Недопонимание

* * *

      — Единственное недопонимание между нами — это ты.       И Кавех застывает, даже не зная что сказать. Где-то в глубине души проскальзывают отголоски обиды, просто потому что? Потому что он и правда не понимает, чем заслужил такое отношение к себе.       Вероятно неприязнь аль-Хайтама началась с того момента, когда они столкнулись в коридоре. Кавех тогда спешил и честно не заметил, когда врезался в другого студента и, Архонты свидетели, он пострадал значительно больше, чем отвратительная одежда аль-Хайтама! Да и кто виноват, что студент Хараватата пил кофе прямо на ходу? Очень много свитков с важнейшими набросками и чертежами оказались беспощадно испорчены, а за них Кавеху едва ли не голову сносили! Поэтому да, Кавех потерпел значительно больше и совершенно не понимает причины злости аль-Хайтама. Как новому студенту ему в край не хотелось ни с кем ссориться, и он хотел загладить острые углы в общении с ним.       Но сейчас он понимает, насколько это невозможно. На смену обиде, приходит злость, которая языками жгучего пламени распространяется по груди, заставляя Кавеха резко подорваться, задевая стол.       — Ты действительно такой же невыносимый ублюдок, каким тебя и описывают, — и только теперь архитектор замечает, что его любимый кофе так отвратительно был опрокинут, и он даже боялся глянуть на то, как пострадала его белоснежная рубашка. Он раздосадовано встряхнул ладонями, стряхивая капли кофе, и заметил эту противную ухмылку аль-Хайтама.       Вот же высокомерный ублюдок.       Кавех всегда был человеком, который сперва делает, а потом думает, поэтому он подхватил стаканчик с остатками кофе и выплеснул прямо в лицо аль-Хайтама, подмечая спектр злости, который отразился на нем. Архитектор хмыкнул, довольствуясь картиной, которую сам же и сотворил, и слыша как некоторые студенты присвистнули, это прибавило ему уверенности в своих действиях. Кавех сложил руки на груди, выпрямляясь и ожидая реакции аль-Хайтама, но тот только и сделал, что вытянул платок со своего кармана, стирая кофе с лица, сберегая каменную невозмутимость. Это кажется еще сильнее разозлило Кавеха:       — Какой же ты невозможный, — бросил вдогонку и спешно удалился.

* * *

      Как-то так и началась некая вражда между аль-Хайтамом и Кавехом. Архитектор этого не особо желал, но не мог молчать, когда аль-Хайтам пытался его задеть: обида и злость лавой плескались в его груди, и оскорбительные слова сразу же вылетали изо рта. И он был безумно благодарен Тигнари, который выслушивал все его тирады о том, какой же отвратительный и невыносимый есть аль-Хайтам. И Кавех был достаточно честным, чтоб признаться что этот ублюдок был хорош собой. Почти с первых дней, архитектор уже был осведомлен о всех возможных слухах, которые ходили по Академии, и к сожалению, его уши не могли пропустить мимо, как студентки (и иногда даже студенты!) обсуждали, насколько крепкая у аль-Хайтама грудь. Каждый раз слыша это, брови Кавеха хмурились в отвращении и искренней усталости от этих слухов. Они были такими же невыносимыми, как и их объект. И словно клещи, эти слухи упрямо засели у него в голове, и он думал слишком часто об этом.       — Я не понимаю, чем я ему насолил, что он меня так оскорбляет, — Кавех уткнулся лицом в свои ладони и устало вздохнул. Он понимал, как сильно уже надоел Тигнари, но другого настолько верного и хорошего друга у него не было. Тигнари очень сильно ему помог перевестись с прошлой ужасной школы, в которой не ценили его таланты и помог ему тут обустроиться, и Кавех готов был пожизненно выплачивать Тигнари свой долг, но пока получалось только загрузить его еще больше своими жалобами и проблемами, когда они собирались в обеденное время в соседнем кафе. Фенек медленно потягивал какой-то травяной чай, слушая друга.       — Обычному человеку его не понять, — задумчиво отвечает Тигнари, а после добавляет: — Да и мне тоже. В нем всегда руководит рассудок, но почему он так злится на тебя действительно… не входит в рамки его привычного поведения?       — Он просто тот еще ублюдок и сукин сын, — Кавех поднимает взгляд на фенека, взъерошивая и так привычное блондинистое гнездо на его голове. — Горячий сукин сын. — Кавех откинулся на спинку стула, обреченно простонав и захныкал. Он потер переносицу, чувствуя вопросительный взгляд фенека. — Я постоянно слышу отовсюду какая у него невероятная грудь, и, знаешь, это раздражает! Я, безусловно, хорош собой, и имею достаточно много поклонников, но я не понимаю, как он может интересовать кого-либо? Я не верю, чтоб дело было только в красивой внешности, характер ведь у него отвратительный!       Тигнари хихикнул, и это не ушло от пристального взгляда Кавеха:       — Предатель! — возмутился архитектор. — Тебе смешно, да? А мне совершенно не смешно! — нагонял драмы Кавех, положив себе ладонь на сердце. Тигнари мысленно для себя согласился, что архитектор мог бы вполне стать прекрасным актером и вместе с Нилу ставить разные сцены и спектакли.       — Мне кажется, что ты ему интересен. В плане реакции и эмоций. Ты очень эмоциональный, — выдвинул гипотезу Тигнари, и Кавех и сам задумался над этим. — Постарайся его игнорировать?       — Лучшая политика — это игнорировать идиотов. Представлять, что их не существует и продолжать жить, верно? — вздохнул Кавех и сложил руки на груди.

* * *

      И это было бы наверняка лучшей тактикой, если бы не одно огромное но.       Кавех игнорировал аль-Хайтама, пытался вообще не пересекаться с ним, и, по прошествию недели, это и правда помогало. И наверное эта неделя была самой лучшей и самой тихой в Академии, что студенты даже начали удивляться и гадали, что случилось такого, что эти двое не устроили ни одной ссоры. Вместо публичных и громких пререканий друг с другом, они мучали доску объявлений, чем развлекали жителей Сумеру.       «Бедным намного тяжелее богатых, поэтому богатеи должны делиться своим богатством» так говорил мудрец Зольфикар.»       «Он не говорил этого.»       «Он так говорил.»       «Он не говорил. Проставишься.»       Подобные споры продолжались долго. Каждый раз Кавех срывал назойливые ответы аль-Хайтама, комкая их, но не выкидывал и тут же писал ответ. Все немного облегченно вздыхали, ведь эти двое перешли в пассивные споры, и так было тише, и никто не попадал под горячую руку. Но так было до поры до времени.       Этот день начинался отлично. Кавеху предложили выгодную сделку, от которой он просто не мог отказаться, и это очень вдохновляло на проектирование и строительство для заказа. Архитектор впервые за долгое время чувствовал себя настолько воодушевленно и легко, ощущал себя бабочкой, которая так воздушно порхает по коридорам Академии. Сегодня он даже, казалось, выглядел лучше чем обычно. Новая рубашка, которая открывала глубокий вырез не только на груди, но и на спине, и его образ разбавлялся серебристой длинной подвеской, которая так хорошо делала акцент на выступающих ключицах и завлекала взгляды на поджарую грудь. Над прической Кавех сегодня тоже потрудился: что бы подумал о нем такой уважаемый заказчик, если бы увидел привычное ему гнездо на голове? Поэтому, он потратил кучу времени, чтоб заплести две косы в фонтейнском стиле, и заколоть их на затылке, добавив к этому яркое перо. Выглядел он сегодня так же прекрасно, как и чувствовал себя, и он действительно считал, что ничто не сможет его испортить. Он даже помог сегодня Тигнари с группой студентов, которые так желали получить фото и автографы с феньком, и последний был искренне благодарен Кавеху за помощь.       Кавех был полностью погружен в свои мысли и продумывал чертеж для заказа, собираясь домой. Наверное стоило бы взять из библиотеки некоторые книги, чтоб чертеж вышел полностью идеальным и проконсультироваться с Тигнари касательно некоторых видов—       Кто-то схватил руку Кавеха, останавливая его от сбора чертежных принадлежностей. Архитектор поднял взгляд на виновника, и на его лице расцвело удивление, которое сразу перешло в пренебрежение и каком-то роде отвращение:       — Какого дьявола ты творишь? — прошипел Кавех, пытаясь выдернуть руку из железной хватки аль-Хайтама. — Отпусти меня сейчас же! — попытки освободиться были безрезультатны, и парню хотелось заехать кулаком по такому противному лицу.       — Это ты скажи какого дьявола творишь ты. — В такой же интонации ответил ему аль-Хайтам и резко потащил Кавеха за собой. Архитектор активно сопротивлялся, но в меру разницы в росте было тяжело пытаться освободиться от этой буквально скалы. Кавех едва не спотыкался о свои собственные ноги, и уже хотел ударить аль-Хайтама, но тот остановился и выпустил запястье архитектора. Кавех сразу же узнал вход в библиотеку, и недовольно потирая покрасневшую кожу, добровольно зашел в царство знаний. В глубине его начал зарождаться интерес, хотя чутье подсказывало, что хорошего ничего ему не сулит. Аль-Хайтам подошел к одному из столов, на котором царил действительно хаос: листы записных книг были помяты и порваны, а некоторые свитки были беспощадно испорчены разлитым кофе.       — Не хочешь объясниться? — Аль-Хайтам сложил руки на груди, вперив раздраженный и злой взгляд в Кавеха. — Мне казалось, что мы взрослые люди для того, чтоб не портить имущество из-за каких-то глупых обид.       Архитектор удивленно смотрел на студента, не понимая, чего от него хотят. Он переводил взгляд то на испорченные чужие вещи, то на аль-Хайтама, и цепочка событий, к которой он был точно не причастен, постепенно появлялась в его голове.       — Что? — теперь настала очередь Кавеха сложить руки на груди в защитном жесте. Его злило, что ему приписывают такую глупую и бессмысленную месть. Как это вообще можно назвать? Архитектор был не настолько мелочным, чтоб делать что-то подобное. — Ты совсем головой тронулся? Обезумел?       Брови аль-Хайтама еще сильнее съехались на переносице, а его ноздри раздувались, всем видом показывая насколько он зол, и насколько его раздражает, что Кавех пытается играть непричастность. Он резко сокращает расстояние с архитектором, хватая его за воротник рубашки и с силой прижимает к книжным полочкам. Кавех неудачно и болезненно бьется затылком прямо о полочку, шипя проклятия, и кажется одна книга таки выпала под напором аль-Хайтама.       — Не делай вид, что непричастен к этому. Там были ценнейшие архивы в единственном экземпляре! На это был способен только ты со своей глупой враждой, — аль-Хайтам шипел ему прямо в лицо, и Кавеху на секунду показалось, что его сейчас съедят прямо так, с костями. Но Кавех не был слабаком и всегда умел (или по крайней мере пытался) дать отпор и защитить свою честь и гордость: он хватает аль-Хайтама за волосы на затылке одной рукой, болезненно оттягивая, а второй и сам хватает его за воротник, стараясь оттолкнуть от себя и встряхнуть его, чтоб образумить его.       — Ты серьезно думаешь, что у меня есть желание и время, чтоб тратить его на такого ублюдка как ты? И эту глупую вражду начал ты! Вечно ходишь как напыщенный и самовлюбленный индюк, я тебе предлагал исправить то недоразумение, но ты решил, что лучше меня унижать и спорить! — Кавех хотел еще что-то сказать, но его снова встряхнули, благодаря чему он снова ударился о дерево. — Да в бездну тебя! — Архитектор раздраженно толкнул аль-Хайтама, и услышал треск ткани в районе воротника. И именно сейчас Кавех действительно почувствовал какую-то панику и суетливо попытался найти хоть какое-то отражение, чтоб подтвердить свои догадки. Аль-Хайтам не понимающе наблюдал за Кавехом, и архитектор слышал как крутились шестеренки в мозгу этого индюка, но ему честно было наплевать.       — Ты! — архитектор смотрел в свое отражение в небольшом зеркале, смотря на разорванную ткань его новой рубашки. — Ты порвал мою любимую рубашку! Ты хоть знаешь сколько она стоила?! — Кавех подошел к аль-Хайтаму, разозлено тыкая пальцем тому в грудь, — неужели так тяжело хоть немного думать своими идиотскими мозгами и не обвинять меня во всех своих проблемах? Ты не царь этой земли и мир не крутится вокруг тебя! — Кавех разочарованно смотрел аль-Хайтаму в лицо, но и последний не отставал в своем раздражении.       — Тебе не нравится мой характер? — Аль-Хайтам схватил руки архитектора, сжимая их до побелевших костяшек. Кавех зашипел и, в попытке высвободиться и отстраниться, уперся поясницей в край стола. — Ты не думал, какой у тебя отвратительный характер? Насколько ты раздражающий и невыносимый?       — Я? — и если честно укол обиды был неожиданным открытием для Кавеха, — да ты вообще никогда ничего обо мне хорошего не говорил! — Слова аль-Хайтама были неприятны, ведь Кавех действительно раньше старался наладить такие ужасные отношения с этим противным студентом. Архитектор максимально приблизился к лицу аль-Хайтама, заглядывая в радужку чужих глаз, пытаясь найти хоть что-то помимо ненависти. Его взгляд на мгновение опустился на чужие пухлые губы, и Кавех оставил буквально пару миллиметров, и задевая чужие губы своими, прошипел, оставляя паузу после каждого слова и растягивая гласные: — Иди в бездну.       Аль-Хайтам опешил, и наверное поэтому Кавеху удалось так легко вырваться из чужой хватки и оттолкнуть его от себя, и просто уйти. Ком обиды скопился где-то в горле и ему хотелось выплеснуть накопившиеся эмоции. Кавех не забыл забрать свои вещи, оставленные в аудитории. Вместо дороги домой, он решил, что более хорошей идеей будет прогуляться по ночному Сумеру. Ночи были всегда довольно прохладные, несмотря на дневной зной, и холодный ветер обдавал разгоряченное после ссоры тело и успокаивало мысли, забирая вместе со своими порывами все из светлой головы. Кавех глубоко дышал и это правда помогло ему успокоиться: ком, застрявший в горле, постепенно начал исчезать, а тяжесть, которая казалось осела в груди, тоже постепенно развеивалась, а бурлящая лава из злости, обиды и раздражения постепенно застывала.

* * *

      Кавех давно заметил это напряжение между Тигнари и другом отвратительного аль-Хайтама. И опять он задавался вопросом: как только Сайно мог общаться с таким отвратительным, несносным и вообще ужасным аль-Хайтамом. И если последний был действительно ублюдком, то Сайно казался хорошим человеком, и архитектор не смог не увидеть, как влюбленно и очарованно смотрели друг на друга Тигнари и Сайно, но никак не продвигались в своих отношениях. И Кавех почувствовал себя должным, особенно после того, как сильно ему помог фенек.       Сайно как и предполагалось находился в столовой Академии, что было достаточно предсказуемо. И Кавех, конечно ожидал увидеть другое высокомерное лицо по другую сторону стола, но активно игнорировал его. Прошла всего пара дней с их последней ссоры, и, честно говоря, Кавех все еще чувствовал невероятную обиду. Ночная прогулка помогла немного разобрать все по полочкам в голове, но чувства и эмоции не отменишь.       — Ты выглядишь как ужасно влюбленный идиот, — уловил слова аль-Хайтама Кавех перед тем, как приземлился на соседний с Сайно стул.       — Во-первых, умоляю, заткнись, а во-вторых, я не знаю что мне делать дальше, — успел сказать будущий матра до того, как заметил появившегося рядом Кавеха.       — Тебе знакомо такое понятие как любовь? — обратив свой взор на аль-Хайтама кинул архитектор, прерывая Сайно, — не думал, что такие напыщенные индюки как ты могут любить кого-то помимо своего отражения, — не смог сдержать желание съязвить Кавех. Аль-Хайтам сразу же нахмурился и сжал ладони до побеления костяшек, что не ушло от внимания архитектора, и он натянув еще более гадкую усмешку продолжил: — Жаль мне тебя. Люди, которые не знают, что такое красота и романтика, заслуживают лишь сочувствия. В прочем, я не за этим пришёл. — Кавех повернулся корпусом к Сайно и подвинул к нему книгу, которую так старательно одолжил у других студентов.       — Как минимум поговорить и пригласить на свидание. — Сайно недоверчиво посмотрел сперва на напряженного аль-Хайтама, потом на книгу, прочитав ее название, и после на Кавеха. — Что? — архитектор видел во взгляде Сайно подозрение и что-то еще. — Вся Академия гудит о вас, распуская слухи!       И Сайно оказался не очень благодарен проявленной заботе и наставлениям Кавеха, что прослеживалось в недовольных брошенных друг другу репликах. Когда будущий матра все же взял книгу, архитектор возликовал и даже не сдержал смешки, но после улыбка сползла с его лица, заметив как Сайно выбросил интересную литературу. Кавех закатил глаза и цокнул, про себя отмечая, что с кем поведешься, того и наберешься. Иначе он не мог объяснить то, как Сайно оказался таким же несносным, как и аль-Хайтам. Ну в немного меньшей степени, естественно. И только сейчас Кавех вспомнил, что за столом сидела одна неприятность, которая портила ему настроение еще больше. На протяжении разговора он видел взгляды, которые бросал на него аль-Хайтам, но архитектора это теперь правда не очень интересовало, ведь тот показал всего себя еще пару дней назад.       — Ты не пробовал одеваться скромнее? — выдал спустя некоторое время аль-Хайтам. Эмоции на лице архитектора были забавными: изначально непонимание отразилось на его лице, проявляясь в морщинке меж нахмуренных бровей, что после перетекло в краснеющие щеки и отголоски такого уже привычного раздражения. Такие эмоции у него вызывал обычно только аль-Хайтам, ведь с другими студентами он был дружелюбен, и был душой многих компаний.       — Ты… — Кавех запнулся, пытаясь подобрать слова, но единственное, что было в мыслях: — Какого черта, Хайтам?       — Ты себя в зеркало видел?       — Что? — Кавех сконфужен. Он искренне не понимает, что творится в этой напыщенной голове. Лицо аль-Хайтама не выражало ничего: ни злости, ни раздражения, ничего из этого, и это приводило в недоумение еще больше.       — Говорю: твоя рубашка ужасна. — На стол приземляется мешочек с морой, и Кавеху словно ударяют пощечиной, и это сразу же отрезвляет. Аль-Хайтам поднялся, собираясь уходить, — ну или сходи в ателье и сделай что-то со всем этим беспорядком, что находится на тебе.       Оставив последние слова за собой, аль-Хайтам сразу же удалился. Точнее, Кавех не знал что думать и что это вообще было. Мору он, конечно, брать не хотел и не стал. Оскорбленная гордость не позволила.

* * *

      -… ну и после с Сайно мы сыграли в «Призыв семерых», — закончил свой воодушевленный рассказ Тигнари. Его глаза горели как никогда, а хвост так и вилял от радости. Он действительно был счастлив, и Кавеха это невероятно радовало.       — Вы такие сладкие, что мне сейчас плохо станет, — с улыбкой сказал архитектор, и оба знали, что это не так. Кавех провел последние пару линий на чертеже и довольно откинулся на спинку стула. Наконец-то его проект был завершен, и можно было приступать к строительству.       — Это тот грандиозный проект, для которого обращался ко мне за консультацией? — заинтересованно повел ушами Тигнари.       — Да! — Кавех тут же еще повеселел, а на его лице появилась улыбка и удовлетворение, как у кота, который объелся сметаны. — Алькасар-сарай. Сделка с госпожой Сангемой-бай. Это мое лучшее творение, за которое я получу гору моры. — Кавех зевнул. Этот месяц прошел весь в работе, и у него не было времени даже на отдых. Ночи проходили в бессонном вдохновении и кропотливых чертежах, и честно признаться даже на лекциях Кавех был увлечен только проектом, благодаря чему он быстро закончил и у него вышел действительно шедевр. — На днях у меня встреча с госпожой, и начнется строительство.       — Могу тебя поздравить, — Тигнари также искренне был рад за Кавеха. Его друг был из той категории людей, которых можно было назвать гениями и талантами своего времени, и с каждым разом фенек в этом только убеждался.       … Но в какой-то момент что-то пошло не так, и Кавех искренне не понимает в какой именно. Он вспоминал тот разговор из кафе, стоя возле фонтана и глядя на выстроенный и невероятно шедевральный Алькасар-сарай. Вся его мора ушла на его строительство, и он действительно поражал красотой. Плечи архитектора поникли, словно на них свалился огромный груз всех проблем, которые становились с каждым днём все больше. Кавеху хотелось разреветься в который раз, и он прикрывает лицо ладонями, устало потирая лицо. Слезы сами незаметно катятся по его щекам, и сам архитектор удивляется этому, когда замечает. В груди растет чувство безысходности. Ему кажется, что он не сможет выбраться из этого.       Госпожа Сангема-бай его обманула, и Кавех полностью погряз в долгах. Он не помнит, когда в последний раз имел нормальный перекус, и желудок сводило болью, что придавало еще больше отчаяния и безысходности. Чтоб отдать хоть небольшую часть долгов, сегодня ему пришлось продать собственное жилье. Кавех лег на землю, смотря на звезды, даже не сдерживая слезы, которые душили его. Ему даже некуда было идти.       Он так и провел всю ночь на холодном бетоне возле фонтана, собирая воедино созвездия на небе и слушая тихое плескание воды. Тихая истерика начала отпускать его ближе к рассвету, когда алые языки солнца начали заслонять собой все пространство. Кавех чувствовал себя просто отвратительно, и честно говоря ему хотелось так и остаться возле фонтана и стать удобрением для растений, которые советовал расположить тут Тигнари. В теле архитектора будто не осталось вообще никаких сил ради существования.       — Кавех? — знакомый голос. Тигнари. Архитектор услышал приближающиеся шаги, а после и вовсе увидел, как фенек с беспокойством смотрел на него сверху вниз. Он присел на корточки, зарываясь пальцами в светлые волосы, и успокаивающе поглаживая, от чего Кавеху захотелось еще пуще, чем минувшие часы, разрыдаться и прижаться в объятия к Тигнари. — К сожалению, Сайно не знает как тебе помочь в этой ситуации. Он пообещал, что попытается найти решение, но это займет время. Почему ты не пришел ко мне? Ты же знаешь, мои двери всегда открыты для тебя.       Тигнари помогает Кавеху присесть, поддерживая того под плечи. Архитектор все же обнимает фенека и плачет. Тигнари гладит его по спине, волосам, пытаясь успокоить, говоря, что все будет хорошо и он справится со всем, но чувство собственной глупости наполняет Кавеха, и он сгибается едва ли не пополам от слез и хрипов, что так и выплескиваются из него. Словно в забытье, он чувствует как Тигнари заставляет его выпить что-то, что отдает горькими травами и настойками из хижины в лесу Авидья. И архитектор не замечает как впервые за несколько суток засыпает в горячих объятиях Тигнари.       На следующий день недолгое пробуждение приветствует его жжением в глазах и головной болью. Ему даже показалось, что он уже где-то в аду, ведь будь он в раю, то не чувствовал бы себя так ужасно. Его тело казалось все ломило, и отдавало холодным потом или огнем одновременно. Кавех не хочет чувствовать себя вообще, особенно сейчас, поэтому он даже не пытается открыть веки, которые отдавали небывалой тяжестью. Он слышит едва заметный шорох и, сквозь затягивающий сон, чувствует как на лоб кладут что-то холодное, но ему если честно все равно, что происходит. Ему хочется спать, и запах трав действует успокаивающе и затягивает обратно его в сон. Сквозь продолжающийся, казалось так долго, кошмар, Кавех помнил как его поили чем-то до ужаса горьким, тепло чужих рук, и разные голоса, которые казалось обсуждали его.       Архитектор не знает, как долго он оставался в забытье, и честно говоря, он не хотел возвращаться в реальность, где остался ни с чем.       — Ты наконец-то очнулся, — говорит Тигнари, зайдя в хижину и увидев Кавеха, который попытался подняться. — Тебе лучше остаться в постели. Ты подхватил простуду: стресс и ночь, проведенная на бетоне, сыграли свою роль. — Фенек тяжело вздохнул и присел на край кровати. — Кавех, ты не один. У тебя есть друзья, которые могут тебя поддержать. То, что ты оказался в долгах — не означает, что вся твоя жизнь ушла на дно. Ты сможешь все это преодолеть, я верю в тебя. Просто помни о моих словах. — Тигнари обеспокоено высматривает эмоции на лице Кавеха. Архитектору стыдно, что заставил всех волноваться, но еще больше он не хотел бы обременять всех, ведь это именно он облажался, позволил обвести себя вокруг пальца. И кажется фенек будто читает все его мысли, подбирается ближе и заключает Кавеха в крепких и поддерживающих объятиях. И архитектор бы разревелся снова, но кажется все слезы закончились еще тогда, в Алькасар-сарае, поэтому он просто обвивает руками талию Тигнари и вдыхает успокаивающий запах трав, которыми пропахла вся одежда фенека.       (И он так и не узнал голос аль-Хайтама, который был таким же частым в этой хижине, что и голос Тигнари, и фенек решил не говорить о том, что тот, несмотря на максимальные попытки натянуть на лицо безразличие, волновался о Кавехе так, будто он был при смерти)

* * *

      Через несколько дней, как только остатки простуды окончательно покинули организм, Кавех вернулся к учебе в Академии. Тигнари был прав, нужно продолжать жить. Фенек сказал, что ему помогут с жильем и с деньгами, но пока Кавех мог оставаться в лесу Авидья. Только он пересек порог Академии, как чужая рука его сразу же вытянула из толпы студентов, отводя в библиотеку. Эмоциональное истощение напомнило о себе, что Кавех даже не почувствовал какого-либо удивления, когда увидел перед собой аль-Хайтама.       — Тебя еще не хватало. — Кавех устало потер переносицу, и ему уже хотелось уйти, чтоб избежать возможного скандала. У него сейчас не было ни сил, ни желания на споры с этим напыщенным индюком.       — Я знаю, что ты в долгах, — сразу перешел к сути аль-Хайтам, и какой-то укол позора настиг Кавеха. В горле возник привычный ком, и ему захотелось максимально сжаться, чтоб спрятаться как от оппонента, так и от мира в целом, но он был выше этого, поэтому просто сложил руки на груди и сильнее выпрямился, как бы тяжело это не было сейчас:       — Решил поиздеваться или посмеяться надо мной? Ну давай, я весь внимание, — Кавех оперся поясницей о столешницу и развел руками в пригласительном жесте. Аль-Хайтам сжал кулаки, но ничего не ответил на колкость, продолжая смотреть в глаза Кавеха цветом неба во время рассвета, угадывая эмоции, которые пытался скрыть архитектор за маской самоуверенности.       — Я хочу предложить тебе свою помощь, — размеренно ответил аль-Хайтам. Но Кавех только рассмеялся, согнувшись пополам и хлопая себя по бедру:       — Помощь? Какую? Купить веревку и мыло? Ты ведь всегда хотел, чтоб я больше не раздражал и сгинул. А я-то думал!       — Ты можешь хоть раз в жизни закрыть свой рот? — перебил тираду Кавеха аль-Хайтам, хмурясь и потерев переносицу. — У меня большое жилье и ты можешь жить в нем неограниченное время. Я могу помочь с деньгами.       — Но? — недоверчиво смотрел Кавех. Он поверить не мог, чтоб такой человек как аль-Хайтам, который всегда был обеспокоен только собой и своим отражением в зеркале, мог предложить помощь, особенно Кавеху.       — Никаких но, — честно ответил аль-Хайтам. — Отплатишь мне когда сможешь и будет возможность.       — Где гарантия, что ты искренне хочешь мне помочь и не обманываешь? — Кавех сложил руки на груди, смотря с вызовом на парня.       — Гарантии нет, но у тебя будто есть выбор? — аль-Хайтам сократил расстояние между ними. Кавех хотел отодвинуться от него, чтоб почувствовать себя более безопасно, но стол был тому помехой, потому он уперся ладонью в грудь аль-Хайтама, в надежде удержать это расстояние, но будем честны, сейчас архитектор был не в лучшей форме, и студент Хараватата в данный момент превосходил его силой, и оба это понимали, но Хайтам не хотел причинить парню дискомфорт и просто дожидался ответа. Кавех смотрел на свою ладонь, уйдя глубоко в себя, думая одновременно обо всем и ни о чем. Ладонью он ощущал твердость мускул и не мог удержаться, чтоб не огладить большим пальцем прозрачную ткань. Какой в ней вообще был смысл, если тело аль-Хайтама все равно было полностью видно?       — Я подумаю над твоим предложением, — цокнув языком, отвел взгляд Кавех. Он хлопнул ладонью по груди, в очередной раз удостоверяясь в ее твердости и собирался уходить. Аль-Хайтам схватил его за запястье и прошептал:       — Я правда хочу тебе помочь. Это не ловушка и не попытка сделать тебе хуже.       После этих слов рука Кавеха была тут же освобождена. Архитектор быстро собрал себя и свои мысли в одно целое и в спешке удалился.       Предложение аль-Хайтама и правда было заманчивым, точнее у Кавеха действительно не было выбора. Он не хотел до конца своих дней обременять Тигнари, который уже сделал для него так много и заботится, как о нерадивом ребёнке.       — Аль-Хайтам предложил мне помощь. — Выпалил Кавех во время общего ужина с Тигнари и малышкой Коллеи. Тигнари не показался удивленным, но навострил уши, продолжая слушать. — Он предлагает мне пожить у него. И помочь с деньгами.       — И ты хочешь знать, что я думаю об этом? — фенек отложил приборы, и Кавех кивнул. — Он не злодей, это определенно, но я искренне не могу сказать к добру это или к худу. Тебя никто не торопит с решением, и более того, я тебя не выгоняю, но это только твой выбор. — Тигнари хотел еще что-то сказать, но посчитав это ненужным, продолжил трапезу, которая дальше прошла в тишине. Кавех снова погрузился глубоко в свои мысли.

* * *

      Кавех еще никогда так не нервничал. Он стучит в дверь, но то, как долго он не получал никакого ответа, смущало и вызывало желание сейчас же развернуться на 180 градусов и уйти. Стараясь успокоить нарастающую тревогу, архитектор потер собственные запястья, разглядывая манжеты рубашки, когда дверь открылась, предъявляя в своем проходе растрепанного и, казалось, заспанного аль-Хайтама. Кавех тут же выпрямился, натягивая на лицо привычную немного нахальную улыбку. Несмотря на то как сильно он пытался скрыть, было видно, что он нервничал, покусывая нижнюю губу.       — Твое предложение все еще в силе, — утверждает Кавех, на что Хайтам кивает, отходя с прохода и пропуская архитектора в дом. Прошло уже достаточно много времени, и студент Хараватата уже думал, что гордость Кавеха будет выше, и он не согласится, но вот он, такой нервничающий и очаровательный. Если бы полгода назад кто-то сказал аль-Хайтаму, что этот несносный архитектор будет выглядеть таким разбитым и согласится жить с ним, он бы ни за что не поверил и продолжил ссориться с ним.       И кажется, когда Кавех освоился в доме аль-Хайтама, ссор стало еще больше. По-началу, даже такой скупой на эмоции Хайтам чувствовал насколько архитектору неловко, но потом… Потом аль-Хайтам в очередной раз убедился, какая Кавех невыносимая катастрофа, особенно когда это касалось быта. Его вещи каким-то ужасным образом были даже в комнате Хайтама, и он не понимал как и почему. Грязная посуда была одной из проблем и тем их ссор. Кавех был ужасно заносчивым в этом, и не считал нужным убирать после себя, что приходилось делать хозяину дома. И если вначале это еще можно было терпеть и понять: архитектору нужно время, чтоб прийти в себя и встать на ноги, привыкнуть, но потом аль-Хайтам закончил учебу и стал секретарем в Академии и постоянный хаос, который оставлял Кавех, утомлял и раздражал, особенно после тяжелого рабочего дня. Они ссорились еще громче, чем прежде.       — Мне противно иметь дело с таким заносчивым, высокомерным и полным желчи человеком, как ты!       Аль-Хайтам наблюдал, как несчастная тарелка летит из рук Кавеха и разбивается о пол. Он глубоко вздыхает, ведь это прибавляло дел с уборкой, но было уже привычным и ожидаемым. Архитектор был вспыльчив и не скрывал своих эмоций, чем не только восхищал, он был прекрасен в этом.       — Тебе так отвратителен мой характер, да? — спрашивает аль-Хайтам, уже зная ответ на свои вопрос, и скрещивает руки.       — Разве это не очевидно? — хмыкает архитектор, и по нему видно, как он довольствуется собой и своими словами. И кто еще из них напыщенный и самовлюбленный индюк?       — В таком случае тебе стоит съехать с моего дома, — аль-Хайтам чувствовал свою победу, наблюдая как на лице Кавеха расцветает спектр эмоций, краснея, как бутоны роз.       — Угрожать вздумал мне?! — Кавех от раздражения схватил в руки первую попавшуюся вещь и запустил ее прямо в аль-Хайтама, — каков подлец! — то ли досадуя, что парень успел увернуться, то ли действительно пытаясь задеть так хозяина дома, дополнил архитектор.       — Взаимно. Любой, кто знает тебя так же хорошо, как и я, наверняка думал бы о тебе так же. — Аль-Хайтам еще раз взглянул на эмоциональные огни Кавеха в его глазах, расцветавшие на лице в виде румянца, что так предательски полз на шею и уши. А после опустил взгляд и заметил, что вещь, которая так нацелено летела ему в лицо, оказалась книга, которую он давно искал во всем этом беспорядке, созданном его несносным соседом, и он вернулся в гостиную на кресло, не забыв кинуть в догонку: — И не забудь убрать после себя.       Но несмотря на споры, аль-Хайтам ни за что не выгнал бы Кавеха, и тот это понимал. Изначально архитектор и правда был слишком недоверчивым к нему, но когда абсолютно все счета, которые Кавех записывал на секретаря оплачивались, он стал более раскрепощенным, хотя не прекращал думать о том, что аль-Хайтам когда-то подсыпет ему яду.       Казалось, в доме воцарилась заветная тишина, и секретарь удовлетворено развалился в кресле, закинув ногу на ногу и читая книгу. На кухне гремела посуда, и аль-Хайтам старался не обращать внимания на суетливого архитектора, который с собой всегда приносил шум. Он был честен с собой и принимал, что несмотря на достаточно отвратительный характер Кавеха, он все же был красив собой. Рубашки с глубоким вырезом, которые он так любил, предоставляли достаточно красивый вид на тренированное боями и самосовершенствованием телосложение, он заправлял их в брюки, которые так правильно подчеркивали чужие бедра. Аль-Хайтам пытался сосредоточиться на книге, но мысли о соседе его не покидали, от чего ему приходилось перечитывать одну часть снова и снова.       — А знаешь вообще что? — в комнате появился Кавех, падая в кресло напротив. В его руке была кружка горячего чая, которую он тут же поставил на столик. — Ты мог бы проявить хоть каплю уважения к старшему! Ты знаешь, как сильно я устаю, загружая себя проектами, чтоб выплатить тебе долги? — Кавех всем своим видом показывал уверенность в споре, сложив ногу на ногу, задевая носком чужую голень, и сложив руки в замок на коленке. — Нет? Не знаешь? Хотя действительно, откуда тебе знать, если ты бесчувственный секретарь, который ничего не понимает в искусстве! — архитектор взмахнул руками в неопределенном жесте и прикрыл глаза, откинувшись в кресло и обреченно вздыхая. Аль-Хайтам на его слова поднял бровь и обречено вздохнул.       — Ты можешь хоть на время закрыть свой рот? — максимально натягивая безразличие, протянул аль-Хайтам. Он кинул взгляд из-под книги, и Кавех привычно вспыхнул. Его было легко выводить на эмоции, ведь достаточно было искры и он вспыхивал подобно спичке, быстро, но так ярко и отдавая всего себя, прогорая.       — Ты всегда мной недоволен! Брось ты уже свою бесполезную книгу! — Кавех не выдержал и подорвался с места, выхватывая книгу, но в этот же момент аль-Хайтам хватает его запястье и тянет на себя, заставляя архитектора опереться на кресло. — Что ты себе позволяешь? — как секретарь давит ему на поясницу, заставляя сесть тому на колени. Кавех возмущенно давится воздухом и не успевает толком возмутиться, как его губы накрывают чужие, затягивая в поцелуй. Аль-Хайтам облизнул его нижнюю губу, чувствуя ранки и словно в попытке укротить невыносимый характер прикусывает губу, после зализывая в извинении. Поцелуй длится не долго, и секретарь отстраняется, смотря на Кавеха, лицо которого было багряного цвета. Казалось, сознание архитектора покинуло его тело, и он все еще не желал открывать зажмуренные глаза, словно дожидаясь удара.       — Ты, — аль-Хайтам утягивает в мимолетный поцелуй архитектора, тут же разрывая его, — меня, — и снова он прикусывает чужие такие малиновые, как и щеки губы, которые припухли от поцелуев, — бесишь. — Секретарь выпустил руки Кавеха, и застыл, ожидая дальнейших действий архитектора.       — Ты! — архитектор распахнул глаза, возмущенно взирая на аль-Хайтама. — Ну уж нет! На этот раз я не попадусь на твою удочку! — но вместо того, чтоб отстраниться, Кавех зарывается пальцами в светлые пряди, болезненно оттягивая их, и сам припадает губами к чужим, кусая их так, как до этого кусал аль-Хайтам. Их поцелуй был полон противостояния, и казалось, что даже в нем они ссорились, но при этом вмещал в себя все чувства, которые так и не были высказаны. Когда руки секретаря опустились на аккуратную талию Кавеха, сильнее прижимая к себе, постепенно поднимаясь в верх и забираясь прохладными пальцами под глубокий вырез рубашки. Он вел ими по нежной коже, и у архитектора вырвался довольный вздох, что он сам опустил одну руку на каменную грудь аль-Хайтама, имея теперь возможность вполне легально трогать ее. Кавех разорвал поцелуй, опустив взгляд на грудь и водил ладонями по ней.       — Если ты не знал, мои глаза немного выше, — довольный собой съязвил аль-Хайтам, и заметил как архитектор закатил глаза и цокнул языком.       — Я знаю и ненавижу твой поганый рот, — Кавех потер переносицу, и вовсе прикрыв глаза. Секретарь опустил руку на подбородок архитектора, приподнимая и заставляя поддерживать взгляд.       — Ты мне нравишься, — аль-Хайтам смотрел в глаза своей бестии, и что-то в груди Кавеха начало разливаться теплом, но не такой привычной злостью и раздражением, а приятным, от чего хотелось замурчать и потереться носом о пальцы секретаря. — Мне нравится, какой ты раздражающий и невыносимый, мне нравится твой характер, даже твои самые противные качества. Ты невероятен и одновременно такой же шедевральный как и все твои творения.       — Я и подумать не мог, что ты знаешь что такое любовь, и что вообще умеешь говорить что-то настолько ужасно слащавое и романтичное. — Кавех с протяжным стоном спрятал свое краснеющее лицо в изгибе шеи аль-Хайтама. Впервые тишина между ними не была такой напрягающей и сводящий внутренности. Архитектор чувствовал спокойствие вот так, сидя на коленях аль-Хайтама, уткнувшись ему в шею и вдыхая аромат геля, который был у них один, и чувствуя чужие руки на своей талии. Кавех ухмыльнулся, озорно замышляя шалость, и укусил секретаря за плечо, сразу же слезая с его коленей и направившись в комнату.       — Ты все еще такой же напыщенный индюк, каким и был, и твои слова не изменят этого. — остановился прямо в дверях Кавех, даже не поворачиваясь лицом к аль-Хайтаму. — Но ты мне тоже нравишься, каким бы противным человеком ты не был. — Архитектор оставил последнее слово за собой, оставшись довольным собой и скрылся за дверью. Но этого было достаточно аль-Хайтаму, и он прикрыв глаза, улыбнулся.       Чай так и остался на столе.