Вот что я тебе скажу, милый мой Оливер...

      Клипы «Mann Gegen Mann» и «Pussy» произвели на всех огромное впечатление. Но кто бы мог подумать, что наибольшее влияние это окажет никак не на фанатов или кого-то вроде Рихарда, а на самого тихого участника группы — Оливера?       Ридель долго вынашивал эту идею, его терзали самые разные мысли и сомнения, ведь не каждый день ты хочешь сделать себе пластику. Настал день, когда он, будучи уверенным в своём решении, захотел открыться группе. Это были самые близкие люди, он желал считаться с их мнениями.       Он выждал, когда все соберутся на репетицию, она закончится, и он обо всём расскажет.       Пока что всё шло по плану, музыканты собрались, отыграли, Оливер ещё раз всё обдумал и попросил друзей остаться. Он правда хотел их поддержки, хотел, чтобы они сказали: «Олли, ей-богу, ты всё равно наш друг! Мы любим тебя с сиськами и без сисек. Это твоё тело, твои желания, опыт! Если хочешь — так делай, живём один раз».       Ридель был готов считаться и с критикой, объяснить свою позицию и прочее. Он был готов ко всему, кроме того, что получил.       Жаль, что группа не ценила его преданности и симпатии. — Боже, Оливер, — смеялся Пауль. — Побойся маму! Ха-ха-ха!       Басист сказал бы, что мама не против, но он просто замер, как маленький напуганный ребёнок. — Понимаю, понимаю, — улыбался Кристиан. — Купи себе силиконовые сиськи, можешь с ними пожить, а потом снять, как надоест. А?       Кристоф молча сидел за установкой, у него явно был шок. Но потом, отойдя, он тоже воспринял слова друга как шутку.       Рихард пытался смеяться, но получалось неубедительно, Линдеманн просто смотрел то на Риделя, то на его голую грудь. — Слушай, а ты уверен? — спросил он, пытаясь перекричать громкий смех ритм-гитариста, клавишника и барабанщика.       Оливер отвёл взгляд, пожав плечами, забрал гитару и вышел с репточки. Было очень неприятно, но это не ослабило желания обзавестись грудью.

***

      Ридель приехал домой, поднялся на свой этаж, к квартире. Мрак коридоров угнетал его. Было одиноко и как-то холодно, несмотря на включённое давным-давно отопление. — Маму побойся… — тихо повторил он, закрывая за собой дверь однушки.       Басист хотел было по привычке поздороваться с девушкой, но к нему вышел только его маленький петерболд Ульрик. Девушка бросила Оливера, ей не нужен был трап. Это был такой скандал, летали тарелки, стаканы, ножи вилки и прочая посуда. Басист прошёл на кухню и посмотрел на застывшую кровь на стене. Он так и не удосужился вытереть её. Зачем? Пусть напоминает о том, что не стоит расстраиваться из-за разрыва отношений.       Ридель был расстроен не столько из-за рассечённого плеча, разбитой посуды, того, что ей не понравилась идея, столько из-за того, что девушка даже не попыталась поговорить, она обозвала его, унизила и бросила. — Да, это было бы дорого долго… Ясно же, что она была со мной из-за… — он вздохнул. Так не хотелось снова переживать это.

***

      Ридель снова сел рассматривать фото до и после операций, отзывы, клиники, цены. Потратив на это пару часов, он решил немного поиграть на акустике. Почему нет? Но ему помешал звук пришедшего уведомления. «Ты дома?» — написал Рихард. «Не трогай меня». «Ты дома?»       Оливер ничего не ответил, тогда Круспе позвонил ему. — Оливер, пусти меня, чëрт бородатый! — крикнул он в трубку. — Нет. Отвали от меня. — С чего бы вдруг? Что это за злоба вообще?! — Пошёл нахер. Нахер пошёл.       Оливер сбросил вызов и выключил телефон. Только сейчас злость заполнила его сознание. «Я был таким хорошим, самым лучшим, самым удобным, самым нормальным, адекватным, помогал, поддерживал, выслушивал! И что я имею? Одиночество. Тотальное одиночество. Уроды…»       Вся боль, тяжесть, непонимание и неприятие со стороны близких, печаль, грусть и отчаяние обратились горячими слезами.       Ридель вытер щëку и ухмыльнулся. Плакать он не собирался. Да, было сложно, но с чего он взял, что могло быть легко? Его надежды всегда осыпались прахом, стоило привыкнуть к этому уже много-много лет назад.       В дверь постучали, причём тот, кто стучал, явно пытался выбить дверь к чëртовой матери. — Грёбаный Круспе…       Ридель пошёл открывать, потому что гитарист начал орать на весь этаж, а всё предъявы были бы Оливеру. — Оливер, поговорить надо, — Круспе зашёл в квартиру и скинул на пол кожанку, попутно стаскивая ботинки. — Я не хочу с тобой разговаривать…       Круспе фыркнул. — Не хочет он. Я не спрашиваю, доставай свои чаи и, — Рихард бросил взгляд на поникшего Риделя. — Олик, я не буду смеяться, это правда нужно обсудить. Это важно, это очень рискованный шаг. Ты с кем это обсуждал? Именно обсуждал, а не приходил искать повод для слëз. — Ни с кем, — ответил басист. Мама знала, но он просто пришёл и поставил её перед фактом. «Я пошёл делать, пока».       Рихард кивнул и подтолкнул Оливера к кухне. — Давай, рассказывай. С чего началось, чем закончилось. Всё-всё-всë! — Так… «Pussy» же… Кристиан, а перед этим «MGM», а «Mein Teil»?! Геи, сиськи, трансы, трапы, всё это навело на мысли о том, что и я являюсь кем-то из них. Раз я не нравлюсь девушкам, может быть буду нравиться парням? Рихард, это звучит как бред, знаю, только вот… Ну, пойми, каким бы тихим, скромным, молчаливым я ни был, я тоже хочу любви, секса, вечерних посиделок с кино и объятиями. Я хочу быть полноценным человеком с полноценным набором чувств и эмоций. Мне кажется, что если вдруг у меня будет грудь — я буду счастлив.       Круспе внимательно выслушал рассказ и покачал головой. — Ты совсем ещё мальчик, как мне тебя жаль, — выдохнул он. — Три года разницы, иди к чёрту, Круспе. — Я не о физическом возрасте, а ментальном. Ты так юн, невинен и наивен, Олли… Я хотел тебе сказать, что не стоит делать операцию. Просто не надо. Это отразится на карьере, на общественном мнении, на имидже всей группы, на бизнесе и наших жизнях в целом, — начал рассуждать лид-гитарист.       Оливер совсем приуныл и опечалился. Он думал, что Круспе приехал… «Обещал себе ничего не ждать и не разочаровываться. Конечно, они с Тиллем будут переживать за имидж своего детища. Зачем им, как и моей бывшей, полутранс?»       Рихард заметил, какое впечатление произвели его слова. — Это было только вступление. Ты не найдешь счастья в маммопластике, потому что это выстрел для длинного кросса. Ты будешь делать операции одну за другой, сидеть на гормонах, ты не сможешь быть похожим на женщину, из-за природных данных, это будет тебя угнетать и к своим сорока годам ты будешь просто сидящим на гормонах и антидепрессантах изуродованным объектом всеобщих насмешек и ненависти. Я не боюсь за группу, потому что ни смотря ни на что, я люблю тебя. Но! Но… Я боюсь за тебя. Это черта моего характера и особенность мышления — сразу искать плохой исход. Логически подводить к нему.       Рихард замолчал, потому что Оливер отвернулся от него к вновь закипевшему чайнику. — Оливер?..       Ридель обернулся, Круспе увидел, что он плачет, кусая губы. — Ну чего ты?.. — Рихард, ты… Блядь, ну ты же прав. Ты же опять повсеместно прав, я ненавижу тебя за это, — он закрыл лицо руками, выкрикивая слова сквозь дрожащие пальцы. — Да, я буду уродом на препаратах, у меня не будет жизни, любви и счастья. Никто не даёт гарантий на то, что всё будет хорошо. И даже самые крутые психологи не скажут, что будет со мной после пластики, захочу ли я ещё что-то, станет ли лучше, станет ли хуже…       Лидарь со страхом смотрел на начинающуюся истерику и думал, где носит Пауля — дружка этого несчастного человека? В любом случае, бесполезный сейчас Ландерс был слишком далеко.       Круспе встал с места и подошёл к басисту, беря его руки в свои. — Я не прав, я просто грёбаный пессимист. Грёбаное унылое чмо, которое, на самом деле, если опустить все конфликты, шутки и издёвки, очень любит тебя. Я… Помнишь тот день, когда я принёс тебе бас-гитару и сказал играть? Я увидел в тебе человека, с которым хочу покорить мир, с которым буду хотеть выступать, давать интерьвью, снимать клипы, Оливер! Ты тот человек, с которым я хочу провести достаточно много времени. Говорил уже, я просто боюсь за тебя, — Рихард поддался эмоциям, громко говоря, сильнее сжимая ладони басиста.       Ридель сморгнул оставшиеся слëзы и кивнул, слабо улыбаясь. — Кем бы ты ни был, ты всё равно говоришь правильные вещи. Я не хотел верить в то, что пластика никак не поможет. Я не думал о последствиях в глобальном масштабе, лишь о тех болях после операции, но не обо всех тоже. Рихард, ты разрушил все мои мечты.       Круспе приподнял брови. — Будто всё испортил, честное слово… — Да, ты всё испортил и этим спас меня. Спасибо — всё, что я могу тебе сказать, — басист пожал плечами.       Гитарист ответил, что рад был помочь и ещё, что ему пора домой. Он планировал как следует напиться. Ридель, конечно же, как любой хороший друг попросил держать всё под контролем и, в случае ЧС, звонить и просить о помощи. — Себе помоги сначала, ей-богу, уже меня собрался спасать, — улыбнулся Рихард. У него снова не получалось сыграть радость и беспечность.       Перед тем как выпустить друга, Оливер коснулся его плеча. — Ты хочешь что-то сделать или сказать, я вижу. — Да… Но это тебе не нужно, правда, — Круспе убрал ладонь басиста. — Нужно. Ты помог мне и теперь что-то тревожит тебя, я готов дать ответную помощь. Мне уже легче и сделать это будет просто.       Лид-гитарист какое-то время рассматривал лицо человека, которого мог потерять, не приедь он сегодня, и всё же решился: — Люблю я тебя… Знал бы ты как. Тебе плохо, такие мысли гуляют, проблемы, тяжесть, боль, одиночество, эта конченная шлюха, да, я заметил кровь и, не тупой, понял всё. В твоей жизни столько дерьма, а я бесполезен. — Ты не бесполезен, — тут же запротивился Ридель.       Рихард поднял на него взгляд, а потом шагнул к нему с распростёртыми объятиями. — Олик, пожалуйста, будь счастлив. Я готов дать тебе что угодно, что попросишь, только скажи. Я вот понял, что ты действительно очень дорог для меня. Я не знаю, меня вот только что осенило. Я… Я… — Люблю тебя, дурак ты старый. — Всего три года!..       Бас-гитарист отмахнулся, цокая языком, но потом возвращая атмосферу. — Спасибо тебе, Рих, ты меня правда спас.