Малые жертвы ради конца.

Глаза, цветом своим напоминающие прекрасный аметист, всё стремятся закрыться, но прежде, чем сознание отключается, широко распахиваются, скидывая с себя всё растущие остатки сна, в это же мгновение вскидывается голова, что была наклонена над множеством документов на столе, на котором стоял и работающий монитор, не щадящий бедных глаз. Фёдор исключал свою потребность во сне ради работы, возможно, понимая, но не совсем осознавая для себя все последствия этого. Сон - всего лишь ещё одна жертва для конечного результата его трудов ради идеального мира без одарённых. Жертвами зачастую зовут людей, как-либо пострадавших вследствие чрезвычайного происшествия. Но жертвой может быть и нечто незначительное для огромного общества, которое не замечает стараний простого работяги. Ну, не просто работяги. Ради работы, ради результатов, человек жертвует некоторыми своими биологическими потребностями, лишь бы достичь желаемого, не заботясь о самом себе. Потребность в еде также служит наглядным примером. Достоевский предполагал, что в случае похищения, его будут морить голодом, чтобы получить драгоценную информацию, поэтому ему было необходимо аналогично исключить потребность в еде. Не полностью, но так, чтобы он мог перетерпеть возможный голод в будущем. Лицо Ивана так и выдавало его замешательство, но оспаривать уже отданный ему приказ не смел, когда его господин велел не приносить еды на протяжении действительно долгого времени. Со временем, чувство голода пропало, поэтому болеющий живот больше не беспокоил Достоевского, оттого на плечи Гончарова легла новая неофициальная миссия - напоминать господину о приёмах пищи. Чаще всего, люди руководствуются именно чувством голода, как знаком того, что пора поесть, а лишённые такого понятия - напоминают себе самостоятельно, однако мозг Фёдора перегружен исключительно работой, планом и другими гораздо более важными заботами и проблемами, чтобы вспомнить о том, что он не ел ничего ещё с позапрошлого вечера, а также о том, что этой позапрошлой и прошлой ночью не вставал с компьютерного кресла вовсе, а о сне и думать забыл. Деревянная дверь распахивается, вливая в комнату жёлтый свет от лампочек в коридоре наперекор холодному свету от нескольких мониторов, а вместе со светом проникает и запах горячего блюда, которое приготовил Иван, разумеется, специально для господина, и также преднамеренно не слишком большое количество еды располагалось на тарелке, стоящей на подносе. Гончаров заранее знал, что всё господин есть не собирается, потому клал не так много, заставив самого себя проигнорировать что-то непонятное внутри, когда он видел господина, ставшего совсем тощим, не выспавшимся, с ужасными кругами под глазами. Вступать в открытый спор нельзя - что ни скажешь, Фёдор своего мнения не изменит, да и Иван осознавал, что против господина он - никто. Тогда была выбрана иная позиция - делать всё исключительно молча, приносить еду вне зависимости от того, поступал ли такой приказ или же нет. Достоевский препирался также молча, просто напросто игнорируя поднос на столе, который Гончаров ставил специально подальше от документов и других важных бумаг. В кабинете у господина было холоднее, чем во всех остальных помещениях, оттого и были холодны бледные руки, а пальцы не прекращали с характерным звуком стучать по клавишам. Пока суп на металлическом подносе остывал, Фёдор вновь отметил для самого себя. —"..Всё это - лишь одна из жертв ради лучшего мира и они окупятся соответствующим результатом." - Достоевский готов пожертвовать бесчисленным количеством людей, он преподнесёт алтарю всё, что от него потребует Бог, если это значит, что жертвы окупятся, если это значит, что мир станет идеальным, каким его представлял Фёдор, каким он должен быть. Поэтому сейчас, стоя по пояс в тяжёлой воде, которая наполняла всю комнату вместе с обращённым в вампира Накахарой, он в немыслимой для себя панике выудивал из воспоминаний код, один за другим набирая на панели, но в ответ получив лишь его отключение из-за всё той же воды, которая проникла в устройство, сломав его. Совсем чужое, ранее не посещающего его вовсе, какие бы трудности не возникали, чувство паники, так смело проникающее в его сознание. Раньше он не совсем понимал, почему люди бояться такого естественного процесса, как смерть. Людям привычно считать, что смерть является концом всего: их жизни, их мечтаний и надежд. ‌Теперь Достоевский это понимает. Понимает, упираясь мокрыми руками в потолок, пока холодная вода полностью проникла под одежду. На лице отражается злость, настоящая искренняя ненависть к Дазаю, каким бы он не был прекрасным соперником в их персональных интеллектуальных играх, такая же ненависть ко всем остальным людям и эсперам, которые мешают исполнению его плана. ‌Фёдор Достоевский не может умереть сейчас. Смерть является лишь частью процесса под названием "жизнь", но смерть прямо сейчас станет для него концом всего, всех его трудов, всех жертв когда-либо павших от его руки, не важно, было ли это напрямую или нет. ‌Воздух в лёгких заменяется холодной мерзкой жидкостью. Осаму с расслабленной улыбкой отряхивает руки, как после какого-то весьма пыльного дела, разворачивается на носках к Сигме. —Вот и всё! Теперь мы можем спокойно пройти к выходу! - интонация весёлая, словно это не Дазай только что убил двух человек, затопив их, неожиданно для всех, в том числе и Сигмы, сменив код. Раньше последний и не подумал бы о том, что найдется кто-то равный Достоевскому, этому треклятому демону. И, должно быть, эта победа должна облегчить тяжесть на душе Сигмы, но в животе разворачивается клубок тревог и беспокойств, который Сигма не понимает, не может осознать, что является источником, однако это явление ясно даёт ему понять - что-то плохое, ужасающее снизойдёт по их души.

—"Если ты думаешь, что победил, Дазай Осаму, то глубоко ошибаешься." "Бог ведёт меня к финалу, Дазай." "К вашему финалу. Не волнуйся, я красочно распишу конец этой истории."