не отвлекало Арсения от созерцания стопки документов на заваленном рабочем столе.       Иногда Арс поддерживал на нём иллюзию порядка — когда грозил визит кого-нибудь охуительно важного или кого-то, кто вызывал у него острую неприязнь. Привычка казаться идеальным со временем переросла в досадливую внутреннюю необходимость, и Арсений только тихо радовался, что мог себе позволить не держать марку перед друзьями.       Хотя, наверное, сложно стараться быть идеальным рядом с Матвиенко, который то и дело смотрел на Арса как на долбоёба, когда он в сотый раз вертелся перед зеркалом без видимой причины. Серёжа при этом сам выглядел так, как ему удобно, и, кажется, совершенно об этом не думал. Арсений вообще-то знал, что это не совсем так, но всегда предпочитал не акцентировать внимание на неприятной Серёге теме. При Кате тоже как-то особенно не повыёбываешься манерами и идеальностью, особенно, когда она сидела на его кровати в его застиранной футболке, его шортах и в собственных дырявых на одной пятке носках, с корявым пучком на голове и заливисто хохотала над абсолютно ублюдочными шутками Матвиенко. Арсений действительно не понимал, как он смог вписаться в компанию таких отличных от него людей, но искренне радовался тому, что они оказались в его жизни.       Если точнее, то он был рад, что они терпели его болтливость, нередкие претензии по поводу и без, одёргивания и периодическое занудство. Ну, в особенно плохие дни Арсений надеялся, что они его не ненавидели.       За окном громыхнуло, и Арсений вздрогнул от громкого звука, прокатившегося по кабинету — вот сейчас Шаст бы пригодился, подумалось ему, но он тут же постарался выкинуть эту глупую мысль из своей головы. Над документами ярким пятном, режущим глаза при определённом угле наклона, горела настольная лампа — Арсений не любил включать верхний свет, предпочитал уют высветленного кусочка пространства.       Испещеренные мелким почерком листы дела расплывались перед глазами, а сама бумага казалась желтоватой. Арсений знал эти листы наизусть, и перечитывал скорее от необходимости забить голову хоть чем-то, чтобы не думать, что он может упустить при разговоре с подозреваемым.       С его особенностью допросы проводить всё-таки не самая сильная сторона, но иногда ему выпадали и такие задания, и тогда приходилось применять максимум красноречия.       Всем, кто находил однажды странный предмет, грозило стать студентами Особого университета, обладать своей особенностью. Кому-то доставались пафосно полезные особенности, вроде чтения мыслей или управления запахами — незаменимые люди при спасении заложников и самоубийц. Арсений иногда думал, кто же ответственен за особенности, кто раскидывает по миру предметы, кто решает, какой человек какой предмет должен найти и в каком возрасте.       Арс своё кольцо на цепочке нашёл в шестнадцать — как раз тогда, когда не знал толком, куда идти и чем заниматься. Но он знал людей, которые нашли свои предметы в десять, в четырнадцать — совсем детьми, или же наоборот — в двадцать и тридцать. Из-за такой разрозненности некоторые группы студентов были чересчур разношёрстными, но это всеми силами старались уравнять, создавали отдельные курсы — кому-то очень помогало. Самым страшным было, что нельзя определить заранее, будешь ты с особенностью или нет. Из-за этого некоторые дети, мечтавшие найти предмет, забывали о реальности и не могли определиться с жизненным путём, некоторые взрослые — недолюбливали людей с особенностями за их отличие. В целом в обществе постоянно приходилось регулировать расслоение, и это очень утомляло многих, и даже люди с особенностями завидовали друг другу.       Арсений не мог сказать, что завидовал, но думал, что мог бы вообще не обладать особенностью — не так уж часто она приносила пользу в жизни. А потом он вспоминал тех, кому он помог, благодаря ей, и становилось немного проще дышать, даже если иногда эта помощь сводилась к необходимости поднять упавшую на машину ветку или снять с дерева кота — в редкие хорошие дни он считал, что это тоже дорогого стоит.       В этот раз ему достался не совсем его профиль, он работал над другим делом, но основная группа не успевала проверить всё и всех, так что Арсу выпала потрясающая возможность скататься в погожий пасмурный денёк на другой конец Петербурга — неимоверно радостное событие, разумеется.       Хотя это и допросом-то не назовёшь, скорее светская беседа в том случае, если человек не будет пытаться его убить. Арсению на самом-то деле не очень часто выпадало применять способности на практике — лишь при некоторых задержаниях его телекинез действительно пригождался, в остальном он работал как обычный опер, используя лишь физические данные и умственные способности, а ещё заполнял тысячи бумажек на каждый чих.       Мысли Арсения скользнули к неуместным сейчас воспоминаниям, и он, мотнув головой, поднялся, проверяя резное кольцо на цепочке и хватая со спинки стула плащ и зонт. Впрочем, в полезности последнего он разуверился уже у двери, потому бросил его на полку одного из полуразвалившихся шкафов.       Дождь постепенно снова усиливался, и Арсению пришлось бежать до машины, стоявшей дальше во дворе. Как-то на первом курсе, ещё когда он толком не знал, насколько можно вообще научиться управлять его особенностью, он пытался останавливать дождевые капли, но гораздо проще было поднять над головой какой-нибудь широкий предмет, чем ловить на лету каждую капельку — это выматывало похлеще, чем долгое удержание на весу тяжёлых предметов, к тому же требовало невероятной внимательности, из-за чего использовать особенность было просто невозможно. Он забрался в машину, слишком отчётливо ощущая, как по затылку за шиворот скатилось несколько капель, взъерошил волосы пятернёй и завёл двигатель.       В салоне было прохладно, машина простояла здесь около нескольких часов, пока Арс был на планёрке, выслушивал о необходимости узнать как можно больше и составлял мысленно план диалога, исходя из полученных данных в материалах дела. Данных было чудовищно мало, поэтому у Арсения до сих пор не было достаточно чёткого плана действий, и он, зажмурившись на пару секунд, приготовился к тому, что разговор пройдёт безрезультатно.       Неожиданно в стекло со стороны пассажирского сидения отрывисто постучали, а затем сразу дёрнули дверцу. Вместе с каплями дождя и порывом ветра, пробравшимся под немного промокшую Арсову одежду, в салон ввалился человек. Арсений даже не сразу понял, кто это, мазнул взглядом по знакомым цацкам на знакомых же руках, по каплям дождя на светлой ткани объёмной толстовки, коротким взъерошенным волосам, потемневшим от влаги, и встретился взглядом с ехидными зелёными глазами напротив. Арсений совладал с внутренним охуеванием и всплеском раздражения, и хотя его сознание благим матом орало прямо ему в уши тысячи вопросов, внешне он лишь эффектно, как ему казалось, приподнял бровь.       Парень рядом передёрнул плечами и коротко осмотрелся, шумно дыша и шмыгая носом, поскрипывая кроссовками по резиновому коврику и ёрзая на месте, и Арсений поморщился от контрастов. Князь тишины никогда не был по-настоящему тихим — и этот факт веселил и бесил его одновременно, Арсений никогда не знал, к какой стороне склонялся больше. — Ты ведь к Маркову едешь? — Антон снова шмыгнул носом и уставился прямо на Арсения. — Допустим, — осторожно начал тот. — А вот каким образом ваше ебантейшество оказалось в Петербурге, мне хотелось бы узнать в первую очередь. Во вторую — с какой это радости ты интересуешься Марковым. Это дело не передавали в твой отдел. Что ты вообще тут забыл?       Антон чуть нахмурился, разглядывая Арсения, словно пытался понять что-то для себя, отыскать ответ где-то в чужом лице, и Арсений не был уверен, что именно Антон хотел там найти. Наконец он потянулся к ремню безопасности, безмятежно пристёгиваясь под пристальным взглядом голубых глаз, и снисходительно ответил: — Трогай, я по дороге расскажу, иначе вечность тут проторчим, а попиздеть с ним не успеем. — Схуя ли ты мне указываешь, — боль в левом виске стала немного докучать, Арс не был уверен, что раньше её не было, возможно он её просто не замечал, но хотелось думать, что голова у него заболела из-за Шаста. — Потому что я прав.       Арсений глубоко вдохнул и заставил себя отвести взгляд от чужого профиля, напряжённо выезжая из двора. Антон был действительно прав, скоро в центре будет не проехать, надо хоть немного поторопиться. Самым ужасным было то, что в голове не осталось ни одной мысли по делу, всё пространство снова занял он — Арсения всегда это выводило из себя, но сейчас он с каким-то отстранённым спокойствием заметил, что не удивлён такому повороту. Антон тем временем молча разглядывал улицу, которую заливал дождь, и, когда Арсений уже собирался раздражённо переспросить, заговорил. — Меня прислали к вам. Вчера Пашка пришёл. Ну, начальник мой, ты помнишь его, всё ржал, что мы ебёмся. Короче, пришёл такой важный как хуй бумажный, прям как ты лет пять назад, сказал, что у вас нелюдей не хватает, — Арсений покосился на него, проглотив замечание по поводу «нелюдей». — Я на планёрку к вам не успел, вчера на поезд опоздал, пришлось домой возвращаться за паспортом… — Ты что, ехал в командировку и забыл дома паспорт? — Арсений не удержался и перебил Антона, на что тот как-то странно спокойно на него посмотрел и с короткой улыбкой ответил: — Бывает, — он пожал плечами. — В общем, это ответ на оба вопроса. Я тебя хотел в кабинете найти, но увидел уже уходящим из отделения. Быстро бегаешь. — Приходится, — буркнул Арсений, сворачивая на особенно оживлённую улицу из узкой двухполосной.       Некстати пришли воспоминания, которые он успешно несколько лет хоронил внутри сознания, но присутствие Антона каким-то волшебным образом открывало замки и рвало нахуй дамбы. Арсений ещё из-за этого ненавидел их встречи — разумеется, в числе прочих причин.

***

      Арсений помнил, как увидел Антона в прошлый раз. Тогда его командировали к ним в московский отдел примерно по той же причине, хотя он сам не очень понимал, для чего, он мысленно радовался, что служба людей с особенностями отличалась от обычной некоторыми особенностями. Например, их реально могли внепланово и внезапно кидать из отдела в отдел и из города в город, в зависимости от того, где в конкретный момент их помощь была нужнее. Проблема была лишь у тех, кто был связан браком или детьми — Арс всё же понимал, что такой режим удобен лишь одиночкам.       Распределением всего этого занимался целый штат сотрудников, которым он периодически сочувствовал. Он со своей-то бумажной волокитой не справлялся, а как представлял себе, что творилось у распределителей, его пробирала дрожь.       Тогда, пару лет назад, его и Серёжу скинули в один из районов Москвы, и Арсений возненавидел эту поездку, как только услышал город. Он сам не знал, почему ему так не нравилась столица, но оказываясь там, он всегда ощущал, как просторные на первый взгляд улицы давят на его сознание, выбивают из зоны комфорта и мешают думать. Укоренился он в мысли, что поездка пройдёт хуёво, когда в первый же день столкнулся с Антоном на лестнице. Тот гремел по ступенькам вниз, занимая как будто всю ширину прохода, и Арсений, вцепившийся в перила в надежде, что ему показалось, стал для Шаста слишком явной неожиданностью. Ожидаемо он налетел на Арса практически всем своим весом и едва успел подхватить, спасая от падения. — Блять, — вместо нормальных вежливых извинений услышал Арсений тогда над своим ухом, ощущая крепкую хватку на плечах и глядя куда-то за спину Антону. — Сорян, не услышал тебя.       Он помнил лёгкое замешательство в голосе Шаста на последней фразе, а ещё помнил, как Антон изменился во взгляде, когда понял, кто перед ним, как отлетел от Арсения, точно от огня. Тогда это даже немного кольнуло где-то в лёгких, но Арс только прищурился, разглядывая Антона, запакованного в неуставную толстовку и с сигаретой за ухом. Весь его вид словно кричал, что он ещё не вышел из того подросткового возраста, когда курение считается крутым, но Арсений точно знал, что Антон может быть серьёзным, хотя и видел это всего пару раз на практиках в университете. — Потому что смотреть надо, куда летишь, а не только слушать.       Арсений помнил, что не удержался от ребяческой шпильки в ситуации, где виноваты были оба и вместе с тем никто. Что-то в груди в тот момент заворочалось, подняло голову забытое, казалось, раздражение, а ещё любопытство. Уже после Арсений признался себе — ему было интересно, что стало с вечно шумным и ярким Антоном после того, как он сам выпустился. Им как-то повезло не встречаться довольно долго, но это и не удивительно, раз Антон умотал в Москву после учёбы — или его туда направили, чёрт его знает.       Арсений помнил приподнятые брови Антона, тот явно не ожидал продолжения их универской истории, и оттого выглядел чересчур растерянным и открытым. Однако длилось всё это не достаточно долго, чтобы Арсений успел извиниться за грубость. — Ну я же не ты, у меня со слухом всегда было окей, — Шаст голос даже не повышал, Арсений помнил, что его тогда эта усмешка и снисходительно добрый взгляд раззадорили ещё больше, хотелось до дрожи в пальцах выйти из разговора победителем. — Я вижу, — он фыркнул тогда, расправляя плечи. — Зато со зрением всё такая же беда. — Из нас двоих очки носил ты, — он помнил, что это спокойствие Антона вскипятило мозг и заставило искать новые поводы его уколоть, но теперь Арсений не мог понять, зачем это было нужно. — А в людей ты впечатывался. Арсений в тот момент хотел припомнить Антону каждый его промах, ткнуть носом в каждый раз, когда тот терял контроль над особенностью и блокировал окружающие звуки, из-за чего натыкался на людей. Особенно на первом курсе это было проблемой, именно так они вообще-то и встретились в первый раз — заговорили и познакомились гораздо позже, но Арсений всегда помнил, как Антон сшиб его в коридоре. Звук шагов тогда внезапно совсем пропал, а потом Арсений резко натолкнулся плечом на чьё-то костлявое тело. В тот момент он впервые почувствовал к Антону раздражение, когда тот на некоторое время замер, глядя на него, а затем скомкано что-то промямлил и удрал дальше по коридору.       Хотелось припомнить в эту встречу действительно всё, но Антон на той лестнице, у самого входа в коридор первого этажа отделения, внезапно изменился в лице. Арс помнил, что на секунду подумал, вдруг он перегнул палку. Ему показалось, что он Шаста на самом деле задел, потому что тот сжал губы в тонкую полоску и смотрел как-то колюче и по-взрослому. Арсению на мгновение тогда стало стыдно. Но потом Шаст размял плечи и растянул губы в привычной усмешке, и Арс прогнал это странное и непривычное чувство. — Может стоило немного подкачать уровень подъёбок? — Антон выгнул бровь и выразительно запихнул руки в передние карманы джинсов. — Тренироваться не на ком было, — съязвил в ответ Арсений. — Таких олухов, как ты больше не находится никак. — А может вы дома выясните отношения, — Арсений помнил, как вздрогнул от резкого ехидного голоса из пролёта выше. — А то всем расскажу, что вы разводитесь, будут судачить по всем отделам о вашей личной жизни, девочки. Это потом он узнал, что это был непосредственный начальник Антона, с которым у того были подозрительно дружеские отношения — не то, чтобы это было плохо, но просто Арсений знал, что с подчинёнными нельзя дружить, в таком случае они расслабляются и могут нахуй послать, когда дедлайн загорится. Павел Алексеевич вообще-то был мужчиной неплохим, но эта первая их встреча и пристальный хитрый взгляд не внушали большого доверия. Арсений тогда не понял, с чего это вдруг пошли такие шутки, но скоро ему стало плевать на причины, потому что он оказался перед следствием этого: все вокруг шутили про то, что они с Антоном ругаются, как старая женатая пара. Арсений зло огрызался и затевал ругань на ровном месте, после себя же за такое поведение линчуя, однако удержаться так и не мог. Антон в моменты, когда Арсений раздражённо бросал колкости, обычно выглядел немного ошарашенным и даже чуть снисходительным, как будто к нему подходил пятилетний ребёнок с угрозой убить — и это бесило Арсения вдвойне, хотя он и понимал причину таких взглядов.       Командировка продлилась недолго, и его особенность понадобилась лишь при задержании, когда ему пришлось заточить рванувшего в сторону стройки подозреваемого в подобие клетки и удерживать до прихода подкрепления. Ждать тогда пришлось долго, он помнил, как ощущалась слабость во всём теле, помнил щербатую улыбку преступника, помнил руки Антона на плечах и его негромкий голос у уха, сообщающий, что можно отпустить.       Арсений, как только невысокого мужчину заковали в наручники, сразу поспешил убраться — сперва в отдел, потом за вещами, и скоро был уже на вокзале, ждал Серёжу, задержавшегося в отделении. Когда тот наконец появился, до отхода поезда оставалось минуты три, и — что больше всего удивило тогда Арсения — не произнёс ни слова, пока Сапсан отъезжал от Москвы, пока за окном проносились исписанные заборы. Заговорил он только когда дома сменились унылым пейзажем осеннего сероватого поля. — Они его прикончили, Арс, — Арсений помнил севший Серёгин голос, который продрал до мурашек. — Он стольких положил, но убивать за это… А написали, что погиб при задержании, — Серёжа помолчал, а затем глухо добавил, глядя в окно бездумным взглядом: — Шаст сказал, это частая практика у них.       От воспоминаний стало дурно, и Арсений приоткрыл окно, лишь чтобы в салон просочился шум с улицы. Открывать больше не решился, они с Антоном оба немного всё же промокли. Арс бросил взгляд в боковое зеркало со стороны Антона, а затем перевёл его на парня, левой рукой как-то машинально касаясь цепочки на шее. Антон немного ёжился и как-то механически потирал запястья, и выглядел в этот момент таким мальчишкой, что Арсений мысленно отсчитал, сколько Шасту на самом деле лет. Разница у них была вроде как небольшая, но разительная — в характерах и привычках.       Арсений всегда считал, что если хочется чего-то добиться, то надо прилагать больше усилий — и это фантастическим образом сочеталось с его внутренней королевой драмы, волей которой он иногда забивал на важные предметы, а потом носился за преподавателями.       Антон же делал, кажется, абсолютно всё наоборот. Арсений помнил, как они познакомились, как будто это было чем-то важным, и сам себе старался не признаваться, что без этого знакомства он бы не был таким, как сейчас. Антон был самым привлекающим внимание из всех, кого Арсений знал, в то время как в его собственной голове благодаря, наверное, чему-то из юношества, прочно сидела мысль о том, что нельзя выделяться из толпы, и как бы Арсений эту установку ни ненавидел, она в нём работала. До появления Антона.       Потому что Антон, появившись на первом курсе Особого университета Ленинградской области, притянул все взгляды — в том числе и Арсов. Он был шумным, немного неряшливым и неуклюжим, но по какой-то причине ни у кого не вызывал этим раздражения — кроме Арсения, не любившего шумные компании. Антон подошёл к Арсу первым, явно перебарывая смущение, что-то спросил то ли про кабинет, то ли про преподавателя, а Арсений, последние полчаса безуспешно унимавший головную боль, не нашёл в себе сил даже улыбнуться первокурснику. Он тогда только буркнул какой-то ответ, ясно давая понять, что не настроен на диалог, и почувствовал, что ему больно на Антона смотреть. Виски давило, а яркость парня рядом совершенно дезориентировала.       Зато потом, когда Арсений сам подошёл, чтобы извиниться за грубость, на него накинулись с насмешками — и это смешало его ещё больше. А ещё разозлило. Он не понимал, как пацан, который улыбался так, словно мог простить всё, общался буквально со всеми, даже с теми, кто говорить не был настроен, внезапно стал к нему самому так опасливо ядовит.       Сидя в машине и глядя на отсчитывающий секунды светофор, Арсений думал о том, как глупо сложилась их взаимная неприязнь. Потому что после пары неудачных разговоров они перешли к бессмысленным взаимным подколкам и периодическим оскорблениям в полголоса, и к тому моменту, как Арсений узнал особенность Антона, они успели изрядно подпортить друг другу нервы.       Он помнил своё недоумение, когда Серёга скучающим тоном отпустил фразу вроде «опять про своего тихушника думаешь», когда он с сосредоточенным лицом вырисовывал на полях виселицу во время скучной пары. Серёжа пояснять свои слова сразу отказался, зато поржал над тем, что Арс полгода ругался с Антоном, но так и не узнал про его особенность. А Арсений после смог придумать издёвку про пафосное название Антоновой особенности, хотя Антон взамен проязвил про чрезмерную Арсову болтливость.       В тот раз пара ребят из его группы в их блоке праздновала подобие нового года, и он там оказался чисто потому, что хотел немного расслабиться после семестра, а пацаны приняли в компанию своего. Естественно позвали знакомых разной степени близости, среди которых были в основном пятикурсники, но так, чтобы коменда не узнала — к третьему курсу они уже научились пить тихо и выносить бутылки по очереди. Как там оказался Антон, Арсений догадывался, но тот был в этой компании старшекурсников единственным перваком, это немного нервировало — кроме того, что Антон сам по себе уже достаточно Арсения раздражал. Пили в комнате, курить на балкон старались выходить не чаще, чем раз в час, соседи были однокурсниками, не заинтересованными в пьянке, так что можно было не переживать.       Они с Антоном провели в одной комнате около пары часов, но не сказали друг другу ни слова — Шаст был ярким и общительным, а Арсений изредка лишь вставлял свои комментарии, в основном наблюдал. Взгляд в комнате то и дело съезжал на довольную физиономию Антона, который улыбался так, что, казалось, его лицо скоро по швам разойдётся, глаза блестели, а голос был до отвратительного бодрым и весёлым. Арсений к третьему курсу попривык к иногда мерзким шуточкам своих одногруппников, но Антон шутил как-то искромётно и по-доброму, совсем не вызывая желания закатить глаза или проигнорировать шутку, хотя и матерился больше их всех. Несколько раз Арс ловил его взгляд, и в эти секунды ощущал себя перед Антоном спалившимся подростком. У него были красноватые от выпитого и от смеха щёки, а вьющаяся чёлка падала на глаза, и Антон её то откидывал кивком головы, то заправлял средним и безымянным пальцами, пропуская над ними слегка кудрявые пряди. Это движение выглядело так естественно и правильно, что Арсений всё время себя одёргивал, заставляя смотреть куда-нибудь ещё. Не получалось, и с внутренним раздражением ему пришлось признать, что Шаст притягивал взгляд.       Арсению в какой-то момент слишком захотелось тишины, да и внутри поднималось что-то подозрительно похожее на тошноту, хотя он выпил всего ничего, особенно в сравнении. Он помнил, как стоял на обшарпанной кухне, забив на ползающих под подоконником тараканов, облокотившись на белый пластик, а за спиной внезапно раздались шаркающие шаги. Антон выглядел как-то иначе в тусклом свете кухонной лампы, которая никогда не выключалась — среди зелёных стен Шаст казался странно болезненно-бледным, а ещё чересчур худым, в этой его растянутой бежевой футболке, свободных штанах с дыркой на коленке и в смешных тапках с собаками. Такие носили в основном девушки, но Антон был так абсурдно органичен в этом, что у Арса язык не повернулся тогда съязвить о его одежде. Он просто смотрел и почему-то не мог оторвать взгляда, а Антон глядел в ответ — тоже молча, медленно приближаясь и оказываясь почти вплотную, плечом к плечу. Арсений помнил, как Антон поёжился, тоже облокачиваясь на подоконник, так, что тот скрипнул, и глядя на тёмную улицу почти бездумным взглядом.       От окна тянуло холодом, а Шаст даже не подумал притащить какую-нибудь кофту, так и стоял, просто рядом, не предпринимая ни попыток заговорить, ни отстраниться. Арсений разглядывал его ровный профиль, размышляя о том, почему они вообще собачились — и никак не мог найти ответ, потому что мысли всё время путались и сбивались, он терял нить, начиная всё заново, чуть хмурился. А потом Антон поднял на него странный взгляд, в котором Арсений увидел чересчур много эмоций для полного их осознания — любопытство, застарелая какая-то грусть, тепло и тяжесть, странная искренность, уязвимая открытость. Арсения будто захлестнуло всеми этими эмоциями, потом он анализировал произошедшее, убеждая себя, что это было секундным помешательством, когда он поймал взгляд Антона на своих губах и как-то инстинктивно потянулся к нему. Лёжа под тонким одеялом на узкой общажной кровати, Арс стискивал кулаки от воспоминаний о секунде тёплого дыхания на своих губах и так и не состоявшегося чего-то большего. Ругал себя после, но в тот момент отпрянул резко, скривил губы в усмешке и смотрел, как в чужих глазах бьётся стекло — пафосно, глупо, по-детски, но насквозь прошивало. — Что, княжеские шмотки князю не по карману?       Арсений помнит, как ощущал неправильность, произнося эти слова, помнит, как чувствовал саднящую в горле горечь от собственных слов и не понимал, почему вдруг начал очередную бессмысленную перепалку именно в этот момент. Или врал себе, что не понимал.       Антон тогда как-то странно вздрогнул, а взгляд его резко остекленел на пару секунд, и тут же ссутуленные плечи расправились, Антон снова немного возвышался над Арсением со своей привычной ехидной усмешкой — немного подрагивающей в этот раз. — А твоё графшество с каких пор обращает внимание на кого-то, кроме себя? — Антон фыркнул тогда, отстраняясь, а Арсений помнил пробежавший по спине холодок. — Тут, кроме нас, никого нету. Вариантов просто немного, — Арсений осклабился, чуть приподнимая подбородок, но Антон и бровью не повёл. — То есть даже твои друзья не выдержали твоего не закрывающегося рта и оставили тебя одного? — он дёрнул уголком губ, разворачиваясь, чтобы уйти. — Не удивлён.       На этом в тот раз их перепалка и закончилась, и у Арсения осталось смутное ощущение, что оба задели друг друга за живое впервые так сильно, а вот в каком плане задели, он тогда постарался выкинуть из головы.       У него и правда была такая беда — если он узнавал человека достаточно, чтобы иметь смелость просто заговорить с ним о чём-то в коридоре, то он мог в любой момент начать пиздеть без остановки, сам того не замечая. Серёга в первый раз охуел, когда услышал от всё время молчаливого Арса тираду на десять минут о какой-то ерунде, но потом хлопнул по плечу и сказал, что это было даже интересно. Катя с азартом поддерживала его, тоже иногда начиная говорить обо всём подряд, особенно под вино, и их посиделки растягивались часов на семь, когда они просто сидели и говорили.       А вот конкретную причину, по которой Антон тогда свернул резко перепалку и быстро скрылся с кухни в неизвестном направлении, Арсений не знал до сих пор — или не хотел знать. К тому же это было слишком давно, чтобы об этом переживать — так Арс убеждал себя каждый раз, когда вспоминал о том инциденте.       Однако что Арсений забыть не мог, так это момент на пятом курсе, когда он случайно нашёл Антона одного в библиотеке, в самом дальнем углу, где не было вообще никого. Он уже не помнил, зачем туда приходил, зато очень ярко помнил ожесточившееся и какое-то резкое лицо Антона, склонившегося над тетрадью, лежавшей на его коленях, помнил, как тусклой бронзой на подоконнике, на котором сидел Шаст, поблёскивала старинная шкатулка.       Арсений иногда воскрешал это воспоминание, знал, что детали давно стёрлись, но не мог забыть странного оцепенения, которое охватило его в ту секунду, когда он понял, что совсем не слышит стука капель об оконное стекло, завываний ветра, его ударов в стену со стороны улицы. Ему на секунду тогда показалось, что он перестал слышать даже собственное дыхание, но в следующий миг потянулся рефлекторно к кольцу на цепочке, стискивая его в пальцах так, что металлические звенья врезались в кожу, и шумно втянул воздух, видя, как Антон весь вздрогнул от этого звука и уставился на него потемневшими глазами. Света в этой части библиотеки было немного, оттого его силуэт на подоконнике казался каким-то слишком худым и будто бы сломанным, словно Антон не был человеком, а был куклой, брошенной здесь случайным ребёнком.       Арсений действительно долго думал об этом случае, когда они не сказали друг другу ни слова и оба решили об этом забыть, однако никогда не мог даже сформулировать чёткого вопроса относительно ситуации.       И вот теперь они ехали в одной машине на одно задание. Впервые, на самом деле, после выпуска, потому что раньше им как-то не выпадало совместных выездов, чему Арсений — он убеждал себя — в тайне радовался.       Антон задумчиво потянулся к бардачку, игнорируя короткий возмущённый взгляд Арсения, и, нашарив там пачку сигарет, приоткрыл окно, закуривая. Арсений сильнее нахмурился, недовольно фыркая. — А если бы их там не было? — он сосредоточенно пялился на дорогу, делая вид, что не слышал ехидного хмыкания. — Я видел, что ты куришь, ещё в Москве. — С того момента прошло много времени, — сквозь зубы процедил Арсений. — А ещё у нас с тобой достаточно нервная работа, чтобы точно знать, что бросать курить — не наш метод борьбы со стрессом, — Антон довольно зажмурился на секунду, и Арсений тихо выдохнул. — Мало того, что забрал сигареты, так ещё и в салоне куришь, — он цокнул языком, выворачивая руль. — Если бы ты был против, ты бы не дал бардачку открыться, — Шаст расслабленно выдохнул дым в окно, стараясь не дать дождю намочить рукав его толстовки окончательно.       Арсений едва не скрипнул зубами. Антон был отвратительно прав, и это выводило из себя, как и в универе. У них была одна совместная практика — университет проводил пробную сдвоенную практику для студентов третьего и пятого курсов, чтобы те научились взаимодействовать командно не только с теми, кто примерно равен по уровню знаний и умений, но и с теми, кто слабее либо сильнее — из-за того, что людей с особенностями бросали из места в место, у некоторых особенно сильных не было после выпуска даже чёткой привязки к одному отделу, а значит коллектив менялся постоянно. Арсений запомнил эту практику как крайне нервную, поскольку с присущим ему временами педантизмом старался выполнить всё, но Антон, лениво его поправляющий, слишком часто оказывался прав. Это раздражало, Арсений видел, что Шастун не заинтересован в происходящем совершенно, и они даже поцапались по этому поводу, пока их не разлил преподаватель — разлил в буквальном смысле, оба потом стояли, как мокрые мыши, злобно пялясь друг на друга из разных концов комнаты.       На самом деле Арсений очень хорошо запомнил фразу преподавателя, и раньше думал, что это было снисходительное разочарование, но теперь, спустя годы, начинал в этом сомневаться. — Вы двое, — сказал тогда вкрадчиво Сергей Вячеславович. — Можете стать дуэтом, который будет крайне сложно обхитрить. Но вместо того, чтобы начать слушать друг друга, вы друг друга боитесь.       Арсений тогда вскинулся, растеряно оглядывая сперва преподавателя, затем Антона, пренебрежительно фыркнул и отвернулся. Сейчас — задумался.       Антон рядом, кажется, вслушивался в шум города за приоткрытым окном, а Арсений закрыл своё, чтобы не создавать сквозняк. Так и тянуло съязвить, но Арсений сжимал губы, с силой толкая воздух в лёгкие и переводя всё внимание на дорогу — ехать оставалось совсем немного. — Дыши спокойнее, — вяло произнёс Антон, не поворачиваясь к нему. — А что, тебе звуки мешают? — осклабился Арсений. — Выключить не можешь? — Могу, — как-то глухо произнёс Антон, повернувшись и уставившись ему куда-то в щёку.       Арсений бросил короткий ответный взгляд, и решил отчего-то не продолжать спор. Было во всей фигуре Антона что-то устало-грозное и как будто немного разочарованное, Арсений не уловил точно. Тишину в салоне нарушали лишь звуки из всё ещё открытого Антоном окна, но дождя уже не было, и это даже немного радовало. Арсению вдруг подумалось, что тишина между ними не давит, хотя с князем тишины по всем законам логики должно было быть наоборот, но Арсений парадоксально не боялся, что его лишат голоса или каких-нибудь ещё звуков. Он посматривал на Антона и думал, почему тот даже в свои относительно скорые тридцать выглядит как подросток, и почему сам Арсений убеждён, что каждый его жест при этом пропитан какой-то застарелой усталостью способного на многое человека. Возможно сказывался долгий опыт знакомства. В Антоне немыслимым образом сочеталось несочетаемое, и Арсений всегда этому поражался — и наконец признался самому себе.

***

Квартира Маркова была в относительно немолодом доме где-то в Озерках, и Арсений только тихо радовался, что в таких местах в Петербурге есть, где парковаться во дворе, и кое-где нет шлагбаумов. Антон выскочил из машины первым и принялся почти подпрыгивать на месте, звеня чем-то в карманах внезапно узких джинсов — те сидели действительно неплохо, но Арсений быстро одёрнул себя. Звонить в домофон очень удачно не пришлось, из подъезда как раз выходила милого вида старушка, для которой Антон галантно придержал дверь. Арсений глядел на это со смесью смеха и умиления, Антон ведь был выше бабушки раза в два. Пока они добирались на четвёртый этаж в поисках квартиры, Арсений пытался придумать, как начать диалог, ощущая в голове удивительную пустоту, но Антон перехватил его ладонь около дверного звонка и жестом попросил молчать, а затем сам нажал на кнопку и прислушался. Арсений предполагал, что у Антона слух лучше, чем у других людей, но не думал, что он чуть оттолкнёт Арса в сторону от дверного глазка, а затем негромко произнесёт: — Открывай, Сань. Попиздеть надо. Арсений не слышал за дверью ни шороха, но Антон через секунду ему заговорщически улыбнулся и полез за своим удостоверением. Скоро послышался щелчок замка, дверь приоткрылась и Антон, глядя на кого-то сверху вниз, немного веселясь, отрывисто сказал: — Отдел по особым, капитан Шастун. Скрываться бессмысленно, — Антон внезапно широко улыбнулся мужчине. — Особенно щас. Арсений, к тому моменту уже шагнувший ближе к Антону, увидел, как мужчина средних лет — тот самый, чья фотография была в деле — от этой улыбки как будто сжался в комок и отпустил дверь, и в целом Арс его понимал. Когда Антон так улыбался без видимой на то причины, это действительно немного пугало, Арсений сам был адресатом этой улыбки как-то в университете, когда проронил что-то про друзей в их перепалке. Он было уже потянулся к внутреннему карману, чтобы достать удостоверение, но Антон, не глядя, щёлкнул пальцем по его руке, чуть отбрасывая её в сторону. Скрепя сердце, Арс молча шагнул вслед за ним в чужую квартиру. Совместная практика принесла свои плоды, подумал он, проходя по узкой прихожей, даже не разуваясь — хороший тон это хорошо, но он просто как привязанный двигался за Антоном, и сам очнулся уже в гостиной. Арсений отстранённо подумал, что нарушил устав, обязывающий представиться по полной форме и предъявить документы, просто потому, что Шаст уверенным жестом потребовал этого не делать — и эта деталь собственного поведения неслабо его беспокоила. Наверное он так сделал, потому что не считал это задание столь важным, а может быть просто устал собачиться с Антоном, или вспомнил, как они едва не завалили практику, потому что не доверяли друг другу. Арсений не знал, и настолько ушёл в себя, анализируя происходящее, что вздрогнул, когда молчание в комнате нарушилось. Оказалось, что всё это время и Антон, и подозреваемый молчали, а теперь, когда раздался негромкий и даже вызывающий голос Маркова, он прозвучал громче необходимого. — По какому праву вы ко мне вламываетесь, — мужчина мялся около дивана, явно не зная, куда себя деть, и бегал взглядом от привалившегося к косяку спиной Антона к замершему в проёме Арсению. Арс ожидал, что Антон сейчас кратко изложит суть доёба до гражданина, как положено по регламенту, но тот молча сверлил подозреваемого нехорошим взглядом. У Арсения коротко по спине пробежал холодок, а мужчина с небольшой проплешиной на голове накинулся на них с новой силой, и вообще-то, это было даже законно, хотя и звучало немного.. по-детски что ли. — Кто вы вообще такие? Полиция так не врывается без ордера. У вас есть ордер? Да стопудово нету! Ещё и в обуви, а мне потом полы за вами вымывать, — Александр Александрович уставился в упор на так и не представившегося Арса. — А ты кто ещё. Притащили сюда бандита, так ещё и вопросы задавать собираются, тоже мне… — Саныч, ты бы поаккуратнее, — Антон нахмурился, бросив краткий взгляд на Арса, мужчина же на секунду сжался, а затем, словно что-то для себя осознав, вновь вскинулся. — А что, любовничек твой? — ехидно протянул он, приваливаясь к подоконнику позади, так что теперь их разделяло немалое пространство большой комнаты. — Явились в мой дом за каким-то хером, так ещё и пидорасы, да? Мужчина вроде продолжал говорить, но больше не слышалось ни звука, он потянулся к горлу и стал хватать губами воздух. Арсений даже не успел понять, что произошло, как мужчина ощупал шею, поскрёб ногтями кожу, беспомощно открывая и закрывая рот, а затем шумно втянул носом воздух и закашлялся. Арс посмотрел на Антона, даже не шелохнувшегося. Шкатулки с ним не было, в этом Арсений был уверен, и это же стало толчком к воспоминаниям о том, почему он всегда опасался доводить их с Антоном перепалки до реальных драк. Не многие особенные могли свободно использовать способность, не прикасаясь к своему предмету, потому он и таскал с собой кольцо на цепочке, всё же длительное удержание предметов в воздухе ему просто так было не под силу. Антон же спокойно использовал особенность, и даже не показывал, что это причиняет ему хоть какой-то дискомфорт. Арсений наблюдал за его лицом, отметив, что оно враз стало каким-то угловатым, черты стали резче и грубее, словно он стиснул зубы с невероятной силой. Кажется, то, что говорил Марков, действительно его задело, и Арсений предпочитал всё-таки не размышлять о том, что именно — не то время. — Схуя ли вы смелые такие, — прохрипел Марков, потирая горло. — Давай я диктофон-то с камерой включу. А потом к вашим пойду, покажу беззаконие и произвол особых отделов. Давно пора вашу лавочку прикрыть. Антон же на секунду прикрыл глаза, пока подозреваемый успокаивал дыхание и сверлил их по очереди злобно-затравленным взглядом. Голос Шаста, не сдвинувшегося с места, был ледяным. — Включай, — он равнодушно пожал плечами, и Арсений заранее понял, что Антон предполагал такой поворот. — А заодно расскажи, помнишь ли ты, как работает голос. Уверен, что сможешь издать хоть звук? И ты правда думаешь, что в присутствии телекинетика камера запишет хоть что-то из того, что захочешь ты? Это была неприкрытая угроза, и Арсений сглотнул, не сводя взгляда с побледневшего Маркова. Тот быстро облизал губы, прерывисто дыша и что-то для себя решая. — А заодно расскажем, как ты сливал нам всю инфу по притонам и точкам, по продавцам и покупателям, — продолжал Антон скучающим тоном. — Расскажем, как ты полгода батрачил на наш отдел за отмазы. Включай камеру. А мы потом это кому-нибудь ещё покажем, мол, смотрите, какой у нас молодец работал. Как думаешь, долго ты протянешь? Некоторое время назад Арсений и сам думал, почему боялся вступать с Антоном в конфронтацию, ведь, казалось бы, звуки это лишь звуки, глухо-немые ведь живут и без этого. Однако особенность Антона была ещё и в том, что он мог отключить не только сам звук, но и его причину — об этом как-то вскользь говорила Варнава, дружащая с Шастом с первого курса. Арсений так и не понял тогда, что это значит, а объяснять девушка отказалась, а сейчас он наблюдал устрашающее подтверждение её слов. — Арс, мне надо, чтобы он не двигался. Арсений вздрогнул от грубого голоса и, моргнув, быстро огляделся, нащупывая по ощущениям длинный моток плотной верёвки, махнул пальцами. Небольшая серая катушка с бечёвкой воспарила почти перед самым носом Маркова, а один край тут же протянулся к его рукам, оплетая и завязываясь узлом. Арсений вскользь коснулся одной рукой кольца на шее и немного дёрнул кончики пальцев другой на себя, и верёвка сильно — слишком сильно, как отметило его подсознание — врезалась в чужое запястье, но это было лишь для того, чтобы опрокинуть мужчину на диван и связать ему обе руки, а затем и ноги. Разрезать для этого бечёвку Арс не стал, лишь отмотал ещё немного и бросил увесистую катушку на соседнее кресло, стоявшее в самом углу. Когда он повернулся к Антону, то поймал на себе его странный взгляд с призрачной смесью восторга и сосредоточенности, но тот сразу же отвернулся, и Арс справедливо решил, что ему показалось. Мужчина на диване шумно и злобно дышал, сверля Арсения взглядом, и тот внезапно нашёл в себе силы чуть приподнять уголки губ. Очевидно, это совершенно смешало Маркова, и тот немного вжался в спинку, прищуриваясь. — Актёр ты неплохой, Саныч, — заговорил Антон скучающим голосом. — И очень эффектно делаешь вид, что не знаешь меня, но мы оба понимаем, что это не так. Арсений едва не затаил дыхание, стараясь внешне оставаться спокойным, он тоже аккуратно прислонился к двери, удерживая контроль над верёвками и не давая узлам расползтись. Происходящее всё меньше походило на незначительный разговор, который не должен принести результата. Наоборот, теперь Арсу было ясно, что приедь он сюда один, вряд ли добился бы хотя бы диалога лицом к лицу — Марков скорее всего ему бы даже не открыл. — А он, — связанный кивнул на Арса как-то пренебрежительно. — Он понимает? Или у тебя и от него тайны? Каково работать с бесчестным напарником? Арсений разглядывал щетинистое лицо мужчины, но и не думал отвечать. Всё походило на декорации фильма «Брат», даже стало немного забавно — в детстве Арс хотел стать актёром, а потом нашёл кольцо на цепочке и стал телекинетиком. — Ты знаешь меня, — голос Антона приобрёл стальные нотки, а взгляд подозреваемого сделался упрямым и чуточку надменным. — Мы встречались, когда ты толкал героин в моём районе. И мы договорились, что больше такого не будет. Ты помнишь, Саныч, этот долгий путь к договору? Антон прищурился, лицо его ещё больше ожесточилось, а Арсению стало дурно. Антон говорил о таком, о чём он и понятия не имел, и Арс метался между мыслью о том, что Антон связан с Марковым совсем не по закону, и тем, что Шастун просто намного опытнее его самого, дольше проработавшего, но меньше увидевшего. — Помнишь Очкарика? — Марков если и помнил, то не выдал этого, продолжая упрямо смотреть в зелёные глаза Антона. — Помнишь, как он упал? Я его предупреждал, а он, дурак, дёрнул. И ты дёрнешь? Арсений наблюдал, как Антон безо всякой злости, а скорее со снисходительным равнодушием задавал риторические вопросы, и старался держать мысленно верёвки, не теряя контроля. Это было сложно, и Арсений уже думал, что надо было перед приходом сюда сначала поговорить с Антоном, выяснить всё, чтобы не было таких вот моментов, чтобы он сам не стоял, пытаясь держать лицо и не показать удивления, потому что это могло стать рычагом давления на Антона. На Антона, которого Арсений не узнавал. Наступила короткая пауза, пока Антон и Александр сверлили друг друга взглядами, но если Марков смотрел с упрямством и толикой ненависти, то Антон был так равнодушен, что были очевидны его раздражение и злость. — Я надеялся, что не увижу здесь ничего сверх необходимого, но представь моё удивление, когда среди прочих криминальных физиономий я увидел твою мордашку. Сразу стало крайне интересно, каким образом недалёкий барыга из Московской области оказался втянут в Петербургскую тусовку. Арсений чуть шевельнул пальцами, немного затягивая верёвки, на что получил полный гнева и презрения взгляд. Он уловил, что Антон очень завуалированно доносил до Маркова простую суть: его могут отправить в московский отдел, решать его судьбу, а могут привлечь к основному Питерскому делу, и ещё не ясно, что из этого хуже. Такой способ заставить говорить новым не был, однако применяли его только тогда, когда сами были уверены, что связь конкретного человека с делом была лишь косвенной. Здесь же Арс не был в этом уверен, к тому же он не очень понимал, для чего надо было связывать Маркова, зачем было ему угрожать, если они с Антоном уже знакомы, и Шаст мог просто начать с этого. — Саныч, не испытывай. Довыёбывался уже, — связанный после этих слов поджал губы и неохотно заговорил, потирая ладони, насколько было возможно. — А если я напизжу сейчас, а ты меня отпустишь? — Арсений оценил способ проверить слова оперуполномоченного. — Ты не напиздишь. Такому Антону хотелось верить, и Марков, кажется, тоже ему поверил, хотя у самого Арсения не было намерений так просто отпускать такого человека. Было очевидно, что он знает много или по крайней мере достаточно для ареста, но, кажется, Антон считал иначе. В любом случае его метод действительно сработал. — Я давно гер не толкаю, — хрипло и как будто через силу произнёс подозреваемый и бросил на Арса гневный взгляд. — Да не сжимай ты так! Куда я, блять, сбегу. Антон коснулся Арсова запястья, и тот немного ослабил верёвки, но не развязал мужчину. Внутри медленно поднималось смутное желание обвить верёвкой его шею и сдавить, и Арсений не понимал, откуда в нём эта внезапная злость. — Не тормози, нам бы до пробок успеть, — протянул скучающим тоном Шаст, и Марков откинулся на спинку, приподняв подбородок. — Не торопи, успеете ещё потрахаться, — он усмехнулся, но, заметив недобрый огонёк в глазах Антона, выдохнул. — Хуй с тобой. Меня друг позвал, сказал, заработать можно. Ну, я приехал, торчу тут в квартире, а он приходит, говорит, мол, надо спиздить кое-что. Собрались, поехали, а когда он машину остановил и пистолет мне в руки сунул, я не стал. Отказался, вернулся сюда. — Просто не стал? — впервые подал голос Арсений, чем дольше мужчина говорил, тем больше у него было вопросов. — Вот так взял и вернулся? — Тебя уж точно не касается, пидораси… Он не успел закончить говорить, как вновь задёргался, стал хватать ртом воздух, точно рыба, выброшенная на берег. Лицо Александра быстро стало краснеть, а Антон стоял, не шевелясь, и просто смотрел. В этот раз всё длилось дольше, а верёвки мешали Маркову дотянуться до горла — впрочем, это бы в любом случае ему не помогло. Арсений коснулся кольца и усилил хватку верёвки, не позволяя подозреваемому шевелиться, вскользь подумал, что у того останутся следы на запястьях, но не пустил. Через секунду мужчина вновь втянул шумно воздух, задышал отрывисто и резко потянулся к своему боку. Арсений сообразил, что от таких американских горок с дыханием там закололо. — Сука… — он откашлялся. — Тебя бы не пустили с дела, — задумчиво проговорил Антон, откинув голову на косяк и из-под полуприкрытых век глядя на Маркова. — А меня и не пустили, — тот усмехнулся, кривовато и жутко, всё ещё тяжело и прерывисто дыша, но на Антона это не произвело впечатления. — Но я же не долбоёб на мокрое идти. У него план какой-то был, мне всё не рассказал, говорил потом, что мол выбора нет, что я предателем стану. Стану, но хоть убийцей не буду. — Как ты от них ушёл? — спокойно спросил Антон, не меняя позы. — Вылез из машины, сказал, что помогу с тем, что умею. Я же хуёвый грабитель, ты сам шаришь. Я бы их раньше выдал, — Арсений с трудом удержался, чтобы не фыркнуть. — Ну, а он ответил, что только один раз прощает, но если его поймают, он про меня всё выложит. Я согласился. Арсений нахмурился. Так не бывает, он слишком хорошо это знал. Уход с дела так не прощают, он сам расследовал дела, связанные с подобным, видел случайные и специальные жертвы подельников и предателей. Но Антон только сухо кивнул и никак не прокомментировал, Арсений сделал себе пометку расспросить его потом обо всём детально. — И ты торчал здесь? — Антон чуть сморщился. — Вместо того, чтобы съебаться, ты сидел и ждал, когда к тебе придут? — А ты думаешь, меня не возьмут в оборот? Я должен был потом отплатить ему. Он меня спас когда-то, я ждал, что он попросит. Но он так и не явился. Зато явились вы, — Марков осклабился, чуть дёрнув носом. — Кто позвал тебя в Петербург? — Арсений зацепился слухом за полное название города, отчего-то в произношении Антона не было ни насмешки, ни нарочитой высокодуховности, как у многих. — Друг, — упрямо повторил Марков. — Мы можем забрать тебя сейчас в участок, там проведут допрос другие люди, — Арсений сам поразился своему спокойному голосу. — Ты, может быть, ничего и не скажешь, но привяжут тебя к этому делу основательно и не то, что из города, из комнаты не отпустят. Он заметил краем глаза скользнувший по нему Антонов взгляд, но сам не шелохнулся. Связанный помялся некоторое время, но всё же промямлил кличку. Больше говорить отказался, отпираясь тем, что всё равно должен за спасение, и либо он напиздит, либо будет молчать. Арсений ждал, что Антон применит очередной приём устрашения, но тот только негромко сказал: — Ты и так убийца, Саныч. И за тобой всё равно придут. — Знаю, — мрачно отозвался тот. — И ты мне один хуй не поможешь. — Может быть, — Антон огляделся, словно впервые сообразил, где находится, а потом взглянул Арсению в глаза. — Развяжи его. Он больше не знает ничего. Антон махнул рукой и вышел в прихожую, а Арсений поднял руку, перебирая пальцами. Узлы на запястьях и щиколотках мужчины развязывались, и тот потирал немного онемевшие конечности, глядя на опера. Арс сматывал катушку, размышляя о произошедшем, но не сводя взгляда с Маркова, который внезапно заговорил, заставив Арса и моток верёвки замереть на долю секунды. — Бегаешь у него под указкой, а? — хрипло и негромко сказал он, потирая горло и запястья, когда щёлкнул замок входной двери и послышался скрип. — Ты нарушил протокол, когда он просто попросил. Либо трахаетесь, либо боишься. А может и то, и то. Арсению не хотелось отвечать, он просто смотрел в водянистые глаза наркодилера и сам задавался похожими вопросами. Взмахом руки отправив моток верёвки на место, он развернулся на каблуках и двинулся к двери, оставляя позади судорожное дыхание. На секунду в голове пронеслась мысль, что этот человек вполне мог бы сейчас всадить ему нож между лопаток, а Антон уже ушёл на улицу, и никто бы Арсу не помог, но он почти сразу отогнал от себя эту бредовую мысль. Нападать на него у мужчины не было резона, за такое он бы точно отправился в местный отдел особо опасных. Антон стоял возле скамейки у подъезда и как-то немного нервно затягивался. Арсений сбежал к нему по ступенькам, остановился рядом и вытянул из протянутой Антоном своей же пачки сигарету и зажигалку. Курили молча, Арсений разглядывал двор и ощущал на себе Антонов взгляд. Двор был обыкновенный, это было даже скучно, а ещё немного жутко, потому что в таких дворах и происходит весь пиздец. В целом они узнали некоторые сведения, но, как он и предполагал, этот человек особенными знаниями не обладал. Теперь они могли привезти в участок ещё одно имя, чтобы команда, занимающаяся этим делом, продолжила работу в новом направлении, а Арсений смог вернуться к своей работе. Что будет делать Антон, Арс не знал, но теперь хотел знать. Внутри клубилась смесь из страха с любопытством, сегодня он увидел не того Антона, которого знал раньше, с которым собачился. Даже прямо сейчас перед ним был внезапно повзрослевший Шаст, и Арсений не понимал, как он по дороге сюда мог видеть в нём мальчишку. Слишком много в глазах Антона было тоски и стекла. — Ты действительно выбрал поехать именно к этому, — Арсений кивнул головой на дверь позади себя, — персонажу сам? Антон как-то странно усмехнулся, затушил окурок о край урны и достал следующую сигарету. Он помолчал, разглядывая Арса так, словно видел впервые, а Арсений сперва изучал носки собственных ботинок на мокром асфальте, а затем взглянул в зелёные глаза. — Я говорил с Дусмухаметовым, когда приехал, уже после вашей планёрки. Он показал общие материалы, сказал что лучше будет, если я присоединюсь к основной группе, — Антон затянулся, а Арс сухо кивнул. Антон поехал, потому что увидел знакомое лицо в материалах дела и действительно посчитал это зацепкой, возможно он вспомнил что-то из прошлого Маркова, потому и не стал настаивать на разъяснениях личности его «друга». В любом случае, очевидно, что Шаст в Петербурге оказался не зря, и возможно он реально поможет парням раскрыть это дело. Арсений бездумно покрутил в пальцах почти дотлевшую сигарету. — Почему мы не везём его в участок, — как-то сонно и даже безразлично проговорил он, глядя, как осыпается пепел на ткань плаща. — А если он всё-таки наврал? Так просто не уходят, — Арсений поднял взгляд на окна дома, отражающие серое небо Петербурга. — Никого так просто не отпускают. — Потому что его друган щас отсидится где-нибудь и пришьёт его — он отказался от дела, а затем пришли мы и просидели у него с полчаса. Саныч нам ничего не скажет больше, это факт, но его труп будет не на наших руках. Его всё равно прикончат, а вот на свободе или в обезъяннике — вопрос тысячи бумажек, которые заполнять тебе же. Зато тот, кто его пришьёт, будет нам более полезен. Арсений не нашёл, что ответить. Антон так холодно рассуждал о жизни, которую они могли бы спасти — шансы были невелики, действительно достаточно часто стукачей убивали в особом отделе. Но всё существо Арса противилось этому, хотелось закричать, что так нельзя, что каждый имеет право на спасение, и неправильно хоронить человека заранее, а потом просто ждать, когда кто-то его прикончит — лишь бы не ты был виноват. — Он сказал, что ты ему не поможешь, — Арсений не отрывал взгляда от многоэтажек. — Ты помогал раньше? Антон некоторое время молчал, докуривая, а Арсений ощущал его прямой немигающий взгляд. Думать о таком было страшно, а ещё было ощущение рушащейся картины мира — он же совершенно не знал Антона, даром, что знакомы лет восемь, а то и десять. И его возможная помощь преступникам была чем-то призрачным, как будто нереальным — это же Антон, который в идеале знал уголовное право и был невероятно жёстким на практиках и тренировках. — У нас был уговор. Его ловили — многих ловили, — Антон тяжело втянул воздух, приваливаясь боком к металлической трубе, сваренной в подобие заборчика. — Но чтобы поймать рыбу крупнее, брали мелочь, а потом отпускали. Этим вообще-то другой отдел занимается, ты сам знаешь, эти их схемы, бесконечное внедрение, кто-то всё время подсаживается… Антон снова замолчал, ковыряя носком кроссовка асфальт, а Арсений разглядывал его лицо, отмечая про себя мелкие детали вроде шрама над бровью и маленькой родинки у уголка губ. Это всё делало Антона каким-то неуловимо близким и понятным, хотя на самом деле у Арсения было впечатление, что Антон это целый мир, где он сам разобраться никак не может, а под толщей веселья и ярких котячьих улыбок прячется кальмар, сотканный из переживаний, сомнений и страхов. Когда Антон вновь заговорил, его голос звучал хрипло и небрежно. — Саныч просто пару раз стал свидетелем… Нет, не так, — Антон нахмурился, поджимая губы. — Когда накрывали притоны, пытались ловить крупняк, и меня и ещё пару ребят из особого брали с собой. Ну, типа, поугрожать, посверкать глазами, да сгрести их всех в кучку. Ну, может, притормозить особо прытких, — он почесал нос указательным пальцем и кивком головы отбросил чёлку, лезущую в глаза. — А торчки, они пиздец какие резвые, когда до товара дело доходит, агрессивные — ёбнешься. И вот, было несколько печальных случаев… И Саныч стал... скажем так, он был свидетелем вещей, которые поначалу его пугали, а потом стали способом от кого-то избавиться. И он стал нашим координатором. Но у него было условие — не торговать и не влипать в неприятности, потому что доставать его никто не будет, а наоборот дел накинут. А какое-то время назад он пропал со всех радаров. У нас просто исчез информатор, и никто не знал, где его найти. Меня тогда поставили его вторым куратором, пришлось полгорода перерыть, но даже так его не нашли тогда. Антон как-то беспомощно развёл руками, что совершенно не вязалось с тем, что он говорил, но при этом в зелёных глазах Арсений не увидел ничего. То есть, на самом деле, относительно ситуации — ничего, потому что во взгляде Антона сквозила какая-то тяжёлая усталость и лёгкий налёт надежды на то, что его поймут, и не возникнет спора по этому поводу. И всё же Антон так легко говорил о смерти этого человека… Арсений опустил взгляд, поковырял носком ботинка края ямки, заполненной водой, а затем ощутил тёплые ладони через ткань на своих плечах и поднял голову. Антон смотрел серьёзно, но как-то мягко, как будто понимал. — Он был и остаётся убийцей, Арс. Это щас он отказался от крупняка, а раньше он этим зарабатывал, причём вертелся наверху — не стрелял, зато торговал смертью. Детям, Арс. Как мы на первом курсе. Арсений крупно вздрогнул и отшатнулся, избавляясь от гипноза тёмно-зелёных глаз. Он наконец выкинул окурок вслед второму Антонову. Появилось желание то ли никогда Антона не видеть, то ли просто напиться. Сам Шаст медленно опустил ладони, глядя всё так же пронзительно и тяжело. — Я знаю его, Арс. Ну, насколько его можно знать. — Что за Очкарик? — резко перебил Арс. Он поёжился и направился к машине, чтобы не стоять на ветру, к тому же с неба снова стал накрапывать дождь. Антон двинулся следом, глядя в асфальт, но у самой водительской двери поймал его за локоть. — Давай я, — Антон аккуратно вытянул из его пальцев ключи, и Арсений просто кивнул, обходя машину. В салоне Антон включил печку, отрегулировал зеркало и кресло, а затем спокойно тронулся с места. Арсений же просто сидел, глядя в окно. Мыслей было очень много и вместе с тем не было вовсе, он напряжённо ждал ответа Антона, хотя начинал сомневаться, что тот расскажет хоть что-то, и потому вздрогнул от хрипловатого голоса: — У Саныча был подельник, — Антон говорил с паузами, не отрываясь от дороги, а Арсений уставился на его профиль, ловя слова. — Их было, конечно, много, но с этим они делили основную часть. Пару лет назад случился серьёзный конфликт, да ещё и полиция стала гонять притоны. Для нашего района периодическая практика, но тогда это наложилось на их внутреннюю перебранку. Где-то случилась поножовщина, кто-то успел удрать. Очкарик просил Саныча помочь спрятать следы, а потом взять вину на себя. Что он предложил ему взамен, я говорить не буду. Саныч отказался, Очкарика взяли. Ты его знал, как Михаила Алексеевича Пономарёва. Это его ты тогда держал до прихода наших. Антон смолк ненадолго, бросив короткий, полный чего-то странно тёплого взгляд на Арсения, и на лице его проступила внутренняя борьба. Арс снова поразился отличиям — на допросе Антон контролировал себя идеально, а вот сейчас показывал, что некоторые слова ему даются с трудом, что что-то он не договаривает. Наконец Антон выдохнул и как-то отвлёкся будто, его глаза сосредоточенно шныряли по зеркалам, возвращаясь к дороге после, а голос стал суховатым, точно черствый хлеб. — Когда ты уехал, Очкарик ещё пиздел с нашими, уже около машины, а потом как-то то ли ключи вытащил, то ли его не застегнули нормально… Он дёрнуть попытался, оружие у одного выхватил, даже успел кого-то ранить. Я сработал быстрее, чем сообразил, что произошло. Потом уже понял, что испугался — ты только уехал, машина ещё не скрылась даже, он мог тебя задеть, — Антон пожевал губу, но на Арсения не смотрел больше. — У нас такое бывает периодически, ну, знаешь, когда они внезапно решают, что терять нечего. Пашка мне говорил, мол, особо опасных глуши сразу, протоколы будут. «А написали, что погиб при задержании» — раздался у Арса в голове убитый Серёгин голос. Значит, не просто так написали. Значит, частая практика. Антон говорил, что Саныч убийца. У Арсения заболела голова, он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. — Как ты это делаешь? — слабо спросил он, не желая слушать. — Да я и сам не понимаю толком, — Антон ответил глухо, прерываясь и не торопясь, словно слова давались через силу. — Могу просто сосредоточиться и разложить любой звук на составляющие, по одному отключить. Например, голос — можно заблокировать голосовые связки, а можно перекрыть поток воздуха, проходящего через них. Правда с чем-то крупным, вроде дождя, это не работает — слишком много переменных, не уследишь за всем, могу только отключить звук, запихнуть его в условный непроницаемый пузырь, в пределах которого этот звук не будет слышен. А вот организм человека — другое дело. Если я сосредоточусь, то могу услышать стук сердца, и отключить его. Или шум дыхания. — Без шкатулки, — шёпот Арса практически утонул в лёгком шуме кондиционера, но Антон услышал. Он не стал акцентировать внимание на том, что никто, кроме близких друзей и преподавателей, не знал, что его предметом была резная шкатулка. — Она меня подпитывает, но в основном она достаточно сильна, чтобы я не таскал её с собой. — И ты просто заставляешь их кровь остановиться? — Арсений не открывал глаз. — Жестокая смерть. Антон остановился на светофоре и посмотрел на Арса. Тот был бледный, с синяками под глазами и редкой щетиной, но всё равно почему-то красивый, хотя прямо сейчас сидел с закрытыми глазами и был, кажется, олицетворением усталости и перегруженности. Антон тихо вздохнул и тронулся с места — надо было заехать в участок, чтобы передать сведения, а это означало отсрочку приезда домой ещё на час. Антон никогда не отрицал своей жестокости во многом. Наверное, дело было в его особенности, а может в воспитании, а может ещё в чём, но прямо сейчас он сидел рядом с Арсом в машине и думал о том, что, возможно, его выбор и вправду был одним из самых неверных в жизни. Один из множества выборов — точно. До отдела доехали, когда сумерки уже сгущались над Петербургом, а фонари вдоль дорог успели разгореться. Арсений за всю дорогу так и не сказал больше ничего, только смотрел в окно, уже не бездумно, а наоборот как-то по-особенному загруженно. Антон припарковался в узком дворе, заглушил мотор и повернулся к нему, разглядывая тени от длинных ресниц на светлой коже. — Подождёшь меня? Я хочу материалы отдать, вернусь минут через пять. — Все наши материалы это воспоминания о диалоге, что ты там собрался отдавать — это раз. И два, зачем мне тебя ждать? — Ну, — Антон вдруг замялся, глядя в светлые глаза напротив. — Если у тебя нет планов на вечер, мы могли бы... поговорить? Знаешь, взрослые люди так делают, когда у них есть друг к другу вопросы. Или когда они часто ссорятся. Арсений долго всматривался в его лицо, что-то для себя решая. Почему-то отказываться не тянуло — несмотря на кучу новой информации об Антоне, которого, как оказалось, Арсений вовсе не знал, рядом с ним было как-то спокойно. И ещё хотелось узнать — столько, сколько получится, чтобы восполнить пробелы, допущенные в годы учёбы и относительно совместной работы. Арсений втянул носом воздух. — Ладно.

***

В квартире у Арсения было даже уютно, если не обращать внимания на старые обои и не самую чистую кухню. Периодически Арсений дома вообще не ел, питался чем-то из доставки или обедал уже на работе, так что даже сейчас в холодильнике ничего не было, кроме какого-то забытого кусочка хлеба и банки варенья. Антона эти детали явно волновали не сильно, он вслед за Арсом прошёл на узкую кухню и опустился на табуретку, по ощущениям, его ровесницу, наблюдая, как Арсений ставит на плиту чайник, не зажигая свет. В голове у Антона было пусто, хотя он вроде как понимал, что у Арсения должно быть много вопросов, но изнутри его самого съедал ужас в перемешку с необъяснимой радостью, и всё это он цепями сковывал, не позволяя пробиться наружу. Арсений хихикнул очень тихо, но Антон не мог не услышать. — Ты впервые такой тихий, — Арс как-то нерешительно будто повёл рукой, словно боялся продолжить. — Ну.. с того.. раза. Даже не шевелишься почти. Это.. непривычно. Он не договорил, но Антон, перебирая в памяти их особенно яркие встречи, отчего-то вспомнил про давнюю, ещё в университете. Шаст не был уверен, что они думают об одном и том же, но отчего-то уточнить не решился — ему казалось, что очередь Арсения задавать вопросы. Несмотря на то, что они вроде как не особо общались, у Антона было ощущение, что он знает об Арсе тысячу вещей, в то время, как сам ничего никогда не рассказывал, и именно в этот вечер такое положение дел стало казаться нечестным. А Арсений, немного понаблюдав за его отрешённо удивлённым взглядом, тихо продолжил, привалившись бедрами к кухонному гарнитуру, втиснутому в небольшое пространство напротив окна. — Обычно ты самый шумный, где бы ни находился, — Антон слушал приятный голос и с тоской думал, сколько он потерял. — Чем-то гремишь, прыгаешь, смеёшься громче всех. Как будто секунда тишины тебя убьёт. — Я боюсь её. Ох, сколько же сил Антону потребовалось, чтобы произнести то, о чём он никогда не говорил — отчего-то сказать это сейчас казалось правильным, а он и так уже совершил достаточно неправильного. Арсений вскинулся весь, словно стал подрагивать, смотрел на него во все глаза, в которых бликами отражался желтоватый свет фонаря за окном, испещеренным каплями. Они ни разу за всё время знакомства не разговаривали вот так — спокойно и откровенно, не удивительно, что Арсений не ожидал ответа. — Тишина, она… Бывает смертельна, Арс, — Антон тщательно подбирал каждое слово, глядя куда-то в синеватый огонь под чайником. — И я… Иногда я всерьёз боюсь, что если будет недостаточно тихо, то я захочу устроить полную тишину и остановлю собственное дыхание. Арсений ощутимо в этот раз вздрогнул, его руки кратко дёрнулись, словно в попытке обнять, и Антон невесело приподнял уголки губ, заметив это краем глаза. Он говорил, но сказать надо было больше, чем было слов, и Антон понимал, что если начнёт, то не остановится, выложит просто всё. Арсению хотелось доверять, хотелось смотреть в эти глаза и говорить обо всём, а ещё хотелось смотреть на его улыбку. Антон помнил, как украдкой разглядывал Арсения в буфете или в коридоре, когда тот смеялся вместе с Варнавой или Матвиенко. А с ним Арсений ругался, и иногда его такого хотелось ещё больше. Но была проблема — особенность. — Потому что она этого хочет, — Антон мотнул головой, откидывая мысль. — Нам рассказывали — не знаю, было ли у вас это, ты же старше учился — что у некоторых предметов были найдены определённые склонности, и их хозяева могли однажды поддаться и совершить что-нибудь непоправимое, даже если изначально этого не хотели. Антон помолчал немного, поднял взгляд и уставился прямо на Арсения. — Она всё время хочет тишины, даже когда от меня за десяток километров. Мне нет нужды таскать её с собой, её силы хватает, чтобы сидеть во мне дольше, но по ощущениям из всех нелюдей она больше всего хочет заткнуть меня и тех, кто мне дорог. Антон видел, как Арсений едва заметно поморщился на «нелюдях», он не любил такое название для людей с особенностями, но тут засвистел чайник, и Арсений, чуть дёрнувшись, моргнул пару раз и повернулся заваривать чай. Антон разглядывал его спину, скрытую светлой рубашкой, и думал, почему его так тянет. Они же не общались толком никогда, только собачились, а сегодня впервые нормально поговорили с той совместной практики у Лазарева, но тянуло неимоверно. «Вы друг друга боитесь», Антон даже тогда забавлялся над этой фразой. Он боялся не Арса, а Арса убить — это представлялось худшим кошмаром. Тогда, когда он налетел на Арсения в коридоре, он сперва просто залип, сам это не сразу понял. А потом перепугался, когда осознал, что просто не услышал, что перед ним есть человек — одна маленькая ошибка, но что, если бы он случайно не просто выключил звук шагов и дыхания, а заблокировал бы лёгкие или шум крови. Антон смутно помнил, как тогда в секунду стало страшно, потому что со временем это вошло в привычку, и он перестал замечать это. И даже сейчас он всё ещё опасался, но уже знал, что сделает всё возможное, чтобы не допустить непоправимого. Через минуту перед ним стояла дымящаяся кружка, а Арсений опускался на рядом стоящий табурет, и вся обстановка этой квартиры стала казаться призрачной. Отражение фонарного света в глазах напротив, едва заметный шум из-за окна, синева кухни в полумраке надвигающейся ночи — всё это было словно сюрреалистичным, казалось, что можно что угодно сделать сейчас. Антон разглядывал задумчивого Арсения, покручивающего чашку на столе, и отчего-то подрагивал, хотя в квартире было тепло, а горячий чай прокатывался по телу особенным жаром. Арс поднёс кружку к губам, но лишь задержал ненадолго, бездумно глядя куда-то в окно, а затем хрипловато произнёс — и Антон тяжело сглотнул. — Ты, наверное, уже и не помнишь, с чего мы начали… — Помню, — Антон севшим голосом перебил его, глядя на красивый профиль, и не знал, то ли он просто сразу понял, о чём говорил Арсений, то ли не хотел слышать продолжение фразы. Так или иначе, выбить Арсения из задумчивого состояния он смог — тот посмотрел на Антона с лёгким удивлением и замешательством во взгляде, словно не думал, что для Антона тоже это может быть важно. А затем Арсений несмело улыбнулся ему и глотнул чая — Антон задержал дыхание на пару секунд. Оба ненадолго уткнулись в столешницу, а Арсений негромко хихикнул — Шаст его прекрасно понимал, вели они себя совершенно по-школьному, и от этого где-то под рёбрами становилось жарко. А затем Арсений очень обыденным жестом повернул кисть свободной руки, и через несколько секунд рядом с ним опустилась пачка Антоновых сигарет с зажигалкой. Он снова шевельнул пальцами, одновременно потянувшись к сигаретам, и окно приоткрылось. Антон наблюдал за такими естественными манипуляциями так, словно никогда ничего невероятнее не видел — Арсений уловил этот взгляд, закуривая, и невесело усмехнулся. — Перестань. Ты творишь вещи гораздо эффектнее. Это, — он махнул рукой, но в этот раз ничего не сдвинулось с места. — Просто бытовуха. — То, что делаю я, можно увидеть только когда падает труп, — мрачно, но всё ещё глядя с ноткой восхищения, ответил Антон. Арсений промолчал, только смерил его странным взглядом и затянулся, выпуская дым в сторону окна. Тот красиво клубился, редкими завитками касаясь его отросшей вьющейся чёлки — Антон засмотрелся. Шум с улицы стал доноситься отчётливее, но он его словно не замечал, только смотрел на Арсения, разглядывал его уставшее лицо, то, как тот стряхивал пепел прямо на стол, и думал, сколько он упустил и мог упустить. — Когда мы познакомились, у меня было самое хуёвое настроение в мире, — неожиданно со смехом в голосе сказал Арс, не поворачиваясь. — А потом оказалось поздно исправлять. Но я не об этом сказать хотел, — он помолчал ещё немного. — Ты помнишь, что нам Лазарев сказал? На практике. Арсений говорил таким тоном, что Антону стало очевидно — тот не верит, что он помнит, думает, что для Антона это неважно, что это было частью жизни когда-то, но давно перестало ею быть. И Антон искренне не знал, какими словами будет уместно переубедить Арсения в этом. — Помню, Арс, — о, он был прав, снова этот неверящий взгляд. — Боимся друг друга, так он сказал. — Вместо того, чтобы прислушаться. Или довериться? — Арс нахмурился, но мотнул головой, отпивая из кружки. — В нашем случае одно и то же по сути. Антон кивнул, не думая, увидел ли Арс. Довериться и прислушаться они даже тогда смогли не сразу — и едва не завалили практику под внимательным взглядом серо-голубых глаз преподавателя. А сегодня стали за несколько часов ближе друг к другу, чем за предыдущие лет восемь. У Антона от этого кружилась голова, а Арсений, помолчав, продолжил, шевельнув пальцами и притащив из шкафчика блюдце, в которое стряхнул весь пепел со стола — так же взмахом. — Я тогда думал, он издевается так. Ну, с чего бы мне бояться тебя, — последнее он выплюнул нарочито пафосно и злобно, как будто вправду презирал Антона. — А потом я задумался. Были.. случаи разные. И я понял, что боялся — не столько тебя самого, сколько тебя ранить по-настоящему. Не важно, физически или словесно. Ну и да, тогда я боялся, что однажды ты не выдержишь и действительно на меня разозлишься — я же не то, чтобы был важно-значимым. Бегал, суетился, раздражал. Я сам себя раздражал, особенно, когда не по делу. Антон слушал, выстраивая в голове новый образ Арсения, дополнял уже известное новыми деталями, и картинка эта выдавалась до того непривычной, что не хватало дыхания. — А я боялся, что задену тебя, — неожиданно для самого себя подал голос Антон. — Мы ещё знакомы не были, но я с Варнавой как-то запизделся, спросил про тебя, а она ляпнула такую дурость, знаешь… Сказала, что ты иногда начинаешь говорить и не затыкаешься. Это потом уже я понял, что хуйни наворотил, а тогда казалось логичным тебя к себе не пускать близко. Антон встретился взглядом с Арсением, затушившим в блюдце сигарету, и беспомощно выдохнул. Тот выглядел не ошарашенным, а скорее недоумевающим. Антон и сам был не вполне спокоен, но раньше он полагал, что не дотягивал до Арсения по всем параметрам, и тому это очевидно, вот он и строил суку. А оказалось, всё вообще не так — и в этой новой старой реальности им надо было как-то жить. Антон не мог представить ни дальнейший их диалог, ни развитие их отношений — куда теперь идти? Столько лет плевались и тянулись друг к другу, чтобы оказаться в этой точке, а дальше — куда? — Боялся, что я заебу тебя раньше, чем мы нормально познакомимся? — Арсений кривовато усмехнулся, отводя взгляд, но Антон мягко потянулся и аккуратно, едва касаясь кожи, развернул его лицо к себе, тут же возвращая руку на стол. Это было сложнее, чем история Саныча с Очкариком, потому что теперь была его история. Антон глубоко вздохнул и медленно покачал головой, ловя Арсов взгляд. С чего начать, Антон не знал, но чувствовал необходимость — рассказать, именно ему рассказать. Здесь и сейчас, так будет правильно. Арсений стал жертвой его страха, и Антон не мог себе позволить оставить его с мыслью, будто с ним что-то не так. — Во сколько ты нашёл кольцо? — тихо спросил он, не отводя взгляд. — В шестнадцать, — Арсений приподнял бровь, доставая ещё одну сигарету. — А я в четырнадцать, — взгляд Арса, метнувшийся к нему, был пропитан смятением. — И тогда был у меня друг, ещё в Воронеже. Мы почти всё время вместе были — насколько могли в том возрасте. Шатались где-то, носы и колени били, — Антон прикрыл глаза, откидываясь на стену спиной. — В общем, типично и просто. А потом я нашёл её. Лежала на заброшке, где мы носились, на оконном проёме. А вокруг — ни души. Ну я взял её, повертел в руках — а потом ко мне Лёха подбежал, пошли, сказал, пацаны ждут. И так характерно нос вытер, рукавом прям — он всегда так делал. Мы быстро съебались оттуда, ясное дело, шкатулка была интереснее привычных игр, но Лёху она интересовала не так сильно, как меня. Сам знаешь, когда тянет к предмету, изучить, выведать, рассмотреть — как будто магнитом. Антон помолчал, приоткрыл глаза и отпил из кружки большой глоток уже не обжигающего чая. Вытащил из пачки сигарету, к его лицу приблизилась повисшая в воздухе зажигалка, чиркнуло колёсико, и он снова откинулся на стену, выдыхая дым в потолок. — Мы стали видеться всё меньше, его это, ясное дело, не устраивало. Меня бы тоже не устраивало, если бы тот, кто был мне.. Короче, мы ссорились. По пустякам ругались, даже не слышали друг друга. И однажды, когда он ко мне пришёл, снова начали — кричали, злились. Я слышал, как стучит его сердце, как он тяжело дышит, а мне так сильно хотелось чёртовой тишины, чтобы больше не было ссор и криков, чтобы он замолчал насовсем. В кухне повисло молчание. Антон выдыхал дым, чуть задерживая его в лёгких, и слушал, как на секунду прервалось, а затем восстановилось дыхание Арсения, как участился его сердечный ритм. А затем его расслабленно лежащей на столе руки аккуратно коснулась чужая сухая и тёплая ладонь. Антон не стал открывать глаз, боялся разрушить момент, но медленно, стараясь не спугнуть, перевернул руку ладонью кверху. Арсений мягко обхватил его пальцы, касаясь тыльной стороны самыми подушечками — и Антон ощутил внезапно, что этим прикосновением Арсений хотел как будто передать много больше, но пока не решался. Столько всего было в простом касании, что стало труднее дышать — Антон открыл глаза. Арсений смотрел на него не с жалостью. Во всём его выражении сквозили спокойное сочувствие и невысказанное странное тепло — совершенно новая эмоция для них, и оттого неожиданная. Казалось, Арсений хотел рвануть вперёд и обнять всем собой, но не мог себе позволить, да и Антон бы, наверное, шарахнулся от него в сторону. Он ни с кем особенно не сближался, были приятели, но до откровенной и близкой дружбы не доходило — Антон до дрожи боялся самого себя, но держал этот страх внутри, маскируя его тысячей мелочей и мыслей. А сегодня — открылся. Сейчас — позволил. И в тёмном от отсутствия освещения взгляде напротив не увидел ни страха, ни жалости. Арсений мягко сжимал его ладонь своей, не замечая, что чёлка снова упала ему на глаза. Антон дотянулся до блюдца и бросил туда дотлевшую сигарету, а затем немного подался вперёд, убирая кончиками пальцев свободной руки ему волосы немного в сторону — Арсений чуть дёрнулся, но тут же вернулся в прежнее положение, даже потянулся навстречу касанию. От этого движения внутри Антона всё сделало кульбит и рухнуло куда-то в желудок. Мгновение казалось стеклянным, Антону хотелось запомнить его насовсем, остаться в нём жить — что угодно ещё, лишь бы не рушить. Но в прихожей в кармане завибрировал телефон — и Антон вздрогнул от громкого для него звука. Арсений непонимающе нахмурился, когда Антон вытащил свою ладонь из его и поднялся, а затем выскочил в коридор. Звонили Арсению, но Антон справедливо решил, что гонять Арса повторно к куртке нет нужды, потому, прихватив телефон, вернулся в кухню. Пока Арсений принимал вызов и о чём-то напряжённо говорил с Дусмухаметовым, Антон собрал посуду со стола и поставил в раковину, предварительно стряхнув пепел из блюдца в мусорку. Арс стал выглядеть ещё более нервным, барабанил по столу пальцами и хмурился, всё время ёрзал на узкой табуретке, поджимая то одну, то другую ногу, пока Антон не уселся снова напротив и не накрыл его пальцы своими. Взгляд Арсения на секунду застекленел, а потом он, отвлекаясь от быстрого говора по другую сторону телефона, коротко улыбнулся Антону. Пальцы он выдёргивать из чужой ладони не стал, и Антон принялся медленно проходиться по его костяшкам, самыми подушечками касаясь суставов. Вроде и не отвлекал, но Арсений всё время отвлекался, кивал невпопад и мычал в трубку. Этот вечер они провели в непривычной Антону тишине, и даже звонок начальства не убавил спокойствия. Шаст всё смотрел на Арсения, когда они перебрались в комнату, когда решили, что Антон к себе уже не поедет, когда готовились ко сну — и не мог поверить, что всё это время упускал его. Говорили обо всём — Антон, закрывая глаза, не мог сказать, о чём конкретно, разговор просто складывался сам, словно они пытались восполнить пробелы за годы перепалок. Шаст прислушивался к звуку чужого дыхания и мысленно надеялся, что никогда не станет причиной, по которой оно оборвётся. А вот следующий день — или неделя — стали нервотрёпкой, потому что Антона всё же внедрили в основную группу, и по мнению Арсения тот стал лезть во все дыры с таким энтузиазмом, словно хотел все их разом заткнуть. Антон, не ожидавший от Арса вообще никаких комментариев по этому поводу, первый раз аж поперхнулся кофе из аппарата в коридоре. Тот втащил его в свой кабинет и, немного нервно зачёсывая чёлку и привалившись к своему столу, спросил, зачем Антон ездил на задержание лично впереди планеты всей, да ещё и не взяв с собой никого. Бледноватое даже в жёлтом свете лампы лицо Арсения казалось ещё белее, он стоял, прикусывая губы, и смотрел прямо в душу. — Так надо было, Арс, — чуть раздражённо бросил Антон, выкидывая стаканчик в мусорку рядом. — Тем более, ничего же не случилось, всё заебись, преступник пойман. — Пойман, — взгляд Арсения как-то потух, он обшарил им полки шкафов, убирая руки в карманы брюк. — И.. тебя возвращают в Москву? — Да, — Антон с прищуром посмотрел на него. — Должны завтра. — Хорошо, — Арсений пару раз кивнул болванчиком, встретился взглядом с Антоном и улыбнулся. — Тогда до встречи через пару лет. Как всегда.

***

— Ты, блять, чем думал, когда туда попёрся, скажи мне, — в голосе Арсения звучало едва сдерживаемое настоящее бешенство, и Антон даже весь как-то сжался. Он смотрел на вышагивающего по кабинету туда-сюда Арсения — тот периодически останавливался и грозно смотрел, но Антон видел в его взгляде злость, смешанную с паникой и невероятным облегчением. Этот коктейль из эмоций заставлял его метаться из угла в угол по небольшому помещению, куда теперь умещалось два стола, а вдоль стен стояли многочисленные полки. Плечо ныло, но состояние Арсения Антона беспокоило сильнее, чем собственное — тот сразу, как только Антон пришёл от медика, максимально осторожно потащил его в их кабинет, усадил в кресло и принялся отчитывать. Антон давно понял, что иногда Арсу собеседник не нужен вовсе, он мог часами говорить как о чём-то хорошем, так и о плохом, и ответы ему не требовались, но обычно ему нравилось Арсения слушать — у того был приятный голос, на удивление ровная речь, а знал он столько, что у Антона голова шла кругом. Однако сейчас он смотрел и пытался придумать, как Арсения успокоить. — Ты бы хоть иногда думал головой. Никого, блять, не взял с собой, телефон выключил. Прикрытие у него. Охуенное прикрытие, то-то ты рукой еле шевелишь! Это было утрированием — рука вполне двигалась, царапнуло Антона не сильно — но перечить Арсу на взводе он не стал. За тот год, что он работал в Петербургском особом отделе, он успел понаблюдать пару подобных сцен, однако обычно Арсений быстро остывал. Сегодня же — Антон мельком глянул на часы на запястье — его монолог подзатянулся. Арсений заметил его движение и замер посреди комнаты, теперь смотря в упор каким-то немного даже растерянным взглядом. Некоторое время оба молчали, а затем Арс прикрыл глаза, потёр переносицу и очень глубоко вздохнул. — Извини, — буркнул он, не открывая глаз, махнул рукой, подкатывая себе кресло, и опустился в него, где стоял. — За это. Но, чёрт, неужели было так сложно сделать всё по уставу, обезопасить самого себя. Антон. Он как-то беспомощно выдохнул его имя, поднимая голову. Внутри у Антона перещёлкнуло, он поднялся, здоровой рукой опираясь о стол рядом, подошёл к Арсу, безвольно уронившему руки, и опустился на корточки рядом. Тот подорвался было в секунду, но Антон перехватил его ладонь, заглядывая в глаза, поднёс пальцы к губам и невесомо коснулся костяшек, пытаясь выразить всю нежность к этому важному человеку. Арсений тяжело сглотнул, немного подаваясь вперёд и кладя ладонь Антону на щёку, а затем как-то совсем отчаянно прижался к его губам, не углубляя поцелуй, просто касаясь несколько долгих мгновений. — Просто, — Арсений прикусил губу, зажмурившись и прислонившись ко лбу Антона своим. — Постарайся не погибнуть. Антону было странно понимать, что Арсений так за него беспокоился в то время, как сам работал в том же месте на той же должности — технически они оба могут погибнуть в любой момент, и Антон тоже до чёртиков за Арса переживал. Нет, сам Арсений не был идеальным служителем порядка — особенно со внезапным переводом Антона он стал куда резче при разговорах с подозреваемыми, стал спокойнее относиться к смерти. Однако за себя переживал в последнюю очередь — и тогда уже Антон себе места не находил, а когда Арс возвращался, нервно стискивал его в объятиях, стараясь наслушаться его биением сердца и надышаться его запахом. — Я, наверное, слишком драматизирую, — Арсений отстранился от него, проводя пальцами по Антоновой щеке. — Если у тебя всё, то поехали домой. Завтра заполнишь бумажки. Или остальные сделают. Антон потянулся вперёд и сорвал быстрый поцелуй с Арсовых губ прежде, чем подняться на ноги и аккуратно надеть пальто. Арсений понаблюдал за ним какое-то время и тоже поднялся, взмахом руки возвращая кресло за стол, подхватил лёгкую куртку и проверил ключи с телефоном в карманах. Ребята будут злиться, что всю волокиту с бумажками скинули на них, но прямо сейчас хотелось только оказаться дома и поскорее лечь спать, чтобы забыть ужасную последнюю неделю. Радовало, что засыпать они теперь будут вместе.