Kintsugi (Broken But Not Unfixable)/Кинцуги (Сломанный, но не неисправимый)

-----

Прошло больше двух недель с тех пор, как Шота в последний раз видел Мотылька, и он начал волноваться. Нет, это была ложь. Шота уже волновался с того момента, как Мотылек убежал с кровоточащей раной на руке от ножа, который был достаточно сильным, чтобы порезать его собственное захватное оружие. Возможно, Шота даже волновался раньше, когда впервые увидел, как ребенок рискует своей жизнью, чтобы спасти напуганную женщину от нападения в переулке. Потому что именно таким был Мотылек, ребенком. Не поймите неправильно героя, он не самый большой любитель детей, особенно младших. Если бы кто-нибудь спросил его друзей, Сущего Мика или Полночь, они бы признали, что уговорить Шоту работать учителем сверхспособных старшеклассников было почти так же невозможно, как заставить небо стать зеленым. В конце концов он согласился на эту работу и даже находил удовлетворение в работе. В любом случае, дело в том, что Мотылек каким-то образом пробрался в сознание Шоты еще до того, как раненый паршивец сбежал от него. Теперь, когда он видел Мотылька вблизи, теперь, когда он даже несколько раз сражался вместе с ребенком, беспокойство Шоты о мальчике только возросло, и их последняя встреча вызвала больше тревожных сигналов, чем ему хотелось бы. Во-первых, Мотылек явно был слишком худым и маленьким. Сотриголова честно думал, что ребенку лет восемь или девять. Черт, Мотылек, вероятно, даже не был достаточно большим, чтобы ездить в машине без сиденья-бустера. Шота предположил, что его низкий рост был, по крайней мере, частично вызван недоеданием, потому что, когда он завернул ребенка в свой шарф для захвата, от внимания героя не ускользнуло то, насколько он был худым и легким. Еще одним тревожным признаком были пустые, тусклые глаза ребенка. Ни один ребенок не должен выглядеть так же, как герой-ветеран, повидавший худшее в мире. Те же самые глаза постоянно метались во всех направлениях, высматривая либо любую возможную угрозу, либо ближайший путь к отступлению. Наконец, и, возможно, самым неприятным было то, как мало Мотылек заботился о собственной безопасности. Мальчик никогда не колеблясь бросился бы в самую страшную драку, чтобы спасти кого-то в беде. Кто-то назовет это героизмом, Шота называет безрассудством. Чтобы спасти как можно больше людей, героям нужно остаться в живых, и Шота был полон решимости вбить это в головы каждому начинающему герою, который заходил в его класс. Так что да, Шота волновался. Он герой и в целом порядочный человек, так почему бы и нет? Определенно не потому, что он чувствует какую-то растущую привязанность к ребенку, это было бы абсурдно. Это все сугубо профессиональное и беспокоило героя просто потому, что это часть его работы. Но после двух недель отсутствия каких-либо признаков мальчика беспокойство Шоты возросло. Как ни старался герой не зацикливаться на этом, ему пришлось смириться с возможностью того, что Мотылек либо болен заразой, либо того хуже. Он не хотел представлять себе, что значит «хуже», потому что думать об этом означало думать о собственной возможной неудаче. Неудачная попытка героя спасти одного проклятого ребенка, в чем он пообещал себе, что больше никогда не потерпит неудачу. Не с тех пор, как стал учителем. Не со времен Оборо. Так что каждую ночь подземный герой заставлял себя немного дольше патрулировать и искать немного внимательнее. Он начал терять сон из-за дополнительных патрульных смен, но не мог заставить себя позаботиться. Шота даже не пытался придумывать оправдания тому, что он делал. Шота даже вслух признался Цукаучи, что он больше патрулирует, потому что беспокоится за это чертового отродья. Несмотря на то, как много Хизаши дразнил его, он не был полностью апатичен. Кроме того, если что-то случится с Мотыльком, то это будет его вина, а он не собирался с этим мириться в ближайшее время.

-----

Изуку уже давно смирился с тем фактом, что никому нет дела до его смерти. Черт, даже Изуку было бы все равно, если бы он был честен. В этот момент он решил, что либо умрет, убив себя, либо притворившись линчевателем. Из двух вариантов, по крайней мере, в последней ситуации он делал себя полезным. Поэтому понятно, что Изуку стал беспокойным после того, как две недели не выходил из своей квартиры. Несмотря на то, что мальчик на самом деле не считал себя линчевателем, ему все равно нравилось патрулировать территорию, когда он выходил за продуктами или на свалку. Кроме того, это был неплохой способ заработать немного денег, поскольку было абсурдное количество злодеев, которые по какой-либо причине носили с собой наличные деньги. Наркоторговцы, он понимает, но грабители? Серьезно? Однако порез на руке Изуку заживал слишком медленно, на его взгляд. Он не мог рисковать, ввязываясь в драки и разрывая швы, урок, который он усвоил на собственном горьком опыте, когда пытался практиковаться со своим персоналом в своей квартире, но впоследствии опрокинул свой тостер и разорвал несколько швов. Изуку не мог сказать, что его больше расстроило (снова) сломанный тостер или боль в руке. В любом случае, это был дерьмовый день. Чтобы скоротать время, Изуку продвигался вперед в своих онлайн-классах, пытался починить свой тостер, смотрел забавные видеоролики о кошках, полировал свои тетради по анализу причуд, возился с некоторыми из своих самодельных вспомогательных предметов, успешно починил свой тостер и заснул. Спустя немногим более двух недель Изуку решил, что его рука достаточно зажила и что он будет в основном в порядке, если окажется в очередной драке со злодеем. Это, и у него закончилась еда на днях, так что поход в магазин на углу был очень необходим. Он надел свою темно-синюю толстовку с капюшоном и тканевую маску (он клянется, что это не костюм линчевателя, а просто дополнительная мера предосторожности) и сунул свернутый посох в карман толстовки. Ощупав себя, чтобы убедиться, что у него есть все необходимое, Изуку отправился на поиски еды и, может быть, возможно, остановил нескольких преступников по пути. Дело было не в том, что Изуку изо всех сил старался искать неприятности, просто иногда, когда мальчик взаимодействовал с жертвами, которых спас, он чувствовал, что делает что-то правильно. Когда он говорил тихим, ободряющим тоном с испуганным ребенком или раненым гражданским лицом, когда они отвечали ему благодарностью или просто добротой, Изуку чувствовал себя своим. Он чувствовал себя чуть менее одиноким. Иногда Изуку мог солгать себе и хоть на мгновение поверить, что кто-то в этом мире заботится о нем.

-----

Приближалась третья неделя внезапного исчезновения Мотылька, когда Шота наконец снова увидел Мотылька. Было около полуночи, и полная и яркая луна висела в небе. Если бы не сияние полной луны, Шота, возможно, совершенно его упустил бы. Как обычно, Мотылек был одет в темную одежду, чтобы слиться с тенями, и то, как он сгорбился в переулке, позволяло легко его не заметить. Сотриголова чувствовал, как напряжение уходит из его ноющих мышц от облегчения, когда он видел ребенка живым и здоровым. Ладно, может, и не здоров — ребенок все еще был слишком тощим и маленьким, на его вкус, — но живым, а это главное в данный момент. Слишком отвлеченный своим облегчением, увидев мальчика целым и невредимым, ему потребовалось мгновение, чтобы понять, что он делает. Присев возле мусорного бака в тускло освещенном переулке, Мотылек что-то держал в руке. Очевидно, Мотылек еще не видел, как Шота подошел к нему сзади, но герой решил оставить свое присутствие без предупреждения еще немного, чтобы посмотреть, что задумал ребенок. Шота окинул взглядом открывшуюся перед ним сцену и понял, что Мотылек держит в руках небольшой кусочек купленного в магазине онигири, а остатки недоеденной еды торчат из кармана его толстовки. Взгляд Шоты проследил за протянутой рукой ребенка и заметил крошечного коричневого кота, выползающего из-под мусорного бака. Мотылек терпеливо ждал, пока кошка понюхает подношение, прежде чем начать грызть еду с пальцев мальчика. Хвост кота радостно дернулся, и Мотылек издал тихий смешок. Шота не мог сдержать улыбку, которая тронула уголки его губ. Потому что Мотылек, ребенок, который, вероятно, был таким же голодным, как и этот бездомный кот, решил поделиться своей едой, и его вид вызвал внезапное тепло в груди героя. Конечно, Мотылек снова и снова старался изо всех сил спасти незнакомцев от вреда, но маленькие, искренние действия ребенка, кормящего бездомную кошку, были как-то намного милее. Это напомнило Шоте, что Мотылек на самом деле всего лишь ребенок. Молодой, вероятно, голодный и, вероятно, одинокий ребенок, который хотел разделить свое время с другим голодающим и одиноким существом. Шота игнорировал вспышки воспоминаний о другом мутноволосом ребенке, который изо всех сил старался помочь нуждающемуся котенку. Именно в этот момент затишья герой узнал кота, которого он сам кормил несколько раз раньше. Она была дружелюбной малышкой, редкость для большинства бездомных кошек, и, прежде чем Шота успел сдержаться, он неловко выпалил — Ей нравится, когда ее гладят под подбородком. Внезапно осознав его присутствие, Мотылек немедленно развернулся, все еще в своем приседе, быстрое движение заставило его упасть обратно на копчик. С широко раскрытыми глазами и в явной панике мальчик отполз назад, пока не оказался вплотную прислоненным к мусорному баку. Уличный кот просто отодвинулся в сторону от ребенка, его вспышка ничуть не смутила ее, и медленно направился к Шоте, который уже начал приседать, чтобы поднять ее. — Ч-что? — Мотылек пискнул. Бедный ребенок был похож на кролика, который вот-вот упадет от испуга. Хм. Может быть, Банни было бы более подходящим именем для мстителя, — с легким весельем подумал герой. Шота снова встал и кивком головы указал на кошку, которая теперь с удовольствием устроилась у него на руках. — Ей нравится, когда ее гладят под подбородком, — повторил он, продемонстрировав это легким почесыванием кошачьей челюсти. Хвост бродячей кошки дергался от удовольствия, и тихое мурлыканье свидетельствовало о том, что она была в восторге от любви, которую получала. Пока внимание героя на мгновение привлек плюшевый кот, Мотылек медленно встал. Краем глаза Шота видел, как парень слегка переместил свой вес в оборонительную стойку, готовый отпрыгнуть, если потребуется. Да, точно кролик. Если быть честным, Шота действительно не планировал, что сказать, если снова встретится с Мотыльком. Он никогда не был из тех, кто хорошо разбирается в социальных очередях, но последнее, что он хотел сделать, это сказать что-то не так и напугать мальчика. Так что тишина между ними оставалась тяжелой, лишь время от времени нарушаемой кошачьим чириканьем и мурлыканьем. Шота собирался рискнуть и спросить ребенка, как заживает его рука, но Мотылек заговорил первым. — Вы не собираетесь меня арестовывать? — спросил мальчик дрожащим голосом. Шота мог понять замешательство ребенка. До сих пор герой пытался поймать Мотылька и вернуть его на станцию, чтобы Цукаучи позаботился обо всем, что произойдет потом. Так что подозрения по поводу внезапной перемены в поведении Шоты были ожидаемы. — Вы сделали что-то, за что вас арестовали? — ответил Шота, позволив нотке игривости просочиться в свой обычный монотонный голос. Мотылек посмотрел на него, склонив голову набок, как будто проверяя, был ли вопрос Шоты риторическим. — Я… не думаю? — сказал Мотылек через мгновение, и ритм в его голосе сделал его ответ похожим на вопрос, как будто он сомневался в своем собственном ответе. Шота просто пожал плечами. — Тогда тебе не придется беспокоиться об аресте, — уверенно сказал он. — На самом деле, все это время я ни разу не пытался тебя арестовать. Насколько мне известно, ты не сделал ничего, что потребовало бы проведения времени за решеткой. Мотылек посмотрел на него с явным недоверием, как будто Шота только что сказал ему, что кошки растут на дереве. — Н-но ты преследовал меня. Разве я не злодей? Зачем еще ты пытаешься поймать меня? И л-в прошлый раз, когда ты поймал меня... — В мои намерения никогда не входило арестовывать тебя, — прервал его Шота, не желая, чтобы ребенок мог аргументировать свою веру в то, что он злодей во всех смыслах. Господи, неужели Мотылек действительно думал, что я все это время видел в нем злодея? — У тебя никогда не было проблем с законом, если не считать нарушения комендантского часа, и я прошу прощения за то, что заставил тебя чувствовать себя так. — Малыш покосился на него, явно не полностью убежденный. — Тогда зачем меня преследовать? — спросил Мотылек. Шота издал громкий вздох, затем поднял голову, чтобы посмотреть на луну, дав себе время собраться с мыслями, прежде чем переключить взгляд обратно на испуганного ребенка перед ним. Мотылек все еще стоял в обороне, хотя теперь его руки были свернуты вокруг живота в защитной манере. Выглядело не так, будто он собирался бежать, а больше так, будто готовился к удару. Еще один красный флажок, который нужно добавить к постоянно растущему списку беспокойства героя о ребенке. Он решил ответить честно. — Я волновался, — тихо признал Шота. — Ты продолжал убегать, прежде чем я успел убедиться, что с тобой все в порядке. Хотя, да, я, вероятно, затащил бы вас в полицейский участок, чтобы узнать, почему именно ты всегда гуляешь по улицам так поздно ночью, теперь я понимаю, что это был неподходящий подход. Мне жаль. — Шота слегка склонил голову в извинении. Когда он снова посмотрел на мальчика, то обнаружил, что Мотылек смотрит на него не только с недоверием, но и с удивлением. Парень явно не доверял ему ни в каком качестве и смотрел на Шоту так, будто герой все еще собирался схватить его, как только у него появится шанс. Что еще он мог сказать, чтобы облегчить мальчику… — Волновался? — Мотылек прошептал медленно, как будто это слово было ему чуждо. И о. Ой. Дело было не в том, что Мотылек все еще думал, что Шота собирается арестовать его, а в том, что ребенок не верил, что кто-то беспокоится о нем. И разве эта концепция не заставила сердце Шоты заболеть. — Да, малыш, я волновался, — мягко сказал герой. Маленькая кошка начала извиваться у него на руках, поэтому он ослабил хватку и позволил ей спрыгнуть вниз. В последний раз взмахнув хвостом, она выскочила из переулка, оставив Шоту и Мотылька наедине. Шота продолжал говорить, отряхивая кошачий мех со своего комбинезона — На самом деле, я искал тебя последние несколько недель. Порез на твоей руке выглядел довольно плохо, и я боялся, что ты заболел инфекцией. — Ты… искал меня? — Мальчик пробормотал, больше себе, чем Шоте. Мотылек медленно покачал головой, его глаза смотрели куда-то вдаль. Как будто герой полностью изменил мировоззрение Мотылька. Может быть, так и было. И это не огорчило.

(Илюстрация)

https://live.staticflickr.com/65535/51199923747_7511be0d2e_c.jpg

Шота снова вздохнул — Послушай, Мотылек. Я хочу заключить с тобой сделку. — Сотриголова поднял руку в тот момент, когда Мотылек открыл рот. — Позвольте мне закончить. — Рот мальчика громко захлопнулся. — Я хочу заключить сделку. Я больше никогда не буду пытаться поймать тебя. Я никогда не буду пытаться заставить тебя делать то, чего ты не хочешь. Однако, — Шота сделал паузу, его ониксовые глаза остановились на изумрудно-зеленых, — я хочу иметь возможность связаться с тобой. Чтобы убедиться, что ты все еще жив и в порядке. Мотылек по-прежнему смотрел на героя с сомнением, его маленькие пальчики нервно сжались. — Ты пока не обязан мне доверять, все в порядке, но, пожалуйста, позволь мне проверить тебя. Хотя бы для моего собственного спокойствия, — настаивал Шота, прекрасно понимая, насколько несопоставим его голос. — Хорошо? Малыш смотрел на него целую минуту, возможно, выискивая любой признак того, что герой ему лжет. И, наконец, нерешительно — Обещаешь? Шота твердо кивнул — Обещаю. — Гм… — Мотылек заерзал, и его глаза опустились на ноги. — Наверное? Я не… я не знаю, как это сделать? И я действительно не хочу давать тебе свой номер телефона или что-то в этом роде. Шота внутренне вздохнул. Возможность связаться с ребенком по телефону была бы самым простым и быстрым способом связаться с ним, но он понимал страх Мотылька. В конце концов, номера телефонов можно легко отследить. Он провел рукой по волосам и на мгновение задумался. — Хорошо. Как насчет этого, мы можем оставлять записки друг для друга, — предложил Шота, — мы назначим день и время, чтобы оставить записку в безопасном, но легкодоступном месте. — Мотылька, казалось, гораздо больше устраивала эта идея, в его глазах читалось облегчение. — Д-да. Хорошо. Я могу это сделать. Э-э, где мы должны?.. — Недалеко отсюда есть старая скамейка у магазина на углу Исихары. Ты знаешь, где это? — спросил Шота. Мотылек кивнул. — Хорошо, тогда как насчет того, чтобы два раза в неделю, каждый понедельник и пятницу, ты оставлял мне записку? Я проверю ее до того, как начну свое патрулирование, то есть около 10 вечера, и оставлю тебе записку взамен. Это звучит разумно? Мотылек, казалось, некоторое время обдумывал эту идею, прежде чем снова кивнуть. — Ага. Звучит нормально. Мальчик, казалось, выглядел менее напряженным теперь, когда он знал, что ему не грозит непосредственная опасность быть схваченным, и Шота позволил себе вздохнуть с облегчением. Мотылек еще не совсем доверял ему, но это было только начало. Шота мог с этим работать. Это займет больше времени, чем если бы он отказался от своего слова и потащил ребенка в полицию, но что-то в глубине его сознания подсказывало ему подождать. Этот Мотылек был настолько явно на грани, что если схватить его против его воли и толкнуть в полицию, это только сломит его. Нет, это была деликатная ситуация, и с ней нужно было обращаться осторожно и терпеливо. — Хорошо. У нас есть сделка, — герой кивнул головой, — спасибо, что выслушал меня, малыш. Я только хочу убедиться, что ты жив и в безопасности, насколько это возможно. — Мотылек снова открыл рот, слово уже сорвалось с его губ, прежде чем он остановился. Шота знал, что он собирался спросить «почему?», возможно, желая спросить героя о том, почему он заботится о своей безопасности, но вместо этого он спросил — А как насчет того, чтобы столкнуться с тобой в другое время? Например… когда вы в патруле и все такое? Сотриголова задумался. — Зависит от много чего. Если я увижу тебя мимоходом, то ничего не будет. Если я увижу тебя посреди драки со злодеем вдвое больше тебя — не смотри на меня так, это обычное дело, и ты это знаешь, — тогда я вмешаюсь и помогу тебе. Если увидишь меня в драке, то держись подальше. Я обученный герой, я знаю, что делаю. Понятно? — Шота сурово, но все же мягко посмотрел на мальчика. Несмотря на то, что ребенок был в маске, он все равно мог сказать, что Мотылек немного надулся. Шота закатил глаза. — Если ты действительно хочешь помочь, подожди, пока я поймаю плохого парня, и ты сможешь помочь мне успокоить любую жертву или навести порядок, хорошо? В обычно тусклых глазах Мотылька вспыхнул огонек. Это было всего на мгновение, но Шота все же уловил это, и его внезапно наполнила решимость увидеть, насколько живыми и яркими могут быть эти изумрудные шары. Он хотел, чтобы Мотылек был тем ребенком, которым он должен быть, счастливым, любопытным и безопасным. — Хорошо. Жду от тебя записку в пятницу. — Шота нежно улыбнулся Мотыльку. — Ты слышишь меня, проблемный ребенок? — Да, сэр, Сотриголова, — тихо пообещал ему Мотылек. С этими словами Шота лениво помахал мальчику, прежде чем засунуть руки в карманы и выйти из переулка. Он так отчаянно хотел узнать, кто такой Мотылек, посмотреть, какова его жизненная ситуация, убедиться, что ребенок в безопасности, черт возьми. Но он знал, что должен играть в долгую игру. Ему нужно было построить доверительные отношения между собой и почти линчевателем, если он хотел получить какие-то ответы, не причиняя вреда мальчику. Так что он подождет. Он будет ждать столько, сколько нужно, чтобы убедиться, что этот ребенок чувствует себя в безопасности, чувствует, что о нем заботятся. Герой лишь надеялся, что ему не придется слишком долго ждать.

-----

Прошло несколько минут после того, как Сотриголова отвернулся от Изуку, чтобы наконец покинуть переулок. Его сердце билось так сильно, что он чувствовал его барабан в висках. Его голова закружилась от только что произошедших событий, и Изуку совершенно не представлял, как к этому относиться. Он даже не собирался касаться мысли о том, что Сотриголова скажет, что беспокоится о нем. Что герой, видимо, искал его. Никто не заботился об Изуку и, конечно же, никто никогда не стал бы изо всех сил беспокоиться о его благополучии. Подожите. Конечно. На самом деле Сотриголове было наплевать на него. Он был героем, и его работа заключалась в том, чтобы помогать всем мирным жителям. Изуку был просто удивлен, что он не исключение. С другой стороны, он всегда считал Сотриголову одним из лучших героев, спасающих людей, не нуждаясь в признании. Было понятно, что Ластик был достаточно хорошим героем, чтобы притвориться, что беспокоится об Изуку. Это мило с его стороны, — подумал Изуку с легкой улыбкой, — быть достаточно добрым, чтобы притвориться, что он заботится о ком-то вроде меня.

-----