В смерти - жизнь: Готье.

      Всё валилось из рук, а я даже ещё не принимался за главную работу, лишь сидел с включённой лампой за столом над большой горой различных тетрадей и учебников. Ночь обещает быть тяжёлой и воистину «захватывающей». Только я в один из Великих Праздников Октавии провожу в компании лучших друзей — конспектов. Лампочка предательски замигала, и я, вздохнув, облокотился на спинку стула. Ужасно клонило в сон, несмотря на то, что я выпил три кружки кофе, но иного варианта, кроме как сидеть здесь, у меня не было. Помимо большого количества заданий, которые я должен сделать по основным предметам, у меня ещё были задания по факультативам. Дедлайны горели, а я лишь наблюдал за этим медленным процессом, периодически подливая бензин.       Дома было тихо, что неудивительно: мы никогда не справляли Хэллоуин. По словам отца, это пустое времяпровождение, как, впрочем, и по словам Гедеона. Казалось, только Габриэлла и разделяет всеобщую радость праздника среди чистокровных. Обычно маленькая принцесса справляла его в компании подруг по балету, но это только вечером, на время выступления. Как по мне, довольно странно проводить балет 31 октября, когда все погружены в свои заботы, например, где можно провести праздник или с кем. Но, скорее всего, я просто мало мыслил в балете, особенно в детском. Если Габи испытывает комфорт от этого, то я только счастлив, но всё же продолжаю порой избегать её выступлений.       На часах поздний вечер, совсем скоро ночь, а значит, с минуты на минуту придёт уставшая Габриэлла и сразу повалится спать. Обычно так и бывало: после изнурительных тренировок или репетиций она ещё вечер и ночь лежала с мультиками, совсем не желая вставать. В принципе понять можно, после поступления в Академию всё своё свободное время я трачу только на сон. Вместе с отдыхом факультативы беспощадно сжирают моё и так крошечное желание учиться и общаться с людьми. Мне нравилось учиться, нравилось тратить на это почти всё своё время, но я никогда не любил делать проекты, особенно на которые даются месяца: я всё равно делаю всё под конец. И вот даже сейчас я выполнял то, что должен был сделать еще к прошлому занятию. Славу богу я тогда себя неважно чувствовал, поэтому не пошёл на занятия. Но от этого лучше не стало: я ещё больше запутался в теме.       Я хотел положить голову на спинку стула, но случайно достаточно больно ударился затылком. Охнув от неожиданности и боли, я недовольно прошёлся ладонью по волосам. Неужели я так и умру от скуки с большой горой конспектов, больным затылком и стулом-предателем?       С улицы доносились крики детей, иногда мне удавалось слышать чьи-то разговоры. Дети редко приходили к нам за сладостями с тех пор, как мамы не стало. После её смерти мы перестали украшать дом, да и сладостями не запасались. Мы редко справляли какие-либо праздники, а если и справляли, то только ради Габриэллы. Наш дом почти ничем не отличался от слова «стабильность». Я даже думаю, что наш дом является синонимом к этому слову. А ещё порой мне казалось, что если зададут вопрос: «Зимой и летом — одним цветом?», я бы точно ответил: «Дом Хитклиф» — настолько всё было серьёзно.       Но эти годы моё существование хорошо скрашивали друзья: слегка беспокойный Леон, милая, но своевольная Оливия, не особо серьёзный Оливер и Скэриэл. Просто Скэриэл Лоу. Этого человека слишком тяжело понять даже мне, с кем он довольно часто проводит время. По крайней мере, проводил. Я думал, что после поступления в Академию мы будем чаще видеться, но он нагружен учёбой гораздо больше моего. Что ж, это меня даже мотивировало. Однако, к сожалению, я даже не знал, как точно Лоу будет справлять Хэллоуин и будет ли. По его словам, ему нужно отправиться по делам к кому-то из родственников. Когда он сказал мне об этом, я долго пытался вспомнить, упоминал ли он ещё кого-то из родни помимо дяди Эдгара.       Прокрастинация живьём поглотила меня. Я уже начал рассуждать совершенно о глупых, в тот момент я думал, о важных, вещах, лишь бы не писать историю возникновения тёмной материи. На самом деле, я совсем не понимал, что от меня требуется, ибо точной истории не было даже в архивах. Она просто… появилась. Как часть человека: орган или даже способность ходить. Но почему только у некоторых людей — это оставалось под вопросом. Неужели мне придётся ехать к самому великому учёному по тёмной материи в мире, чтобы написать работу? После подобных рассуждений мне самому стало интересно, кто же у нас является самым продвинутым учёным в этой сфере. Я не понимал, почему не могу вспомнить личность. Неужели мы изучали это тогда, когда я случайно уснул на истории?..       Взяв в руки телефон, я увидел уведомление. Это было сообщение от Оливера. Я посмотрел на часы. Всё еще вечер, всё еще канун Хэллоуина и всё ещё сообщение от Оливера. Страшнее кошмара не придумаешь. Оливер. Соскучилсс малыгш Готи? Собрайся, папочка ол и вер отвезет тебч в театр. Будем культурно просвещаться.       Спустя пару секунд пришло ещё одно. Оливер. Только не встречай меня со своей кислой миной, и так уже от сестры хватило.       Старый театр, Оливер и проблемы с Оливией — только дураку непонятно, что он пьян. Но я терпеливо дождался, пока он допишет сообщения, и начал рассуждать о том, соглашаться ли мне на такую авантюру. Обычно у меня не было выбора. Готье. Вечера. Старый театр? Ночью? В Хэллоуин? Ты не болен? Может, пьян? Но мне нужно писать конспекты и разбираться с долгами.       Конечно, он был пьян. Тут даже не нужно было уточнять: кто в здравом уме позовёт друга гулять по ночному театру? Только пьяный Оливер. Оливер. Чересчур много знаков вопроса, Готи. А на конспекты плевать, спишем завтра перед уроками. Ты сам себе создаёшь лишние проблемы. И вообще я уже вызвал нам такси. Ты лучше подумай, как тебе улизнуть из дома, и жди меня.       И он вышел из сети. Как обычно вкидывал то, что хотел и уходил, не дожидаясь ответа. О да, это было слишком в его характере.       Я перевёл взгляд с экрана телефона на кипу тетрадей, которая, кажется, могла достать потолка, а затем снова посмотрел на телефон. Передо мной стоял выбор: умереть от переутомления или умереть от рук Гедеона за то, что я сбегаю ночью из дома. Я решил, что второй вариант менее мучительный. Надеюсь, Гедеон вспомнит то, что является моим старшим братом, и убьёт меня быстро.       Я не знал, насколько быстро прибудет Оливер, поэтому с прикидом особо рассуждать не стал: взял первые попавшиеся чёрную рубашку, пиджак и брюки. Классический, достаточно красивый образ так ещё и в чёрных тонах, чтобы никто не заметил, как я перелезаю через окно — самое то в такой вечер. Хмуро кинул взор на пособия на столе. Наверное, стоит выключить лампу и спрятать что-нибудь под одеяло, чтобы создать иллюзию того, что я лёг в кровать. Конечно, служанки не проверяли мою комнату без разрешения, но Гедеону не нужны были какие-либо разрешения, чтобы смело вторгаться в моё личное пространство. Если бы мне дали задание нарисовать свою зону комфорта, я бы нарисовал дырявый шарик, отверстие на котором оставил мой старший брат.

***

      Я заметил огни от фар мимо проезжающей машины и подошёл к окну. Классическое жёлтое такси остановилось, а затем открылась задняя дверь, и выглянула светлая макушка. Даже издали можно было понять, что это Оливер. Будучи пьяным, он продолжал сиять и излучать шарм уверенности в себе. Иногда я даже завидовал ему.       Окно легко открылось, и я сел на подоконник. На улице прохладно, но не настолько, чтобы надевать шапку, но и не настолько тепло, чтобы ходить без перчаток. Я поёжился от такой резкой смены температуры, но перчатки брать не стал, а лишь уверенно поддался вперёд, чтобы ухватиться за дерево.       Хорошо, что я уже имел опыт в вечерних побегах, хоть и делал это изредка. Помню, первый раз я порвал пиджак и чуть ли не упал с дерева, пока слезал. От этих жутких воспоминаний по телу пробежала дрожь. Отряхнувшись, я пошёл в сторону машины и юноши, что активно жестикулировал. Либо Оливер махал мне, здороваясь, либо зазывал меня. В любом случае нужно было идти.       Я заметил, как он что-то говорил мне, но не особо мог различить. Понял я сказанное только тогда, когда подошёл. — А нельзя было хотя бы ради общего веселья постараться выглядеть не таким убитым? — Оливер Брум в строгом вечернем костюме, будто с иголочки, стоял напротив меня и всеми способами пытался показать, что вовсе не пьян. Но его покачивания в разные стороны и резкие действия говорили об обратном. — Прошу, садитесь, мистер. Нас ждет замечательный вечер.       После своих слов он поддался вперёд, но чуть ли не упал. Я только успел вовремя ухватить его за пиджак, иначе бы Оливер прямо сейчас лежал, уткнувшись носом в асфальт. Брум вообще знает меру? — Оливер, я всё понимаю, но давай ты будешь стоять на ногах? И какой ещё заброшенный театр в таком состоянии? Может, лучше тогда у меня проспишься?       Я терпеливо придерживал его, пока тот пытался активно забраться в машину, будто если не уедет сейчас, такси больше никогда не приедет. — Ага, а потом мы проснёмся ранним утром, съедим сладкую кашу и пойдём в Академию. Прямо Хеллоуин мечты. — С этими словами он погрузился в заднюю часть машины и удобно расположился на сиденьях. В руках у него уже было вино, я сам не заметил, откуда он его достал, но, видимо, это далеко не первая бутылка. — Будешь? — Ммм, вино, — с некой саркастичной улыбкой произнёс я. Набрался у Скэриэла видимо. — Не буду, спасибо, — на всякий случай уточнил.       Я сел рядом с Оливером и, нахмурившись, посмотрел сначала на бутылку, а затем на Оливера. В этот раз сидеть было неудобно. Может всё дело в костюме, а может в Бруме, который развалился на весь салон машины. — Заброшенный, какой ещё? Или думал, мы поедем на вечерний показ Ромео и Джульетты? — со смехом спросил он меня. — Там был теракт несколько лет назад. Говорят, там теперь живут призраки. Я это в интернете нашёл. Вход вроде оклеили, но кого это волнует, правда? С простым скотчем даже низший справится. Жуть, да? Вот и я так подумал. Идеальное место для ночных похождений. Особенно когда это последняя ночь октября. — Ты с ума сошёл?! — не удержался я. — Серьёзно едем в заброшенный театр?! — я слегка помассировал виски. — Как отсюда выбраться?       Сделал вид, что дёргаю за ручку дверки, но, естественно, выбираться из машины во время движения не было лучшим вариантом выхода из стрессовой ситуации. — Я с тобой пьяным в заброшенный театр точно не пойду. Вдруг ты там, не знаю, ногу сломаешь? Или руку? Ты вообще понимаешь, насколько опасно тебе там находиться? — Да не пьяный я! Просто немного выпил! Для поднятия адреналина, чтобы с тобой слишком скучно не было. — Он попытался схватить меня за руку, чтобы я перестал дёргать ручку, но у него ничего не вышло. — Прекрати дёргать за ручку! Тебя если насильно куда-то не повезёшь, ты так весь день за конспектами и просидишь! — Я отпихнул его от себя. — Ой, да иди ты! Я устраиваю нам настоящую подростковую жизнь, ясно? А ты как обычно. Не хочу больше с тобой говорить.       Он отвернулся от меня. Я уставше взглянул на него и не сдержал вздох. День предстоял быть для меня очень тяжёлым и долгим. — С тобой пьяным даже спорить бесполезно. Поехали, — я облокотился на спинку сиденья. Прикрыв глаза, тихо произнёс: только без авантюр. Мне хватит и одной поездки. — Офигенно. Ну вот и решили.       На этом наш диалог и был закончен. Я не мог понять, на негативной или позитивной ноте, но такой компромисс меня радовал, хоть и отчасти тревожил.       Тепло внутри салона клонило в сон, и я только успевал вовремя поднимать голову, лишь бы полностью не обмякнуть в сиденье. Я слышал, как Оливер начал беседовать с водителем, и я решил сосредоточиться на этом. Медленно переводил взгляд с одного чистокровного на другого. Из-за сильного недосыпа в сезон долгов (это мой личный сезон, который придумал я сам) мне почти не удавалось засыпать, поэтому я сильно беспокоился, что стану обузой для Оливера. Но можно ли стать обузой больше, чем алкоголик в заброшенном театре?       До меня донеслись слова Оливера о том, как он устал от учёбы и от этой несправедливости. После неловкого ответа таксиста: «Ам, да, конечно. Ужасная несправедливость. Даже не знаю, что вам посоветовать, мистер…». Я прыснул со смеху. Будто бы Оливер не пропускал большую часть факультативов и не списывал домашнее задание у меня на переменах. — Да, Оливер, тебе учёба даётся гораздо тяжелее… — я продолжал смотреть в окно, рассматривая мелькающие дома и деревья. — Вот и что ты смеёшься, Готье? Я вообще-то говорю о серьёзных вещах. Думаю, всем студентам пора взбунтоваться, чтобы поставить надменных учителей на место. Может, наконец-то станут меньше задавать. — Ещё один бунтовщик в моем окружении… Скэриэл бы похлопал тебя по плечу за такие слова, — я с лёгкой улыбкой обернулся к Оливеру. — Нам ещё долго ехать? И до скольких мы там? — Минут 10, мы уже близко. До скольких? Пока ты не испугаешься, Готи, — усмехнулся он. — Как устанем — так и уйдём. Не вижу смысла сейчас об этом задумываться. Расслабься. — Приколист. Могу только довериться тебе. Надеюсь, мы не помрём, — от своей же шутки мне стало не по себе.       Я не ожидал ответа от Оливера, поэтому полностью погрузился в мир по ту сторону окна машины. То измерение было для меня жутким, холодным и одиноким. Мне бы не хотелось туда, но и в машине я чувствовал укол отчуждённости. Не то чтобы я был лишним, скорее, наоборот, я был важной персоной. Уверен, без меня бы Оливер давно нахватался проблем. Однако ощущение было не из приятных. Тревога? Страх? Гнев? Печаль? Я не понимал, но готовился к чему-то неприятному, хоть и надеялся до последнего, что этого не произойдёт.       Находиться в прострации было неким моим хобби. Наверное, единственное, по чему бы я точно побил все рекорды и занял бы первое место во всём в мире. С моей концентрацией внимания всё было настолько ужасно, что я не заметил, как мы приехали. А заметил только тогда, когда Оливер что-то громко произнёс. Я не разобрал его пьяный бред, но посчитал, что это может послужить сигналом для выхода из машины. Всё еще находясь где-то вне этого мира, и уж точно вне этой компании, я открыл дверь и поднялся со своего сиденья.       Не прошло и секунды, как Оливер чуть ли снова не упал. На этот раз ему помогла его координация движений, а именно он сам сумел устоять на месте. Упрямый парень. Я усмехнулся, разглядывая его, даже не обращая внимания на то, что он бубнит. Затем заметил, как он лезет обратно в машину, бьётся головой об крышу машины (или мне послышалось?) и, наконец, возвращается. В руках у него бутылка. Я закатил глаза.       Пока он пропадал по другую сторону дверки машины, я рассматривал местность. Театр мне понравился сразу. Я не фанат архитектуры, однако мог получать визуальное наслаждение от подобных мест. Театром было огромное здание, уже, к сожалению, не такое оживлённое как раньше. В больших тёмных окнах не было стёкол, поэтому они больше напоминали дыры в здании. А за этим дырами пустота. Немного жуткое зрелище. Прямо напротив нас было несколько входов, однако, как я понял, работали далеко не все. Двери были либо завалены чем-то тяжёлым, либо закрыты так, что пройти через них было просто нереально. Но стёкла во многих окнах были разбиты, а судя по картине разгрома внутри здания и рисунках на стенах, можно было прийти к выводу, что внутрь попасть всё же можно. От тьмы внутри здания я поёжился. Театр был красив, шикарен, великолепен, но сейчас он мёртв. Очень странно находиться на кладбище обычных кирпичей и цемента, но ощущение далеко не самое приятное.       Я знал, что несколько лет назад в этом театре произошёл теракт, но не знал точных деталей. Оставалось лишь догадываться, какую историю хранит в себе это великолепие. Хотя, зная Оливера, полную историю я узнаю достаточно быстро.       А вокруг была полная тишина. Театр находился не так далеко от центра города, а может, даже в самом центре, однако в этом районе я никогда не бывал. Но даже несмотря на такое близкое расположение ко всему живому, здесь было ужасно тихо, будто бы поблизости и вовсе не было никаких других зданий. Я подумал о том, что стоит спросить точное местоположение театра у Оливера или же поищу лично. Самое главное не забыть.       Оливер двинулся вперёд и позвал меня за собой, вздохнув и поправив пиджак, я последовал за ним. Мне уже хотелось домой. — Надеюсь, мы никого призывать не будем, — саркастически произнёс, но тут же пожалел об этом, ибо понял, что это может показаться интересным времяпровождением для Оливера.       Мы не спеша подошли к главному входу. Я не торопился, ибо не имел сильного желания заходить внутрь, а Оливер еле передвигал ноги. Если бы мы были в фильме ужасов, то точно бы умерли первыми, исходя из наших ролей в сюжете хоррора. — Ты уверен? — спросил я у Оливера, когда стоять в тишине у самого входа и глядеть на двери стало невыносимо глупым действием. — Конечно, — с этими словами он толкнул вперёд старую дверь и прошёл через арку. Тьма поглотила его.

***

      Глаза долго привыкали к пространству вокруг, поэтому первое время я просто пытался не споткнуться об эти «руины» и послушно шёл за белой макушкой. Если бы мы с Оливером были брюнетами, мы бы давно уже потерялись. Даже костюмы не спасали: мы оба были в чёрных нарядах. Фойе было просторным и заполненным каким-то хламом. Я хотел достать телефон из кармана, но понял, что карманы пусты. Я замер. Вновь похлопал себя по карманам пиджака, брюк, проверил их изнутри, но всё тщетно. Телефона не было. Я ни на шутку испугался. Неужели я оставил его в такси или дома? Разницы особо не имело, больше меня пугало, что мы находимся в заброшенном театре с пьяным Оливером ночью и без моего телефона. — Оливер, у тебя нет случайно моего телефона? — А что? Потерял? — усмехнулся он, остановившись.       Брум остановился только с анатомической точки зрения, но с точки зрения физики он всё ещё покачивался вместе с бутылкой вина в его руках. Мне впервые стало стыдно с того, что когда-то он мне нравился. — Да, либо оставил его дома… Нам лучше вернуться, пока транспорт не перестал ходить, — я тревожно проводил правой рукой по рукаву левой руки.       Лицо Оливера скривилось в недовольной гримасе. — Да ну, Готи, ещё же рано, — плаксиво произнёс он. — Давай хотя бы всё осмотрим и уйдём? К тому же у меня телефон есть. Ну пожалуйста, — последние слова Брум произнёс, сложив руки в молитвенном жесте.       Я вздохнул и закатил глаза. Если подумать, время ещё было, да и театр не такой огромный, чтобы потратить на осмотр этажей больше часа. Я помялся на месте, а затем кивнул в знак согласия. Оливер начал сиять от счастья после моих слов и вскрикнул короткое: «Ура!». Я усмехнулся его ребячеству. Всё же Оливер оставался одним из моих близких друзей, даже несмотря на все негативные моменты. Я всё еще мог ощущать с ним комфорт.

***

      Осмотр первого этажа занял немного больше времени, чем полагалось. Вместо моих предполагаемых десяти минут, мы осматривали каждую минут двадцать в общей сложности. Слева от входа находилась большая гардеробная. Огромные грязновато-серые арки и облупленные стойки говорили о том, насколько давно это место было покинуто. Многие вешалки и крючки разбитыми валялись на полу, вместе с какими-то тряпками. Наверное, раньше это было частью гардероба. Я обходил всё стороной, боясь прикасаться к чему-либо с мыслью, что когда-то здесь произошёл теракт. Потолки были высокими, а ещё очень тёмными, поэтому казалось, что пространство гораздо меньше, чем является на самом деле. В гардеробе мы пробыли недолго: помимо кем-то оставленной одежды и старых газет на полу, больше ничего не было. После мы решили тщательнее осмотреть само фойе, а затем подняться на второй этаж, к буфету и киоскам.       Но осмотр фойе нас занял на продолжительное время. Всему причиной стали часы. Огромный циферблат прямо напротив выхода. Они стояли у противоположной стены. Такие большие и могущественные. Я смотрел на них (или они смотрели на меня?), прямо как завороженный и не мог сдвинуться с места. Они были сделаны из тёмного дерева, а маятник за стёклышком был позолочен. Часы были практически нетронутыми в отличие от других вещей вокруг. Неужели вандалы тоже считали их такими великолепными, что не решались трогать? Но самое интересное — они ходили. Стрелки передвигались с большой скоростью и прямо на моих глазах сжирали секунды и минуты. Это не они повиновались пространству и времени, это пространство и время повиновалось им. Я не понимал, как механизм еще не заржавел, не сломался и не запылился, а лишь ускорился в несколько раз. Прошло больше пяти лет, а они были в отличном состоянии. Я чувствовал себя частью чего-то великого, просто находясь рядом с ними. — Оливер, можно твой телефон? Хочу время посмотреть, — попросил я, пока проводил подушечками пальцев по поверхности крышки часов. — М? Да, конечно, — он засунул руку в карман брюк и достал оттуда телефон. — Держи, — вручил его мне.       Взяв в руки, я нажал кнопку включения, но ничего не произошло. Экран как был тёмным, таким и остался. Я напрягся и повторно удержал кнопку. Результата не последовало. — Ты что, телефон не зарядил перед встречей? — нахмурился я. — Чтооо? — протянул Оливер и подошёл ко мне почти вплотную. — Быть такого не может. Я точно помню, что там было около девяноста процентов. — Дурья ты бошка, — выругался я в сторону Брума. — Как мог повести меня в такое место без заряженного телефона?       Я цокнул и слегка покрутился на месте, рассуждая о том, что делать в данном случае. Сейчас было примерно половина одиннадцатого, соответственно общественный транспорт всё ещё мог ходить. Как, впрочем, и люди на улице, чтобы попросить их вызвать такси. — Пойдём отсюда, пока стало совсем не поздно, чтобы уехать домой.       Кинув эти слова, я устремился обратно к выходу. Слышал, как позади меня ворчит Оливер, медленно еле волочась за мной. Мне, конечно, не приносило удовольствия видеть его в таком печальном виде, но другого выхода не было. Будь у нас связь с внешним миром из театра, мы бы осмотрели ещё и зрительный зал. Так нам оставалось только уйти отсюда.       Я подошёл к выходу и остановился. Напротив меня всё так же были полуразбитые деревянные двери, но в этот раз за отверстиями в дверях не была видна улица. За ними не было видно ничего. Через двери я видел лишь тьму. Я на мгновение растерялся от такой картины. Однако, собрав себя в руки, я сделал шаг вперёд и протянул руку к этой темноте. Она не поглотила меня. Это была стена. Обычная ровная чёрная стена. Прямо за дверью. Холодная и пугающая. И я её касался. Я резко отдёрнул руку и отошёл. Оливер в недоумении посмотрел на меня, мы переглянулись. В горле образовался ком, а из-за наступающей тревоги мне не удавалось нормально дышать. — Там… стена, — я указал Оливеру в сторону двери. — Стена? Шутишь.       Он усмехнулся от моих слов, восприняв это как шутку, и тоже подошёл к аркам. Протянул руку вперёд, но она резко остановилась, будто бы врезавшись. Почему «будто бы»? Она буквально коснулась чего-то. Такого чёрного оттенка я ещё не видел. Он был слишком нереальным: без бликов, без каких-либо разводов. Но самое жуткое то, что в помещении не стало темнее, после того как перекрыли выход. Лунный свет всё ещё освещал пространство. — Неужели мы не заметили, как балкон свалился на выход, — старался рассуждать Оливер. Кажется, тревога его вообще не тронула. Он был слишком невозмутимым. Я оглянулся и посмотрел на часы. Они уже показывали половину двенадцати ночи. По всему телу пробежали мурашки. — Мы бы заметили, Оливер. Здесь что-то не так. Это жутко. Нам нужно срочно отсюда уйти, — только это смог выдавить из себя я. — Ну, можно найти запасный выход, как вариант. Но я не вижу здесь чего-то особо жуткого. Всё будет ОК’ей, можешь не париться.       После этих слов Брум медленно опустился на грязный пол, а затем полностью осушил бутылку. Он положил её у своих ног и сонно посмотрел на меня. — Ты как всегда. Почему я не удивлён, что даже сейчас ты ведёшь себя так, будто всё под твоим контролем? Хотя решаешь ты проблемы тем, что просто напиваешься. Зачем ты втянул меня в это?! — не выдержал и выплеснул я.       Повисло молчание. Я сжал ладони в кулаки и ждал, когда он ответит, но Брум молчал. Молчал и смотрел себе под ноги. Спустя минуту тишины он поднял взгляд на меня. — Мда, Готи, умеешь ты, конечно, дружить. Мне так не хватало твоих слов про алкоголь. Ты мой самый лучший друг. «Во просто», — с улыбкой он поднял большой палец вверх, показав «класс».       Мои глаза стали слегка влажными. Возможно из-за ситуации в целом или из-за поведения Оливера, но мне хотелось разрыдаться на месте. Никогда не наблюдал за собой такого явления, чтобы я плакал из-за чепухи. Я боялся дотронуться до глаз или даже двинуться, ибо думал, что это послужит спусковым крючком. — Да пошёл ты, — тихо сказал я и развернулся, чтобы он не заметил мою слабую сторону. — Я пойду, поищу другой выход, а ты сиди здесь.       Но мой голос дрожал. — Да. Босс, куда я денусь.       Я прикусил губу и ступил вперёд. В темноту.

***

      Потерялся я сразу, но на осознание этого понадобилось некоторое время. Я помнил, что сначала повернул налево, затем направо, а после, увидев, что в этой стороне нет выхода, остановился. Позже я услышал шорох недалеко от себя. Я не понял, с какой стороны именно он доносился, но слышал его некоторое время довольно отчётливо. Я решил, что это Оливер, поэтому пошёл на звук. Но стоило мне зайти за ещё один поворот, как заметил, что Оливера там нет. Шум усиливался, но виновника моей тревожности я не обнаружил. Я весь сжался. Темнота и моя беспомощность давили на меня. Я стоял как вкопанный у входа в помещение и не знал, куда мне деться, лишь бы монстры этого зловещего замка не выбрали меня в качестве своего ужина. Двинуться было страшно, но оставаться на месте ещё страшнее, поэтому я медленно ступил назад, не оборачиваясь. И тогда мне пришло в голову: почему я так долго шёл, но не смог найти Брума? После этой мысли я рванул с места и побежал, куда глаза глядят. Я не видел перед собой ничего. Я не слышал ничего, кроме собственного сердцебиения. Я чувствовал, что Оливер может быть сейчас куда беспомощнее, чем я. Я почувствовал сильный укол совести. Да что там укол. Я буквально разрывался от всех негативных эмоций внутри меня. Ощущал себя отвратительным безответственным другом. Я бежал с мыслью, что должен был изначально находиться рядом с ним.       Но Оливер находился всё там же. Он сидел на плитке, опёрся спиной на обшарпанную стену и катал по полу пустую бутылку вина. Я остановился в нескольких шагах и, страдая от собственной дыхалки (да простят меня пары по физре, которые я игнорирую), согнулся пополам, чтобы привести дыхание в норму. Брум вяло поднял на меня взгляд. В темноте я не смог различать его эмоции, но даже отсюда я ощущал то разочарование, что он испытывал ко мне. — Ты в порядке? — серьезно и даже с капелькой тревоги спросил Оливер.       Я совсем иначе читал его эмоции, поэтому не очень понимал, почему он так дружелюбен. Мы не в конфликте? — Я… — в голове всё запуталось, а мир вокруг замедлился. Что мне сказать Оливеру, чтобы я не казался полным дураком? «Да так, ничего, просто призраков слышал» или «Я понял, что здесь нет выхода и можно запросто потеряться и, возможно, даже умереть» (я любил приукрашивать), так? Сумасшествие. — …ничего не нашёл. Предполагаю запасный выход есть с другой стороны. Однако дело ещё в том, что помимо перекрытых выходов, у нас ещё есть перекрытые окна. Я не могу пробиться через эту пустоту.       Находясь в заброшенном театре, я ощущал себя кроликом в ловушке. Оливер молчал и тихо смотрел на меня. Именно тихо, ибо даже его эмоции были беззвучными. Мы провели так несколько минут: он сидел на полу, а я стоял напротив него. И оба мы молча смотрели друг на друга. Но я считал, что в данной ситуации нечего и говорить. Просто хотелось проснуться.       Я, правда, надеялся, что сейчас проснусь от подзатыльника Гедеона. Увижу себя в своей комфортной комнатке, спящим за столом на горе конспектов. Я бы сразу написал Оливеру, спросил как у него дела, а он бы ответил, что весело проводит время в компании друзей. И всё. Но ни вечно раздражённого Гедеона, ни тёплого освещения, а уж тем более весёлого и трезвого Оливера поблизости не было. В голове всё перемешалось, но я стоял ровно. Боялся, что если двинусь на миллиметр, то точно впаду в панику.       Ощущение движения позади меня очень пугало, но на Оливере, который должен видеть происходящее за моей спиной, даже скула не дрогнула. Мне казалось, что кто-то рядом со мной двигается, ходит, танцует, шуршит — живёт своей жизнью. Но я понимал, что на меня сейчас ужасно сильно давит атмосфера, соответственно подобный шум мне может казаться. — Что будем делать? — подал голос Оливер, и я был ужасно этому рад. — Мы можем пойти в зрительный зал и оттуда искать входы в другие помещения, а затем и выходы. Только вот я не знаю точную схему театра. Не только этого, но любого. Хотя мы можем посмотреть схему здания, вроде, в фойе? По сути, она должна быть на каждом этаже.       После этих слов он осторожно поднялся с места, отряхнул свои брюки и пиджак и аккуратно поставил бутылку на пол. Брум потянулся и зевнул, а затем полностью выпрямился и посмотрел на меня довольно скучающим взглядом. Я не видел его выражения лица, но ощущал за километр его эмоции. Я ошеломлённо смотрел на Оливера. И это тот чистокровка с ярким характером, грубым поведением в близких кругах? Я знал, что в стрессовых ситуациях Брум становился сдержанным и холоднокровным, но точно не во время алкогольного опьянения. Во мне начала зарождаться мысль, что он что-то скрывает. Скрывает то, возможно, с чем имел дело я. Очень частое явление на самом деле — адреналин в стрессовых ситуациях попадает в кровь, из-за чего человек полностью трезвеет. Я решил, что, возможно, Оливер тоже что-то видел. Или слышал? Очень мило с его стороны скрывать это от меня. — Так ты идёшь?       Голос Брума вызволил меня из размышлений, и я вздрогнул. Блондин уже направлялся к лестнице на второй этаж и остановился, чтобы окликнуть меня. Больше немедля ни на шаг, я направился за ним. Как и до этого, как и всегда. Всё же на Оливера можно было положиться.       Без фонарика было тяжело пробраться, но свет (так от чего же он в здании?) помогал нам быстрее ориентироваться на местности. Прежде чем осматривать буфет и другие локации, мы решили поискать схему театра. Нашли её достаточно быстро, но никакого толка от неё не было — она была полностью разрисована различными граффити. В тот момент я пожелал смерти части населения, которые увлекаются вандализмом, и даже отчасти не пожалел об этом. Однако позитив Оливера позволял мне не теряться в действиях: после его слов о том, что мы сможем вдвоем поискать другие выходы, я стал слегка увереннее в своих силах.       Проходя киоск за киоском, а затем и осмотрев и весь буфет, нам пришлось остановиться. За бурными обсуждениями исчезли и все тревоги вместе со страхами. Даже отчасти казалось, что мы вовсе не в заточении в заброшенном театре, а просто на квесте в приятной компании. Причиной такого комфортного настроения (комфорт ли это или защитная реакция?) послужили диалоги с Брумом. Почему-то от его жалоб на учёбу становилось гораздо легче, и я понимал, что существует наш мир, помимо мира в этом театре. Если бы не данные обстоятельства, я бы позволил себе утонуть в этом спокойствии.

***

      В другом конце коридора я заметил, как что-то промелькнуло. Это и послужило основанием для остановки. Сначала я молча недоумённо смотрел в темноту. То, что с театром явно что-то не так, я понял довольно давно, но не мог же я сказать: «О боже да это место кишит нечистью!» Дело даже не в репутации, а в том, что я не верил в собственные мысли.       Я не двигался, но не из-за страха. Из-за сильной волны интереса. Я ощущал, как Оливер напрягся и тоже внимательно смотрел вперёд. Передо мной тёмная пелена, а в ней есть нечто необычное. И мы ждали следующих действий от этого «нечто». И дождались. Спустя некоторое время я заметил белую макушку, прямо у лестницы на второй этаж. Сначала мне показалось, что это обычное белое пятно, но я слишком часто видел чистокровных, чтобы не понять, что это один из них. Силуэт не двигался, казался, что окаменел. Позже я осознал, что эта фигура изначально была в коридоре. То, что казалось мне частью костюмов, было им. Я ощущал его пристальный стеклянный взгляд на себе, возможно, Оливер ощущал его тоже. Брум стоял на шаг позади меня, и я покосился на него. Он стоял неподвижно, его скулы напряглись, а брови были нахмурены. Но Оливер продолжал сохранять холоднокровие. Я поразился его возможностям не испытывать страх даже в таких ситуациях. Возможно он испытывал что-то по типу ужаса, но точно не показывал этого. Я не понимал, что испытываю. Я перевёл взгляд обратно на фигуру. Он даже не шелохнулся. — Эй, — обратился я к пустоте и удивился тому, какой тихий у меня голос даже для этого пустого места. — Не ведись на подобное, — это уже говорил Брум позади меня.       Я слегка повернул голову так, чтобы мог одновременно видеть и силуэт, и друга. — Что ты имеешь в виду? — Ты же догадываешься, кто это. Один из них был внизу. Или это он и есть… — Брум ненадолго задумался, затем продолжил: нет, там точно была девушка, а это парень.       До меня не сразу дошёл смысл сказанных им слов. Я секунду тупил взгляд, после чего ужаснулся. Так он видел! Я был прав! Но неужели в тот момент, когда я звал его наверх?.. — Откуда ты знаешь? — мне совершенно не хотелось верить в это. Не хотелось, чтобы, по крайне мере, Оливер подтверждал эти слова. Не хотелось, чтобы он осознавал полную картину ситуации.       Я вскрикнул и отпрыгнул назад. Силуэт двинулся. Я точно это видел, слышал, чувствовал. Он двинулся, стоило мне договорить свои слова. Фигура склонила голову набок. Кажется, этот подлец смел с большим интересом слушать нас. Теперь мне были видны его глаза. Большие и белые. Я думал, меня вырвет от страха. — Это все знают. Я же вроде рассказывал тебе о слухах, разве нет? — Хорошее ты время нашёл для переговоров всё-таки… — перебил Брума я. — Нет, ты послушай. В 2009 году 31 октября в театре «Sancto Theatrum» произошёл террористический акт в сторону актёрской труппы. В тот вечер должно было пройти представление «В смерти — жизнь». Если честно, я не особо помню, как много тогда разобрали билетов. Кто-то говорит, что все места были полностью забиты, а кто-то говорит, что в тот вечер продали всего десять билетов. — Я не понимал, как Оливер мог спокойно рассказывать мне об этом. Он стоял, протянув руки перед собой. Должно быть, пытается успокоить такими действиями. С такими бы успехами он мог бы похлопать меня по щекам, чтобы воскресить, когда я уже умру. Но он продолжал: актёрская труппа славилась плохой репутацией. По сей день никто не знает точной причины. По сути, они были безобидными актёрами, которые любили своё дело. Но некоторые, видимо, не ценили подобную любовь к занятию. Во время представления один из зрителей напал на актёрскую труппу. Причина не была ясна. В газетах вообще написано, что это полукровки снова устроили бунт, но зачем им проводить его в театре? На самом же дело бунтовщиками были вовсе не полукровные или низшие, а чистокровные.       Я пытался принять данную информацию. Я понимал, что чистокровные — далеко не святые, но не знал, что даже СМИ их настолько прикрывают. — Доказательством всему служат тела жертв. А именно то, что ни одно тело не уцелело. Подобное нельзя произвести с помощью пистолета, только, возможно, мощной бомбы. Актёров буквально разорвало на кусочки. И это точно была тёмная материя, — Оливер опустил руки и слегка сжал кулаки. — И давно уже ходит такая легенда, что в этом театре есть призраки, но я не особо в это верил, но сейчас удостоверился… Однако это не просто призраки, я предполагаю. Думаю, это больше полтергейсты, которые живут на негативных эмоциях и воспоминаниях людей. — ЧТО ТЫ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ИМЕЕШЬ В ВИДУ?! — не выдержал я и подошёл к Оливеру. Я грубо схватил его за воротник и притянул ближе к своему лицу, чтобы не нарушать зрительный контакт. Он виновато опустил взгляд, но не казалось, что он особо нервничал или был напуган. — ДА ЧТО С ТОБОЙ НЕ ТАК?! ПОЧЕМУ ТЫ ПРИВЁЛ МЕНЯ НИ ПОЙМИ КУДА И НЕСЁШЬ НЕБЫЛИЦЫ?! — Посмотри налево, — только тихо сказал Брум. — Что? — я совершенно не понял его слов. Они казались мне ужасно нелепыми в этой ситуации. — Он двинулся.       После его слов я ощутил тяжесть во всём теле. Мне было страшно поворачиваться. Я некоторое время смотрел на воротник, а затем медленно начал поворачивать голову в сторону силуэта.       Он вышел из тени. Я видел его лицо. И это привело меня в ужас. Я смотрел на эту фигуру впервые в своей жизни, но видел выражение лица отца. Те же нахмуренные брови, миндальная форма глаз и уставший взгляд полный разочарования (во мне?). — Отец, ты…       Я не успел договорить, ибо почувствовал на своём плече твёрдую хватку. Это Оливер с серьёзным выражением лица сжимал мое плечо. Он смотрел не на меня, он смотрел на моего отца. — Это не твой отец. Видимо, призрак этого места. Я же говорил, что у актёров труппы не осталось тел. Теперь они берут чужие.       Я рассматривал призрака и не верил своим глазам. Я ничего не понимал. Передо мной отец. Или это иллюзия? Какой ещё призрак актёрской труппы, который забирает чужие тела? В голове каша. Мне хотелось схватиться за голову и лечь на пол. Я понимал, что от этого бреда вокруг схожу с ума. Или уже сошёл? — Я долго изучал эту тему. Они должны питаться негативными эмоциями, в том числе страхом. Ты должен успокоиться, и тогда они не тронут тебя… — пояснял Оливер, пока я резко не схватил его за руку.       Ещё во время осмотра второго этажа я заметил выход на лестницу, которая соединяла все зоны зрительного зала с балконами. Я понимал, что через неё можно попасть в зал, а затем либо в фойе, либо в закулисье. А это лучше, чем быть здесь. Когда я взял Брума за руку, то сразу полетел вместе с ним к той лестнице. Нам приходится пробежать вперёд, а это в сторону призрака. Мне было страшно смотреть по сторонам, было страшно смотреть вперёд. Мне было страшно. Я почувствовал, как Оливер в ответ сжал мою ладонь. Он доверял мне в побеге, и я был ему признателен. Даже на какое-то время я забыл про ссору, что произошла пару минут назад. Мы добежали до первой двери, я быстро распахнул её. Перед нами оказалась старая заброшенная лестница с маленькими коридорчиками. Я молился всем богам, чтобы мы не споткнулись в темноте и не сломали себе все косточки.       Я слышал его. Слышал их. Слышал, как они бежали прямо за нами. Слышал, как они касались тех же мест на стене, что и я, пока бежал. Я чувствовал вибрацию в ногах от колебаний театра. Театр тоже их чувствовал. Или же это и был театр? Я боялся попасться. Преодолев короткую первую лестницу, мы оказались у второй. А сразу после неё несколько дверей. Мне было без разницы куда бежать, лишь бы не слышать их дыхания у своего уха. Мы забежали за какую-то белую дверь. И я сразу сел на пол, облокотившись на дверь. Их я уже не слышал, но спокойнее от этого не становилось. Оливер стоял рядом и смотрел на меня сверху вниз. Его лицо не выражало никаких эмоций. Брум просто стоял, просто смотрел на меня.       В помещении было ещё темнее, чем в фойе, поэтому мне потребовалось некоторое время, чтобы заметить очертания раковины. Видимо, мы случайно забежали в уборную. Не самый плохой вариант, но выхода здесь точно не было.       Некоторое время мы находились внутри, так сказать, переводили дух. Звуков, шума больше не было. Пока я сидел на полу, Оливер ходил из угла в угол, просматривая помещение. Открыл все кабинки, которые открывались, пожаловался на отвратительный запах, но не садился рядом. Я видел, как он скрывал, что ему не по себе. Ему тоже хотелось домой и, возможно, сильнее моего. Не знаю, что он думал в эти моменты, но почему-то мне казалось, что он ни раз вспоминал о своей сестре. Я тоже вспоминал о семье. Об отце (который находился на втором этаже), о Габи и даже о Гедеоне. Казалось, по Гедеону я скучаю даже больше всего. Всё же я знал, что ему можно довериться и в случае чего он и правда готов прийти на помощь.       Я сидел у двери, обняв колени, пока Оливер не коснулся моих волос. Тогда я вздрогнул и поднял голову. — Не засыпай на холодном полу, а то простудишься, — он легко потрепал меня по волосам и сел напротив меня на корточки. — Я уснул? — Не знаю, но ты выглядел так, будто либо спишь, либо плачешь. Но всхлипов я не слышал, поэтому решил, что ты уснул. Ты в порядке? — Я ужасно обижен на тебя за такую подставу- — Я и сам не ожидал такого поворота событий. Мне жаль. — Мне, если честно, максимально плевать, насколько тебе жаль. Ты втянул меня в свои проблемы, а такое я не могу сразу простить. Дай мне время. — Хорошо, я понял тебя.       Брум поднялся с корточек и подошёл к двери, рядом со мной. Он прислонился к ней ухом и минуту внимательно вслушивался в тишину. — Я их не слышу. Нам нужно идти, Готье. Тут рядом должны быть закулисье и зрительный зал. Может, там есть выход.       Я перенёс свой пустой взор с пола на Оливера. Я устал. Чертовски устал, что мне уже было всё равно. Я хотел спать, я хотел есть, мне было холодно, вокруг бродят чудовища. Я не испытывал ничего, поэтому спокойно поднялся с места и уже последовал за ним.

***

      Было пусто, тихо и темно, ровно до тех пор мы не дошли до другой двери. Я не сразу расслышал за ней какое-то движение. Движение это было не таким активным, как ранее, но и оно мне не нравилось. — Умоляю, Оливер, нам туда не нужно. — Но там выход. — Я не хочу…       Я опустил глаза. Опустил руки. Опустил голову. Мои мешки под глазами, кажется, достигали пола. Я слышал, как Брум вздохнул и положил мне ладонь на плечо. Легко помассировав его, он, видимо, собирался с мыслями. Но молчал. Как и я. Снова молчали, даже за дверью ненадолго всё утихло. Я стоял неподвижно и смотрел на ручку двери. Я просто не мог заставить себя потянуть за ручку. Не мог заставить себя зайти туда. — Всё будет в порядке, Готи. Я рядом, а значит никому в обиду не дам, — я заметил, как его уголки рта поднялись. Не могу сказать, что мне стало значительно легче, но поддержку было приятно ощущать.       Вздохнул и приблизился к Бруму. Я положил голову ему на плечо. Слишком устал. Слишком не хватало чего-то хорошего. Он осторожно положил ладонь на мою голову и аккуратно погладил меня по волосам, проговаривая: «Всё будет хорошо». Всё будет хорошо? Я не верил в это.       Мы открыли широкие двери и оказались в зрительном зале. Я удивился тому, что в зале было светло. Повсюду горели огни, свечи, прожекторы. Мне кажется, само Солнце спустилось с небес, чтобы осветить сцену. Я слегка испугался, но невозмутимость Оливера (господи, я уже даже не верил в то, что это Оливер. Я просто следовал за ним, надеясь найти выход. Я бы даже не удивился тому, что это часть моей иллюзии) добавила мне немного уверенности. Через секунду я заметил, как Брум опустился на корточки. Заметив, что я недоумённо смотрю на него, он кивнул мне, чтобы и я присел. Не до конца понимая его действия, я тоже присел. Оливер начал двигаться в сторону сцены через ряды сидений. Его молчание и то, что он старался совершенно не издавать и звука, говорили о том, что он очень сосредоточен. Я так думал. Я смотрел вслед уходящему Оливеру и понимал, что совершенно его не знаю. Но у меня не было выбора. Я полз за ним. — Почему ты постоянно лезешь в какие-то передряги и втягиваешь и меня туда же? — недовольно шептал я, медленно ползая за сиденьями. Мне пришлось сейчас протирать штанами грязный пол, но Оливер сказал, чтобы я не терялся. Снова не спросив о моем мнении. — Ты видишь этих актёров на сцене? С ними явно что-то не так. Нам нужно узнать, а для этого подобраться поближе… — Да, но нас за-       Я не успел договорить, как рядом послышались шаги. Я замер. Кажется, в тот момент я даже перестал здраво мыслить, но, судя по ситуации, я никогда и не начинал. — Мы поговорим с тобой дома, — послышался знакомый голос сверху. Я поднял голову. Гедеон? Настоящий? Не верил, но и страх не испытывал. — Пошли за ним, — подал голос Оливер, что прятался за сиденьем слева от меня. — Нас все равно заметили. да и Гедеон за нами пришёл. — Да что ты понимаешь… — но я всё же встал и медленно последовал за Оливером, наблюдая за уходящим силуэтом брата.       Это не Гедеон. И я иду не за Оливером. За сиденьями находился не Люмьер. А театр — это иллюзия. И я сплю. Даже если верить в то, что Оливер настоящий (я ничему не верил), то я не понимал, зачем он идёт за очередным силуэтом. И это мой брат? — Что вы тут делаете? — обратился я сразу к Гедеону и Люмьеру, не скрывая свое потрясение. — Что мы тут делаем? Что ты тут делаешь? Ночью, в заброшенном театре, с пьяницей, — он осуждающе взглянул на Оливера. — Я зашёл к тебе в комнату, чтобы убедиться, что мой младший брат спит спокойным и мечтательным сном, но, увы, оказалось, что сбегать из дома он любит больше. Мы поехали искать тебя. — Что ж, он поехал искать тебя. Я здесь на добровольно принудительной основе, так еще и со сломанным носом, — он поочередно тыкал пальцем сначала в сторону Гедеона, а затем себе в грудь, и обиженно фыркнул. — Будь я на месте Готье, я бы тоже сбежал от тебя, а то не дай бог прибьешь еще. Мне вообще за это полагается компенсация? — Мы… — я посмотрел на Оливера, а затем вновь взглянул виновато на Гедеона. — гуляли, ха? Интересная ситуация, мы даже не планировали здесь оставаться на такое долгое время… В любом случае очень признателен тебе, Гедеон, но вы встречали уже здесь что-то странное?       Я не стал говорить, что и их нахождение здесь казалось мне странным. — Когда вернёмся, я посажу тебя под домашний арест, и это не обсуждается. Я слышал некие звуки. И голоса. И… — пытался подобрать слова, — видел то, чего видеть был не должен. Не нравится мне это место. Нам надо убираться отсюда и быстрее. — Домашний арест! Это возмутительно! — Слегка повысил голос я, но после того, как Оливер дотронулся до меня, снова перешёл к шепоту. — Я не виноват в этом! Я обиженно облокотился на спинку сиденья и вновь перевёл взгляд на сцену. Что-то начиналось. — Разве то, что происходит напротив нас, не является странным? Может, мы все сошли с ума?

***

      Свет в зале замигал, а на сцене появились настоящие актёры. С нашей внешностью. — Дамы и господа, рады приветствовать вас здесь, в этом великолепном театре! Мы собрались здесь, чтобы представить вам нашу необыкновенную постановку под названием «В смерти — жизнь»! Звучит интригующе, не правда ли? — глаза главного актера, стоящего в центре сцены, хитро блеснули. В его лучезарной улыбке чувствовалось что-то зловещее, а плавные движения добавляли ему несвойственную легкость, казалось, еще чуть-чуть и он начнет парить по сцене, огибая декорации. — Не бойтесь, скорее рассаживайтесь по своим местам! Нас ждет долгое и увлекательное приключение, которое позволит нам окунуться в историю этого театра! И быть может, в конце вы даже не захотите уходить!       Главный актёр — я. Казалось, за это время я уже перестал испытывать страх и стал равнодушен к сумасшествию рядом. Но, увидев на сцене себя, Оливера, Люмьера, Гедеона, Скэриэла и даже Леона с Оливией, я думал, что задохнусь от страха. Как они посмели так использовать чужие тела? Так мерзко, так опошлено. Готье со сцены смотрел на меня и улыбался. Я, Готье из зрительного зала, ощущал себя нереальным и лишь пародией на настоящего Готье.       Ни пойми откуда взявшийся звук аплодисментов заполонил зал.

***

      Резкая смена кадров и моментов вводили меня в транс. Первая сцена представления была мне не совсем ясна. В ней показывался момент, в котором потерянный путешественник забрёл к старому замку. Путешественника, соответственно, главного героя, играл сам Готье Хитклиф. Постучавшись, дверь ему открыл дворецкий — миловидный юноша, будто бы только выпустившийся из Академии. Черный строгий фрак и белые перчатки делали его еще более симпатичным, а зализанные назад светлые волосы выделяли его изящные скулы. Это был Оливер Брум, который с улыбкой смотрел на странника и был только рад впустить его в дом. Если бы Готье сам был не из богатой семьи, он бы решил, что парень перед ним — это и есть хозяин замка. — У вас какие-то проблемы? — задал вопрос дворецкий, проводив Хитклифа младшего в гостиную. — В любом случае, добро пожаловать в Наш чудесный особняк. Ох, изволите налить вам чаю?       Картонные декорации казались слишком реальными, а бумажные костюмы на героях — изысканными тканями. Я не смотрел на сцену, чтобы уловить сюжет. Я просто его чувствовал. Видел будто бы бессознательно и сам являлся частью их истории. Готье Хитклиф на сцене и Я — есть ли между нами разница? Ну вот. Я снова… Я снова запутался. Я здесь или Я там? Нет, я знаю, что я везде, потому что… Потому что мы соединены. Но всё равно. Где же тогда настоящий Я? Конечно, я знаю, что настоящего Меня нет. Второй акт.       Несколько дней нахождения главного героя в замке плохо сказались на нём. Большие мешки под глазами, сонливость и потеря аппетита. Всему причина вечная ночь, что служила пейзажем в окне. Хотя Луна больше напоминала картину на стене, нежели ночное светило. Даже звёзды на небе были подвешены на веревочки. День не кончался, а силы жителей замка не угасали. Ежедневные пляски, вечное веселье и ни секунды покоя. Этот особняк любил впускать гостей, но не выпускать. Готье Хитклиф, в прошлом блуждающий странник, уже не пытался даже выйти из этого места. Активности вокруг изнуряли до чёртиков. Им овладела полнейшая апатия. Он потерял способность даже страдать. Апатия губила, но не надежду на выход. Готье не искал путь обратно домой, однако изучал местность замка, пока не набрёл на подсобку, которую не видел ранее. Это оказалась комната дворецкого. Третий акт.       Разговор с дворецким продолжался несколько минут, часов, дней. Каждый вечер (а он там вечный) Готье и Оливер встречались у входа, заходили внутрь и пили чай. Это единственное «постоянное», что всегда менялось. Их разговоры всегда были разными, в отличие от диалогов с другими обитателями особняка. Гедеон, хозяин замка, редко выходил из своего кабинета. Люмьер, шеф-повар, всегда рассказывал одни и те же анекдоты и готовил одни и те же десерты. Остальные работники и жильцы замка — Леон, водитель, и Оливия — одна из служанок, вели лишь лёгкие светские беседы. И каждый раз одно и то же, прямо как заезженные пластинки. Но дворецкий был другим. Он был живым. Его взгляд залатал дыру в самом центре его существа. И как раз-таки этот дворецкий и рассказал ему про часы. Четвертый акт. Финал.       Часы. Массивные напольные часы, что располагались в коридоре. Вообще во всём доме было очень много часов, но именно эти выделялись своими габаритами. Они занимали большую часть пространства и даже не желали уступать дорогу мимо проходящим жителям особняка. Они как великие стражники следили за всем в этом замке. Часы в этом месте не работали. Ни одни. Ничто в этом особняке не могло их воскресить. По словам дворецкого, они уже несколько веков находились в таком состоянии. С них ежедневно только убирали пыль, но никакие батареи, никакие мастера не могли им помочь. Тогда странник решил, что вся проблема в них. День не заканчивается, ибо владыка этого места не в силах сменить Луну на Солнце. И путешественник решил помочь жителям. Герой потратил несколько вечных ночей, которые в реальном мире могли посчитаться за годы, на изучение этого феномена. Однако разгадка оказалась ужасно лёгкой. Бывший путешественник и уже профессиональный изобретатель во время очередной разборки часов случайно укололся об один элемент механизма, и тогда одна капля крови упала на циферблат. И Готье увидел. Увидел, что стрелка двинулась.       «Всё, что я могу делать — это видеть сны, так как я очень, очень устал, — думал Готье. — Но если есть возможность хотя бы так покинуть это место, я буду только рад этому».       В тот день разговоров меду странником и дворецким не было. В тот день не было и плясок. В тот день, наконец, взошло солнце, и лучи главного светила танцевали на холодном теле путешественника. По всему дому разносилось тиканье часов.

***

      Пустота в душе, ощущение безысходности изматывали меня. Голова кружилась, я не понимал, что со мной происходит и не понимал, что происходит вокруг. Но затем я почувствовал чужое тепло на руке. Я открыл глаза. Или они всегда были открыты? И заметил перед собой удивленное лицо Оливера. Такое чувство, будто то, что происходило на сцене, вовсе его не касалось. Как только я обратил на него внимание, он убрал руку. — Готье, ты как? — он сидел на корточках у своего сиденья. Я даже не мог представить, когда это произошло.       Я хотел посмотреть на Люмьера и Гедеона, но не было сил. Я все ещё не мог двигаться. Я все ещё не могу разумно думать. После постановки хотелось плакать, кричать или биться в конвульсиях. Мне хотелось к маме. — Да, все в порядке. Ты видел, что произошло? — с трудом выдавил я из себя. — Да, от и до. Но мне пришла идея. Ты заметил, что постановка похожа на то, что происходит с ними? Что если эти… Призраки дают нам подсказки для выхода?       Я в недоумении посмотрел на него. А ведь и правда, история очень походила на нашу, да и, если не ошибаюсь, даже героев взяли тех же. Меня начало мутить от страха. — Похоже, но я не понимаю… — И не нужно. Я, кажется, понял, что к чему. Помнишь, те часы в холле у входа, которые ты так долго рассматривал? Я думаю, дело в них. Но нужно проверить. Я не знаю, сколько сейчас времени, но в постановке было сказано, что в 6 утра двери театра полностью закроются. Но ты можешь мне помочь. Я могу выбраться в холл и проверить часы, чтобы найти выход. Возможно мы выберемся. — Нет… Я не могу… Я… Там не было такого про утро… — я нёс бред. Перед глазами всё ужасно плывёт. Я видел движение вокруг, чувствовал и слышал, но понимал, что никого, кроме ребят, здесь быть не должно. Я не мог упасть в обморок, даже на это не было сил. — Всё будет хорошо, слышишь? Тебе страшно, я понимаю. — Он снова схватил меня за руку. — Просто исполняй роль послушной куклы, иначе план не удастся. Передай это Гедеону и Люмьеру.       Я моргнул после слов Оливера. Почувствовал лёгкий прилив сил и перевёл взгляд на Гедеона и Люмьера. Они выглядели неважно. Видимо, постановка тоже на них плохо подействовала. — Оливер скоро вернётся, — только смог промолвить я и перевёл взгляд туда, где должен быть Оливер. Его не было. — Должен вернуться…

***

      Представление закончилось, но я всё ещё слышал шум на сцене. Не особо наблюдая за действиями, я лежал почти в бессознательном состоянии после ухода Оливера. Лишь краем уха мне удалось услышать, что актёры просят от зрителей обратную связь в виде аплодисментов, но в зале царила полная тишина. Я видел, как Гедеон поднялся с места и, видимо, хотел что-то сделать, наверное, как обычно решить проблему физическим насилием. Откуда у них силы? Я не хотел больше историй. Не хотел иметь ничего общего с мировыми заговорами. Через секунду шум исказился. Я с трудом полностью открыл глаза. На сцене были декорации и… тени. Мигание света во всём помещении должны пугать, но я лишь больше хотел спать. Я видел, как картонные двери бегают из одного конца сцены в другой, причём сами по себе. Видел, как тени плавали по всем поверхностям картонок. А потом резко тишина и свет везде выключился.       Через некоторое время позади слышен скрип. Дверь в зрительный зал отварилась, а за ней последовали лёгкие игривые лучи света, будто бы оповещая нас об окончании этого ужаса. Я не совсем понимал, от чего именно это лучи, как и не представлял, сколько прошло времени, пока мы здесь находились. Я медленно повернул голову. Все суставы затекли, так что двигаться было тяжеловато.       К нам медленно направлялся уверенной и спокойной походкой Оливер. Заметив, что я повернулся, он слегка улыбнулся и помахал мне рукой. — Вы в порядке? — произнёс он, когда подошёл к нам сиденьям.       Конечно не в порядке, я думал, что меня вырвет. — Терпимо, — ожидая ответа на вопрос Оливера, я посмотрела сначала на Гедеона, а затем на Люмьера.       Они молчали. Только Гедеон немного обеспокоенно обратился ко мне, но на этом всё. Из нас высосали всё живое, и мы еле существовали. Я ощущал себя отчасти главным героем постановки, которую видел. Но, по сути, я и был героем? В такой же тишине мы осторожно встали со своих мест и покинули зал. Первое, что я заметил — в фойе светло. Светло благодаря оранжевым лучам солнца, которые попадали через разбитые окна и щели в стенах. Я ненадолго замер. Это реальность? Или часть постановки? Я моргнул и почувствовал влажность на глазах. Мы живы. И мы выбрались на свет. Гедеон и Люмьер шли немного впереди. Оба ужасно уставшие. Я не знал, что они думали о представлении, но планировал позже спросить, хотя не уверен, что Гедеон даст обратную связь. Оливер обернулся и замедлил шаг. Он нежно улыбнулся мне и кивнул, чтобы я догонял. Когда я поравнялся с ним, он осторожно провёл рукой по моей спине в качестве ободрения. Я слегка улыбнулся ему в ответ. Мы подходили к выходу из театра.       Солнце слепит, а холодный ветер пронизывает до косточек, но я рад этому. Рад всему происходящему вокруг. — Может, по тако? Я проголодался, — сказал Гедеон, что вёл нас к своей машине. Я приятно удивился его предложению.