Менеджер по связям с реальностью

Она едва могла сказать, что живёт. Не живёт – существует. Вот уже неделю женщина не выходила из своего нового укрытия. Антонина бесцельно бродила по башне, периодически застывая на месте, как статуя, потом просыпалась, шла к кровати, украшенной яркими безвкусными полотнами, и ложилась, проваливаясь в воспоминания. Она практически не замечала, ела ли, а если и делала это, то не чувствовала вкуса еды. Благо домовики упорно оставляли поднос, чтобы Профессор Треллони не умерла с голоду. К домовикам она тоже привыкла быстро. Магия не пугала её, женщине было легко принять наличие подобной силы. К тому же, если не задумываться над магической подоплекой, ушастые помощники–такие же существа как и люди только со своими порядками. Антонина ничего не меняла с тех пор, как очутилась впервые в башне. А зачем? Ей было плевать на душные темные шторы, на оставленные пустые бутылки посреди комнаты, на холодный каменный пол– единственная поверхность, не покрытая толстым слоем тряпок. Антонина не замечала этого. Будто смирившись со смертью, перестала волноваться о происходящем. Она ни о чем не жалела, и, вероятно, снова бы кинулась под пули, но дикая тоска и сожаление об утраченных людях, возможностях, о мире, в котором жила, душила её ежеминутно. Антонина просто не понимала, почему она выжила? Она не могла проснуться от морока, вдохнуть полной грудью и почувствовать заново вкус жизни. Вокруг лишь тишина, тоска и одиночество. Прошло уже почти две недели с момента её появления здесь. С момента её смерти. Антонина сидела на подоконнике, прислонившись щекой к тёплому стеклу. Солнышко баловало своим светом обитателей замка с самого утра. В честь такого события женщина даже изменила своему распорядку, распахнула пыльные темные занавески и, прикрыв глаза, подставила лицо свету. – Лето наступило...– хрипло прошептала Антонина и даже улыбнулась. Она едва ли сказала больше десятка слов после того пира в Большом зале. Услышать себя было приятно. Следом за занавеской, Антонина, окрылённая своей смелостью, распахнула окно. И так и замерла, наслаждаясь моментом просветления. Тело словно отогревалось после длительных морозов, а вслед за ними и горькая дымка в душе начала таять. Женщина с ногами взобралась на подоконник, только сейчас замечая, что юбка и кофта на ней точно такие, как она помнила неделю назад. Когда солнечные лучи достигли середины комнаты, взору Антонины наконец предстали грязные бутылки и пыль, среди которой вырисовывались следы её ботинок. Тёмная душная комната оказалась не такой мрачной. Она скорее была тусклой и неудобной, чем мрачной. А ещё очень грязной. И быстрее, чем женщина себя остановила, в голове сформировалась мысль: – Нужно прибраться. Неспеша покинув уютный теплый пост, Антонина прошла в центр комнаты и огляделась. В голове всё ещё было пусто, и горечь прошлого привычно ощущалась камнем где-то внутри, но мысли цеплялись за окружающую картинку, вынуждая их обладательницу действовать. Вначале нужно избавиться от занавесок. Не особо заморачиваясь, Антонина сдернула их одним движением. В воздух поднялись тучи пыли. Начало было положено. Что-то внутри ожило, загорелось. Словно сумасшедшая, женщина подходила и по очереди сдирала портьеры с карнизов, улыбаясь своей шалости. Вот так, Тоня, срывай их! Рви! Топчи! Живи! Она оглянулась, обозревая залитую светом гостиную. Побежав к шкафу, женщина запуталась в полах юбки и с мстительным удовольствием разорвала подол. Тут же принялась срывать с себя кофты, кардиганы, браслеты, серьги, шали, юбки, пока не осталась лишь в льняной сорочке, поверх которой болталась рваная юбка до колен. Грудь тяжело вздымалась, но на губах сияла улыбка. Подобрав какую-то тряпку, Антонина повязала ей волосы на голове, а другой оставшейся частью юбки решила воспользоваться по назначению. Набрала таз воды в ванной, притащила его в центр гостиной и, намочив цветастую тряпку, принялась увлечённо протирать подоконник. Затем она переключилась на шкаф с каким-то хламом, который небрежно закинула в одну из коробок. Та же участь постигла соседний комод, заполненный блестящими украшениями. Как говорится, не наводи порядок в том, от чего нужно избавиться. Бутылки на полу были собраны и отправлены к выходу. Многочисленные пуфы и столики женщина сдвинула к краю комнаты. Пот заливал глаза, дыхание сбилось, но энтузиазм Антонины не угасал. Именно поэтому в пылу уборки она попросту не заметила появившегося эльфа. – Динки приветствует Профессора Треллони. Профессору Треллони что-нибудь нужно? Эльфы с радостью уберут жилище профессора.– пропищало радостное существо. – Погоди, милый, я сама, сама справлюсь. Хотя от помощи не откажусь, – женщина вдруг улыбнулась, широким движением вытирая лоб. – Поможешь ковёр вынести? Эльф закивал, щелкнул пальцами и ковер, веками пылившийся возле кровати Треллони, взмыл в воздух и, свернувшись, оказался у люка. – Какой ты полезный...– присвистнула Антонина. – Ну тогда вперёд, Дим, нам нужно справится до заката. Никогда ещё башня провидицы не знала такой генеральной уборки. Одним Динки дело не обошлось. На помощь чистюлям были призваны ещё пять помощников. Кто-то чистил ковры, вытирал пыль, переставлял мебель, складывал вещи по коробкам. Антонина умело руководила эльфами, вспоминая субботники в родной школе. Эти трудолюбивые существа вызывали у неё смех, напоминая учеников под конец четверти. В конце концов, солнце скрылось за горизонтом, и Антонина скомандовала: – Ну что, бригада, по домам? Уж не знаю, как отблагодарить. Без вас я бы так долго провозилась! Женщина потрепала существ по головам. Они выпрямились, сыто переглянувшись, и тут же склонились в поклоне. Знакомый Димка вышел вперёд и проскандировал: – Эльфы рады служить Профессору Треллони. Динки принесёт ужин для вас. Антонина кивнула, наблюдая, как исчезают лопоухие помощники, и огляделась. Сказать, что башня изменилась– значит промолчать. Антонина вырвала с корнем душившие шторы, покрывала и накидки, запирая их в сундуке до поры до времени. Всю ненужную, на её взгляд, утварь, также побрякушки отправила по коробкам и с помощью эльфов избавилась от грязи, пыли и мусора. Башня сияла своей девственной безликой чистотой. Теперь она здесь хозяйка. Но вместе с тем, как остывало тело после тяжёлого трудового дня, как вымывались струями воды пот и грязь, Антонина возвращалась к своему прежнему состоянию апатии. Тяга к действию потеряла свою привлекательность, пустая комната больше раздражала, чем радовала, и всё вокруг напоминало ей о том, что она потеряла. – Динки принёс обед, мисс! – радостно провозгласил домовик, отправляя поднос с ужином на тумбочку у кровати. Он застал женщину, стоящей перед зеркалом в одном полотенце, обмотанном вокруг груди и бёдер. С кудрявых светлых волос стекала вода, впитываясь в махровую ткань. Она смотрела на себя пристально, тяжело, словно всё никак не могла чего-то найти. При появлении эльфа Антонина вздрогнула, но не поменяла положения. – Димка,– обратилась она, всё также смотрясь в зеркало, – скажи, как меня зовут? Голос звучал сухо и степенно, мыслями Антонина была далека отсюда. Эльф не спешил отвечать, он затеребил полы своей наволочки, на которой гордо красовался герб Хогвартса, но вскоре робко спросил: –У госпожи что-нибудь случилось? –Просто ответь. Не приказ– просьба. Домовик провозгласил: – Профессор Сивилла Треллони, мисс. Женщина вздохнула и прикрыла глаза, мысленно повторяя своё новое имя. Давай, Антонина, прими уже это. – Спасибо, Дим,– теперь речь звучала тихо и мелодично, женщина ещё раз вздохнула, робко улыбнулась и посмотрела наконец на эльфа, – за ужин в том числе. Я бы хотела побыть одна. – Динки понял, мисс. Доброй ночи, – существо с поклоном исчезло. Улыбка сползла с её губ. Кушать не хотелось. Антонина немного побродила по комнате, ступни тот час сделались ледяными от холода камня. Она понимала, что как только голова коснется подушки, нахлынет тоска. Ей не хотелось вновь возвращаться к этому, не хотелось переживать и мучить себя, терзая душу. Холод вскоре стал невыносим, и женщина направилась к старинному сундуку, где хранилась одежда Сивиллы. Рядом с ним стояли знакомые коробки, и в голове Антонины родился план. Она вытащила первый попавшийся кусок ткани, который оказался оборванной ситцевой шторой, накинула его на руку, и зашагала к сундуку. Скинула с себя мокрые полотенца, заменив их розовой пенсионерской сорочкой. Домашних валенок у Сивиллы не обнаружилось, но несколько пар носков сделали своё дело. В комоде нашлись ножницы, а там и вязальный крючок. – Видимо, все эти шали Сивилла вязала сама, – пожала плечами и взобралась на кровать, раскладывая ткань. – Так, так, так... Ножницы сразу пошли в дело, круто рассекая полотно на длинные полосы не больше пяти сантиметров шириной. В порыве вдохновения Антонина кинулась к коробкам ещё раз, выуживая оттуда новую ткань под тон предыдущей. Она также пошла под нож. Возможно, женщине было немного жаль резать хорошие полотна ради такой безделицы, но она справедливо подумала, что имеет право на какую-нибудь глупость. В конце концов, кто тут умер? Пусть безвкусные шторы пойдут на благое дело – восстановление её душевного равновесия. Накромсав разноцветные полоски ткани, женщина принялась связывать их концы так, чтобы получилась одна длинная нить, которая вскоре заплясала вокруг крючка. Свеча в фонарике над кроватью мало освещала ночную комнату, но Антонине свет был не нужен, она могла работать крючком и в темноте: набирать и ослаблять, сбрасывать и распускать, потом снова связывать петли между собой. Крючок в умелых руках ловко вертелся вниз-вверх. Это дарило успокоение. Привычная любимая работа– вот, что ей так необходимо, занятие для души, чтобы вновь не впасть в отчаяние. Длинная нить сворачивалась и сокращалась, а в руках мастерицы рождался замечательный круглый коврик. Несуразный и домашний, он служил напоминанием одной простой истины: Она жива Женщина уснула, так и не выпустив крючка из рук.