Это сильнее меня

      — Йоонас, что случилось?!       Я не мог поверить своим глазам — он лежал на заправленной кровати, полностью одетый, даже кучу своих браслетов не снял. Шляпа валялась на полу, вокруг были рассыпанны сигареты и брошены смятые пустые банки из-под пива. Запах в спальне стоял соответствующий, судя по всему, кто-то пил и курил всю ночь, не открывая окон.       — Йоонас...       — Не надо. Я сейчас схожу в душ, сварю кофе и мы поедем в студию, — Порко попытался подняться, но тут же схватился за голову.       — Никуда мы не поедем, я напишу парням, что ты заболел и тебе нужна помощь.       — Ой, заканчивай притворяться, тебе плевать, — он с трудом, пошатываясь, прошёл мимо меня к шкафу.       — Я не понимаю...       — Оно и заметно.       Когда Йоонас скрылся в ванной, то мне потребовалось ещё минут пять, чтобы начать шевелиться, но в голове образовалась каша. Я чисто механически прошёл на кухню, думая о его словах. Доставая по очереди всё необходимое для приготовления позднего завтрака, да что уж, обеда, я по кругу гонял его слова, снова и снова воспроизводя детали: голос, интонацию, отведённые в сторону глаза. Он нахамил мне. Не в шутку, не с подъебом, не в компании, а в лицо и открыто. Какого черта? Чем я заслужил такое отношение? Мне никогда не было плевать на Порко, с самого детства, с первого дня нашего знакомства. Заканчивай притворяться... Я действительно волновался, иначе бы не примчался сюда, не попытался ему помочь. Где-то в глубине души появилось то самое чувство, которое я усердно давил в себе последние месяцы — страх. Страх потери. Невозможно было не заметить каким стал Йоонас к концу тура: вялым, грустным, все реже улыбался и всё чаще просил оставить его в одиночестве. Как будто из него потихоньку кто-то вытягивал саму его сущность. И самое ужасное, что винил я в этом себя, потому что видел сколько радости ему приносили наши совместные вылазки, но не мог продолжать. Слишком больно. Каждый раз, когда он дурачился, смеялся, подкалывал, шутил, мне хотелось подойти к нему, обнять за плечи, уткнувшись в шею носом, и попросить угомониться хотя бы на 5 минут, успокоиться и прочувствовать момент. Момент чего? Сам не знал, поэтому и терпел. А он как назло начал крутиться вокруг меня постоянно, порождая уж совсем бредовые мысли, что я тоже не безразличен Порко. Не безразличен в другом смысле. Спазм, заставивший меня зажмуриться и задержать дыхание, тут же сковал грудную клетку, от неожиданности я выронил ложку.       — Прекрати этот цирк, пожалуйста, и уходи, нечего тут на моей кухне хозяйничать, — он вышел из душа в одних шортах, без футболки, вытирая полотенцем светлые кудри.       — Давай поговорим? Что за агрессия? — я старался не смотреть в его сторону и не реагировать.       — Никакой агрессии, ты о чем? Просто хочу, чтобы ты занимался своей жизнью, она же у тебя такая насыщенная теперь.       — Да где я накосячил, Йоонас?! — несмотря на все обещания самому себе, я не выдержал и сорвался на крик. Правда тут же отошёл к окну, скрывая гримасу боли на лице.       — Нигде. Всё хорошо. Есть и будет, мне не нужна помощь, тем более твоя, Олли, — последнюю фразу он буквально выплюнул мне в спину и покинул кухню.       Я дал волю слезам, думая, что сейчас разрыдаюсь, но нет, лишь несколько капель скатились по щекам, пока я снова и снова глубоко дышал, пытаясь взять себя в руки. Каким-то чудом, но все же мне удалось закончить с готовкой и поставить вариться кофе. Йоонас не возвращался, я слышал, что он копается в спальне, наверное, хотел убрать остатки вчерашнего срыва. Вчерашнего... Мысль, внезапно пришедшая в голову, заставила меня глухо простонать от собственной тупости и закрыть лицо ладонями. Вроде же не так много пил, а память отшибло. Я рассказал парням про ту девчонку, с которой меня познакомили недавно. Симпатичная, да, но я сходил на свидание чисто из вежливости, не нужны мне отношения, когда я сам с собой не могу договориться и разобраться, не понимаю, что мне в принципе надо от жизни. А вчера... Все вертевшиеся на языке маты тут же смешались в кучу, ну какого хрена я решил выебнуться, выдавливая из себя загадочную улыбку и не отвечая на вопросы. Какого, какого. Вот того, кудрявого. Я хотел сделать ему больно, я хотел заставить его ревновать. Зачем? Да потому что мне невыносимо было жить эти чёртовы недели, сталкиваясь каждое утро с его потухшим взглядом. Так продолжаться не может.       — Йоонас, если ты обиделся из-за моего свидания, то так и скажи, не надо ломать комедию, — видимо, на адреналине, я слишком резко начал, сказать, что Порко потерял дар речи — ничего не сказать. — Она мне не понравилась и вряд ли мы встретимся вновь.       — А с чего ты вообще взял, что дело в ней? Опять на себя одеяло тащишь? Ты можешь хоть раз за этот год перестать думать только о своей заднице? — Йоонас поставил пакет с собранным мусором и медленно двинулся ко мне. — Конечно, весь такой совершенный, мистер Идеал, меньше всех пьёт, лучше всех выглядит, спортом занимается. Ни единого изъяна, правда, Матела?       — Йоонас... — в комнате было ощутимо прохладно из-за открытого окна, зато ужасный запах исчез. Но мурашки по коже бегали явно не по этой причине.       — Я тебя ещё когда попросил уйти? Если ты мне друг, то оставь меня в покое. Я приду в себя, обещаю, парням передай, что чуть позже, но вернусь.       — Я тебе не друг, я человек, который мечтает сейчас обнять тебя.       Выпалив последние слова, я поддался внезапному порыву и сделал то, о чем так давно мечтал — уткнулся носом в татуировку fever на шее, обвивая руками дрожащего Йоонаса за талию и касаясь ледяной кожи. Это сильнее меня. Он не сопротивлялся, но и не отвечал. За спиной тысячи таких объятий, ничего особенного, лишь дружеская поддержка. А вот лёгкое прикосновение губ к его подбородку и попытки прижать как можно ближе к себе выходили за границы привычного.       — Олли, ты что делаешь?       — Люблю тебя, непонятно что ли.       Я даже не успел подумать, слова сами сорвались с губ, как и поцелуи, которыми я продолжил покрывать его лицо. Тупой басист, зачем, остановись, он сейчас тебя оттолкнет, наорет и точно выставит из дома, больше никогда не напишет и не позвонит. Ты каждым своим прикосновением лишаешь вас дружбы, разрушаешь всё, что было дорого обоим. Но маленький огонёк надежды ещё теплился в душе, оставляя шанс на взаимность. Ну не может же быть так просто и так сложно одновременно? Неужели за столько лет я не выучил Йоонаса вдоль и поперёк? Неужели я сейчас облажался по полной?       — Святоша хренов.       Он взял моё лицо в ладони и прижался своим лбом к моему, глядя в глаза, не моргая и не дыша. Всё, что я не смог сформулировать за эти минуты, читалось в двух ярко-голубых океанах. Лишь покрасневшие сосуды выдавали бессонную ночь, проведенную в размышлениях. Размышлениях обо мне?       — Сразу сказать не мог? — я потерся кончиком носа о его, подумав, что пора либо одеться, либо закрыть окно, иначе Йоонас и правда заболеет.       — Больно было. И страшно. И неожиданно.       — Мне тоже. Особенно наблюдать, как ты таешь на глазах. Невыносимо.       — Поговорим?       — За завтраком, хорошо?       — Хорошо, — я уже собирался оторваться от него, совершенно не желая выпускать из рук, но понимая, что надо. — И, Олли...       — Ммм?       — Я тоже тебя люблю.