Паучьи силки

      Санзу упрямо сжимает кулаки. Не подавляет желание закричать, обозвать, снова ввязаться в драку. Лишь бы что-то, что шевелится, где легкие перестало доставать. Желает разукрасить лицо своему сопернику, не смотря на то, что это его Король, вся преданность почему-то тает из-за мужчины с самыми глубокими голубыми глазами. И упорно думает, как бы пошел алый объекту его воздыхания. Прямо как в воспоминаниях, где Ханагаки перепачкан в собственной крови. Прекрасен. Это единственная здравая мысль в его затуманенном похотью разуме. Харучиё хочется оттянуть его волосы, чтобы у Такемичи вновь выступили слезы. Похоть скручивает живот сладкой истомой. Санзу спешит скрыться от взгляда очередной прилипалы к его желанной кукле. Проклятые отродья еще свое получат, а сейчас ему нужно уединиться.       Он видит окровавленные губы Такемичи наяву и в своих снах, но причина появления ран совершенно разная. В своих снах Хару впивается сам сильно и безжалостно, упиваясь своей победой. Вне снов он видит, как брюнет сам впивается в нижнюю губу до крови на нервах. Ему ненавистно видеть, как не он с особой жадностью поглощает чужую кровь после всех ссор.       Чужое несварение реальности ему не принадлежит, отдано другому, Сано Манджиро. У него, Харучиё Санзу, тоже несварение какой-то чертовой реальности. Подсаженной ему. Неизведанной. Ему совсем не свойственной. Но он слишком хорошо это скрывает за жесткими шутками, злостью и ненавистью. Травля над мелкими сошками и крысами переходит в активную фазу в такие моменты.       Хару впервые за долгое время чувствует ликование, когда голубоглазый отрекается от всех и желает говорить только с ним. Слышит же, конечно, он только, что его желают. Тот игнорирует все слова Санзу о том, чтобы принадлежать ему, отводит взгляд и даже замолкает. У Акаши желание от этого разгорается еще больше, особенно после созерцания очередной чужой ссоры. А после от того в каком шоке распахиваются глаза Такемичи, когда собственный парень называет его предателем. Манджиро не осознает, что вернее Ханагаки у него никого не осталось.       Харучиё с особым ликованием растягивает губы и зажимает Такемичи, не давая ему пройти на кухню. Сейчас все кроме них спят. Он с придыханием растягивает чужое прозвище. Смакуя каждый слог. Так словно смакует самим брюнетом. Тот словно бабочка, что запуталась в его паучьих силках, трепыхается и, вырываясь, скрывается за дверьми кухни.       — Глупый — глупый Мичи… как же ты не понимаешь, что этим делаешь только хуже. — Широко улыбается и следует за ним.       Дверь на кухню не заперта. Голубоглазый опирается о подоконник, смотрит в окно внимательно, хотя скорее на его отражение, на стеклянной поверхности. Тело настороженно напрягается и тот не забывает напомнить, что они не одни и стоит Такемичи повысить голос на кухню придут.       — А ты не думаешь. — Хватает за волосы и тянет на себя. — Что тебя снова назовут предателем, если увидят со мной, да еще и в таком провокационном виде. — Усмехается. Внутренне странно трепещет от близости с желанным телом своей игрушки. — Ты и сам это прекрасно понимаешь, Мичи. — Не разрывает зрительного контакта и прижимается сильнее со спины. Обеими руками скользит к чужой талии. Ханагаки изворачивается, внутри Харучиё бушует пожар, но останавливает его мысли хлесткая пощечина и отдаляющиеся шаги. Но ликование выше боли. — Ты еще пожалеешь. Ты неизбежно будешь только моей игрушкой.       Ссоры в чужой спальне не прекращались. Стабильно каждый день. И заканчивались они одинаково. Алый — алый — этот цвет отпечатывался на подкорке сильнее любого другого, ведь не он его оставлял, пусть и желал этого сейчас особенно сильно. Тогда Санзу впервые задумался, а что будет, если они расстанутся и Такемичи как сейчас соберет вещи и уйдет. Где же его искать нужно будет? Ответа у Акаши не было. И не было ни у кого в этом доме. Ведь не дурак же Такемичи, чтобы сбегать к кому-то из друзей. Знает же опасность этого поступка. Да, отследить его они смогут быстро, но от этого нет никакого удовольствия. Но входная дверь хлопнула, спустя пару минут хлопнула еще раз. Такемичи все же отпускать были еще не готовы. Харучиё лишь подобрал вещь, с которой не любил расставаться его кукла, знает, что тот сам сунется в его комнату и паучьи силки поглотят Мичи. Довольно улыбаясь, он шикает на братьев Хайтани и идет заканчивать приготовления. Сегодня к нему наведаются, Санзу уверен в этом.       Такемичи не был дураком. Слишком уверенным в себе и бесстрашным в первые мгновения. Голос не дрогнул у него даже когда дверь захлопнулась, как и его шанс сбежать незамеченным. Пальцы с силой сжимали свой талисман, что он нашел в комнате у Харучиё. Отступал осторожно, пока не уперся в кровать и не завалился на спину.       — Мы не одни дома. Ты же не хочешь опять подраться с…       Но его перебили руки, что сжали горло, не сильно, чтобы мог дышать дальше.       — Дома кроме нас еще Какучо и Хайтани. — Начал Санзу. — Они не зайдут сюда. Никто не спасет тебя, кукла.       Тело под ним даже не вздрогнуло от страха. Акаши поражала чужая самоуверенность. Даже в такой момент брюнет не подал голос. Но это было глупо. Если бы Мичи сейчас завопил, у него еще был бы шанс спастись, но драгоценные секунды утекали, а чужая самоуверенность начинала расшатываться.       Харучиё впивается в желанные губы жадным поцелуем пропитанным кровью, продолжая сжимать чужую шею не давая нормально вздохнуть, отстраняясь, облизывает прокушенную нижнюю губу. Замахивается и оставляет пощечину на теле под ним. Видит, как слезы выступают у Такемичи от силы удара, растягивает губы в хищной улыбке.       — Сучка.       Тот покидает его комнату с опухшими губами и глазами. Санзу наблюдает, как он скрывается в ванной комнате, чтобы его не заметили остальные обитатели. Явно пытается стереть с себя его, Харучиё Санзу, прикосновения, трет кожу до красноты и редких ран с выступающей алой кровью. Впервые за долгое время Акаши ощущает удовлетворение.       — Как же мало. Мало мне.       Талисман Такемичи он сам относит к его вещам. Цыкает, когда его из комнаты прогоняет Какучо возомнивший себя кем-то значимым для его любимой куклы.       Санзу увлеченно изучает скрытое под слоем одежды тело, что прижимает к стиральной машинке. Ему не нравится покладистость, и принятие брюнета, поэтому он давит с силой, так что неизбежно появятся синяки, уже из-за него, и наслаждается чужими нелепыми попытками вырваться и сбежать. Слышит шаги, и дверь открывается, Такеоми говорит ему закругляться. Он только одаривает его раздраженным взглядом. Смотрит, как быстро его игрушка убегает. У чужой комнаты слышит начинающуюся ссору, как по расписанию, и только сейчас удовлетворенно растягивает губы в улыбке. Прислушивается к доносящимся из-за двери звукам и думает о том насколько нужно быть слепым, чтобы не заметить изменения в собственном парне, которого считаешь едва ли супругом. Голоса становятся громче, и он понимает, что тут скоро будет место, где соберутся все эти отбросы, удаляется в свою комнату.       Харучиё опрокидывает голубоглазого на все возможные и невозможные поверхности, чтобы вызвать хоть какую-то реакцию, но ничего. И это раздражает, что чужое выгорание портит все его планы. Теряет терпение, когда кроме собственных стонов вокруг ничего не слышно, но его кукла под ним не роняет, ни звука.       — Ты сам виноват, что дошло до этого. — Оставляет алые, переходящие в фиолетовые, отметины на его коже. Чувствует безнаказанность, ведь Такемичи не позволит никому узнать об этой связи.       И никто действительно не узнает. Лишь больше ссор из-за холодности Ханагаки, но тот даже не реагирует на это больше. Такеоми коситься подозрительно, но ничего не говорит. А он, Хару, слишком смелеет, ведь больше не желает выпускать из рук Мичи, ведь не он его ломает. А это недопустимо.       В планах у Санзу все возможные и невозможные сценарии как превратить жизнь Такемичи в ад. Но все обрывается резко. В очередную ссору брюнет собрал свои вещи и сказал, что отношения закончились. Харучиё вышел к чужой комнате, но входная дверь хлопнула. В спальне его Король с красными слезящимися глазами проговаривает о ненависти к Мичи и кажется еще не до конца понимающий, что его парень только что оборвал все нити связи между ними и ушёл навсегда. Как думает разумеется только он, пока весь теневой мир не будет, затронут в его поисках. Санзу вернулся в комнату.       Даже спустя неделю и все уговоры, пока что мирные, что были обращены к Ханагаки, тот не вернулся. Зато благодаря этим отбросам он выяснил, где сейчас находится его кукла. Чужой ад не прекратился, а только наступал. Предвкушая это, Харучиё оскалился и нажал на дверной звонок.       — Я же сказал, что больше не откр… — Но договорить Такемичи так и не смог.

Санзу Харучиё победил.