Монохром

      Прижатая к губе ватка, щедро пропитанная перекисью, нещадно жжет. Такемичи с трудом удержала шипение, но поморщилась так сильно, что саднящий нос начал пульсировать новым приступом боли. — Вот. Все, что осталось, — тихо, будто извиняясь, сказал Инуи, протягивая ей почти закончившийся бинт и несколько пластырей.       Такемичи рассеянно повертела в руке этот скромный набор «спасателя» и горько усмехнулась. — Что ж… Лучше, чем ничего.       Инуи задумчиво кивнул и сел напротив, скрещивая по-турецки ноги. Пока Такемичи занималась своими ранами и ссадинами, он беззастенчиво разглядывал ее, будто впервые видел; смотрел на нее так, словно вместо дорогостоящего, эксклюзивного товара ему подсунули искусно вылепленную подделку, а потому Сейшу было так важно найти этот скрытый подвох, чтобы предъявить претензии производителю. В их же случае выражать свое возмущение обманом было некому. Можно было только смириться с правдой, но получится ли?       Эти взгляды, полные сомнения и невысказанного вопроса, не остались незамеченными и сильно нервировали, но Такемичи приказала себе игнорировать чужое внимание и отнестись к нему с пониманием. Такая реакция — предсказуема. Еще одному человеку она поломала привычную картину мира.       Хилая, глупая девчонка, лезущая в мужские разборки: где такое видано! Такемичи знала, что все делает неправильно, но остановиться уже не могла. Не просто из-за эгоистичного желания сделать свой мир лучше, но еще и ради вот этого взлохмаченного мальчишки, на котором живого места не было.       Его побили так сильно, что Такемичи пришлось тащить его на себе. Закинув его руку себе на плечо, она медленно двигалась по пустынным улочкам, изнемогая от натуги. Инуи старался не сильно перекладывать на ее плечи весь свой вес, но иногда, когда никаких сил переставлять ноги уже не было, и пульсирующие болью бока досаждали так, что терпеть не было никакой возможности, он опирался на Ханагаки, наваливаясь на нее всем телом. Такемичи спотыкалась, с трудом сохраняя устойчивость, но перехватывая приятеля поудобнее за туловище, уверенно двигалась со своей тяжелой ношей вперед.       Хотя, после Дракена — Инуи, можно сказать, был не тяжелее перышка. О боже, конечно, он тяжелый. Но надо же было себя хоть как-то приободрить?       Сейчас они сидели в старом, заброшенном здании, который Сейшу назвал их с Коконоем убежищем. Здесь нашлась аптечка и пару таблеток обезболивающего, которые они поделили между собой.       Когда Такемичи закончила клеить пластыри на слишком неприятные раны и промывать перекисью остальные, она подняла взгляд, сосредотачивая все свое внимание на Инуи. — Совсем не похожа на девчонку, да? — с легким весельем поинтересовалась она. Молчание становилось тягостным; еще немного — и вовсе стало бы неловко.       Инуи замешкался, прежде чем ответить, стушевался, отведя взгляд. — Да, — не стал спорить он. Сейчас были другие вопросы, которым нужно было уделить должное внимание, чем выяснять, почему Такемичи Ханагаки живет так, как живет. И первым из них, самым важным, конечно же был: — Ты правда хочешь вытащить Коко из Поднебесья? — спросил он.       Такемичи не поняла этого понурого тона и совсем растерялась от сомнения, предполагающий вопрос Инуи. Учитывая открывшиеся факты о ней, Сейшу имел полное право отнестись к ее громогласному заявлению скептически. Но это было обидно. Разве за столько времени Такемичи не доказала, что ее слова еще никогда не расходились с поступками? Разве открывшаяся правда о ней могла с такой вопиющей легкостью перечеркнуть все ее прошлые победы и заслуги? — Конечно, — уверенно кивнула она. — Я ведь уже говорила, что не позволю ему загубить свое будущее. — Странная ты, — после короткого молчания произнес негромко Сейшу, одарив Такемичи внимательным взглядом. — Ну… какая уж есть… — протянула Ханагаки без тени извинения в голосе. Попробовала улыбнуться, чтобы хоть немного избавиться от этого тянущего чувства неловкости, но боль кольнула правую сторону лица, отчего Такемичи досадливо зашипела. — Коко всегда был со мной, — заговорил Инуи, будто боялся передумать озвучивать сокровенное. Опустил голову, сосредоточено разглядывая испачканные джинсы. Но чем больше он говорил, тем больше его взгляд становился отстраненней, и он уже смотрел не во внешний мир, но куда-то внутрь себя. — Что бы я не делал, куда бы не шел — он поддерживал меня. И я готов был умереть за него, если потребуется… И я… Не могу, просто не могу его бросить…       Такемичи молчала, не имея ни малейшего понятия, что должна сейчас ответить на это. Честно говоря, она не представляла, как теперь быть: как вытаскивать Коконоя из лап банды, которая, по словам одного из участников, уже имела какую-никакую реальную силу.       Но вдруг на ум пришло имя — Кисаки. Он был в банде этого Изаны и, скорее всего, уже успел занять в Поднебесной не последнее место (на меньшее Тетта бы просто не согласился), а значит, имел влияние и возможности. И все упиралось в то, что Такемичи жизненно необходимо встретиться с ним.       Только теперь не ради себя, а ради мальчишки, решившим поиграть в героя. Хаджиме Коконой … Вот зачем он заступился, зачем повелся на столь глупый развод?       Муто не убил бы их с Инуи. Покалечил бы, но… первый раз, что ли? Сломанные носы и ребра пережить было можно. А вот связываться с преступной бандой — уже совсем другой уровень.       Такемичи забрали на машине. Забирали от дома. Напротив был круглосуточный магазин, где над входом висела камера. Так что свое транспортное средство похитители засветили. Если бы случилось так, что они действительно собирались привести свои угрозы в исполнение, то полиция, найдя их с Инуи трупы, быстро бы вышла на Муто и Санзу, а там и на всю Поднебесную.       Эти двое не могли не понимать таких очевидных вещей, а поэтому в их планах не было убивать их — припугнуть, да и только.       Но Коконой повелся, создавая тем самым лишние проблемы. А может, он знал больше, чем понимала Такемичи? Она-то лично не общалась ни с Мучо, ни с Санзу, знала о них лишь по рассказам других ребят из банды, и, до сегодняшнего дня, вообще о них не думала. Она рассуждала, руководствуясь логикой и почерпнутыми знаниями из тех многочисленных криминальных дорам, что она просмотрела за всю свою жизнь. А чем руководствовался Коконой, когда добровольно угодил в такую кабалу? Конечно же, эмоциями. И самое паршивое то, что гордыня не позволит теперь отказаться от своего слова: раз пообещал плясать под дудку Изаны, то он будет, и своей волей из «Поднебесья» уже не уйдет.       Такемичи вздохнула и потерла глаза. — Я… Пожалуй, я понимаю. В моей жизни тоже с недавних пор есть такие люди за которых я бы отдала все на свете… — Такемичи подняла голову, растянув губы в слабой улыбке. — Я не могу обещать, что получится, но знай, что я сделаю все от себя зависящее, чтобы вытащить Коко. Он спас нас, и мы не можем, не имеем права его вот так бросить.       Инуи долго молчал, с неприкрытым изумлением глядя ей прямо в глаза. Это уже становилось неловким, потому что Такемичи понятия не имела, что так поразило Сейшу в ее словах.       Но когда он неожиданно низко поклонился, касаясь лбом пола, пришла уже ее очередь удивляться.       Поддаться гордыне — легко, особенно беря во внимание ту исключительность, какой обладала Такемичи. Правильно, покажите еще одного человека, который может прыгать туда-сюда во времени. И Такемичи успешно могла поддаться этому страшному греху — поверить в свою уникальность, увериться, что, раз ее жизнь так круто изменилась, раз ей, посредственности, была дарована такая сила, то значит она лучше, умнее всех остальных.       К счастью, вокруг происходило слишком много вещей, на нее сыпалось слишком много проблем и трудностей, которые просто не давали остановиться, задуматься хоть ненадолго; осознать тот факт, что она действительно обладала возможностями менять судьбы.       Но она не считала себя лучше других. Такемичи Ханагаки привыкла жить скромно, незаметно и ничем не выделяться из толпы. Она никогда не хотела быть лучше — она хотела быть, как все.       Поэтому такой уничижительный поклон перед ней, девчонкой, застал Такемичи врасплох и заставил вздрогнуть, покрывшись колючими мурашками. — Я доверяю тебе Драконов. Я соберу всех, чтобы ты стала нашим лидером. Только… спаси Коко, — пылко произнес Инуи. Выждав пару мгновений, он выпрямился, и со всей серьезностью взглянул на Такемичи. — И… твою тайну я тоже сохраню.       Такемичи не сразу поняла, о какой тайне идет речь, а когда до нее дошло, то она лишь махнула рукой. — Да не такая это уже тайна. О ней уже слишком много людей знают, чтобы это можно было назвать секретом. — Майки, да? — догадался Сейшу. — Ну да. И Дракен. И Эма. А теперь уже и вся Поднебесная, очевидно.       Сейшу хмыкнул, а потом рассмеялся. Такемичи тоже криво усмехнулась. Действительно, вся эта ситуация выглядела донельзя комично.

***

      По лицу Майки точно нельзя было сказать: он больше удивлен или рассержен.       Просто на внеочередное собрание командиров Тосвы, Такемичи явилась, мало того, что побитая, так еще и в сопровождении Сейшу Инуи, который зачем-то напялил на себя их форму. — Позволишь сказать пару слов? — почти официально обратилась к командиру Такемичи. И, пожалуй, Майки был слишком обескуражен подобным перфомансом, чтобы сразу сообразить, что ничего хорошего ожидать не следовало. Он растерянно кивнул — мыслям своим, скорее, и не успел даже моргнуть, как Такемичи уже поднялась на пару ступенек, но все же оставаясь стоять ниже, чем лидер.       Она не настолько обнаглела, вроде Кисаки, чтобы сидеть, пока стоял командир и, тем более, к нему спиной; а уж стоять с ним вровень на официальных встречах — она ни за что бы не осмелилась. — Народ, — громко начала она. — Небольшое объявление. С этого дня я, Ханагаки Такемичи, капитан первого отряда «Токийской Свастики», наследую одиннадцатое поколение «Черных Драконов». Моим заместителем в Драконах будет Сейшу Инуи. — Какого хера ты творишь, Такемучи? — зашелестел за ее спиной Дракен. Потому что Майки был в настолько сильном неверии, потрясении даже от ее поступка, что едва ли мог выдавить из себя сейчас и пару слов.       Хотя, пожалуй, не так уж сильно она и отличалась от Кисаки, просто поступки у них были разные, но по степени наглости, Такемичи с лихвой его переплюнула.       Она обернулась, посмотрев на Майки без всякой тени раскаяния, но слишком уверенно для такой сопли, слишком — не нахально, нет — но со здоровой долей вызова. — Прости, что так внезапно, — уже намного тише заговорила Такемичи. — Но меня вынудили принять такое решение. Они похитили Коконоя, фактически взяли в рабство, чтобы он безвозмездно работал на них, пока они там проворачивают свои черные делишки. А Коко — хороший парень. Он спас меня и Инупи, подставился ради нас. Мы обязаны ему помочь. — Значит, Мучо нас предал? — на удивление спокойно спросил Манджиро. Такемичи не изменилась в лице — ее взгляд был по-прежнему тверд. — Хорошо! — более громко, уже для всех, провозгласил Майки. — Поднебесная объявила нам войну. Капитан первого отряда нашел нам союзников. И именно Такемичи поведет первый отряд и Драконов. — Разве это разумно, чтобы Такемичи… — Дракен замялся, не зная, стоит ли озвучивать неудобную правду вот прямо здесь и сейчас. Он бросил на нее быстрый взгляд, не задержав внимания даже на долю секунды, но Такемичи все равно успела разглядеть в нем неуверенность, смущение от осознания, что какая-то девка влезает в их, мужские, дела, а он, Рюгуджи, ничего не может с этим поделать.       Скорее всего, у них уже состоялся с Майки разговор насчет нее. И очевидно, что Майки пожелал оставить все, как есть. Но вот почему он поддержал ее сейчас, не указав Такемичи ее место, было интересным вопросом. И это вызывало сильное недоумение, чувство нереальности.       Фактически, она взяла на себя обязанности командира, не посовещавшись и даже не поставив Майки в известность, приняла решение за него. Попрала авторитет, покусилась на святое. А потому единственным верным решением было открыть все карты.       Да и просто было откровенно жаль Кена, которому сейчас было слишком трудно подобрать слова, чтобы одновременно высказать Такемичи все, что он думает о ней и при этом не пойти наперекор желаниям Майки: оставить Ханагаки подле себя в качестве капитана. Поэтому Такемичи сама взяла слово, спокойно поинтересовавшись: — Потому что я — девчонка? — За ее спиной раздался дружный, удивленный возглас. — Не переживай. Без персональных пиздюлей лично от меня эти мудаки точно не останутся. — Это шутка такая, партнер? — растерянно пробормотал Чифую.       Такемичи нашла его взглядом и, пожав плечами, виновато улыбнулась. — Нет, не шутка. Но прости, оголяться перед всеми не стану. Да, я девушка. И так уж вышло, что попала к вам в банду. — Она окинула взглядом замеревших у ступенек капитанов и их замов, и своих приятелей по средней школе. Но когда она разглядела в глазах Аккуна нечто, что вызвало в ней неконтролируемую дрожь, то паршивое чувство стыда, когда лажаешь на глазах людей, чье мнение играло в твоей жизни первостепенную роль, Такемичи побледнела и поспешила опустить глаза. — Понимаю, как это все выглядит, и мне правда очень неловко и стыдно перед вами, что мне приходилось столько времени недоговаривать всю правду о себе. Но пожалуйста, позвольте мне побыть вашим капитаном в последний раз! — Такемичи согнулась в поклоне. — Я обязана защитить Инуи и Коко. Я должна остановить Изану и Кисаки. И я прошу всех вас, пожалуйста, помогите мне в последний раз!       Звонкая, оглушающая тишина была ей ответом. Такемичи не сразу выпрямилась, только когда почувствовала какое-то движение рядом. Это Майки спустился к ней, схватил за воротник и потянул назад, заставляя выпрямить спину. — Не зазнавайся, балбесина, — легким тоном посоветовал он. — Не решай все в одиночку. В конце концов, это мы — мужчины. Так что, парни, что же мы, полные лохи и не вступимся за нашу подругу? — Эти гниды землю будут жрать! — пылко пообещал Аккун. Он самый первый пришел в себя, быстрее всех оправившись от первого потрясения. И теперь смотрел на Такемичи будто бы с большим уважением.       Как и остальные ее друзья из школы. Как и капитаны, услышавшие в напутствии своего лидера какой-то сакральный смысл. Так всегда было: раз Майки что-то сказал, значит это так и есть. Если он принимал Такемичи, простил ее, то как могли не принять другие? — Но я… — совсем растерялась от такого единодушия Ханагаки и почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. — Ты — Такемучи, — напомнил ей Майки. Его рука опустилась ей на плечо, а пальцы не сильно сжались. — Ты — мой капитан первого отряда. Ты — мой друг. И знаешь, лично меня жутко бесит, когда моих друзей за гавно держат. Эти уроды кровью умоются за то, что сделали с тобой. Это я тебе обещаю.       Такемичи так и не нашла слов, которые могла бы сказать в ответ. …       Майки молчал.       Он шел впереди, сунув руки в карманы широких штанов, так что Такемичи только и оставалось, что уныло плестись за ним в неизвестность.       Майки сказал остальным не ждать их. Сказал, что им надо поговорить.       Будь она на его месте, ей бы тоже было, что сказать. С той памятной ночевки они не виделись — наверное, должно было пройти какое-то время, чтобы уложить все произошедшее в головах. А потом вдруг Такемичи собирает всю верхушку банды, заявляется туда под ручку непойми с кем и простодушно заявляет, что собрала вокруг себя действительно опасных ребят, которых планирует кинуть в бой. Наверное то, что она была снова разукрашена во всевозможные цвета фиолетового и желто-зеленого, говорить не стоило. — Прости, — первой заговорила Такемичи, когда молчание стало совсем невыносимым.       Майки остановился и бросил на нее хмурый взгляд через плечо. — Я знаю, что должна была сперва обсудить подобные кадровые изменения с тобой. Но… все произошло так спонтанно… — Такемучи, — негромко произнес Майки. В его голосе можно было уловить легчайшее предупреждение. Но Такемичи его будто не расслышала.       Она порывисто выдохнула и нервно взлохматила волосы на макушке. — Поднебесная — это не просто очередная банда, с которой Тосва имела дело до этого. У них есть деньги, возможно, есть оружие посерьезнее перочинных походных ножей. Они с легкостью забрали Коко. С ними уже Кисаки. И теперь им нужен ты… И я… Я… — Такемучи, — снова повторил Майки. На этот раз его голос прозвучал более требовательно. Он развернулся, вставая с ней лицом к лицу. Такемичи подняла голову, посмотрев на Манджиро совершенно несчастным взглядом.       Она успела разглядеть, как чернота в его глазах, которая обычно всегда пугала ее, медленно растворяется, впуская в себя отсветы уличных фонарей.       Он шагнул к ней, опустив обе руки ей на плечи, сжал пальцы и на эмоциях даже немного встряхнул. — Зачем ты полезла к ним? — спросил он. — Я и не лезла — они сами, — пробормотала Такемичи, совершенно растерянная подобным вопросом. Она ожидала чего угодно, только не беспокойства, без труда читающегося на лице Майки.       А он все смотрел на нее, так и продолжая неосознанно сжимать пальцы на ее плечах сильнее; смотрел ей прямо в глаза, будто пытался прочесть в ее взгляде только понятный ему ответ на тысячу своих невысказанных вопросов и претензий.       И лучше бы он озвучил их все вслух. Лучше бы он стоял так же на расстоянии, смотрел на нее с осуждением, тогда бы Такемичи в полной мере осознала, насколько была перед ним виновата, и в то же время решимость быть сильной и смелой до самого конца, не дала бы слабины. Такемичи чувствовала, как медленно, но верно, упускает из рук свою с трудом найденную смелость. — Больше ничего не делай. Предоставь все мне. В конце концов, ты же девчонка, и это я должен тебя защищать.       Такемичи вздрогнула. Эти слова, хоть и произнесенные от всего сердца, ударили ее наотмашь, толкнули, со всей силы пиная в грудь. Такемичи даже сделала неосознанный шажочек назад, а потом и вовсе сбросила чужие руки со своих плеч. — И что, что я девчонка? — с нескрываемой обидой и раздражением поинтересовалась Такемичи. Она сверлила Майки ничем незамаскированным неодобрением, в ее взгляде плескалось горькое разочарование.       Майки даже растерялся от подобного напора: распахнул глаза, со смесью удивления и непонимания уставившись на нее. — Если человек может сделать что-нибудь, если ему есть ради чего бороться, кого защищать, о ком беспокоиться, то какое значение имеет парень он или девушка?!       Такемичи не злилась в той мере, когда готов от души двинуть обидчику по лицу. Злилась она, скорее, на себя, что по какой-то непонятной ей причине придумала, что Майки видит в ней, в первую очередь, личность. Ведь почему-то он оставил ей пост капитана…       А оказалось, что это просто способ держать ее поблизости и присматривать за ней. Потому что Майки вбил себе в голову, что должен ее защищать.       От чего же он защищать ее собрался? Он ведь не знает, даже не подозревает, что реальная опасность будет поджидать Такемичи лишь через двенадцать лет. И там, в том страшном будущем, его уже не будет рядом. Так зачем, на кой черт он сейчас корчит из себя героя? В конце концов, быть героем — ее ноша. И никому другому Такемичи не желала тащить на себе этот неподъемный груз.       Такемичи шмыгнула носом, смахнув с ресниц подступившие слезы. — А я вот никого защитить не могу, — услышала она тихий голос Майки.       Его взгляд подернулся пугающей дымкой, был обращен куда-то внутрь себя, где сейчас душу бередили болезненные воспоминания.       И Такемичи вспомнила тоже: Па-чин, Баджи, Казутора… и, конечно же, его любимый брат — Шиничиро.       Она тут стоит, строит из себя черт знает что, ведет себя как самый что ни на есть глупый подросток в мерзком возрасте пубертата: эгоистично, мелочно обижается на каждое неверно подобранное слово…       Разве так должен поступать и вести себя взрослый человек? Разве такой должна быть благодарность за искреннее беспокойство о ней?       Плевать, нравится она ему как девушка или нет, имеет ли Майки какие-то планы насчет нее. В первую очередь она такой же его друг, как и все, кто, наверняка, ждал их сейчас на парковке. И Майки искренне, всей душой переживал за нее. Какого же было ему увидеть ее сегодня избитую, услышать от Инуи историю о том, как ее похитили прямо у дома и собирались убить?       Такемичи лишь на мгновение представила себя на его месте, и поняла, что набить ублюдкам морду — меньшее, что она бы захотела сделать с этими людьми. — Как и я… — пробормотала Такемичи, опустив голову. Но переборов собственный стыд, она подошла к Майки, взяв его за руку.       Он медленно повернул к ней голову, посмотрел на их соединяющиеся руки неживым, совсем безжизненным взглядом. — Ты уж прости меня за эту горячность… Просто вся эта ситуация… — Такемичи подавила судорожный вздох, который был готов перерасти в полноценную истерику. — Мучо сказал, что ты нужен этому Изане. Что ты нужен ему, чтобы завоевать нишу в преступном мире. И я как услышала об этом… — она подняла взгляд, найдя в себе силы смотреть на Майки до самого конца этого, выворачивающего душу, признания. — Я поняла, что сделаю что угодно, лишь бы ты не доставался этим ублюдкам.       Майки по-прежнему молчал, отстраненно наблюдая, как Такемичи судорожно стискивает его ладонь своими пальцами. Ее прикосновение было едва теплым; пальцы подрагивали от нервного напряжения. Пару ногтей были содраны почти наполовину, а остальные, с разной степенью ущербности, обломаны чуть ли не до мяса.       Разве такая рука должна быть у девушки? Вспомнилась почему-то аккуратная, нежная ручка Эмы, с персикового цвета, ровно подстриженными ноготками. В будни дни они были покрыты бесцветным лаком, а в выходные — пастельно-розовым. У Хинаты тоже была мягкая ладошка, с одной единственной мозолью на правой руке от постоянного использования ручки. И хоть Хината ногти почти не красила, все равно ее пальчики были ухоженными и невероятно нежными. Теплыми…       Пальцы Такемичи дрогнули и поджались, прячась за ладонью Майки. Огрубевшая на холоде кожа выделялась на сбитых костяшках шершавыми, неестественно красными пятнами. Такемичи хотела отпустить чужую руку, спрятать некрасивые мужланские руки в карманах куртки, но почему-то все равно продолжала цепляться за Майки, противореча всем своим таким правильным — в кои-то веки правильным — желаниям. — Ты думала я позволю кому-то мной помыкать? — каким-то не своим голосом спросил Майки. В нем не было привычных веселых, насмешливых оттенков: голос его звучал глухо и до нелепого тихо.       Он, наконец, приподнял подбородок, обвел лицо Такемичи помрачневшим взглядом, пока не остановил внимание на отклеивающимся пластыре на ее виске.       Манджиро протянул свободную руку, пригладив пальцами отклеивающийся краешек, а вторую, за которую продолжала цепляться Такемичи, перехватил удобнее.       Он поднял ее руку повыше, разглядывая неухоженную конечность уже совсем другим взглядом, цыкнул, и полез в карман, выуживая оттуда перчатки, больше подходящие для зимнего времени года, чем для ранней весны. — Вот, надень, — не терпящим возражения тоном, потребовал он. Такемичи, сбитая с толку подобным вниманием, молча взяла перчатки и поспешно нацепила на руки. После того, как он удостоверился, что перчатки надежно сидят на ее руках, он подхватил Такемичи под локоть, потащив обратно, в сторону парковки. — Давай, ты уже включишь свою дурную башку, наконец, и вспомнишь, что лидер Тосвы — я, а не ты… — Да я и не забывала, как бы… — совершенно растерянно пробормотала Такемичи, послушно переставляя за ним ноги.       Майки снова раздраженно цыкнул, хватая на этот раз за ладонь, и как так получилось, что он переплел их пальцы? Так, удобнее было, наверное, так он точно будет знать, что Такемичи не потеряется нигде по дороге. Шаг у Майки был быстрый, Такемичи едва поспевала за ним, снова лицезря перед собой его спину. — Тогда какого, блять, хрена, ты снова лезешь, куда не просят и решаешь все в одиночку? — Да я просто… — Мне ваще не прикольно любоваться на твою заплывшую физиономию. — О? Ну, прости, что не вписываюсь своей «физиономией» в твое понимание прекрасного.       Майки остановился так резко, что Такемичи впечаталась носом ему в плечо. Ойкнула и совсем по-детски приложила ладонь к пострадавшему носу. Он еще не зажил, как полагалось, а потому незамедлительно отозвался болезненной пульсацией. — Я не бью девушек, — развернувшись к ней, сообщил Манджиро таким пугающим тоном, что Такемичи передумала на что-либо жаловаться. — Но тебя точно отпинаю, если ты еще раз будешь рисковать собой.       Такемичи пораженно молчала, даже не попытавшись ничего возразить. Она с поразительной ясностью поняла, услышала ту самую недосказанность, которая читалась с легкостью в этой угрозе: «я бы не пережил, если бы с тобой что-то случилось». — Почему? — шепнула она, не сдержав надрывного всхлипа. — Я тебя обманывала, лезу все время, куда не просят… Хочу как лучше, а получается все время хуже некуда… А ты все равно… все равно…       Она зажмурилась, потерла покрасневший нос, и почувствовала себя сейчас настолько паршиво, что не было никаких сил встречаться с Майки взглядом.       Он перехватил ее за запястье, мягко отведя ее руку от лица. Еще раз изучающе пробежался взглядом по всем ее синякам и царапинам, после чего неожиданно выдал: — Сильно болит?       Такемичи не сразу сообразила, о чем ее спрашивают. Но неожиданный вопрос помог побороть подступающий к горлу плач, и она растерянно кивнула, а потом быстро пожала плечами. — Немного.       Майки покачал головой, чему-то хмурясь. Он отпустил ее руку, чтобы тут же закинуть свою ей на плечи. Он прижал ее к своему боку так сильно и порывисто, что Такемичи не сдержала болезненного стона: свежий, обширный синяк на ребрах не преминул напомнить о себе вспышкой боли.       В таком неудобном положении он двинулся дальше, увлекая Такемичи за собой. — Короче, я тебя предупредил. — Ага, поняла и приняла к сведению, — пропыхтела Такемичи, предприняв безуспешную попытку вырваться из его хватки. Майки не отпустил, а еще ближе притиснул ее к себе, вырывая из горла очередной стон. — Да отпусти ты меня уже! — Неа, — со смешком отозвался Сано. — И не подумаю. Я теперь тебя никуда не отпущу. От тебя только взгляд отведи, как ты тут же влипаешь во всякие истории. — И что же, на поводке меня повсюду таскать будешь? — недовольно поинтересовалась Такемичи, уже даже не пробуя вырваться. Хватка у Майки стальная, а у нее не было сил с ним тягаться, даже, если бы он был весь изранен, а она полна сил. Проще смириться и подчиниться. — Если понадобится — буду, — серьезно кивнул Майки.       Такемичи не нашла, что на это можно ответить. Ей только и оставалось, что с трудом подстраиваться под его широкий шаг и умудриться нигде не споткнуться.