Дом воронов

Извини, думаю, я приняла тебя за кого-то другого Кого-то, кому не наплевать, Кого-то, кто больше похож на меня.        Крик пронзил сознание, как удар ножа, заставив проснуться от неприятной дрожи. На мгновение голова закружилась, а сердце тяжело забилось: картина берега реки постепенно сменялась ярко освещённой спальней. Сакура тоже исчезла, оставив его в постели одного.        Вздохнул с облегчением от осознания, что он вернулся в реальность, а его сон был всего лишь сном. Это было не впервые, кошмары преследовали его с той паршивой миссии.        Сердце наполнилось чувством вины. Пусть он и опаздывал на встречу, встать с кровати было выше его сил, поэтому оставалось только лежать и жалеть себя.        Одеяло шевельнулось, давая понять, что в кровати он не один. Однако его это не волновало. Тем более, когда он услышал звяканье ошейника и матрас начал ритмично раскачиваться, будто кто-то пытался разогнать своих блох.        — Я не знал, что ты разговариваешь во сне.        Какаши тоже, но у него не было желания спрашивать, в каких ужасных вещах он неосознанно признался.        — Не в кровати, Паккун, — проворчал Какаши.        Маленький мохнатый мопс остановился, лизнул лапу, а затем энергично встряхнулся.        — Почему ты всё ещё в постели? — спросил Паккун, подползая и кладя подбородок на плечо Какаши. — Уже полдень.        Какаши посмотрел на морщинистую, слюнявую морду и круглые глаза Паккуна.        — Не смотри на меня так мило, — сказал он собаке. — Что тебе нужно?        — Мы с ребятами просто хотели… попросить у тебя немного печенья. Мы так давно его не ели.        — Что? — Какаши хмыкнул, потирая пальцами глаза. — Я давал вам печенье в прошлую субботу.        — И оно было великолепным, спасибо, но я имел в виду не его. Печенье, которое печёт Цветочная Зелень. Знаешь, оно ещё похоже на маленькие песочные булочки со вкусом кошки?        Вздохнув, Какаши развёл руки в стороны.        — Во-первых, там не было кошачьего мяса, она просто дразнила тебя, — устало сказал он. — Это был кролик. А во-вторых, она больше не пользуется Цветочной Зеленью, она использует Дикую Орхидею. И у неё есть имя.        — Я лучше запоминаю запахи, — Паккун слегка вильнул хвостом. — Не мог бы ты попросить её сделать для нас побольше печенья? Мы разберёмся с кошками или почтальоном, и вообще с любыми проблемами, которые у неё могут возникнуть.        Это было разумным предложением. Паккун просил крайне редко, и обычно Сакура была рада побаловать свору гончих домашним печеньем. Но сейчас всё было иначе. Сакура не хотела иметь с ним ничего общего, и он не был уверен, что это не распространялось на его стаю собак. К тому же он знал, что она была слишком занята и, судя по всему, у неё были серьёзные проблемы с деньгами. Он не собирался беспокоить её просьбами о печенье с кошачьим вкусом.        — Нет, — после долгих размышлений ответил Какаши.        — Почему нет? — Паккун навострил маленькие ушки и наклонил голову в типично собачьем жесте.        — Потому что, — медленно начал он, сомневаясь, хочет ли он вообще в это ввязываться, — она со мной не разговаривает.        Паккун издал раздражённый полурык-полустон.        — Что ты натворил?        — Ты не поймёшь, — твёрдо сказал он. Какаши почесал пса за ухом с такой силой, что морщины на его морде задрожали. — Если хочешь, я приготовлю тебе печенье.        Паккун тяжело вздохнул.        — Пожалуйста, не надо.        Этот встревоженный тон заставил Какаши усмехнуться.        — Хорошо. Как насчёт связки сосисок из мясной лавки?        Хвост Паккуна вильнул на несколько секунд, прежде чем он смог взять его под контроль.        — Ну, если ты настаиваешь.        — Скоро у тебя будет больше еды, — сказал Какаши. — У нас намечено несколько важных миссий.        — Наконец-то! А то мы уже заскучали. — Паккун встал, принюхался к волосам Какаши, после чего чихнул. — Боже. Ты снова куришь?        — Нет, — ответил Какаши, избегая взглядом пепельницу на тумбочке, в которой лежало как минимум три окурка. Его недельная норма.        — Ты бы больше нравился Цветочной Зелени, если бы от тебя не пахло табаком.        — Дикая Орхидея, — поправил Какаши.        — Её зовут Сакура, — сказал Паккун.        — Я знаю…

***

Большое ли дело, отсутствие месячных?        Такое уже случалось. В последний раз это произошло, когда её более двух месяцев держали в тюрьме в Стране Молний. Основной причиной тогда был стресс, и сейчас в жизни Сакуры стресса было уж точно не меньше.        — Госпожа Харуно, мы знаем, что вы там.        Стук в дверь становился всё громче, и Сакура подтянула колени к груди. Даже если они заглянут в окно, разглядеть её под лестницей всё равно не смогут. Она увидела, как одна из теней прошла через квадрат солнечного света, льющегося из кухни.        — Откройте, госпожа Харуно!        — Чёрта с два, — прошептала она. Что толку, если она откроет?        — «Всем привет! Нет, у меня нет денег и никогда не будет, мы все это знаем, но уверена, что вы прямо сейчас потребуете отдать те крохи, которые у меня остались».        Каждый стук в дверь был подобен скрежету ногтей по меловой доске, отчего её волосы вставали дыбом, а кулаки сжимались. Она знала, что в конце концов им придётся уйти, но сейчас они заставляли её скалить зубы. Однажды, в один прекрасный день, они придут с кучей адвокатов и полицейских, чтобы насильно выгнать её и забрать дом, заложенный матерью.        Сакура понятия не имела, как женщине удавалось скрывать эти долги. Сакура даже не подозревала об их существовании, пока её мать не умерла, и внезапно вся ответственность за выплаты перешла к дочери. Они годами жили не по средствам, и теперь Сакура расплачивалась за это. Очень дорого. При нынешнем доходе она не сможет расплатиться с ростовщиками ещё лет десять, и их это не устраивало.        Судя по скрипу почтового ящика, они уже оставили очередное «напоминание». Они уходили… до следующего раза.        Убедившись, что кредиторы ушли, Сакура вылезла из-под лестницы, схватила предупреждение, брошенное на коврик и швырнула его в стопку к остальным. Что ещё она могла сделать? Одной зарплаты в больнице было недостаточно, а Цунаде не оценила её попытки работать сверхурочно. Ей оставалось либо ходить от двери к двери, выпрашивая деньги, либо взять на себя несколько миссий самого высокого ранга. Если бы она выжила, то, возможно, смогла бы спасти своё финансовое положение.        Однако прибыльные миссии сейчас отходили на второй план. В данный момент большинство миссий были направлены на борьбу с Ивой и Синдикатом, и оплачивались плохо, если оплачивались вообще. Могли пройти недели, месяцы или даже годы, прежде чем враг будет нейтрализован, а Сакура снова сможет брать прибыльные задания. Тогда ей придется столкнуться с другой проблемой, а именно с её безликим командиром.        Она изо всех сил старалась избегать Какаши, но долго так продолжаться не могло. Общение с ним становилось всё более неловким, а мысль о том, чтобы отправиться вместе на задание, заставляла сердце сжиматься от страха. Но это не единственное, что удерживало её от командной миссии; её здоровье так же оставляло желать лучшего.        Сакура не знала, было ли это из-за стресса… или из-за того, что она потеряла девственность полтора месяца назад. Вероятность последнего была невелика, но даже крохотной возможности было достаточно, чтобы коленки дрожали от страха. По крайней мере, стресс можно снять, купив в аптеке сильный транквилизатор для какого-нибудь «пациента». С младенцами дело обстояло несколько серьёзнее.        Страх Сакуры перед встречей с Какаши раньше — был ничем по сравнению с паникой сейчас. Она убеждала себя не беспокоиться слишком сильно, потому что это было немыслимо в сложившихся обстоятельствах. Тем не менее, после разговора в квартире Ино, эта мысль, словно тень, следовала за ней до самого дома и не давала спать до глубокой ночи, пока усталость не взяла верх. Это было первое, о чём она подумала, когда утром встала и увидела своё усталое отражение в зеркале, и это не давало ей покоя весь завтрак.        Сакура выскользнула из дома и пошла на работу окольным путём (на случай, если коллекторы поджидали её за углом), она не знала, какая из проблем беспокоит её больше. Казалось, куда бы она ни пошла, вселенная потешалась над ней.        — Вот мой малыш! — воскликнула женщина, поднимая свою любимую кошку с клумбы, мимо которой проходила Сакура.        — План пока в зачаточном состоянии, так что мы ещё можем поработать над ним, — серьёзно сказал своим коллегам джонин, когда Сакура поднималась по лестнице в резиденцию Хокаге.        — Свежеиспечённые булочки, возьмите одну! — весело сообщила работница столовой. Сакура поспешила прочь от пряного запаха, который вызвал у неё тошноту.        — Аргх! Я опаздываю! — завопил клерк, выбегая из общего зала, когда туда вошла Сакура, и она честно подумала о том, чтобы поставить подножку за его выбор слов. Он мог только представить себе страх девушки, которая действительно опоздала.        Но, возможно, она просто волнуется по пустякам? В конце концов, разве не было бы утреннего недомогания? Это правда, что в последнее время её чувствительность к запахам повысилась, и она часто чувствовала слабость в течение дня, но так всегда бывало при истощении. Это вообще считается?        Но у неё было странное ощущение тяжести в животе. Это утренняя тошнота? Она встала поздно, час дня ещё можно считать утром, верно? И чем больше Сакура думала об этом, тем сильнее паниковала, до такой степени, что когда это действительно переросло в полномасштабную тошноту, она поспешила в дамскую комнату. После нескольких безуспешных попыток, она позволила себе расслабиться и перестать быть идиоткой. Если так продолжится, она на самом деле заболеет.        Когда она вернулась из туалета, Цунаде бросила на неё отчаянный взгляд.        — Я не потерплю, чтобы зомби весь день бродил по офису! — крикнула она, указывая на дверь. — Ради бога, Сакура, иди домой!        Шизуне была более сострадательной и заставила Сакуру сначала сесть, чтобы проверить её горло и осмотреть глаза.        — Ты очень бледная, — сказала она. — Но у тебя нет температуры и горло не воспалено. Может быть, тебе пойти домой и хоть раз отдохнуть? Или сходить на источники и восстановить силы?        Пожалуй, это был мудрый совет. Сакура была не в состоянии выполнять даже самую незначительную работу, поэтому она медленно спустилась в фойе с намерением отправиться домой. Как назло снаружи лил такой сильный дождь, что люди толпились у входа в башню, не желая уходить. Обычно Сакура с радостью и без колебаний пробежалась бы под дождем, но только не сегодня. Может быть, это из-за того, что она слишком устала? Или, может потому, что её рука продолжала касаться живота?        Но это невозможно… это просто бред!        Ожидая окончания дождя, Сакура с тревогой вцепилась в волосы, уставившись в пространство. Её мысли находились где-то очень далеко. Она чуть не пропустила высокий, тёмный и расплывчатый силуэт, который вошёл с омываемой дождем улицы в каскаде воды и на мгновение остановился в дверях, чтобы закрыть свой зонтик, но не раньше, чем добросовестно взмахнул им и обдал всех в радиусе десяти метров каплями дождя. Со всех сторон раздались возмущённые вздохи и гневные возгласы, но первой он заметил Сакуру.        — Дождливая погодка, а? — пробормотал Какаши, обходя её, прижимая влажную ручку зонтика к её руке.        Сакура уставилась на него, совершенно забыв изобразить улыбку, чтобы успокоить его. Она увидела отрешенность в глазах Какаши, когда он пожал плечами и продолжил свой путь. За ним по пятам следовал очень мокрый мопс, который обошёл вокруг Сакуры по меньшей мере дважды, прежде чем пуститься рысью вслед за Какаши — также остановившись, чтобы отряхнуться рядом с несколькими оставшимися людьми, которых не обрызгал зонт, к их большому огорчению. Однако её обеспокоило выражение лица Какаши.        Довольно. Сакура не могла больше справляться со страхом неизвестности, он только усугублял её, и без того расшатанные нервы. Такими темпами она начнёт терять волосы. Приняв решение и, раскрыв зонт, она вышла под дождь и направилась в больницу. Там она поднялась на четвёртый этаж, взяла со склада шприц и пробирку для крови и пошла в лабораторию.        Это ничего не значит, сказала она себе, накладывая жгут на руку и пытаясь найти вену. Однажды она также проверяла себя на диабет после просмотра жуткого документального фильма, но тогда она не верила, что больна. Как и сейчас она не верила, что с ней что-то не так. Она просто была… осторожна.        Единственная проблема, заключалась в том, что в лаборатории хорошо её знали. Если она попросит сделать анализ крови, новость об этом разлетится по больнице быстрее, чем смертоносный вирус. Ей пришлось сохранять самообладание, когда она подошла к отделению патологии и поставила пробирку с кровью на стойку.        — Мне нужно проверить этот образец на ХГЧ, — объявила она мужчине за стойкой, — для… эм… Хьюга Хинаты.        — Нет проблем, — дал он стандартный ответ. — Приоритет?        Сакуре хотелось сказать: «Высокий! Высший! Сделайте это сейчас же!», но это, скорее всего, вызвало бы недоумение, поэтому она ответила столь же обыденно.        — Как можно быстрее.        — Хорошо, сегодня спокойный день, поэтому результаты будут готовы к трём.        — Спасибо.        Не зная, чем себя занять, Сакура принялась с остервенением расхаживать по коридору. Возможно, ей не следовало этого делать, а возможно, не стоило продолжать это безумие и просто забыть вернуться за результатами. Она просто оставит их пылиться, пока кто-нибудь их не выбросит. Но это не имело значения, поскольку она уже знала что там увидит. Или, по крайней мере, была в этом уверена.        Дважды обойдя весь этаж, она остановилась у торговых автоматов, чтобы перекусить шоколадкой. Родильное отделение находилось прямо напротив, но Сакура старательно делала вид, что ничего не замечает, и сделала ещё по меньшей мере три круга по другим отделениям, прежде чем решилась остановиться и войти туда. В прошлом она иногда приходила сюда, чтобы поглазеть на крошечных младенцев в крошечных шапочках, укутанных в маленькие ватные одеяльца. Она знала, что однажды ей захочется иметь собственного ребёнка, но точно не сейчас. Сакура могла бы сказать, что ещё слишком молода, но здесь лежали матери, которые были моложе её. Другим оправданием было то, что она куноичи, а куноичи, забеременевшие в юности, теряют всё.        Кроме того, ей приходилось выклянчивать у друзей еду и воду, и в скором времени она могла лишиться крыши над головой. Она не может стать матерью. Она едва могла позаботиться о себе, не говоря уже о таком крошечном, беспомощном существе, как ребёнок. Она не доверила бы себе даже самую независимую кошку.        Неосознанно она снова начала жевать кончики волос, глядя сквозь стекло на новорождённых малышей. Раньше они казались ей самым очаровательным зрелищем в мире. Теперь же каждая колыбель была не более чем вместилищем ответственности, криков, грязных пелёнок, голода и бездонной ямы, в которую утекали деньги.        Они пугали её, и желудок начал скручиваться в болезненный узел.        Ей нужно было выбираться отсюда, пока у неё не началась гипервентиляция, или пока кто-нибудь не увидел её и не догадался, почему она смотрит на спящих младенцев, словно они охотятся за её душой. Вернувшись в лабораторию, она обыскала каждый ящик в поисках папки с именем Хината Хьюга. Ничего. Сакура обошла всю больницу, прежде чем вернуться и проверить ещё раз. По-прежнему ничего.        Что бы подумал Какаши, если бы узнал, что она делает? Даже если бы знал, что она подозревает? Она вздохнула, вспомнив его отрешённый взгляд. Это она усложняла отношения между ними. Какаши знал это, Сакура знала это, но ничего не могла с собой поделать. Особенно тогда, когда её первый раз был таким трагичным и постыдным… и он был единственным, кто знал, и всё же он просто понятия не имел!        Чёрт, даже Сакура в последнее время мало что понимала. Она пыталась вспомнить события той ночи, но к своему ужасу обнаружила, что с каждой неделей вспоминать становилось всё труднее и труднее. Возможно, это было связано с травмой головы, которую она получила. Для Сакуры события шестинедельной давности казались скорее абстрактным сном, чем реальностью. Она помнила некоторые вещи… например, как пыталась удержаться на плаву в реке, пока кто-то выкрикивал её имя, или как её трусики и лифчик болтались на бельевой верёвке над её головой, или лицо Саске, когда он всё понял… и плечо Какаши, на котором она прорыдала пол ночи, пока не охрипла. Но это легко могло случиться с кем-то другим, настолько далёкими казались ей эти воспоминания        Какое-то время засосы на шее напоминали ей о произошедшем, пока полностью не зажили. Если бы не её нынешние отношения с Какаши, она легко могла бы поверить, что всё это ей привиделось.        Сейчас ей очень хотелось, чтобы так оно и было.        В половину третьего Сакура снова прошла мимо лаборатории. Ей не терпелось покончить с этим. Сегодня вечером она откроет бутылку водки и посмеется над тем, как сильно она себя накрутила из-за пустяка. Может быть, она даже сохранит результаты для своего альбома и подпишет как «Первый страх беременности». А завтра она снова вернётся к инъекциям и будет терпеть головные боли и другие побочные эффекты с улыбкой на лице, лишь бы никогда больше не проходить через всё это.        Свернув за угол коридора, её сердце чуть не остановилось. Девушка с блестящими светлыми волосами стояла у лаборатории с открытой папкой в руках.        Никогда нельзя было недооценивать чутье Ино на драму.        Увидев Сакуру, она подняла голову и на её лице появилась широкая улыбка.        — О, Сакура, — сказала она. — Ты ни за что не догадаешься, чем занималась наша Хината-чан!        — Ино… нет… ты не должна этого делать, — сбивчиво произнесла Сакура, никогда ещё так не боявшаяся улыбки Ино.        — Забей! Если она не хотела, чтобы люди узнали, ей не следовало использовать своё настоящее имя! — она развернула папку и сунула Сакуре в лицо. — Смотри! — сказала она, указывая на распечатанную страницу, пребывая в восторге от такой сплетни. — Она беременна! Ты можешь в это поверить? Как думаешь, от кого? Ей нравится Наруто, так что это может быть он, но, возможно, она поддалась Кибе? Что скажешь? О, я хочу присутствовать, когда её отец узнает! Он будет в ярости от внебрачного внука! Верно? Сакура? Ты так не думаешь?        Сакура потеряла дар речи. Она уставилась в отметку на графике и безошибочный положительный результат, рядом с обведённым кружком теста на ХГЧ. Ошибки быть не могло.        В жизни не так много вещей, которые могут так кардинально изменить будущее всего за несколько секунд, что от них кружится голова. Одно дело — украсть поцелуй у мужчины, когда эмоции обоих зашкаливают, чтобы остановиться на одном поцелуе.        Другое — осознание того, что эта ошибка привела к созданию новой жизни.

***

       Возле штаб-квартиры АНБУ в третьем районе Конохи четверо шиноби прятались под навесом, глядя на мокрую улицу, ожидая, пока закончится дождь. Генма откинул влажные волосы назад, стиснув губами сенбон.        — Я думал использовать яд против этих парней, — сказал он вполголоса, пока остальные трое смотрели на него пустыми глазами. — Я слышал, это сейчас в моде.        — Дорого, — категорично заявил Райдо.        — Зато эффективно, — размышляла Шизуне, которая была специалистом по ядам. — Если ты отравишь сенбон, не советую класть его в рот, иначе…        Генма хмыкнул.        — Невозможно отучить старую собаку от дурных привычек, — проворчал он, а затем вздохнул. — Знаешь, после той миссии на севере я с нетерпением ждал возвращения в тёплую, благоухающую Коноху. И что я наблюдаю всю неделю? Дождь, мать его. Надеюсь, он закончится до нашей миссии на следующей неделе. Нет ничего хуже, чем шпионить в хлюпающей обуви.        — Кроме смерти в хлюпающей обуви.        Все трое посмотрели на ниндзя, который сидел с закрытыми глазами, прислонившись спиной к стене.        — Ты чёртов пессимист, Какаши, — сказал Генма. — Ты знаешь правила.        Это не являлось официальными правилами, но в этикете шиноби было принято считать, что делать зловещие предсказания смерти перед важной миссией — дурной тон. Особенно перед людьми, от которых веяло «предвоенным мандражом». И которые хорошо помнили предыдущую войну, и не горели желанием повторять её так скоро. Но игнорировать признаки было невозможно. Судя по количеству шиноби, отправленных на разведку, вполне вероятно, что скоро что-то произойдёт.        — Я полагал, что успею стать старым пердуном до начала следующей войны, — признался Райдо, — чтобы сидеть дома и проповедовать новобранцам о том, что в наше время война была более жестокой, и они не представляют насколько им повезло.        Генма сплюнул свой сенбон на землю, где он и застрял.        — Даже если дело дойдет до войны, она не продлится долго.        — О, да? — с любопытством пробормотала Шизуне.        Генма пожал плечами.        — На нашей стороне Девятихвостый.        — Ага, а у Ивы синдикат под каблуком, — заметил Райдо. — Они повсюду.        — Ссыкун. Синдикат — это просто кучка жуликов из маленького городка. Они могут быть повсюду, но они не воины. — Генма ухмыльнулся, вытаскивая из кармана пачку сигарет. Он вынул зажигалку и закурил, зажав сигарету губами, как свой сенбон. Некоторое время они стояли в тишине, ожидая окончания ливня.        В конце концов Генма скользнул взглядом по Какаши.        — Эй, ты сегодня ужасно тихий.        — Я всегда тихий, — равнодушно ответил Какаши.        — Да, но обычно ты внятно-нечего-сказать тихий. В последнее время ты типа не-говори-со-мной тихий. Тебя что-то гложет?        — Проблемы с девушками, — слишком проницательно сказала Шизуне, попав довольно близко к цели для первой попытки.        — Дай угадаю, — сказал Генма, стряхивая пепел с кончика сигареты. — Тебе нравится девушка, но ты напугал её своими странностями, и теперь она отгоняет тебя метлой, если ты пытаешься к ней подойти. Не так ли?        Какаши потёр переносицу.        — Что-то вроде этого.        — Ещё один благородный мужчина, униженный представительницами слабого пола. Гомосексуализм имеет свои преимущества, верно, Райдо?        — Отвали.        — А может, и нет. Табачку, Хатаке? — спросил Генма, протягивая пачку Какаши.        — Я бросил пятнадцать лет назад, — сказал Какаши, но когда Генма начал опускать руку, добавил, — но я не сказал «нет».        Это была не совсем ложь. Он бросил пятнадцать лет назад; просто с тех пор у него был сильнейший рецидив, и он чувствовал, что заслуживает хотя бы небольшого наслаждения в той трясине, в которую сам себя загнал. Он стянул маску и затянулся, затем ещё раз, а потом положил руку на колено, наблюдая, как тонкие струйки дыма поднимаются в воздух по мере того, как сигарета неуклонно тлела.        — Ребята, вы когда-нибудь делали что-то очень, очень глупое? — спросил он.        Они в недоумении посмотрели на него.        — В каком смысле? — спросил Генма.        Какаши завороженно уставился на горящий кончик сигареты.        — Типа… увлечься и переспать с кем-то, с кем действительно не следует?        Генма и Райдо посмотрели друг на друга, затем быстро отвернулись, прокашлявшись.        — Я не о себе если что, — быстро добавил Какаши, но слишком поздно, чтобы ему поверили.        — Все когда-нибудь совершают эту ошибку, — рассеянно сказала Шизуне. — Я переспала с женихом своей сестры.        Генма бросил на неё глумливый взгляд.        — Шлюха! — обвинил он. — Скелет вылез из шкафа, друзья мои. Подожди, пока Хокаге узнает об этом!        — Да ладно! — ответила Шизуне. — Она всё равно собиралась его бросить. Это была просто глупая ошибка после битвы… мы оба были одиноки и возбуждены, так что это произошло само собой.        — Да, но после боя все возбуждены, верно? — заметил Генма.        — Наверное. Это не совсем моя область, но однажды я прочитала в медицинском журнале, что это естественная биологическая реакция при угрозе жизни. Первым инстинктом часто является желание произвести потомство. Как вы думаете, почему так много детей рождается через девять месяцев после начала войны и через девять месяцев после её окончания?        — Вот этого я жду с нетерпением, — сказал Генма, мечтательно глядя на пасмурное небо. — Девочки обычно очень охотно раскрывают свои объятия после войны.        — Для начала ты должен победить, — заметил Райдо. — Ты не получишь женского внимания, если мы проиграем и нас оккупируют шиноби камня. И ты не станешь отцом, будучи трупом.        — Райдо — правила!        — Прости. Я уверен, что ты будешь жить вечно и станешь отцом сотни детей.        — Спасибо.        Шизуне вздохнула и задумчиво посмотрела наверх.        — Как думаете, кто из нас первым создаст семью?        — Ты, — хором ответили Райдо и Генма.        — Что? — отмахнулась она. — Почему?        — Всё очень просто, — объяснил Генма, — ты женщина с биологическими часами, которые заставляют тебя интересоваться подобными вещами, Райдо — заднеприводный, у меня была случайная вазэктомия пять лет назад, а любая девушка, которая выберет Какаши, либо подверглась лоботомии, либо нуждается в ней. Земля столкнется с солнцем раньше, чем у кого-либо из нас троих появятся дети. С другой стороны, ты можешь родить в любое время. Эй, Какаши, куда это ты собрался?        Какаши встал, разминая шею.        — Домой, — ответил он.        — Дождь всё ещё идёт.        — Плевать, — проворчал Какаши.        Он засунул руки в карманы и поплелся под дождем, игнорируя холодные капли, стекающие по шее. Его голова была занята другими мыслями, не дающие покоя уже несколько дней. А теперь у него появилась новая пища для размышлений, например, то, что сказал Паккун, когда они поднимались в башню Хокаге.        — Видишь, — сказал он мопсу, — она меня ненавидит.        — Не ненавидит… — ответил Паккун, облизывая лапы. — От неё разит страхом.        — Страхом? — тихо повторил Какаши.        — И ещё чем-то, но я не понял чем.        — Что ты имеешь в виду?        — Не знаю, — снова сказал Паккун. — Человеческие феромоны и запахи… это совершенно другой язык. Я могу распознать некоторые вещи, но если я чувствую запах, это ещё не значит, что я знаю, о чём он говорит.        — Ладно, ладно, — вздохнул Какаши. — Всё равно спасибо. Теперь можешь возвращаться.        Теперь его не оставляла неприятная мысль о том, что Сакура вместо того, чтобы ненавидеть его, на самом деле боялась его. Что, чёрт возьми, он сделал, чтобы вызвать такую ​​реакцию? Ему и в голову не пришло бы причинить ей вреда, и она должна была это знать, так почему же она уставилась на него, охваченная страхом?        От сигареты остался лишь окурок, когда он подошёл к многоквартирному дому. Он бросил его в лужу, поклявшись, что пройдёт ещё пятнадцать лет, прежде чем он снова закурит, а затем вошёл во дворик, похожий на маленький сад благодаря многочисленным растениям и цветочным решёткам. Его квартира находилась на втором этаже. Какаши поднялся по скользким ступеням, радуясь, что, по крайней мере, там был навес, который защищал его голову от дождя, пока он шарил по карманам в поисках ключа. Хоть убей, он никогда не мог вспомнить, в каком кармане или сумке он его хранил, а бывали случаи, когда он просто исчезал из его жизни, и ему приходилось неделями взламывать замок, пока ключ таинственным образом не оказывался под одним из столов в штаб-квартире АНБУ. Похоже, это был один из таких случаев.        Пока Какаши копался в поисках неуловимого ключа, он внезапно почувствовал, что у его двери кто-то стоит. На мгновение, смотря сквозь дымку тумана, он решил, что это один из его соседей. Затем она пошевелилась, и её розовые волосы блеснули на свету, лишив Какаши дара речи.        Этого он точно не ожидал.        Какаши осторожно приблизился, нахмурившись и пытаясь понять, зачем она здесь. В руке она держала его зонт, но момент для его возвращения показался странным, поскольку дождь всё ещё шёл, а ей предстоял долгий путь домой. Она выглядела потрясённой. У неё на уме явно были более серьёзные вещи, чем возвращение зонта.        — Сакура, — мягко сказал он, не желая, чтобы она снова смотрела на него, как испуганный кролик. — Почему ты здесь?        Она резко вдохнула, словно собираясь пуститься в объяснения, но её губы не произнесли ни слова. Её пальцы сжались вокруг зонтика с таким остервенением, что он норовил вот-вот сломаться. Какаши решил не акцентировать на этом внимание и терпеливо ждал, пока она выговорится.        — Я… — начала она хриплым голосом. — Я…        Он приподнял бровь в предвкушении и был слегка встревожен, увидев, как глаза Сакуры внезапно заблестели от слёз.        — Я… — попыталась она снова, ещё более сокрушённо, чем прежде. — Мне жаль. Мне так жаль.        Она зажала рот рукой и опустила глаза, отчаянно пытаясь совладать с собой. Плачущая девушка всегда была немного неловкой, и Какаши подумал, не сделать ли ему что-то человечное… например, сочувственно коснуться её плеча.        Нет. Сакуре не нравилось, когда он прикасался к ней.        — Послушай, я не знаю, за что ты извиняешься, но я прощаю тебя. Это само собой разумеющееся, — сказал он.        Она покачала головой.        — Та миссия. Когда я поцеловала Саске, я… — она замолчала на мгновение, собираясь с силами, прежде чем продолжить. — Вы слышали всё по рации. Вы знали, что я сделала.        Ему не понравилось, куда всё идёт. Они не говорили об этом в течение шести недель, и только сейчас он понял, насколько ценил это.        — Если вы знали, — продолжала она дрожащим голосом. — Почему вы…        — И что бы я сделал? — тихо спросил он.        — Я-я не помню всего отчётливо. Но… я знаю, что это была я. Это была моя вина, — сказала она. — Но если вы знали, что я поцеловала Саске, почему позволили поцеловать себя в гостиничном номере?        Какаши стоял неподвижно: замёрзший, мокрый и ничуть не обрадованный тем, что разговор принял такой оборот.        — Это так важно?        — Да, — прошептала она.        — Слушай, ну… хм, понимаешь… эм… — это он заварил эту кашу. — Я мужчина.        — Это всё? Это ваш ответ? — она уставилась на него блестящими глазами.        — Да…        — Для вас это ничего не значило? Совсем?        Он переминался с ноги на ногу, плечи опустились от вины и стыда, совсем как утром после той роковой ночи.        — Сакура, мы оба взрослые люди, — хрипло начал он. — Тебе известно…        — Я знаю… я знаю, как это бывает, — жалобно сказала она, прижимая ладони к глазам. — Вам не нужно повторять это снова. Мне жаль. Я просто… я всё время всё порчу, не так ли?        Он беспомощно наблюдал за её взволнованным выражением лица. Мужчина получше него знал бы, что делать. У лучшего мужчины хватило бы смелости протянуть руку, заключить её в объятия и сказать, что всё будет хорошо. Не страх заставлял его держать дистанцию, он просто не знал, как лучше. Он не знал, как быть лучше.        — Мы оба совершили ошибки той ночью, — тяжело сказал он, — но этого уже не вернуть, и мы не можем продолжать так вечно. Поэтому, если ты действительно хочешь загладить свою вину, ты пойдёшь с нами завтра на миссию. Это пойдёт тебе на пользу. Это пойдёт нам на пользу.        Её глаза расширились, и она перестала плакать, тихонько икнув.        — Я не могу, — сказала она тоненьким голоском, прикрывшись рукой.        Он нахмурился.        — Дай угадаю, ты занята? — холодно спросил он.        Она судорожно вздохнула, но, казалось, была не в состоянии ответить.        Пришло время быть с ней пожёстче.        — Хорошо, я упрощу задачу, — тихо сказал он. — Если ты не придёшь на следующую миссию, я буду считать, что ты выбыла. Я найду тебе постоянную замену, и ты сможешь отлынивать в своё удовольствие. Ты этого хочешь?        И без того бледное лицо Сакуры побелело ещё больше, и она растерянно посмотрела на него.        — Нет… — прошептала она.        — Тогда ты идёшь, — сказал он решительно, не оставляя места для возражений и споров. Он слегка коснулся рукой её плеча, и, как и ожидалось, она отшатнулась в сторону, позволяя ему подойти к двери. Достав из сумки две отмычки и с лёгкостью вставив их в замок, он оглянулся на девушку через плечо. — Просто забудь об этом, Сакура. Мы оба облажались. Тебе нужно пойти домой и отдохнуть, — сказал он ей. — Ты очень плохо выглядишь.        Она повернулась ещё до того, как он закончил говорить, и пошла прочь по ступенькам, выходя под дождь. Какаши оторвался от двери и смотрел, как она уходит. Ему это совсем не понравилось. Не в характере Сакуры было так легко сдаваться, и она не стала бы мокнуть под дождём, когда в руке есть зонт.        Какаши не мог бы сказать, что понимает её. Когда умер его отец, он был намного моложе Сакуры, и он оставил достаточно денег, чтобы Какаши мог бездельничать всю оставшуюся жизнь. Но если Сакура действительно была в отчаянном положении, почему она не обратилась за помощью к друзьям? Возможно, брать деньги у Какаши было бы неудобно, но всегда есть Наруто. После смерти Джирайи он оставил всё своё состояние этому мальчику, и прибыльная золотая жила, которой была серия «Ича-Ича», теперь принадлежала Наруто. Он ещё не придумал, как их потратить, но он точно погасил бы долг Сакуры в мгновение ока, если она попросит.        Пыталась ли она что-то доказать, сражаясь в одиночку в проигрышной битве? Было ли ей стыдно?        Всё это явно сказывалось на её теле и разуме, поэтому Какаши должен на время увезти её из деревни. Передышка пойдёт ей на пользу, и в конце концов она это поймёт. Может быть, она даже будет ему благодарна?        Замок с щелчком открылся, впуская его в гостиную, где было тепло, сухо и очень душно. Вероятно, это из-за того, что Паккун свернулся калачиком рядом с электрическим обогревателем.        — Не пора ли тебе нанять слесаря? — прорычал Паккун.        — Ты мог бы впустить меня, — возразил Какаши.        — Я умею открывать только собачьи двери, — Паккун вытянул лапы и перекатился на спину. — Чего хотела Дикая Орхидея?        — Хм? Ну, я не знаю, — Какаши стянул с себя жилет и влажную маску, чтобы легче дышалось. — Думаю, она просто хотела извиниться за своё поведение.        Паккун чихнул, всё ещё смотря в потолок.        — Нет, не хотела. До твоего прихода она кричала, ругалась, пинала дверь и говорила, что это ты во всём виноват. Пять минут назад она была готова оторвать тебе голову и набить соломой. Наверное, она струсила, когда увидела тебя…        Какаши уставился на него, не совсем уверенный в том, что слышит.        — Уверен? — недоверчиво спросил он.        — Что ты с ней сделал? — спросил Паккун.        Какаши снова вздохнул и сказал то же самое, что и раньше.        — Тебе не понять.        Ему действительно было не понять. Потому что Паккун был собакой. Когда у самки наступает течка, ты трахаешь её, ей это нравится, и все уходят домой счастливыми. Эта человеческая концепция хрупких отношений с жёсткими границами того, какое поведение допустимо, а какое нет, вызывала у Паккуна лишь недоумение. Если бы Какаши объяснил, что переспал со своей подчинённой в порыве безумия и что это было грубым нарушением их отношений, как профессиональных, так и личных, то Паккун просто отмахнулся бы и сказал, что люди слишком усложняют простые вещи без всякой на то причины.        И он, скорее всего, оказался бы прав.        Только это ничего бы не изменило.        — Что бы ты ни сделал, ты действительно разозлил её, — ворчал пёс. — Хотя она немного сумасшедшая. Я до сих пор не могу понять, она — милая девушка с чудовищным характером или монстр, который притворяется милой девушкой, — он навострил уши на Какаши. — Где мои сосиски?        — У мясника. Я забыл.        Он плюхнулся на диван, запоздало сбросив мокрые ботинки. Несмотря на то, что он устал, он не мог перестать беспокоиться о Сакуре. Какаши мог сделать совсем немногое, чтобы не дать ей разрушить собственную жизнь, и это никак не смягчало чувство вины, которое он испытывал.