Цепь на мне, сыпь лавэ

В первый раз он заметил это тысячу лет назад. Они вдвоем сидели в Шоколаднице, за окном наблюдалась весьма промозглая серая действительность, и оба были по-утреннему заторможены. Арсений, против обыкновенного, спокойно сидел на месте, не стремясь унестись в тур по незнакомым улицам, а Антон так и вовсе напоминал осевший куль с зимними вещами. Они бы ютились здесь, в тепле, и подольше, но все уже было съедено и выпито, и официантка, не спрашивая, только что положила им на столик счет. Не задумываясь, Антон сует свою карточку в коричневый чехол, а Арсений как-то неловко жмется и спрашивает: — Тебе точно окей? И Антон сначала даже не понимает, о чем он, а потом соображает — Антон ведь таким образом заплатит за них двоих, а не только за себя. Антону, в целом, все равно — но он на всякий случай подсчитывает мысленно, сколько у него осталось на счету, по идее должно хватить еще на двадцать таких шоколадниц, и пожимает плечами: — Ну, в другой раз ты заплатишь. Совершенно не очевидно, будет ли у них этот другой раз — собственно, они оказались тут вдвоем только потому, что первыми прилетели в город и ждут остальных ребят, едущих на поезде. Жрать хотелось страшно — ну то есть это Антону хотелось, Арсений, как обычно, делал вид, что еда — это не для таких высокодуховных персон, как он, ему бы только вот черный кофе. А в итоге исправно таскал куски с Антоновой тарелки. — Сколько я должен? — спрашивает Арсений, видимо, намекая все-таки на оные куски. Антон пожимает плечами: — Да без разницы. Вообще, если честно, он бы угостил Арсения и так — а еще дернул бы за косичку и выкинул его портфель в унитаз. Ну или как там полагается правильно ухаживать, Антон пока не понимает. Что он умеет на данный момент в совершенстве, так это стесняться и пялиться, пока оно само там как-нибудь не. К тому же Арс — коллега, мужик, старший, между ними, ну конечно, ничего быть не может, и плевать, что когда они переодеваются в общей гримерке, у Антона иногда пальцы трясутся. — Эм… ммм. Кхм. Членораздельного Арсений ничего не выдает, но Антон понимает, что сказал что-то не то — и никак не может понять, что. Вопрос денег его никогда не волновал, так чтобы прямо сильно. В детстве, после ухода отца, они жили достаточно скромно, но им хватало, существенных трудностей не испытывали. У подросшего Антона никаких больших денег тоже не водилось — а как только хоть что-то появлялось, он запросто это тратил, раздавал и даже терял. Дима до сих пор ему припоминает проебанную пятерку, которую им заплатили за первое серьезное выступление в Воронеже. Но не то, что Антон совсем не ценит материального, конечно. Когда пошли первые более-менее приличные гонорары за ТНТ, он радостно купил себе идиотские дорогущие кроссовки и принялся гуглить съемные квартиры. Но на большее его силы мысли пока не хватало. Видя, что Арсений хмурится, Антон нерешительно берет обложку снова, заглядывает внутрь: — Кофе твой был сто двадцать. Арсений кивает с облегчением, но у Антона все равно остается ощущение, что что-то пошло не идеально. ** Спустя пресловутую тысячу лет они знают нюансики друг друга досконально, и, конечно, пользуются этим. В компании людей, зарабатывающих себе на жизнь юмором — как иначе? Все злобными клювами выискивают инфоповод для шуток. Шаст мнительный, нервный, во всем не уверен и чуть что — трясет ногой, как эпилептик. Диме сносит крышу на тему лишнего веса и политики, Стас уже не один раз серьезно с ним говорил на тему твиттерских войн. Сережа — этот всюду опаздывает и вечно просыпает, а еще, несмотря на свой дзен, может воспылать яростью, просто обычно не за себя, а за кого-нибудь еще, зато легко несет в этом состоянии такое, что стыдно потом всему свету. А Арсений — ну, Арсений это целый набор. Он и слишком скрытный, и слишком импозантный, и шмотки любит мерить, и фоткаться, в общем, хоть обшутись. И еще вот это вот — скупость. Над скупостью Арсения стебутся все, кто обратил на нее внимание хоть раз, потому что это удобная мишень, ведь тема денег всплывает постоянно — в этом мире все время кто-нибудь что-нибудь покупает. — Платит Арс, — издевается Стас в баре в компании на десять человек. — Займи сотку, ой, то есть кого я спросил, — фыркает Серега, у которого не оказывается налички оставить чаевые в ресторане. — Крутой ремень, сколько стоит? В смысле, погода хорошая сегодня, — хихикает Окс. — Только наивные не понимают, что пейринг в этом фандоме есть только один — «Арсений Попов/деньги», — закрывает Дима тикток со смешком. Антон тоже думает иногда пошутить, но его настолько самого не колышет тема, что он не успевает ничего придумать, и вместо него с язвительными комментариями всегда успевает кто-то другой. А потом хотеться пошутить перестает. Потому что, хотя Арс всегда всех отбривает с совершенно непробиваемой улыбочкой (и ничего лишнего не платит, ага), Антон чувствует, что именно эта тема — не шмотки, не фотки — его действительно задевает. Но Арс не бедный человек. Может, Антон просто о нем чего-то не знает? В последнее время об Арсе хочется знать все, но Антон не понимает, на какой кривой козе подъехать к этому вопросу. ** — Гонорар пришел, — вопит Серега, и все автоматически лезут в телефоны проверять — да, перечислены деньги за последний концерт. Антон тоже смотрит — нормально, впервые пришло больше сотки сразу. Боковым зрением он видит, что Арс тоже изучает свой мобильник, хмурится, переводит взгляд в потолок, что-то прикидывает в голове. — Все норм? — спрашивает он непроизвольно. Арс удивленно оборачивается к нему: — А? — Да не, я ниче, — тушуется Антон. — Как будешь бабки тратить? — Оплачу ботокс своему телохранителю, — отвечает Арс в своей манере, и Антон отстает, похихикав. Может, у него долги? Какая-то жуткая ипотека, или он что-то кому-то проиграл? Но Арс никогда не был замечен в пристрастии к азартным играм. Впрочем, он вообще мало в чем бывает замечен. Может, у него и правда телохранитель где-то есть, весь ботоксом обколотый, ага, все, думает Антон, хватит, надо съехать с этих мыслей, толку все равно никакого. Не дебил же он спрашивать напрямую. ** — Ты кому-то должен? — спрашивает Антон напрямую, потому что он дебил. — Чего? — охуевает Арсений и даже не находится с ответной шуткой. Они сидят в фойе гостиницы и ждут остальных ребят. Концерт еще только вечером, но они хотели до него пробежаться по местным достопримечательностям. Точнее, Дима хотел смотреть футбол у себя в номере, Сережа хотел спать, а Антон хотел, да блин, тоже спать, но в их коллективе существовал гражданин А.С.Попов, поэтому запланированная экскурсия с обязательной фотосессией в центре города не могла не состояться. — Ну ты просто… короче, Арс, если тебе каких-то надо денег — хочешь, я тебе займу… — он медлит и тушуется, видя, как вспыхивают синие глаза. — Антон, — убийственно спокойно говорит их обладатель, — выучи, пожалуйста, важную вещь. Антон съеживается. — Никогда не спрашивать тебя о личном?.. — То, что слово «занять» можно употреблять исключительно в контексте «занять у кого-то денег». Денег нельзя «занять кому-то». Это просторечие. — Бля, ну ты… — возмущается Антон, — ты душнила! Я ж помочь хотел! — У меня все хорошо, — вдруг сбавляет тон Арс, — Антох, ты чего? — Ну ладно, — ворчит Антон, видя, как раскрывается лифт и оттуда вываливаются сонный Матвиенко и недовольный Дима, — проехали. — Ну что, пиздюки, тащите опять меня куда-то? — Поз крутит на руке черный браслет, — тогда я часы эти хочу попробовать, раз уж такая пьянка. — Это что, эппл-вотч? — загорается Арс. — Не, эти попроще, но тоже должны считать, типа, активность. Тренер сказал, надо не меньше десяти тысяч шагов в день проходить, если не хочу обратно весь свой жир наесть. — А как они считают? — спрашивает Сережа. — А хер их знает, — тянет задумчиво кандидат наук, продолжая вертеть в руках вещицу. — По-моему, они как-то по движению руки шаги определяют, — встревает Арс, — то есть по определенной тряске запястья. — Тряска запястья, говоришь, — Дима умеет одной ехидной ноткой испортить любую фразу. Антон догоняет — и фыркает: — Сможешь, если что, отчитываться перед тренером другим способом. Матвиенко ржет, Дима пихает Антона в плечо. — Десять тысяч раз, — драматически ужасается Арс, — это ж, ну, в кровь сотрешь все! — Ну можно так аккуратненько, нежненько, — язвит Дима. И Антон вдруг давится слюнями, представив — только не себя. — Кхм, — кашляет Арс, — пойдем, что ли? Десять тысяч шагов не гарантирую, наверстаешь потом сам в номере. — Ебланы, — безнадежно машет рукой Дима. — Пойдемте уже. Антон тащится самым последним. Он все еще хочет спать. И еще он немножко в ярости от самого себя — ну какими глазами должен смотреть на него Арс, если он вечно задает такие ебанистические вопросы? ** Арс смотрит на него, натурально, своими единственными глазами. И сейчас он видит, как Тео тянет за руку Антона, буквально тащит того к пруду. За ними скатывается вниз по берегу и Савина, чудом не плюхается в воду — но в последний момент удерживается и ловко прыгает розовыми ботами на устойчивый камень. Антон сначала придерживает Тео за куртку, но тот явно не ведает никакого страха — машет всеми конечностями, буквально падая в стороны, как неваляшка, и давится смехом. — Антон, — кричит Савина, — знаешь, что я придумала! Арсений осторожно присаживается на камень чуть выше них по берегу. Дима с Катей все еще стоят в очереди у ларька — взрослым необходим кофе, а детям трдельники — вафельные трубочки, вымазанные в нутелле и обсыпанные сладкими бусинками. Отроки захватили внимание Шаста целиком. — Что? — спрашивает Антон. Теодор прыгает по берегу, вырвавшись от него, и распугивает крякв — те пачками спрыгивают в воду, разлетаясь там, точно торпеды. — Я придумала шутку: в песне «ви вилл, ви вилл рок ю» надо петь «мы же, мы же утки», — заливается Савина. Антон хохочет вместе с ней и даже подхватывается петь. Арсений улыбается самыми краешками губ, рассматривая его. Вообще, это должно бы задеть его самолюбие — ведь точно так же Антона сгибает и от шедевров Арса, и если это подразумевает, что уровень юмора у них с Савиной Позовой равнозначен, то кому-то явно пора на пенсию. Но ему хочется только смотреть на то, какой Антон, когда смеется. И немножко завидовать способности ржать над полной ерундой. — Мы же, мы же утки! — Савина хлопает и топает, Антон послушно вторит, избивая свои худые колени ладонями. — Блин, ну она сегодня точно не заснет, — сокрушается Катя, подоспевшая с картонкой с четырьмя стаканчиками. — Да ей шесть лет уже, пора бросать спать днем, — говорит Поз. — А вот это будет решать тот родитель, который торчит с ней дома, а не тот, что веселится с коллегами в студии. — Да и с ними не легче, чем с дошколятами, — флегматично замечает Дима, рассматривая происходящее внизу — Теодор присоединился к сестре, и теперь вся троица орет новый хит, заставляя даже самых стойких уток поспешно сваливать на другой берег. — Набесится — заснет как раз, — говорит зачем-то Арс. Катя скользит по нему взглядом, но ничего не спрашивает, и ему даже немножко обидно. Они ведь все знают, что у него есть дочь, и ничего страшного в том, чтобы что-то мелкое у него про это спросить, нет. Но все привыкли к особенностям Арса и никаких личных тем лишний раз не затрагивают по дефолту. Антон оставляет, наконец, Позовых-младших, и идет ко взрослым. Выискивает свой отвратительный сладкий раф среди прочих стаканов и сразу шумно отхлебывает. Другой рукой он лезет в карман и достает телефон, тыкает в экран сосредоточенно какое-то время и кивает Диме: — Я тебе перевел за нас с Арсом. — Да брось ты, — удивляется Дима. Они все давно могут себе позволить угощать друзей кофе, не считая ничего. Но дело не в семейном бюджете Позовых, конечно. Арсений поджимает губы. Это уже не первый раз, и он не понимает, что делает Антон. Но он молчит и просто тянется за своим двойным эспрессо. ** — Слушай, ну ты совсем с ним уже как тряпка, — корит Сережа, — он что ни скажи, как ни высучивайся, ты только хихикаешь да потакаешь ему. Арс в роли члена жюри «Команд» оказался всем, что Антон от него ожидал. Кричал, выпендривался, не смеялся там, где было не смешно, сдерживал смех, где смеяться все-таки хотел, и, конечно, потакал комплиментам в свой адрес. И не давал себя не заметить — даже в таких мелочах, как «кто будет нажимать кнопку за дополнительный балл». Сереже аж через весь зал пришлось орать ему, чтобы он успокоился. Благо, что все, включая Арса, посмеялись над этим. — Ну и что, — пожимает плечами Антон. — Мне нормально. Он ведь, кажется, наконец разобрался с косичками и портфелями. ** — Напомни номер квартиры своей, — говорит Шаст. — Зачем тебе? — Я забыл. — Я понял. И зачем тебе? — Просто скажи. — Пятьдесят четыре, — говорит Арс и опасливо оглядывается, как будто кто-то может подслушать и тут же отправить к нему гонцов со взрывным устройством или скрытыми камерами. Антон валяется на диване в гримерке, раскидав ноги во все стороны, и тыкает, как обычно, в телефон. Арсений оглядывается — куда бы ему сесть, находит стул возле стола с бутербродами и газировкой, и приземляется на него. Он пытается понять, что делает Антон — в голове у него почему-то всплывает глупейшее предположение, что Антон заказывает ему цветы — но, во-первых, Арсений не барышня, во-вторых, они не встречаются, и в-третьих, Арсений здесь, в Москве, а квартира его вовсе даже в Питере. — Готово, — говорит Антон, — намудохался со сбербанком, конечно, но все равно получилось в итоге. — Чего ты делаешь-то? — Я тебе оплатил ЖКХ, — говорит Антон, и впервые за долгое время Арсений ощущает на себе всю силу метафоры «отпала челюсть». — Ты… что сделал? — Я за тебя заплатил твою квартплату, и прочее там, электричество, воду, вот это, — поясняет Антон. — На полгода вперед где-то. — Антох, — Арс старается, он правда, старается. — Ты мне только скажи спокойно, ладно? Ты ебанулся? Ты себя хорошо сейчас чувствуешь? — Я… — Антон садится на диване ровно и откладывает телефон в сторону. Встречается с Арсением взглядом, но выглядит не максимально уверенно. — Да, я себя хорошо чувствую. Арс вскакивает со стула и подходит к нему поближе. Сверху вниз Антон смотрится прекрасно, редко такое увидишь — обычно рост не позволяет. Но сейчас зацикливаться на этом не след — хотя, с другой стороны, Антон так смотрит, и вокруг никого нет, и… и какого хрена? — Какого хрена ты платишь за мои коммунальные услуги? И за мои кофе и чаи? И за такси тогда? Что все это вообще такое? Антон умоляюще поднимает ладони, браслеты ползут к локтям: — Мне казалось, что это… должно тебе понравиться. Арс хватается за виски. Может, жест излишне драматичный, но сейчас ему плевать: — В смысле? Это ты так… — его осеняет. — Это ты так ухаживаешь за мной? — Ну… — Ты с какими эскортницами дело имел до этого, дружок? Я тебе тёлка, что ли, какая, поехавшая, чтобы решать финансовые вопросики через тебя? Я… — он задыхается на секунду и мотает головой неверяще. ** Арс вопит, раскраснелся весь, явно зол, и смущен, и что-то еще. Вот это самое «что-то еще» держит Антона на плаву — и он осторожно просит: — Арс, ну ты что. Сядь со мной. Арсений плюхается рядом и продолжает сверлить его взглядом. Как объяснить нормальными словами то, что он делает, Антон не знает, поэтому он миролюбиво предлагает: — Хочешь, мемасики посмотрим немножко? Арс открывает и закрывает рот. Антон и сам понимает, что предложение а, дебильное, бэ, несвоевременное. Просто… Антон тупо хватается за привычку. Они частенько сидят в автобусах и гримерках, сдвинув головы над одним экраном, «стирая разницу поколений», шутит Поз. И им почти всегда смешно одно и то же, это такой способ расслабиться — так почему нет?.. Арсений вздергивает подбородок, но неожиданно не протестует. Антон садится ближе к нему, закрывает банковское приложение и открывает вконтакте, где насохранял очередных картинок в закрытую папку, когда листал вчера паблики и, как всегда в последнее время, думал о том, что может понравиться Арсу. Арс смотрит сначала будто бы и незаинтересованно, но быстро переключается, хихикает — мелодичными своими высокими смешками, которые обычно старается на публику не демонстрировать — стесняется, дурак. Когда Антон начинает, по его мнению, слишком уж медленно листать, Арс хватается за его телефон вместе с ним, и принимается скроллить уже самостоятельно — задевая по Антоновой руке, и вот это уже не смешно. Горячие тонкие пальцы проезжаются по его коже, мотая ленту, вроде бы ненарочно — и Антон вдруг обнаруживает, что у него сбилось дыхание, и терпеть это совершенно невозможно — а тот все скроллит и скроллит, обжигая и обжигая. Мемы становятся на редкость неинтересными. «Проедься вот так по мне пальцами еще раз, и я тебя поцелую», — думает он, поворачивая голову к Арсу. Тот смотрит в экран, но явно замечает его движение — чуть подбирается — и снова, зараза, гладит его между большим и указательным пальцем, будто случайно. Антон выдыхает и — подается вперед, врезается в улыбающийся угол рта, роняет телефон и обхватывает голову Арса ладонями. Короткие волосы, сильная шея — все ощущается одновременно непривычно и очень даже привычно, потому что сколько раз они уже так трогали и хватали друг друга. Так, так, да не совсем так. — Боже, — стонет Арс в неловкий поцелуй, — что ж ты делаешь-то, негодяй? Антон не отвечает — чувствует, как все плывет, от того, насколько сильно он хочет. Он не может не шарить руками, не тянуть на себя. Внутри набатом бьет «не ошибся, не ошибся» и торжествующе бегают обезьянки с тарелками — ведь других мыслей нет, разве только «ну давай, зажми-ка его еще сильнее». Арс ойкает, но Антон не пускает — знает, что не девчонка, не сломается, и ему хочется именно зажать, всем собой, тем более что Арс не вырывается — только подтягивает к себе неудобно вывернутую ступню и снова издает какой-то маленький звук — и тогда Антон, окончательно поехав, валит его, вжимает в диван всей своей тяжестью. Они возятся, жарко становится в одежде просто невыносимо, но в животе скручивается острый кайф, так и кончить можно, понимает он сквозь марево. Но Арсений, который, казалось, был совершенно обездвижен, вдруг выпутывается из-под него с удивительной легкостью и оказывается, наоборот, сверху. Волосы растрепанные, щеки красные, глаза блестят, как у черта. Антон осоловело дышит снизу, не понимая, как это он так Арса упустил, и что, вообще… Арс ловит его запястья и фиксирует в своих ладонях. — Ты что творишь, негодник? — снова уточняет он. Бедра его при этом сжимаются, проезжаясь прямо там, где надо, и теперь очередь Антона издавать жалостливые звуки. Он дергается вверх, но Арсений не пускает и явно ждет ответа. И улыбается, так что какого черта — зачем разговаривать сейчас — Антон снова дергается, и снова его не пускают. Арсений объективно его сильнее, пусть и меньше. Антон вздыхает и отвечает, не отрывая взгляда от его губ, что выглядит, наверняка, придурочно: — Ну я хочу, Арс, а… пожалуйста. — Ммм, — довольно тянет Арсений, повторяя свое движение бедрами и добиваясь еще одного стона, — ты зачем за меня ЖКХ платил, а, сумасшедший? Антон затихает — бросает попытки выдрать запястья и отрывает взгляд от мокрых губ: — Я тебе все равно нормально не объясню. — Ну ты уж попробуй. Чтобы я дураком себя не чувствовал. Или проституткой какой-то с вывихом мозга — брать оплату коммуналкой идея вообще такая себе. Антон сглатывает и пытается: — Хотел… тебе сделать что-то хорошее. Чтоб не как… не конфеты там какие-нибудь дурацкие или ненужные подарки. Чтобы ты почувствовал, что… мне не похуй. — И выбрал квартирные платежки как путь к моему сердцу? Шаст, ну ты ебанутый все-таки, не могу просто! — А вот не говори, — вдруг снова дергается Антон, и Арсений от неожиданности выпускает его руки. Антон садится, сдвигая назад Арса, так, что тот оказывается у него на коленях. Тот позволяет ему это — сдвигается сам еще, усаживается так, чтобы обоим было удобно, даже тянет Антона, чтобы тот оперся о спинку дивана, иначе они просто рискуют свалиться на пол. — Чего не говорить? — Не говори, — Антон вроде серьезен, но губы его все-таки подрагивают в улыбке, а взгляд бегает по лицу Арса, — что тебе это совсем не понравилось. — Я охуел, вот тебе моя основная эмоция и реакция. — Арс, — зовет Антон, — ну я знаю тебя. Я тебя вижу-знаю. Ты любишь такое. — Тоже доебешься сейчас на тему того, что я меркантильная сволочь? Антон вздыхает. Ну как донести до этого придурка. — Нет. Ты знаешь цену деньгам, но ты не жадный. Ну, не очень. Ты просто думаешь об этом. И я одно время пытался понять, может, у тебя какие-то проблемы, или, не знаю, долги, но потом догнал, что ты просто немного, ну, беспокоишься, а еще у тебя тупо с математикой хорошо… — Я олимпиады в школе выигрывал, — коротко замечает Арсений. — Ты еще потом поступил на три математических факультета сразу. Я помню, — улыбается Антон, и Арсений отводит глаза — не привык, что кто-то запоминает о нем что-то скучно-личное. Он еще не понимает, что Антону он ни в каком проявлении не скучен. — Ну, собственно математический из них был один. Но математика везде была нужна, да. — Ты привык все подсчитать, и у тебя хорошая память. Это не делает тебя меркантильным. — Если ты сейчас пытаешься придумать моим недостаткам оправдание, то не знаю, с чего ты взял, что мне это нужно, — Арс хмурится и отстраняется. — А ведь хорошо все так начиналось. — Арс, — снова зовет Антон, и подается вперед — трогает его нос своим. — Вернись ко мне, эй. Я хочу… Нравишься ты мне. Просто пиздец как, если честно. — Ну так давай, целуй, а не устраивай сеансы психоанализа! — Так ты сам меня спросил, с хера ли я тебе деньги кидаю. Арсений захлопывает рот — возразить ему нечего. Он взъерошенный и злой, а оттого красивый по-особенному, и Антон не понимает, хочется ли ему (в глубине души) еще его позлить, или такого уже тепленького снова подмять под себя и жамкать. — Что ты чувствуешь, когда я за тебя плачу? Не только сейчас, — спрашивает он вместо этого. — Не знаю. Охуеваю, говорю ж. — А если честно? — Если честно, — Арсений вглядывается в его глаза, медлит, а потом, видимо, решается, — мне приятно. — Вот, — довольно щурится Антон, не в силах сдержать ухмылки, — вот. — Но я не хочу быть какой-то дурацкой дамочкой, за которую платят, потому что кто девушку танцует, то ее, ой, то есть, наоборот, — вскидывается снова Арс, — короче, я вполне способен сам за все заплатить, я… — Да тише ты, — гасит эту волну Антон, прикладывая пальцы к губам Арса, — ты, конечно, способен, мало, вообще, есть чего в этом мире, на что Арсений Попов не способен. — Сергеевич, — бурчит тот. — У тебя еще и такой кинк есть? — смеется Антон, и целует его. Но Арс не ведется, сразу отстраняется: — Какой еще кинк? Это что вообще? — Ну, фетиш. — Типа грязные трусы нюхать? — возмущается Арс. — Ох, ну ты динозавр, конечно. Все время ведь в телефон тыкаешь, подросткам головы морочишь, а современного сленга не знаешь. Что ты там смотришь тогда? — На фотки свои любуюсь. Не, Антон, серьезно… — Ладно, — сдается Антон, — я тебе потом объясню все. Пока просто поверь мне на слово, уж кем-кем, а проституткой я тебя не считаю. — И что, предлагаешь просто оставить эту тему? А чем мне заняться тогда? — он, конечно, провоцирует. Видно по наглой усмешке, которая кривит губы. — Ну если ты немножко меня отпустишь, я бы тебя еще потискал, — честно говорит Антон. Арсений смотрит на него чуть насмешливо, а потом поднимает ладони в воздух — вот он я, мол. ** Антон смотрит на него, весь взмокший, кудряшки ко лбу прилипли, глаза с поволокой. Классный. Арсений чувствует, как ему жмут узкие штаны, и примеривается — расстегнуть, или нет, это уж слишком пошло и несвоевременно выйдет? Его зависшие в воздухе ладони дергаются, но убрать их он не успевает — Антон скидывает его (совсем неизящно) с себя, и прежде, чем Арсений успевает возмутиться, сползает на пол, неловко крякнув, дергает его коленку в сторону, подлезает в середину и оказывается у Арсения между ног. — Это ты это называешь потискать? — спрашивает Арсений тонким голосом. Сколько бы он не храбрился, вообще-то он не уверен, что понимает до конца, что происходит. — Ща поглядим, — бормочет Антон, — по ситуации. — Его длинные пальцы расстегивают Арсению штаны, и вопрос пошлости не встает — или как раз-таки встает, истерически думает Арсений, но он упрямый — поэтому никак своей нервозности не выказывает и, наоборот, приглашающе приподнимает бедра. Два раза Антону намекать не надо, он бесцеремонно стягивает с Арсения джинсы вместе с трусами, до ботинок, не догадавшись или не потрудившись стащить вначале их. — Ты дверь закрыл? — Арсений нервно отводит взгляд, чтобы самому не смотреть на свою открывшуюся анатомию, потому что ему вдруг становится стыдно. Такого они точно друг другу еще не показывали. Может, в бане, тысячу лет назад, в Турции, но обстоятельства тогда были, мягко говоря, другими, как и состав компании. А вот Антону, по-видимому, совсем не стыдно, потому что он угукает, подается вперед и сразу принимается елозить везде губами. Арсений ахает. Он вроде как не хочет поворачиваться, но таки не удерживается и глядит вниз — симпатичное Антоново лицо смотрится на его бледных коленях очень… весьма. Арсений любит, когда у него берут в рот, он знает правила этикета на эту тему и, конечно, давно прекрасно выучил, что ему нравится, а что нет. Антон, очевидно, не особо опытен, но он, как всегда, очень подхватывает волну партнера — будь то гость в шоу или интервьюер на подкасте — а уж тем более сам Арс — поэтому с ним все ощущается как-то иначе, не то, что в первый раз, хотя… да, пожалуй, именно так. Будто прыжок в воду на неизвестную глубину. И страшно, и очень хочется. К тому же рот у Антона, как всем приглядывающимся известно, абсолютно порнографический, язык этот невозможный уже Арсению аж снился разок-другой. И да, оказывается, тут размер значение имеет — в общем, без труда этот самый неопытный его ласкает. Пальцы при этом обхватывают его колени, потом перебираются на бедра, начинают тискать их, по Антонову выражению, и — ох. — Антон, — выгибается и шипит Арсений, — слишком сильно. Антон понятливо хмыкает, меняет движения рук на поглаживающие, и от этого во всем теле разгорается огонь — ведь он иногда даже на массаж ходить опасается, такие ощущения может ловить от собственных бедер. В сочетании с языком на члене — просто пожар, и не то что Арсу никогда не отсасывали в гримерках, но сейчас он не помнит ничего и никого. Он не ждет, что Антон доведет дело до конца, но Антон упрямый и стойкий, когда надо, и к тому же у него у самого есть член — так что он, видимо, руководствуется своими фантазиями в плане техники — в результате под конец Арс уже совсем почти съезжает с дивана, дрожит разъехавшимися заласканными бедрами, весь мокрый, подается навстречу, не соображая, что делает, вцепляется Антону в плечи и — не успевает предупредить. Антон не обижается, облизывается, и задумчиво, глядя, как Арс пытается собрать себя в кучу, выносит вердикт: — Норм. Учитывая, что этот паршивец кроме борща в ресторанах-то ничего обычно не заказывает, и вообще жутко консервативен во вкусах, такие жертвы — существенный шаг. Арс зарывается пальцами в глупые кудри и пытается выразить что-нибудь ответное взглядом, потому что слова все куда-то подевались. ** Громкий вопрос сняли сегодня быстро, они даже не последними уходили из здания, слышно было, как Тамби поет что-то через две стенки и как орет то ли Щербаков, то ли Детков. Не сговариваясь, Антон и Арсений садятся в шастовскую тойоту — остальные ребята не задают, слава богу, лишних вопросов, хотя Сережа всем видом показывает, что ему есть, что сказать. Но, в целом, за эту пару недель все уже все поняли и ко всему привыкли — и, на удивление, самым спокойным оказался Воля, который и бровью не повел, когда ему доложили. Зато сразу перестал шутить на эту тему вне камер — как отрезало. Вот уж у кого западная этика прокачана на всю тысячу процентов уже двадцать лет как. Арсений — это тот, кто ничего не понял и ни к чему не привык. От Антона хотелось получить всего и сразу. После стольких лет взглядов исподтишка и намеков теперь было можно — можно трогать, можно жаться даже, можно невзначай тыкать в ребра, можно показывать язык, а еще можно этим языком тоже что-нибудь потрогать. Антон все воспринимал как должное и нормальное. И сам не отставал — нависал и шумно дышал в шею за кулисами, писал ехидные обожающие смски, лез руками Арсу под ремень, чуть появлялась возможность. И платил, идиот, за Арсовы напитки. Арс успел за это время съездить в Питер (потому что живу я там, Антон), но сегодня планов покидать столицу у него не было. Они и так совсем мало чего еще успели, и хотелось, наконец, снова остаться один на один. Они приезжают в Антонову квартиру, и Арс отправляется в душ первым, потому что хотелось смыть с себя рабочий день, а еще чтобы подумать. Но надумывает он целое ничего, поэтому когда выходит — полотенце на бедрах, все как положено, размотайте подарочек — то усаживается на кровать и спрашивает: — Антон? Вообще-то гуру загадок тут не ты. — Ну не знаю, они даже не просекли еще, что я пишу музло, — говорит Антон, который сидит в кресле, не отрываясь от телефона, и Арсу досадно — он тут, вообще-то, голенький и тепленький. — Тупят просто, — отвечает он, тем не менее. Он знает, что Антон слегка обескуражен тем, как долго девчонки на этот раз догоняют. — Им в голову такая опция даже не приходит, так что они не размышляют, в какую сторону копать, они не знают даже, что вообще надо копать. — Возможно, — Антон откладывает, наконец, телефон, и смотрит на него. Он сидит, раскинув колени, в уличной одежде, весь такой большой и приглашающий, и Арсению хочется, несмотря на всю брезгливость, взгромоздиться на эти самые колени и что-нибудь там сделать. — А ты что хотел сказать? — А, — вспоминает Арсений с трудом, оторвав взгляд от скрытого под широкими тряпками тела, — ты почему все еще платишь за меня? Ты обещал объяснить. Антон откидывает голову назад и смотрит на Арса, чуть прищурясь. — Хочешь, чтобы я показал? — говорит он низким голосом, и это дешевый прием, но Арса все равно слегка ведет. — Угу. — Тогда потанцуй. — Чего? — что угодно он ожидал, но не это. — Давай, — кивает Антон, не улыбаясь, — чуть-чуть, для меня. — Ну включи музыку какую-нибудь, — смятенно бормочет Арсений, который не привык отказываться от странных предложений. Антон тыкает что-то на телефоне и тут же прячет его обратно в карман. Низкие биты доносятся из колонки — мобильник всегда подключается к ней еще на подходе к квартире. Арсений вскидывает руки, делает какое-то движение животом, но тут же чувствует себя сверхглупо. — Нет, — говорит он. — Давай-давай, — говорит Антон, и снова лезет в карман. Арсений хочет уже окончательно разворчаться — но видит, что он достаёт, и изумленно затыкается. ** Арс перед ним — только валить и трахать. Бледный, нежный, в полотенчике. До этого они пока не дошли, но все впереди, Антон терпеливый, он столько лет ждал. Сейчас Арс сексуален не в уверенности своей, а, наоборот, в растерянности. Антон лениво ведет по пачке пятитысячных — эх, жалко, что не доллары — пальцем с двумя кольцами: — Бросай стесняться, детка. Видишь — это все для тебя. — Ты, что ли, гонорар наш последний с банкомата снял? — охуевает Арс, оценивая толщину пачки. — Это не твоя забота. Просто хочу их тебе отдать. — Почему? — искренне не понимает Арс. Антон медлит. У него нет проблем с деньгами, и Арсений это прекрасно знает. Антон зарабатывает больше, чем остальные ребята, и, хотя тратит бабки он более неразумно, на счету у него достаточно, чтобы один пропущенный или продолбанный гонорар за шоу не стоил ему ровным счетом ничего. — Хочу потому что, — отвечает он наконец, — иди сюда. ** Арс категорически не хочет танцевать, но музыка звучит громко и низко — поэтому он ловит себя на том, что движется к Антону, хоть и просто шагом, но в такт — тело само слушает ритмы и не советуется с ним. — Твое что-то? — спрашивает он добравшись до Антона, наклонившись и упираясь ему ладонями в расставленные бедра. — Нет, — хмыкает тот, — не настолько я пока того. Но это то, чем вдохновляюсь. Так что, в принципе, похоже. Арсению нравится — и неудивительно, это он, вообще-то, всегда слушал такую музыку, а не Шаст со своим тупым Гуфом и прочими фифти сент. Но за последние годы все встало с ног на голову — посмотреть хотя бы на то, где они сейчас. Однако грязная уличная одежда… — Не хочешь в душ сходить? — ненавязчиво, как ему кажется, интересуется он. — Руки я помыл на кухне, — информирует Шаст, и у Арсения немножко темнеет в глазах. Закусив губу, он лезет-таки на эти колени, неловко ерзая — все-таки они два здоровых лба, как ни крути, и не то, что Шаст привык таскать тяжести. Тот, однако, и не думает жаловаться, сразу ухватывает под полотенцем за жаркое и мягкое — какая часть Арсова тела у Антона любимая и спрашивать не надо. Но Арс, хоть и всем сердцем против стереотипов, тут нудеть не смеет — не зря же он сам все это качает в качалке, так что нечего ему лицемерить. — У тебя классная попа, — шепчет тем временем капитан очевидность, и почему-то то, что он не говорит «жопа» делает ситуацию еще более интимной. — А ты что шепчешь? — подозрительно спрашивает Арс. Не может же Антон знать, что у него от его шепота мурашки. Не столько же власти он уже заимел. — Так, хочется, — Антоновы пальцы гладят уж слишком близко к местам, которые они раньше не трогали, и Арс поскорее кивает на левую руку, все еще сжимающую купюры: — Так что это? Форт Боярд выиграл? — А это мысль, — улыбается Антон, хотя взгляд его говорит о том, что он уже не очень соображает, и на уме у него в основном то, что он трогает, — я бы выносил деньги с тобой на руках… ты такой весь в золотых монетках… — Это твой кинк или мой? — возмущается Арсений. — О, смотрите, кто-то погуглил, — радуется Антон. Но веселье его длится недолго. Посерьезнев, он перехватывает взгляд Арса, и говорит совсем другим тоном, — смотри, Арс. Сейчас мы сделаем так. Ты себя потрогаешь, как следует, ага? Я тебе помогу. И потом я отдам тебе все эти деньги. Арсений сглатывает. — Тут триста семьдесят тысяч, Арс. И я хочу их тебе подарить. — Подарок — это не то, чем платят за шоу, — выдавливает Арс. Получается очень сипло. — Ты же знаешь, подарок гость получает в любом случае. Но перед этим все равно приходится играть, никуда не денешься. — Бля, — стонет Арс. Он ужасно любит такое, мистер подводочка. И Антон знает это, лучше его самого знает, — ну раздевай меня. — Сам, все сам, — отвечает Антон, и в пику своим же словам сильнее сжимает ягодицу Арса. Там не бедро, там можно сильно, и Арс снова коротко стонет, ведь вслед за этим движением все слегка натягивается. — Люблю эти звуки, — новоявленный музыкант сильнее откидывается на спинку кресла, продолжая уверенные массирующие движения. Арс, напрягшись всем телом, снимает с себя полотенце, бросает его на пол и думает, что едва ли сможет сейчас расслабиться — а член уже, сука, стоит — похоже, его организму не расслабление нынче нужно. Ладно. Чувствуя себя взведенным механизмом, он обхватывает его пальцами. Стеснительно все это, пиздец. Антон смотрит ему в глаза. — Давай. ** Антон исследует. Он знает многое про Арсения лучше всех в мире, наверное, потому что больше всех в мире потратил на его изучение, пока сох по нему все эти годы. Может быть, он не знает каких-то нюансов из Арсова детства или деталей его образования, не упомнит всех друзей из театра и не назовет дни рождения родителей. Но про маленькие слабости, тайные радости, трещинки характера — он знает все. Знает, что Арс ко всем новым знакомым относится одновременно настороженно и свысока, но себя в шоу-бизнесе считает случайностью и самозванцем. Знает, какой кофе он любит на самом деле (не черный), знает, что ворчать и вопить ему на самом деле нравится (пока кто-то всерьез не начинает бычить в ответ), знает, что спит он, расслабленно приоткрыв рот (даже в поезде). Знает, что в негласной иерархии самцов он всегда прежде всего делит территорию с Позом, в то время как Антон и Сережа отодвигаются от этого нелепого махания рогами в сторонку. Знает, что хоть Арс и любит фоткаться, ему не нравится, как он выглядит по телевизору. Что он искренне обожает Сережу, хотя стал проводить с ним совсем мало времени. Что он серьезен во всех вопросах, которые касаются родни. А про то, что Арс любит в постели, он не знает почти ничего, и действовать приходится фигурально и буквально наощупь. Если честно, он думал, что этому нарциссическому существу понравится танцевать для него, обдумывал вариант с пошлым запихиванием купюр в трусы — но тут сразу возникли проблемы, и то, что на Арсе не оказалось трусов, даже не было самой главной. Арс не хотел танцевать, не хотел легко на все соглашаться, даже брать деньги вроде как не хотел, и удивительно было, что пошел на то, что делает сейчас. Антон ведет его на чистой интуиции, подстраиваясь и меняясь по ситуации, и если Арс об этом не догадывается — то и не надо. Арс старается. Водит рукой по члену, закусывает губу, елозит — но у него ничего не выходит, хотя Антон помогает, как обещал, взглядом, ладонью, своим собственным тягучим желанием. — Не могу, — говорит Арс, наконец, горестно. Член-то у него стоит, но что-то в нем стопорится, и Антон думает: нет, и не вот так. — Вставай, — говорит он. У Арсения растерянный вид, он слезает с его колен, отводя взгляд. — Эй, ну ты чего? — Как-то оно все не складывается, — шепчет Арс. Трек в колонках стихает и сходит на нет — и включается новый, мягче, тише. Антон не переключает его, а вместо этого аккуратно кладет деньги на тумбочку, встает и касается Арсовой руки. — Давай-ка на кровать, — велит он. — Мне же все равно будет подарок, — пробует шутить тот, но укладывается. Послушно. Антон смотрит, закусив губу — вот оно, наверное, вот оно. — Пять минут, — говорит он коротко, и уходит в ванную, где действительно укладывается в рекордно короткие сроки. Когда он возвращается, то выясняет, что Арс и не думал искать свой телефон или куда-то уходить — он лежит на кровати, как и лежал, но в руках у него деньги. — Тут реально триста семьдесят тысяч, — говорит он. Вряд ли он успел посчитать все, но, видимо прикинул. — Ага. — Ты ебанулся, — говорит Арс уверенно. — Хочешь, я тебя ими посыплю? — предлагает Антон. — И выебу. — Пха, — вырывается у Арсения, и он прикрывает рот в смущении — стесняется своего смеха, снова, — я тебе Карди Би, что ли? Или Инстасамка? — Не знаю, — Антон решительно откидывает собственное полотенце и ползет между ног Арса, которые тот тут же разводит, — хотел бы ими побыть? — Можно, пожалуйста, второе, — жмурится Арсений. — Инстасамку… а, выебать, — перебирает вслух Антон. — Ебать Инстасамку не надо, — притворно пугается Арс и обнимает его обеими руками, — слушай, харе уже тему денег разводить, что ты прицепился к ней так? — Я хочу понять, что тебя по-настоящему заводит, — Антон притирается к нему всем телом, чувствуя, как скользит голое по голому и шумно вдыхает, — и не надо стесняться, я правда хочу. — Ты меня заводишь, — говорит Арсений, и это чересчур честно для него, так, что Антон отрывается и смотрит непонимающе: — А? — Бэ, — злится Арс, — не нужны мне твои бабки, Шастун. Я, может, немного расчетливый по натуре, но стоит у меня все-таки не на купюры. Антон еще сильнее отстраняется и хлопает глазами. — Так почему тогда тебе нравилось, что я оплачивал твои платежки? И кофе?.. И… — Да ты дурак, что ли, — Арс злится еще сильнее, но это тот сорт его злости, что будоражит их обоих. — Тебе внимание мое просто нравилось, — с опозданием на годы осознает Антон. — Не пойми превратно, я одну пятерку возьму себе на память из этой кучи, — сообщает Арс нервно и ехидно одновременно. Антон кусает его в шею, и Арс, вместо того, чтобы заверещать, подается к нему всем своим гибким телом. — Бля, ну я даже слегка расстроен, — бормочет Антон, принимаясь целовать укушенное, — было бы так прикольно, если бы у тебя был этакий сложный кинк. Чтобы тебя в золотых цепях там трахали или черной икрой обмазывали. — Если ты немедленно не прекратишь говорить про морепродукты, я тебя скину, — Арс, однако, не делает никаких подобных попыток — лежит себе, как миленький. От того, какой он податливый, Антону кружит башку, и спустя еще момент он добавляет: — Ну кое-что тебе все-таки нравится. — Это что же? — Когда я командую. — Пошел ты, — пихает его в плечо Арс, но его зажатый между их телами член заинтересованно дергается, и Антон давит усмешку. ** Арсений обреченно стонет — ничего-то не скроешь в таком положении. Антон обнимает его сильнее, возится, устраивая их, ойкает и досадливо отпихивает подальше мешающие деньги — те падают на пол и, судя по звуку, веером разлетаются по комнате. — Теперь я точно как Карди, — резюмирует Арс. — Ну что-то в этом все-таки есть, — Антон, видимо, решает стоять на теме до конца, — что мы с тобой трахаемся в куче бабла. Моргенштерн отдыхает! Это ведь как эффектно бы на фотках выглядело. — Пока сплошные пустые угрозы. — Что… да я тебя сейчас!.. — Верится с трудом, — провоцирует дальше Арс, — а ты будешь еще платить мою коммуналку? Вообще, я, наверное, зря залупаюсь. Может, мне все-таки притвориться, что я кончаю от такого? — Ах ты сучка, — беззлобно смеется Антон, — посмотрите-ка на этого начинающего альфонса. Арсений тоже смеется — боже, как же Антон любит этот дурацкий звук — и Антон целует его. «Только бы он не загнался вдруг, что он старше, — думает Антон, сминая и тиская прекрасное тельце так, как хотелось, — только бы не перемкнуло, что это он должен всем руководить». Но Арс, кажется, не загоняется — стонет под Антоном, как нужно, и дышит жарко, и ноги сдвинуть не пытается. Им бы хватило и так — но оба ждали от вечера большего, поэтому Антон делает Арсу хорошо — как умеет. Оказывается, что того буквально коротит, когда в него засовываешь пальцы, и Антон долго играет, пробуя скорости, пока тот — не пытаясь при этом ускользнуть, выпутаться, хотя чудовище-то ведь буйное — не начинает скулить, что «ну хватит уже, Шаст, я сейчас совсем». Антон кусает его за челюсть, за плечо, за шею, им обоим нравится ходить на грани между, нет, слишком больно, и ох, а можно посильнее. Соски только лижет, не хочет жестить. Вытаскивает пальцы, заливает всю простынь смазкой — хорошо, что деньги давно на полу — и втискивается уже сам. Механизм знаком, угол приходится подбирать — все-таки не девчонка под ним, и Антону кажется, что тут вряд ли должно получиться легко — но правильный наклон находится на удивление быстро, Антон бы может и не понял, но Арс отличный голосовой помощник, пусть и актерку точно подключает — мог бы и потише быть, конечно. Но нет, подвывает красиво, и хоть и громче приличного, но вполне искренне. Антон держит его под коленками и считает в голове, чтобы не сорваться раньше времени, вид под ним потому что не способствует промедлениям. Жаркий и мокрый Арс мотается по постели сам, мотает темной башкой, слепо тянется себе помочь — Антон не одергивает, потому что на первый раз точно лучше не перебарщивать с условиями, сейчас ему самому важно выдерживать темп — вот так, уже даже жестковато, мелкими толчками — и довести — довести — довести… С ума сойти, думает Антон, он кончил первым, ну я молодец, заливает гордость, но то, как дрожат чужие бедра и дергается под ним Арсов член, как ложатся белые капли вокруг розовых сосков, не дает ему сильного преимущества — и он, с силой сжав Арсовы колени и двигаясь совсем быстро, тоже отпускает себя. — Ай, — шипит Арс, придавленный его телом. Когда он успел на него уложиться? Антон двигается немного в сторону, чтобы дать ему возможность дышать, вынимает из-под себя одну Арсову стройную ногу, и сразу лезет рукой между круглых ягодиц опять — на что получает второе шипение и еще и кулаком в плечо: — Охуел? Антон фыркает, тянет его поближе, приобнимает другой рукой и жмет к своей груди лицом, продолжая движения внизу — ему прям надо все там пощупать снова, по-хозяйски и по-фанатски. Арс ворчит, но лежит смирно, и от этого хочется лопнуть. «Люблю», — думает Антон, но рано, рано, и поэтому он просто целует Арса в нос и прикрывает глаза. Арс кончает ворчать и просто сопит, довольный, рядом. Антон будет изучать дальше. Это не последняя фаза испытаний, и некоторые гипотезы уже провалились, а новые закономерности вывелись по ходу эксперимента, методом проб и ошибок, но уже можно точно сказать, что исследование пройдет успешно, а пробы — ну что может быть офигеннее таких вот проб? Завтра Антон откроет каталог секс-шопа, и Арсений надает ему, для начала, по башке. А пока они засыпают. ** — Я бы спросила, почему на Шастуне твой шарф, но не буду, — говорит Окс. Они приехали на съемки раньше времени, как дураки, и торчат в холодном коридоре перед запертыми дверьми. Раннее утро, то есть десять часов — для членов Импровизации — немыслимо. Антон греет ладони о чашку с кофе и похож на огромного младенца, которого на морозе вытащили зачем-то из коляски. Остальные по состоянию своему не лучше, но черный вязаный шарф прибавляет Шасту плюс сто к детскому образу. На Арсении, к слову, шарф выглядел бы совершенно по-другому. — Я думаю, Арсений даже с матерью родной одеждой не поделился бы, — замечает помятый Сережа, который, скорее всего, сегодня даже не ложился еще. — У нас с ней разные размеры, — парирует Арс. — Чего, шарфов? — смеется Дима, — ты на какое место шарф одеваешь? — Надеваешь. — Это мой шарф, — бурчит Антон. — Да как же, — машет рукой Окс. Арсений улыбается. — Любопытной Варваре нос шарфом обмотали, — он натягивает Окс ее собственный зеленый шарф на лицо, придерживает, и под возмущенные визги поворачивается к Диме: — Ты мне сотку должен, кстати. Fin