Тоору, поговорим?

Матч с Карасуно проигран. Этого и боялся парень, хоть и не показывал своего волнения никому. Старался не показывать. Но его друг слишком внимательный. Это радовало и одновременно раздражало. Только Иваизуми мог заметить лёгкую дрожь в ладонях, которые сжимались в кулаки до такой степени, что короткие ногти впивались в ладони и оставляли следы. Только Иваизуми замечал искусанные, разодранные в кровь губы. Только Иваизуми замечал, когда Тоору снова не спал. Только Иваизуми имел возможность заходить к Ойкаве в любой момент. Ночь, день, снег, дождь. Всегда. Вот только сейчас шатен не хотел его видеть. Не хотел видеть никого. В наушниках играла музыка. Одна и та же песня, которую парень слушает уже не первый десяток раз и от неё уже должно быть тошно, но нет. Она служит лишь для того, чтобы меньше думать. Стоит затихнуть на секунду и в голову со всей силы бьют мысли: "ты делаешь недостаточно", "слабый", "ничтожный", "ты не достоин этого". Тоору хмурится, громко всхлипывая и пользуясь тем, что он дома один. Что на него никто не смотрит и не надо натягивать на себя, словно латексный костюм на размер меньше, маску самоуверенности. Ресницы мокнут от слёз, перед глазами всё плывёт, губы снова раздирают до крови, пока парень сидит на кровати в чёрных шортах и серой футболке. Сжимает лезвие от точилки сильными пальцами, резким движением разрезая кожу. Он не мазохист. Но шатену становится легче от мысли, что он получает боль, которую заслужил. Затем ещё один и ещё. Один менее глубокий. Это были быстрые, хаотичные движения, над которыми не приходилось долго думать. Всего лишь предплечья. Наденет кофту или специальные рукава и никто ничего не заметит. Алые капли текут к запястью, падают на деревянный пол, на котором сидит волейболист в углу комнаты, поджав колени к груди и пряча в них своё лицо. Музыка не может заглушить лишь одну мысль: хоть бы никто не вошёл. Дверь не открывают, хотя брюнет стучит уже минут пять точно. Может больше. Иваизуми это надоедает и тот решает наплевать на культурность и тот резко дёргает дверь на себя. Открыто. Это… странно. Ойкава не забывает закрыть за собой дверь. Пытаясь побороть тревожность, волейболист тихо входит и прикрывает за собой дверь. Крадётся к комнате друга и прислушивается у двери. Всхлип. Этого достаточно, чтобы понять всё. Ещё один всхлип, сопровождающийся очередной раной на руке и удивлённо лицо Хаджиме, когда тот беззвучно открывает дверь и сразу натыкается взглядом на друга, который его замечает не сразу. Так. Он жив. Уже хорошо. —Тоору? — зовёт сокомандника, но связующий не слышит. Снова наносит порез и заставляет Иваизуми громко сглотнуть, с трудом. Тот не замечает, как оказывается перед Ойкавой, снимая с него наушники, падая на колени и тут же крепко обнимая шатена. Кажется, ему сломают рёбра сейчас. Тот удивлённо всхлипывает, глотая слюну. Глаза раскрываются от страха, чувства вины и удивления одновременно, пока лезвие выпадает из пальцев на пол, — Тоору, я здесь. Ойкава так и замер, обмякая в чужих руках и стараясь прийти в себя. Он не осознаёт момента, когда его руки невольно сами тянутся к чужому телу, которое кажется таким родным и слабо обнимают в ответ. Пачкая чужую одежду кровью, моча её слезами, волейболист утыкается носом в грудь Хаджиме и ноги разводятся в стороны, позволяя сесть ещё ближе к себе, прижать ещё сильнее. Пару минут в комнате стоит тишина, не считая тихих всхлипов и уже неслышной для парней музыки. Иваизуми отстраняется совсем немного, крепко держа Ойкаву за плечи и смотря ему в глаза, одной рукой аккуратно начиная вытирать слёзы с щёк и глаз. —Тоору, давай поговорим? — шепчет тот, боясь спугнуть сокомандника и смотря прямо в карие глаза, которые переливались на свету от слёз, которые продолжали течь, — Я рядом, слышишь? —Прости… — наконец устало, почти одними губами произносит шатен, опуская взгляд и позволяя себе быть слабым сейчас, — Я слабый и никчёмный. —С чего ты решил это? Ты замечательный, Тоору. Замечательный игрок, человек, друг. —Мы проиграли… —Значит одержим победу в следующем матче. Вместе. Ты не один, — буквально слыша, как разбивается что-то хрустальное внутри Ойкавы, Хаджиме продолжает, уже загибая пальцы, — У тебя прекрасные подачи, просто лучшие! У тебя точный пас, даже когда доводка отвратительная, твои скидки это что-то с чем-то! А блок. Ты вообще видел себя со стороны? Ты нереально крут. Ты подбираешь даже самые сложные мячи и я тобой безумно горжусь. Ты лучший друг и хороший человек. —Ива-чан… — удивлённо поднимает взгляд шатен, смотря как его друг раз за разом загибает свои пальцы, второй рукой держа его за плечо и говоря это с такой искренностью, что на глазах снова появляются слёзы. —Даже когда перебьётся хрусталь, когда догорят все краски заката… — Иваизуми продолжает стирать слёзы с чужих щёк и губами аккуратно касается носа своего друга, в лёгком, коротком поцелуе, который был наполнен нежностью, — Пожалуйста, перестань, ведь я буду рядом.