Крики замёрзшей куклы.

“Рождество - семейный праздник, котенок, - твердила маленькому мальчику его мама, вешая очередную игрушку-печеньку на тонкую еловую иголку. - в это время происходит много волшебства. Ты обязательно полюбишь, подаришь кому-то свою очаровательную улыбку, но запомни, Минхо, встречай рождество со своими самыми близкими”... Наступило время, когда из покрытых годовалой пылью ящиков и коробок вытягиваются метровые ленты с мигающими лампочками, блестящие “дождики” и хрупкие хрустальные шарики, которым так не терпится подарить людям улыбку своим видом. Под ногами хрустел недавно выпавший снег, а Минхо, кутая покрасневший на морозе нос, устало брел домой. Рабочий день был закончен, возможно дома его ждал ужин и человек, когда-то им любимый. “Любовь - штука сложная” - так думал Минхо в 14, 17, и сейчас. Ему было сложно. Он нашел того, кого хотел назвать своей семьей, с кем хотел проводить дни и ночи за бессмысленными разговорами, лишь бы рядом. Столько лет он по крупицам собирал свое счастье, выстраивал этот хрупкий замок, а потом психанув, сам начал рушить все. Все труды пропали в никуда, а от былого счастья осталось лишь пустое слово. Глаза, полные замерзших слез, смотрели на окно злосчастной квартиры, в котором легонько мерцал свет настольной лампы. Капли от моргания коснулись щек, а рука почувствовала вибрацию в кармане. Мальчик с веснушками: “Ну что, сегодня встретимся?)”. Конечно встретимся. Конечно. … Ледяные руки и ноги неугомонно копошились под тремя одеялами в попытке найти хоть один теплый уголок, насморк мучал с такой силой, что иногда хотелось просто задохнуться, чтобы все скорей закончить. Табло часов на прикроватной тумбочке оповестило о наступлении 10::40. Столбик ртутного градусника поднимался все выше и выше, пока не пробил 40. Хан Джисон не знал что делать. Не знал что он делал не так. 6 лет совместной жизни на глазах начали исчезать, словно ничего этого не было. Словно в тот день они так и остались незнакомцами друг для друга, не решившись познакомиться. Это началось год назад. Джисон помнит все до единой мелочи. “Минхо воодушевленный залетел в квартиру, будто произошло то, чего он долго ждал. Улыбка, казалось, скоро разорвет рот. Таким счастливым Джисон видел Ли единожды, когда они начали встречаться. Хо покрыл лицо любимого десятком, даже, сотней поцелуев, напоследок чмокнув в губы. - Что сегодня на ужин, бельчонок? - Я сделал рыбу. Помой руки и иди на кухню, - улыбка лишь едва коснулась лица младшего. Пахло от Минхо странно. На работу он уходил, побрызгавшись своими духами, что уже въелись в нюх Сона, а сейчас он пах совсем иначе. Он в жизни не любил эти приторные цветочно-яблочные ароматы. Пока парень, прикрыв дверь ванной, умывался, Хан сделал чай в любимую кружку Хо, оставив ее на столе, дожидаться самого хозяина. … - Тебя повысили? - страх вопроса пробирал тонкий мальчишеский голос, глаза цвета янтаря бегали от предмета к предмету, опускаясь вниз. - Почему? - одна бровь по привычке поднялась вверх, любимое выражение лица Ли. - Просто..ты такой счастливый, я и подумал, может чего случилось. - А я не могу просто так счастливым вернуться к нам домой? - Конечно можешь, можешь, я просто спросил, Минхо.. - Просто спросил и уже опустил мне настроение. Умеешь ты все испортить, Хан Джисон, спасибо за ужин, - небрежно отодвинув тарелку, та перелетев край стола упала прямо на пол, разнося остатки еды и острые осколки по кафельному полу. Сбитое тело напряженно поднялось и поспешило удалиться в комнату, а пред глазами Джисона на плитку медленно опустились несколько золотистых волосков, слетевших со свитера старшего.” С каждым таким случаем Ли все больше и больше выдавал себя, пока совсем не обнаглев однажды заявился домой с засосом на шее и литрами алкоголя внутри, желая заявить во всеуслышание, что прошедшие несколько часов он провел в постели с симпатичным ему человеком и ничуть не стыдится того. Все сказанное вышло вместе с алкоголем в унитаз, пока Джисон заботливо обтирал лицо любимого, пылающее от жара, холодной тряпкой, а на утро об этом признании помнило одно израненное, истекающее последней кровью, сердце беззащитного бельчонка. Вот и сейчас, когда Джисону было так плохо, наверняка Минхо снова пропадает с тем парнишкой, ведь уже сотый по счету телефонный звонок, исходящий от Хана, был проигнорирован, переадресован на чертов автоответчик. Тонкой атласной лентой боль пронзала организм насквозь, обвивая собой каждый сантиметр, щекоча кожу изнутри, захватывая сердце в неразрывную петлю. Убивая медленно. Мучительно. … Минхо топтался с ноги на ногу неподалеку от входа в парк, чувствуя, что вот-вот застынет от холода, пока не почувствовал на своих глазах чьи-то столь теплые любимые ладошки. - Угадай кто, - раздалось за спиной, а Хо каждой клеткой чувствовал лукавую ухмылку этого проказника. - Ну..даже не знаю, кто бы это мог быть, - он играл с ним. Играет с ним сейчас, играет и всегда, не отдавая себе в этом отчета. - Ну так не интересно, пока ты додумаешься мы заледенеем, - юноша коротко развернул его к себе и моментально прильнул к его губам. Поцелуй был долгим, ненасытным и Феликсу это нравилось. Никогда еще в его жизни такого не было. Чтобы его кто-то целовал. Яркие, полны блеска глаза, смотрели будто прямиком в душу, а шарф закрывал не все веснушки на лице, давая людям ими налюбоваться. Кожа чуть смуглая, как у мальчонки, не меняла своего оттенка круглый год, а замерзший нос изредка всхлипывал. Руки в вязаных варежках весело схватили руку парня напротив, затягивая в очередной водоворот лжи. Каждый в нем лгал сам себе, делал больно себе, и не хотел признавать ошибки. Но кого это волновало, правда? Ёнбок неугомонно болтал о том, что произошло у того за день, считал нужным пересказать любую деталь, что забавляло Минхо. Феликс был еще мальчишкой с которым Хо позволял себе забыть свое истинное Я и погрузиться в вечное детство. Им не важно было что происходит за рамками их мира, который только недавно начал строиться на чужой боли. Наконец парнишка замолк, замирая на месте. Начался снегопад. … Измученное тело стонало от боли, отчаянно моля о ласке и тепле, которого так не хватало в последнее время. Джисон смог дозвониться в скорую, а на трубке с Ли по прежнему разрывали все внутри эти противные гудки. В голове будто били сотня колоколов сразу, не давая даже открыть глаза. Боль подуспокоилась на секунду, а сквозь красную пелену перед янтарными глазами мелькнула родная голова. Голоса не было, лишь губы в немом крике попытались прошептать “Минхо”. Руки ослабли, а ноги тем более. Но ему так хотелось окунуться в согревающие объятия любви. Так хотелось. Кашель сотрясал все тело, не имея желания дать поднятся его обладателю. Но Джисон был сильнее. Он не позволит. Ни за что. Опираясь на стену, на дрожащих ногах он брел за белесой фигурой вдали. Он казался таким близким и далеким сразу, от чего хотелось безустанно кричать. Кричать ему вслед, что он в нем нуждается, что нужен ему как никогда. А парень, отпирая дверь, отдалялся все больше, вместе с силами покидая Хан Джисона. Тот только и успел дойти до распахнутой двери, как упал навзничь. Словно тряпичная кукла в кукольном спектакле, был убит беспощадным злодеем. Тускнеющие глаза метались из стороны в сторону, вызывая большую боль. Атласная лента душила сердце, коварно шепча в уши: “он больше не вернется, он счастлив не с тобой, идиот…”. … Куранты в такт с сердцем молодого парня пробивали свои последние минуты. Прошедший год забирал с собой пропитанное страданием время, Хан Джисон забирал с собой любовь. Искреннюю, чистую, невинную, детскую любовь, когда-то пришедшую к нему. Забирал с собой чужое сердце, давая клятву, что Ли Минхо никогда больше не будет счастлив. Никогда. Ни за что.