Паутина

Последние пару дней Уилл не видел кошмаров. Наверное, потому что все его мысли были заняты их с Майком планом действий для второго скачка во времени. Им пришлось одолжить у Дастина несколько альбомных листов, чтобы составить по памяти хронологию всех событий, произошедших в период с похищения Уилла шестого ноября до Апокалипсиса, который начался в конце марта восемьдесят шестого. Для всех, кто приставал с вопросами, они придумали отговорку: это всё план, как остановить Векну. Дастин даже вдохновился их энтузиазмом — подогнал один из пустых блокнотов, лежащих среди книг в его бездонной коробке. Толстая книжка небольших размеров в черном кожаном переплете. Самым простым до чего они смогли догадаться, чтобы потратить на это свой второй скачок — стало спасение Билли, старшего сводного брата Макс. Ведь если они смогут спасти его, то Макс не попадёт под заклятье Векны, следовательно, четвертый портал открыт не будет. — Она сможет видеть, — Уилл не мог в это поверить, когда они обсуждали план, сидя на полу подвала, посреди ночи, пока вокруг валялась куча исписанных черновиков. — В той, другой Вселенной, всё пойдёт как надо… — Думаешь, если те ребята смогут остановить Векну, то временные линии сойдутся в одну? — Майк не был уверен до конца, хотя план со спасением Макс от заклятья воспринял с безоговорочным одобрением. — Помнишь, что Дастин говорил про парадокс? — спросил Уилл. — Если… Векна будет мёртв, то у нас не будет причины, чтобы перемещаться из будущего в прошлое. Может, тогда цикл замкнётся? — Ладно, — Майк пожал плечами, — Если что — у нас будет ещё четыре попытки, да? Этого было чертовски мало. У них отсутствовал какой-либо вектор направления, потому что «Подтолкни Маленькую Арахну» могло означать что угодно. Да, они сделали другого Уилла носителем чего-то там… Но как дети могли «Вернуть всё на места»? Слишком уж мутно. Но действовать было нужно. Они подгадали день и время, когда остальные разъедутся, а тем, кто остался дома, сказали, что поедут проверить одну из зачищенных недавно территорий. На случай, если им придётся задержаться. Майк и Уилл садятся в Кадиллак и отъезжают от дома на всего лишь соседнюю улицу, паркуя машину у чужого гаража. Сегодня температура воздуха гораздо ниже, чем была на днях, да и пепел сыпется с такой скоростью, что его невольно можно принять за снег. Майк кутается в свою куртку и рассматривает плеер с наушниками в руках. — А тебя тоже стошнило в прошлый раз, когда ты переместился один? — спрашивает он. — Да, — удрученно отвечает Уилл. — Но, когда мы переместились вместе было полегче… Может, это просто синдром первого раза? — У меня идея появилась, — говорит Майк, начиная копаться в их общем рюкзаке — специально для временных скачков, он намного легче и объёмом меньше. — Когда нас перебросило в прошлый раз, у меня стоял ужасный звон в ушах. Так вот! Что если мы будем делать это в наушниках? В самолёте такое прокатывает, когда начинает укачивать. — Серьёзно? — Уилл никогда не летал на самолётах. — Я свой плеер оставил в подвале… — Я его взял, — улыбается Майк так сильно, что шапка сползает с его ушей. — А кассету можешь взять из бардачка… — Не копайся больше в моих вещах! — Уилл слегка краснеет, потому что ему есть что там прятать. Они выходят из машины, оставляя там куртки и осматриваясь по сторонам: вдруг кто-нибудь будет проезжать мимо. Стоило бы накрыть машину чем-то, брезентом, например, но у них не было времени его искать, а тот, что валялся раньше в гараже, Нэнси попросила выкинуть: он был совсем старым и продырявился. Встав слегка сбоку от гаража, парни вставляют кассеты в свои плееры: Уилл захватил один из любимых сборников, но вот что будет слушать Майк — он не знает. Кассета в руках друга кажется ему отдалённо знакомой. Они обычно всегда слушают либо старую любимую обоими музыку, либо что-то из коллекции Уилла. — Можно? — Уилл касается наушников, висящих на шее Майка, у парня от холода покраснел нос, и он трёт его без остановки, даже когда кивает. Уилл надевает чужие наушники, Майк жмёт на кнопку воспроизведения. Dear God, sorry to disturb you but… I feel that I should be heard loud and Clear… Улыбка тут же просится на лицо, потому что он не ожидал, что Майк слушает такое. Это одна из песен прошлогоднего альбома рок-группы XTC, которую он знает из-за её скандальности. Множество людей жаловались не только на непотребный музыкальный клип, но и на сам текст песни… Лишь потому что они привыкли видеть то, что на поверхности. А на поверхности там антирелигиозный посыл. Уилл снимает наушники, возвращая их обратно, но он уверен, что песня Майка будет крутиться у него в голове до конца дня. Она очень прилипчивая. — Вау, — произносит он, когда Майк перематывает кассету, а сам тянется поправить его шапку, посильнее натягивая на уши. — Почему мы так редко слушаем твою музыку? — Не знаю, — Майк хмыкает и отбивается от его рук. — Ну там же жарко будет! День независимости, черт, зачем мне вообще шапка? И наушники всё равно будут закрывать уши… — Вот когда перепрыгнем, — улыбается Уилл и тыкает пальцем в кончик его покрасневшего носа. — Тогда и снимешь шапку. — Мы могли просто сделать это в подвале, — вздыхает Майк. — Ага, и кто-то бы точно заметил! — Уилл надевает на себя наушники. — Ты сам предложил никому не говорить. Вот и мучайся теперь… Три, два… Готов? Майк кивает, включая плеер, и цепляется за руку друга. Уилл уже слушает первую песню, когда жмёт на таймер сбоку часов. Щелчок раздается у него в голове. Небо снова застилает красным и они, по-прежнему удивляясь, смотрят по сторонам с восхищением. Нити окутывают их, словно собираются в клубок. Момент перемещения происходит, напоминая фотовспышку. Одно мгновение, и они уже в совершенно другом месте — голова кружится, у них полная дезориентация в пространстве, но на этот раз, действительно, не тошнит. Парни падают на чей-то мокрый газон: с неба льётся ливень стеной. Уилл тянется стянуть наушники с головы, но замирает, нахмурив брови — потому что у него играет чужая музыка. Та же песня, что слушал Майк. I won't believe in Heaven and Hell No saints, no sinners, no devil as well Майк смотрит на него такими же удивленными глазами, они оба встают с земли: их одежда быстро начинает промокать, Уилл натягивает на голову капюшон зелёной толстовки — в ней он меньше переживал из-за скачков. Они понимают, что всё пошло не по плану. — Четвёртого июля не было дождя, — говорит Уилл, подойдя поближе, потому что его плохо слышно из-за шума. — И мы не в Старкорте, — Майк машет рукой позади себя. — Это мой дом! Во время первого перемещения с Майком, Уилл нажимал на кнопку таймера, доверяясь своим внутренним ощущениям — он четко представил в голове число, месяц, год и особенно место. Также он пытался сделать и в этот раз, но, похоже, не сработало. Он вспоминает сон, который ему снился на кануне, и боится, что произошло самое дурацкое несчастное совпадение в его жизни. — Это, наверное, из-за меня, — Майк виновато поджимает губы. — Что? — недоумевает Уилл. — Нет, это… Они не успевают начать спорить, потому что входная дверь хлопает: парни прячутся за соседскую машину, стоящую на подъездной дорожке сбоку от дома Уилеров, практически впритык. Главное, чтобы хозяева вовремя не вспомнили, что надо бы выйти и убрать её в гараж. Это похоже на сон. Или на воспоминание — оттого всё кажется более невероятным, видеть это снова, но уже со стороны. Кажется, Уилл смог бы процитировать этот разговор в мельчайших деталях. Майк хватает его за руку, и они на корточках двигаются ближе, скрываясь в розовых кустах миссис Уилер. — Ты всегда носил такие короткие шорты? — усмехается Майк, не отрывая взгляда от сцены перед глазами. Другие Майк и Уилл, поменьше возрастом года на два, выбегают на крыльцо. На них летняя одежда, не такая, как на взрослых версиях, готовых пережить ядерную зиму. Майк из прошлого хватает своего Уилла за руку, не давая тому сесть на велосипед и уехать. — Погоди, — просит мальчик, выпучив свои большие глаза, полные сожаления. — Давай поговорим! — Нам не о чем разговаривать Майк, — другой Уилл отбрасывает его руку, он раздражён, переминается с ноги на ногу, готовый сбежать. — Мы это уже проходили, да? Я делаю шаг вперед, ты делаешь два шага назад… Мне надоели эти догонялки. — Всё не так! — в голосе другого Майка неприкрытый страх и детский драматический пафос. — Мне просто нужно разобраться в себе, понимаешь… — Ну, так сначала разберись, а потом целуй меня! — Уилл отталкивает его, взяв за плечи, он слегка дрожит, когда делает это. Уилл из будущего теряет дар речи, не понимая, что вообще здесь происходит. Он думает, что не по плану пошло не только у них с Майком сегодня. В этой реальности вообще всё не так. Он прижимает ладони к своим щекам, они мокрые от воды, но он чувствует, как они горят, наливаясь кровью. Неужели этот Майк и этот Уилл поцеловались? Или они вообще состоят в отношениях? Его начинает раздирать то ли от чувства несправедливости, то ли от страха. Он поворачивает голову и ловит взгляд своего Майка, тот выглядит таким же шокированным. — Нам надо как-то вмешаться сейчас? — неуверенно спрашивает его Майк. Уилл смотрит на свои часы, вздрагивая, потому что минутная стрелка на них начинает вращаться с дикой скоростью, издавая такой громкий звук, что его слышно даже сквозь шум дождя. — Тогда и ты меня не целуй! — кричит Майк из прошлого. — Если бы я мог избавиться от этого чувства… То я бы никогда не стал в тебя- Уилл поднимает взгляд и цепляется наощупь за локоть своего Майка, чуть не сваливаясь в кусты. Там, на крыльце, Майк из восемьдесят пятого вдруг начинает двигаться назад. Неестественно. Как будто его телом управляют. Ребёнок делает шаги, напоминающие лунную походку Майкла Джексона — задом-наперёд, как в замедленной съёмке, а его губы двигаются, хотя он не издаёт ни единого звука. Уилл из прошлого сдавленно кричит и закрывает рот руками, а тот Майк отлетает спиной в деревянную колонну на крыльце, ударяясь. Его тело съезжает вниз, мальчик падает на колени и наконец шевелится самостоятельно, хватаясь за ушибленный затылок. Но он, кажется, в сознании. — Грёбаный монстр, — выплёвывает взрослый Уилл. Всё совсем не так, как это было в их прошлом. Этот Майк не едет вслед за Уиллом, а остаётся сидеть на крыльце, провожая парня взглядом. Да и Лукаса нигде не видно, может, они вообще были в этот день только вдвоём. Но Уилл понимает, что это определено точно тот же самый момент, который он хорошо помнит — на мальчиках та же одежда. — Нам надо ехать за ним, — говорит Уилл, когда его копия уезжает на велосипеде, а другой Майк заходит обратно в дом, громко хлопнув дверью. Его Майк смотрит хмуро, качает головой и откровенно не понимает. Ни того, что сейчас произошло, ни решения Уилла. Они уже насквозь мокрые от дождя. — Это не лучший момент, — говорит Майк, поднимаясь за парнем на ноги. — Чего ты хочешь? С ним поговорить? По плану — они должны были переместиться в четвертое июля, лучше всего в Старкорт, чтобы сообщить мелким себе постоянную Планка, которую Уилл держал записанной на листочке в кармане куртки. Как сказала Арахна — взаимодействовать они могут лишь с другими версиями себя. Иначе что-то там снова будет нарушено, а разгребать новые проблемы совсем не хотелось. Разобраться бы для начала с уже имеющимися. — Да, Майк, — Уилл фыркает, скидывая его руку. — Мы передадим ему записку! И уйдём, потому что я вообще не хочу с этим придурком долго находится рядом… Это, похоже, опасно для жизни. Уилл не понимает, как этот ребёнок смог поднять руку на Майка. Да вообще на кого-либо! Он сам таким никогда не был — жестоким по отношению к другим людям. Он вдруг вспоминает все те сны, в которых Майк умирал, да даже настоящую его смерть и становится только в разы хуже. Тошно от самого себя. Нет, он бы никогда не подверг жизнь Майка опасности… — Уилл, он просто ребёнок, — Майк идёт за ним и почти не удивляется, когда видит, как парень снимает с подножки велосипед, принадлежавший тогда Лукасу. — Он был напуган… Они из-за чего-то поссорились, у него наверняка были причины так поступить. — Швырять тебя в сторону?! — Уилл шипит ему прямо в лицо, сдерживая себя от крика, на его ресницах скапливается вода и течёт вниз по лицу. — Я не думаю, что он специально, — с нажимом произносит Майк и поправляет его капюшон, натягивая посильнее на голову. Уилл отбрасывает его руку. — Либо ты садишься на свой велик, — говорит он. — Либо остаёшься здесь и ждёшь, пока я вернусь. Потому что у нас останется всего четыре скачка, когда мы переместимся обратно — и, как видишь, планы уже летят к чертям собачьим. Майку эта идея совершенно не нравится, но он понимает, что никак сейчас не сможет повлиять на Уилла. Да, в его словах есть доля правды — им стоит попытаться. Но у него есть предчувствие, что всё закончится либо плохо, либо безрезультатно. И Уилл потом снова будет винить себя в том, что поступил импульсивно и полагаясь на эмоции. Кажется, он забыл, что делал так всегда. Майк садится на свой старый велосипед, понимая, что его ноги слишком длинные, но ехать кое-как получается. Уилл ведёт их в сторону леса, вращая педали с максимальной скоростью. Он знает, куда поехал этот ребёнок — туда же, куда ездил всегда раньше, когда надо было спрятаться или побыть одному. Ему становится противно от мысли, что у них на двоих одно тайное место. Он даже не смотрит по сторонам, как обычно, обращая внимание на зелёные деревья, не радуется дождю, которого в Хоукинсе не было больше полугода — сейчас его этот поток воды с неба просто раздражает, служит усугубляющим фактором для и так испорченного настроения. Когда они приезжают к Замку Байерса, там уже всё разрушено. Мальчик стоит, промокший до нитки, его волосы прилипают к лицу, из глаз текут горячие слёзы, а в руках он держит биту, продолжая замахиваться и ударять по доскам, как в бреду. Младший Уилл оборачивается на них, пугаясь, прижимая к себе оружие покрепче. Уилл из будущего слезает с велосипеда, заставляя себя держаться стойко и думать о конечной цели, он стягивает капюшон с головы и прикрывает Майка своей спиной на случай, если ребёнок снова попытается использовать свои силы. Он не видит в нём сейчас человека. — Ты его пугаешь, — говорит Майк ему на ухо, он совершенно не выглядит настороженным, наоборот, хочет подойти поближе к маленькой версии своего друга, но ему не дают. — Посмотри, как он дрожит. Но в голове у взрослого Уилла только сцена того, как другой Майк ударяется головой с грохотом. — У нас есть для тебя кое-что! — заявляет он громко, делая шаг вперед. Его копия отскакивает назад, в его глазах плещется ещё что-то помимо испуга, какое-то осознание. Он цепляется взглядом за чужую зеленую кофту и не может вспомнить, но ему кажется, что он уже видел её раньше. Потому что на ней те же буквы и надпись — он обратил внимание и в прошлый раз, но не стал зацикливаться, думая, что это дурацкий розыгрыш. Ведь там «Индиана Восемьдесят Шесть». А снизу приписка с названием спортивного стадиона и ежегодных баскетбольных соревнований. Турнира среди старших классов штата. — Кто вы такие? — спрашивает четырнадцатилетний Уилл. — Я не понимаю, это… Он видит лицо Майка — взрослое, которое тоже уже видел однажды. Ему кажется, что он окончательно сошёл с ума. Этого просто не может быть… — Это вообще не важно, — говорит взрослый Уилл, нахмуриваясь, и суёт руку в карман, чтобы достать оттуда листок с цифрами. — Ты должен взять это… Он подходит ближе, но мальчишка готовится замахнуться на него битой. Майк выходит из-за спины Уилла и встаёт с ним бок о бок, выставляя вперёд ладони. — Мы не причиним тебе вреда, — мягко говорит он. — Нам просто нужно кое о чём тебя попросить, это может спасти жизнь твоим друзьям. — Откуда мне знать, что вы настоящие? — спрашивает другой Уилл, но по нему видно, как его слегка расслабил тон Майка. — Может, это проделки Истязателя? Он снова заставляет меня видеть кошмары, да? Это всё сон… Уилл фыркает от упоминания Истязателя. Ах, если бы этот мальчишка знал, что дело далеко не в гребаной гигантской твари на длинных лапах, которую тот скоро увидит вживую, чтобы мучиться от настоящих кошмаров ещё на протяжении долгих лет… Если для него это — кошмар, то Уилл ему завидует. Он не чувствует к нему никакого нормального сострадания. В голове только «Монстр». — Ты же почувствовал его уже, да? — вспоминает вдруг Уилл из будущего. — Истязателя. Ты почувствовал его сейчас, как мурашки на своём затылке? Он вернулся. — В-вернулся? — мальчишка напрягается, мотая головой, отказываясь верить. — Я не чувствую ничего такого… Уже давно. Я нормальный! И он не мог, нет… Портал был закрыт. — Портал откроют снова, — с сожалением говорит Майк. — Но вы сможете закрыть его обратно… Взрослый Уилл дергается, ощущая, как часы на его руке снова дребезжат, он отодвигает рукав кофты: стрелка бегает по кругу. Рефлекторно хватаясь за Майка, он отодвигает друга обратно за свою спину и пересекается взглядом с другой своей версией. Мальчик, снова чувствуя себя в опасности, бросается на утёк, оставив даже велосипед и выкинув биту. Он бежит так быстро, что, когда Уилл порывается за ним, Майк его останавливает, сдерживая себя от того, чтобы влепить другу пощечину и привести в чувства. — Ты его спугнул, — строго говорит Майк, пытаясь поймать его взгляд. — Он же явно хочет сейчас побыть один… А мы на него столько информации вывалили. — Потому что мы не были достаточно готовы, — опустив руки, вздыхает Уилл. — Думаешь, нам стоит вернуться и поговорить с другим тобой? Прогремел гром, заставляя их обоих вскинуть головы вверх и отвлечься на мгновение. — Он тоже не захочет слушать, — уверенно говорит Майк. — Давай выбираться отсюда? Мы придумаем что-нибудь другое, в следующий раз точно получится. Майк надевает на него наушники, не обращая внимание на то, что их кассеты каким-то образом перепутались при перемещении. Уилл никак не может увязать в голове его спокойствие с нынешней ситуацией. Он ведь сам всё видел, но ведёт себя, как ни в чём не бывало! И у них осталось всего четыре попытки. Они одновременно нажимают на кнопку воспроизведения, Майк держит его за локоть. Уилл заносит палец над таймером на наручных часах. And it's the same the whole world round The hurt I see helps to compound Оказавшись снова в Хоукинсе, Уилл, сразу же, как начинает чётко видеть, обращает внимание на землю, усыпанную целым слоем пела: его намного больше, чем было до их скачка. Майк подходит к машине и пальцем пишет на капоте матерные слова, оборачиваясь к другу с дурацкой ухмылкой. Уилл так сильно хочет придушить его. Но у него совсем нет сил на это, а ещё с его волос стекает вода, а одежду можно выжимать, как тряпку — кофту Майка придется бросить в стирку снова, а потом ждать пока он походит в ней какое-то время. Иначе она не работает для Уилла, как его маленькое укрытие. Уже стоя перед воротами на Базу, он подумал о том, как сильно не хочет сейчас сталкиваться с кем-то в дверях. Но автоматический замок можно было открыть только двумя способами — либо изнутри, нажав на специальную кнопку, либо воспользовавшись магнитным ключом, который был только в двух экземплярах. У кого именно они сейчас на руках — неизвестно. Дастин открывает им ворота, а затем встречает в прихожей, он хмурится и успевает только открыть рот, чтобы задать вопрос. — Мы в снежки играли, — отшучивается Уилл, скидывая ботинки и проходя мимо него. — Просто свалились в городской бассейн, чувак, — выкручивается Майк, идя за ним. — Не спрашивай! Уилл спускается в подвал и заходит в ванную комнату, оставляя дверь открытой. Он только снимает кофту, кидая её в корзину для белья, а подняв взгляд, натыкается на Майка. Мнущегося на пороге. Он специально смотрит Уиллу в глаза. И на нём всё ещё эта сползающая шапка, будто от воды она могла приклеиться. Уилл раздраженно снимает её с головы парня и кидает к своей кофте, наклоняется и так же резко хочет снять свои штаны, но ему это удаётся с трудом, отчего он бесится ещё сильнее. Майк закрывает дверь, опираясь на неё спиной, он показательно не двигается с места и складывает руки на груди. Уилл путается в ногах и едва ли не падает. — Ну, что?! — кричит он, удостоив друга наконец вниманием. — Что ты хочешь от меня услышать? — Залезь под душ для начала, — Майк смотрит вниз, снимая носки, просто наступая себе на пятки. — И отогрейся нормально. Уилл избавляется от последнего элемента одежды, выкручивает смеситель на полную в сторону горячей воды, и встаёт на дно ванной, злостно задергивая шторку. Майк по ту сторону баррикады раздевается тоже, Уилл осторожно выглядывает, чтобы увидеть, как он вытирает свои волосы полотенцем. Они крутятся ещё сильнее от дождя. — Мы собираемся поговорить об этом? — Майк спрашивает так громко, чтобы его точно услышали. — О чём? — Уилл усмехается, трёт свою кожу мочалкой до покраснения и прокручивает в голове без конца то, что увидел сегодня. Он не может сосредоточиться сейчас на чём-то одном. На том, как его другая версия, например, использует свои силы. Или как трясется от страха, стоя под дождём, а потом убегает, услышав об Истязателе. Как тот, другой, Майк говорит о поцелуе… Боже, а что подумал его Майк? Что если он догадался о чём-то? Об ужасном большом секрете, который всегда висит между ними в воздухе. Может, ему противно? Или он сегодня откажется вместе ложиться спать? А завтра начнёт избегать Уилла… — О том, как ты психанул и сорвался на ребёнке, — как ни в чем не бывало отвечает Майк, совершенно спокойно, без упрека в голосе. — Этот ребёнок сам психованный, — Уилл смывает шампунь со своей головы, не понимая чьим он вообще воспользовался — по запаху похоже на Нэнси, она любит нейтральные ароматы, типа молока с медом и миндаля. — Но почему ты на него злишься, Уилл? — спрашивает Майк. — Ты знаешь, почему, я уже говорил тебе! — он выключает воду, одергивает шторку и вылезает из ванной, вставая ногами на коврик. Майк резко отворачивается в другую сторону. — Мне кажется, дело там не только во мне, — говорит он. — Ты злишься в первую очередь на себя. Конечно же он злится! Он похитил этого ребёнка, заставил его пройти через весь тот же ужас, через который прошёл сам. А затем подсунул ему книгу и заставил заключить договор с Арахной, не имея ни малейшего понятия о последствиях, к которым это приведёт… — Тот ребёнок смотрел так же, как ты, — продолжает Майк, неловко переминаясь с ноги на ногу. Уилл кладёт руку ему на плечо, а потом разворачивает в сторону ванной и заталкивает туда, чтобы друг и сам быстрее согрелся. — Он тоже винил себя, Уилл. Вы же абсолютно одинаковые… — Нет, мы точно не похожи, — Уилл заматывает себя огромным махровым полотенцем так, чтобы только голову было видно и остаётся ждать, пока Майк закончит — в ванной комнате очень тепло от пара. — Я бы никогда не поступил так. Потому что он поступал хуже. Уилл начинает ловить себя на мысли, что он — гребаный лицемер. Этот ребёнок буквально — его творение. И, наверное, косвенно он и сам виноват в том, что произошло с другим Майком. Это не делает ситуацию лучше, но злость потихоньку начинает его отпускать. Лучше же будет направить этот негатив в другое русло, на составление нового плана, например. Если у них так и не получится вмешаться в события четвертого июля, то Макс так или иначе попадёт под заклятье Векны из-за смерти Билли. Уилл тяжело вздыхает, смотря на своё отражение в зеркале — он снова думает о разговорах про поцелуй и его щеки краснеют. — Я не понимаю одного, — Майк подаёт голос из-за шторки, перекрикивая воду. — Почему другой я не поехал за тобой… Я же поехал в тот день, помнишь? К Замку Байерса. Пусть в тот день они и поссорились, для Уилла это стало тоже одним из лучших воспоминаний — Майк поехал за ним, не раздумывая ни минуты, просто чтобы помириться, в такой ужасный дождь и на велосипеде! В те годы этот поступок со стороны друга казался ему чем-то особенным, важным, давал пустые надежды на нечто большее. — Мы с тобой и ссорились по-другому, — невесело хмыкает Уилл. — Помнишь, о чём они говорили? Он слышит, как Майк роняет на пол душевую лейку, матерится, и вода начинает разбрызгиваться по шторке. Уилл улыбается, скрывая смешок, прижав кулак ко рту. — Да, — Майк откашливается. — Они вроде как… Не знаю, поцеловались? Там было много про поцелуи. — Кажется, тот Уилл сказал, чтобы ты его не целовал, — издевается Уилл. — А по мне так они оба друг друга целовали! — возмущается Майк. — Хватит всё валить на меня! Тем более, что это был не я, я бы не- Я бы никогда не поцеловал тебя. Уилл думает, что Майк хотел сказать это, и мысль отзывается тупой болью у него в груди. Вода в душе выключается, и Майк высовывает руку, чтобы нащупать на крючке полотенце. Он вылезает из-за шторки и Уилл не успевает отвезти взгляд, чтобы спрятать свои покрасневшие блестящие глаза. Майк замечает. — Ты бы не… Что? — грубо повторяет его слова Уилл. Майк неожиданно встаёт напротив него, такой же укрытый по самый подбородок. Уиллу на секунду кажется, что им снова по шесть лет, они ходят в детский сад и после плавания в бассейне всегда вот так заматываются в полотенца. — Я бы никогда не пренебрёг твоими чувствами в пользу своих, — говорит Майк, не позволяя ему отвезти взгляд. Он серьёзен и, хоть мочки его ушей и краснеют, не спешит никуда убегать. Просто остаётся. Уилл расслабляет плечи и ему вдруг кажется, что с него сваливается что-то такое тяжелое. И вдруг эти четыре оставшихся скачка не кажутся такой уж трагедией. А тот Майк, которого оттолкнул другой Уилл, всё же остался жив и здоров, раз так быстро сбежал и хлопнул дверью. И вообще плевать, что ребёнок немного вышел из себя — с кем не бывает. Немножко даже стыдно, что Уилл его вот так напугал. — Ладно, — отвечает ему Байерс, нервно облизнув губы. — Мне сейчас очень хочется… — Какао с корицей? — улыбается Майк. — Я знаю, ты всегда пьёшь его, когда мерзнешь. Они выходят из ванной, оставляя там всю мокрую одежду, чтобы однажды её постирать. Пар тянется за ними следом, но растворяется в воздухе. — Я мерзну очень редко, — поправляет его Уилл, садясь на матрас, пока Майк решает самостоятельно достать их одежду из шкафа. Уилл так сильно сбит столку, что не обращает внимание, совсем забывает о том, что вообще лежит в его шкафу: что он там так старательно распихивает между зимними свитерами, а раньше клал в учебники, вместо закладок, втайне надеясь, что однажды его поймают с поличным. — Так я поэтому и запомнил, — говорит Майк, вытаскивая пару других кофт — на них с Уиллом налезает одежда одного размера: на Майке она слегка висит, а вот на друге сидит идеально из-за крепких мышц. Он зависает, когда в руки попадается листок. Обычный бумажный лист, сложенный в несколько раз. Майк в пол уха слушает, как Уилл там на что-то жалуется: вроде что у Майка память работает только на самые ненужные вещи, а вот на действительно важные — она отключается. Он разворачивает его, обещая себе взглянуть только мельком и, если это что-то личное, сразу же убрать обратно. Его пересиливает любопытство. И там оказывается он сам. Портрет, нарисованный карандашом, больше похож на набросок, чем на детальный рисунок — но он всё равно вышел один в один, будто рисовали с натуры. Но как он мог не заметить, чтобы Уилл его рисовал? На изображении его волосы короче, едва касаются плеч, то есть это было ещё раньше… А как давно вообще Уилл его рисует? Майк аккуратно, бесшумно, складывает рисунок и убирает туда, откуда взял. Кидает в друга кофтой, штанами и нижним бельём, а сам отворачивается, чтобы тоже одеться. — Знаешь, я тебе никогда не рассказывал, — начинает он. — У меня в детстве был маленький краш на сына пастора… Забавно, да? Я вёл себя, как придурок, лишь бы привлечь его внимание. Так он однажды отвёл меня в сторонку и сказал, что чувствует бесов. Во мне, типа. Жесть, да? Уилл ныряет в воротник кофты и трясёт головой, чтобы побыстрее высохли волосы. Когда он это слышит, то в голове появляется странный пищащий звук — возможно, это он внутренне визжит. Потому что этот день и поведение Майка становятся всё страннее и страннее. — Это ты мне вообще к чему говоришь? — не понимает Байерс. — Ну, ты же назвал меня гомофобом как-то, — Майк аккуратно оборачивается, сначала проверив, что Уилл надел штаны. — А вот тебе сюрприз! Другая моя версия уж точно проблем с этим не имеет… Ты не удивлен? Если бы Уилл и догадывался о том, что Майка могут привлекать парни, то уж точно в последнюю очередь он бы подумал, что друга может привлекать он сам. Как парень. В романтическом плане. Потому что это максимально нелепо и неправдоподобно, оттого ему и кажется, что они с Уиллом из второй временной линии — два разных человека. Тот как-то смог завладеть вниманием своего Майка. А этот Уилл привык довольствоваться малым, тихо вздыхать, сидя в сторонке. — Когда я в первый раз увидел Эдди, мне показалось, что у тебя краш на него, — Уилл улыбается, таща друга за собой наверх, из подвала прямиком в сторону кухни. — Потому что ты буквально пытался стать его копией… До сих пор волосы отращиваешь! — Я? Да мне просто идёт такая длина, не понимаю о чём ты, — смеётся Майк. — Ревнуешь, что ли? Нет, с ним точно что-то не так. Уилл решает проигнорировать этот вопрос, чтобы защитить свою хрупкую психику. Они ставят чайник, насыпают в кружки по паре ложек горького какао — вот его никто не торопился покупать на случай Апокалипсиса: люди больше нуждаются в кофе. Майк трясёт перед ним полиэтиленовым пакетиком с молотой корицей — там осталось немного, хотя они как-то хотели целый мешок стащить со склада, но взрослые им запретили. Уилл проверяет, чем занимаются ребята в гостиной — Джейн и Дастин смотрят Шестнадцать свечей, неизвестно в который раз, пока Макс просто слушает, но она этот фильм успела посмотреть, когда он только вышел. — Нам нужно придумать новый план, — говорит Уилл. — Либо он должен быть гениальным настолько, что мы справимся за один скачок, либо такой, чтобы мы разделили его на этапы, но уложились в оставшиеся четыре. Есть идеи? — Ну, воздействовать мы можем только на самих себя из прошлого, — Майк загибает пальцы, пока Уилл размешивает какао, заливая в кружки кипяток. — Твоя версия из восемьдесят пятого с нами разговаривать точно теперь не будет — а значит, откажется идти на контакт и в последующий год. Совсем детей я бы трогать не стал — им рано знать о всякой херне, типа того, что Векна выламывает своим жертвам конечности. — Тогда почему нам просто не переместиться в восемьдесят пятый, но за месяц до Старкорта? — задумывается Уилл. Они садятся за кухонную стойку, ещё раз обернувшись, чтобы удостовериться, что их никто не подслушивает. Оба делают по первому глотку из своих кружек и переглядываются, улыбаясь. Это настоящее блаженство — пить горячий какао с корицей после того, как ты замёрз под проливным дождём. Хотя, Уилл думает, что если бы он так сильно не бесился, то не отказался бы провести ещё немного времени в таких погодных условиях. Просто вспомнить какого это, когда с неба падает что-то, кроме пепла. — Слушай, не подумай, что я как-то настроен против всех твоих идей, — начинает Майк, понимая, что именно так оно и звучит. — Но тот пацан был пиздец как напуган, когда тебя увидел… Может, он всё-таки запомнил тебя в день похищения? — Но я же не помню, кто меня затащил в Изнанку! — возражает Уилл. — Мне кажется, дело в кофте… Майк серьёзно смотрит на него, приподняв брови, как всегда делает Стив, когда хочет отругать их одним своим выражением лица. — Ты что, похищал ребёнка в моей толстовке? — спрашивает он. — Когда? Как? Уилл заминается, потому что ему всё ещё тяжело об этом вспоминать. Но ему и поделиться-то больше не с кем, а если бы и было с кем — первым всегда всё узнавал Майк. — Через недели две после твоей смерти, — он прикрывает глаза, настраивая себя воспринимать эту историю, как что-то, что случилось не с ним вовсе. — Я иногда спал в твоей кофте… И вот в тот день, когда Генри залез ко мне в голову и предложил сделку, я был в ней же. Он сразу закинул меня в шестое ноября, стоило дать своё согласие. Когда он снова открывает глаза, то понимает, что его руке так тепло не от кружки с горячим какао, а от того, что её держит Майк. Он поглаживает его ладонь большим пальцем, а во взгляде столько сочувствия, что Уилл удивляется — он так привык думать о Майке, как о язве и выскочке, что порой забывает каким он бывает хорошим. Конечно, бесит он тоже, и очень часто. — Думаю, он тебя запомнил, — Майк пожимает плечами. — Дело ли в кофте, или же в каком-то шестом чувстве… Как знаешь, бывает наше тело посылает сигналы об опасности? Типа бабочек в животе. — Или ощущение, что тебя разрывает на две части, — Уилл кивает. Он именно так он и чувствовал себя, когда влюбился в первый раз. Но для него это ощущение переросло в нечто хорошее и крепкое, где нет места опасности. Только порой отголоски прошлого прорываются и ударяют его, словно током. Но он справляется. Всё дело в равновесии — он отлично балансирует с этими чувствами. — Да, — Майк снова не отводит взгляд, даже не старается, продолжая держать его за руку. — Так оно и ощущается… Стив входит на кухню, сонный, растрепанный, он почесывает живот под футболкой, задирая её и являя миру все свои шрамы. Парни тут же отскакивают друг о друга на безопасное расстояние. Момент теряется среди бытовой повседневности. Харрингтон первым делом открывает холодильник и достаёт молоко, чтобы сделать себе кофе без кофеина — от другого у него начинаются проблемы с давлением. — Ты разве не должен был поехать с Эдди и Нэнси сегодня? — немного резко спрашивает Майк. — А который час вообще? — не понимает Стив и трёт глаза одной рукой, пока второй насыпает себе кофе, а потом его взгляд цепляется за настенные часы. — Вот, чёрт! Как это вообще… Он подходит обратно к холодильнику, где они все обычно пишут друг для друга записки: особенно их любят Стив и Эдди, потому что так они могут в очередной раз напомнить всем, кто вдруг забыл, что они в отношениях. Уилл часто сталкивает со стикерами в форме сердечек и всякими «Принцесса, я поехал мыть машину» или «Заправь кровать, растяпа. Люблю тебя!». Он привык просто не обращать на них внимания. Майк — вот наоборот любитель прокомментировать вслух всё, что прочитает. — Что там? — спрашивает Уилл, смотря, как Стив приторно улыбается, читая свою записку. — Они уехали без меня, потому что не хотели будить, — вздыхает Харрингтон. — И там милое прозвище, но я вам не скажу! Мне не нужны вздохи недовольства от пубертатного Уилера. — Мне шестнадцать! — возмущается Майк. — Самый расцвет гормонов, — дразнит его Стив. — Держи себя в штанах, салага. Он уходит со своим кофе в гостиную, и они слышат полный радости крик «Шестнадцать свечей? Обожаю его!». Стив смотрел его, наверное, раз пятнадцать. Десять из них он заставлял смотреть других с ним за компанию. Но против особо никто не был. К тому моменту, когда Майк и Уилл успевают и перекусить, и помыть посуду за собой, да даже проверить парники с растениями в ванной на первом этаже, попутно обсуждая варианты своего нового плана, но так ни к чему и не придя — домой возвращаются Нэнси и Эдди. На Нэнси совсем нет лица, она выглядит не просто вымотанной, а расстроенной, хотя именно от неё этого ожидаешь меньше всего: девушка привыкла проявлять стойкость характера и не показывать, что ей трудно. Уилл в этом хотел быть на неё похожим. Они с Майком идут вместе в гостиную, чтобы узнать, всё ли в порядке. Вот как раз по Эдди не скажешь, что что-то плохое произошло: он весело со всеми болтает, дразнит Стива, что тот проспал. — Ты в последние дни очень много спишь, — говорит Эдди. — Организм наконец-то начал восполнять месяцы твоей бессонницы? — Скажи мне, когда он начнет восполнять мои потерянные нервные клетки, — фыркает Стив. — Они же не восстанавливаются. — Это, кстати, миф, — говорит Джейн, получая от Дастина активные кивки, потому что он тоже изучал вопрос. — Другие клетки с легкостью делятся и заменяют нервные, вставая на их место. Так что всё с твоей головой будет в порядке. — У вас, ребята, всё нормально? — спрашивает Уилл, обращаясь к Эдди. — Нэнси выглядит немного… Потрепанной. Майк идёт на кухню, чтобы проверить свою сестру, потому что видел, как она туда зашла. — Мы столкнулись с кое-чем, — говорит Эдди, перегнувшись через спинку дивана, чтобы обнять Стива за шею. — Но пока не уверены, что оно толком из себя представляет. Поэтому не хотим никого пугать… — Ну, раз уж начал, то рассказывай, — просит Макс. Нэнси заходит в гостиную и усаживается в кресло, которое когда-то давно принадлежало Тэду Уилеру и было его личным местом для просмотра спортивных каналов по вечерам с бутылкой пива или для субботней утренней рутины со свежей газетой в руках. Нэнси в нём утопает и кажется совсем маленькой, особенно когда переодевается из своего боевого костюма в домашнюю одежду. Уилл уже и забыл, когда в последний раз задумывался о старшей сестре Майка, как о хрупкой девушке. Он в ней, в первую очередь, видит их негласного лидера. Эдди как-то сказал, что вот пока весь Хоукинс держится на плечах Нэнси Уилер, ему не страшны никакие изнаночные твари. И был абсолютно прав. Майк вручил ей кружку с чем-то горячим. Уилл хотел было подумать, что он действительно начинает меняться на глазах и расти... Но друг отобрал её тапочки и надел сам, огрызаясь, что вообще-то они его. Нэнси даже глаза закатывать не стала, просто тихо пила из чашки, расслабляясь. — Простите, что проспал, — говорит Стив слегка виновато. — В следующий раз будите меня с бубном… Не хочу пускать вас одних. — С нами бы ничего не случилось, — успокаивает его Нэнси. — Это была обычная поездка с гуманитаркой… Эдди вам не рассказал? Ребята наперебой начали повторять «Нет» и «Да он выпендривается!», а ещё «Расскажи-расскажи-расскажи». Как маленькие. Эдди состроил оскорбленное выражение лица и осел на пол перед диваном, роняя голову на колени Стива, чтобы тот его погладил и переплел растрепанную косу. Опыт у него имеется — иногда приходится заплетать и Эрику. — Пока паниковать не стоит, но у пары человек нашли странные симптомы, похожие на лучевую болезнь, — говорит девушка. Уилл переглядывается с Майком, они оба в который раз убеждаются, что медлить с решением проблемы нельзя. Макс тяжело вздыхает, но Джейн и Дастин приобнимают её с обеих сторон, не давая раскиснуть. — Но ведь эта радиация совсем не такая, как обычно, да? — спрашивает Стив. — Мы же уже это выяснили… — Это не значит, что она безвредна, — пожимает плечами Нэнси, постукивая короткими ногтями по чашке. — У миссис Марш всё началось с того, что она стала терять координацию — так и не скажешь, что заболела. А потом оказалось, что это связано напрямую с тахикардией. Потом появились странные высыпания на коже… Ещё кое-какие неприятные подробности: диарея и кровотечения из разных мест. Так что будьте на чеку, если чуть станет плохо — сразу говорите, ясно? Все дети поморщились при словах о неприятных подробностях, но покивали и пообещали слушаться. — Мисс Марш — это же наша учительница из Средней, — грустно вспоминает Уилл. — Рыжая такая, ещё с психологом встречалась. — Точно, — говорит Дастин. — Она мне даже нравилась! Никогда ни на кого не кричала… — Не говори так, будто она уже умерла, — Макс пихает его локтем в бок. — От этого же можно вылечиться? — Всё что угодно можно вылечить, если не запускать, — говорит ей Стив. — Миссис Марш, попрошу заметить — уже не мисс, тоже работает с гуманитаркой, значит доступ к лекарствам есть, да, Нэнс? — С этим порядок, — ухмыляется девушка. — Главное, чтобы ей помогло. Уилл с Майком уже рвутся, чтобы убежать обратно в подвал и обсудить всё, как их останавливает Дастин. — Так, вы двое! — кричит он им в спины, заставляя обернуться. — Мы с Эдди работаем понемногу над кампанией. Она будет маленькая, но участвует все без исключений! Если есть желание, приходите ко мне в кабинет — мы там будем новые фигурки делать, после полуночи. — Клуб Адского Пламени снова в сборе, — улыбается Мансон: Стив не может оторвать от него взгляд, когда он такой счастливый. — Как в старые добрые. — Мы с вами, — воодушевленно отвечает Майк. — Уилл? — Да, конечно, — он вспоминает самую первую кампанию, которую ему довелось сыграть с Эдди: она была не так уж давно, когда всё более ли менее устаканилось и они выкроили время. Он был в восторге. — Хотя бы ради того, чтобы посмотреть, как Эрика надирает задницу Дастину… С удовольствием. Майк смеется и отбивает ему пять. Вообще-то Уилл сказал это только ради него, так-то он редко подшучивает над Дастином. — Я тебе это припомню, — весело говорит Хендерсон. В гостиной продолжаются бурные обсуждения, но парни уже сбегают по лестнице вниз. Майк достаёт тот самый новенький блокнот, и они с нуля перебирают все возможные варианты для плана. Но каждый раз всё упирается в случайность — там может произойти одно, там уже другое и всё коту под хвост. Время — такая непредсказуемая вещь. Если бы только можно было получить ещё хоть одну подсказку… — Нам нужно связаться с Арахной снова, — говорит Уилл, когда они, уставшие, валятся на матрас, включив проектор. — Может, поехать в Церковь? — Это же не какой-то её алтарь, — Майк вздыхает, прижимаясь к нему плечом, звёзды его сегодня не особо радуют, но хотя бы служат напоминанием о том, что в этом мире ещё есть постоянные и стабильные вещи. — Что дамочка там будет делать, ждать нас? Да и книги у тебя теперь нет, считай — только часы. Он берёт Уилла за запястье, подносит к своим губам и бормочет что-то глупое, вроде «О, всевышняя! Взываю к тебе и прошу твоей помощи…». Уилл смеётся и шлепает его по животу, называя придурком. — Надо как-то привлечь её внимание, — говорит он. — Потри там свою татуировку… Может, сработает. — Она же не Джин из лампы, — смеется Майк. — Может, нужна ритуальная музыка? Звуки пауков? — Они не издают звуки, — задумывается Уилл, не уверенный до конца в своём ответе. — А вот просто музыку я бы послушал… Мне, кстати, понравилась та песня с твоей кассеты. Немного иронично. — Эй, я никогда не верил в бога, — уверяет его Майк. — Но могу включить ещё раз. Поспим чуть-чуть и поищем у Дастина книжки про пауков? — Ничего нам больше и не остаётся, — сдаётся Уилл. Майк достаёт магнитофон Лукаса и ставит минимальную громкость, всовывает кассету внутрь и включает песню, с которой и начинается альбом. Уилл прикрывает глаза и вслепую нащупывает руку парня. Они не переплетают пальцы, но Майк теперь поглаживает его ладонь. Это что-то новое. And if you're up there you'd perceive That my heart's here upon my sleeve

If there's one thing, I don't believe in

It's you

Dear God

Уилл бежит по мокрой траве и грязи, хлюпающей под подошвами его кроссовок. Дождь не собирается прекращаться, но он ощущается не как очищение, а как ведро воды, которое кто-то решил вылить ему на голову с неба. Наверное, чтобы наказать. Он не разбирает дороги, но его тело хорошо знает, как добраться до дома даже через этот проклятый лес — от Замка Байерса не так уж и далеко. Но каким бы коротким не был путь, ему темно и страшно. От самого себя. В голове без конца щелкает, с тех пор, как он сделал нечто ужасное. А ведь день начинался так хорошо: они с Майком проводили время наедине, занимаясь всякой ерундой вроде видеоигр и вредной еды, а на завтра у них были планы с остальными ребятами — пойти в Старкорт и терроризировать кафе-мороженное. Уилл был так счастлив, потому что Майк был рядом с ним: они смеялись, играли, держались за руки… А потом один потянулся поцеловать другого, он сейчас и не вспомнит, кто был первым. Но это всё разрушило. На Майка что-то находит каждый раз, когда они целуются, будто он сражается с самим собой. Уилл не может объяснить, но он в итоге устал терпеть, парень постоянно делает ему больно. Он буквально видел, как маска на лице Майка треснуло: беззаботное счастье и полное умиротворение сменил страх, испуг. Майк просто боялся признаться себе, что они с Уиллом давно не друзья, там же ничего дружеского не осталось! Их обоих тянет, ну как он не понимает… Иногда Уилл ловит себя на мысли, что он убеждает в этом не только себя, но и Майка. В том, что между ними что-то большее. Потому что в своей любви Уилл чувствует себя совершенно одиноким, даже когда Майк его целует — кажется, будто он целуется с призраком. С какой-то другой частью Майка, которую он сам себе выдумал. А настоящий Майк его ни капельки не любит. И это так ужасно ранит. Он сделал Майку больно, потому что боялся услышать правду. О его чувствах. А потом появились эти странные люди и начали нести бред про врата и Истязателя, но Уилл даже не запомнил половины слов. Он посчитал всё это бредом, вызванным кучей эмоций — ну не мог же там быть взрослый Майк? Мыслями он всё ещё был на крыльце дома Уилеров, где швырнул тело самого дорого человека о чертову колонну, будто он — какая-то бездушная игрушка. Он ненавидел себя, и Майка тоже ненавидел сейчас. Эти странные силы, которые он не мог контролировать… Они точно были не как у Джейн. Что, если всё-таки это дело рук Истязателя? Он снова вселился в его тело и делает все эти ужасные вещи. Да, это было бы отличным оправданием всему. Но Уилл знает, что это не так. Он здесь главный злодей. Гребаный монстр. И никакое он не чудо и не радость больше… Если бы мама узнала, она бы его, наверное, в этот раз защищать не стала. Он кричит в никуда, стараясь быть громче, чем дождь. Крик вырывается из него нескончаемым звуком, будто он выпускает всю эту злость наружу. Но вдруг падает, увязнув ногой в яме грязи. И плачет ещё сильнее, утирая глаза такими же грязными руками. И застывает. Потому что на землю рядом с ним приземляются яркие листья: желтые, красные, коричневые… В начале июля. Летом. Уилл поднимает голову и встаёт на ноги, не может в это поверить. Деревья меняют свой цвет, как минимум те, рядом с которыми он стоит. Листья опадают с них, оставляя только голые ветки, а грязь под ногами застилает разноцветный ковёр. Его это пугает, но даёт какую-то силу, чтобы бежать дальше — домой, где будет безопасно. Уилл правда не хочет больше думать о плохом, но как только он слышит раскат грома, тяжелый и оглушительный, то вздрагивает, успевая отскочить. Он останавливается у самого выхода из леса, где по тропинке можно легко добраться до дома. Прямо на эту тропинку и падает дерево. Мертвое и сухое, теряющее жизнь прямо у него на глазах. Он собирает все силы в кулак, позволяет себе на минутку задержаться, чтобы отдышаться. И идёт дальше, просто перешагивая это дерево. Потому что он хочет быть сильнее обстоятельств вокруг. Даже, если ему больно и плохо. Оставляя лес позади, Уилл бежит к дому, распахивает незапертую дверь, скидывает обувь и встречается взглядом с Джонатаном, который кормит их пса. Большого и пушистого, белого, как первый снег. Честер уже такой старый, Уилл смотрит на него и боится прикоснуться, чтобы по привычке погладить. Вдруг с ним случится то же, что и с деревьями. Или с Майком. Джонатан подходит к Уиллу, бегает по нему взволнованным взглядом и ждёт, когда брат хоть что-нибудь скажет. Но мальчишка только вжимается спиной в дверь и надеется, что никому больше не сделает больно. — Хэй, — мягко зовёт его Джонатан. — Приятель, ты чего? Кто же в такой дождь ходит пешком? Он смотрит на испачканные коленки Уилла, шорты в грязи, а футболка насквозь мокрая, не говоря уже о том, что с его волос капает на пол в целую лужу. Подойдя ближе и игнорируя отпихивающие его руки Уилла, Джонатан обнимает младшего брата, прижимая к себе покрепче. Уилл весь трясется, не может никак успокоиться. — Давай-ка в ванную и переоденься в сухое, хорошо? — он не спрашивает, а даёт инструкцию, подталкивает. На выходе Уилла, после теплого душа, уже в домашней одежде, Джонатан разворачивает обратно. Его, как маленького, усаживают на стул и помогают высушить волосы феном. Уилл прикрывает глаза и расслабляется от теплого воздуха, от родных рук старшего брата, когда он тянется проверить, что у него нет температуры. Джонатан отводит Уилла в гостиную, накрывает одеялом, включает для него телевизор и уходит на кухню. А возвращается с дымящейся кружкой. Уилл сразу по запаху различает что это: корица ужасно пряная, потому что мама никогда не покупает молотую, а только в палочках. — Вот теперь можем поговорить, да? — парень садится рядом с ним, укладывая ноги Уилла на свои колени, поправляя на нём одеяло. — Я не против и просто помолчать. Как тебе самому хочется? Уиллу кажется, что он может снова расплакаться, но уже не от того, что ему плохо — наоборот, потому что его жалеют и хотят выслушать. Что важнее всего. Он так много держит в себе, как самый настоящий дурак. Из-за своей зацикленности на Майке, Уилл забывает о том, что другие его друзья не такие, что они могут правда его услышать. Что у него есть старший брат, который всегда рядом, что есть мама, которая на самом деле не будет его ненавидеть — что бы он не сделал, даже если Уилла вдруг объявят врагом народа номер один. — Мы с Майком поссорились, — хрипло говорит он: крики и переохлаждение ни к чему хорошему не приводят, и делает большой глоток из кружки. — Ну, конечно, — Джонатан вздыхает. — Майк Уилер. Что в этот раз? Они с Майком очень редко ссорятся, предпочитая свои проблемы друг с другом замалчивать, пока не накипит наконец — вот тогда эта бомба замедленного действия взрывается. И происходит то же, что произошло сегодня. — Если я скажу тебе кое-что, — Уилл заползает пониже под одеяло, натягивает его на нос, чтобы скрыть своё смущение, а чашку прижимает к груди: она приятно греет. — Пообещай, что отнесёшься нормально. Что мы… Что всё будет, как прежде. — Уилл, — Джонатан улыбается ему, щекоча пятки, одетые в теплые носки, как всегда делал в детстве. — Нет такой вещи, которая бы изменила моё отношение к тебе. И он знает, что это правда. Джонатан никогда бы не стал его осуждать, потому что его самого всю жизнь осуждали люди. Без всякой на то причины. Просто потому что он тоже отличался, как и Уилл. Но немного по-другому. — Мне нравится Майк, — выпаливает Уилл и зажмуривается, потому что всё-таки немножко страшно говорить это вслух кому-то из взрослых. Пока это было только между ним и Майком, всё казалось нереальным. Личным. Секретом между двумя мальчишками. Уилл даже Джейн об этом не рассказывал, а они уже почти стали лучшими друзьями. — Ты обидишься, если я скажу, что и так это знал? — спрашивает Джонатан. Уилл открывает глаза, проверяет, что его не обманывают — брат вроде спокойный, улыбается. Можно выдохнуть и расслабиться. — И что ты об этом думаешь? — Уилл нервно покусывает губы. — Что вкус у тебя так себе, — отшучивается брат. — Но раз уж так звёзды сложились… Ничего. Жить можно. А почему вы поссорились? Грохот от удара, раскат грома, шлепки о лужу грязи — вот что он слышит в своей голове, когда думает о ссоре с Майком. — Потому что он сказал кое-что, — Уилл хмыкает, но веселья не чувствует. — А потом я сделал ему больно… Типа, очень больно. И самое страшное, что, кажется, я этого хотел. Это ужасно, да? Потому что так нельзя… По телевизору шумит повтор какого-то сериала, пёс ложится на свой огромный лежак, а по окну стучат дождевые капли. Уилл замечает свой звёздный проектор, который он оставил на столике прошлой ночью. — Почему нельзя? — спрашивает Джонатан, нахмурившись. — Потому что любовь — это когда вы стараетесь друг другу больно не делать, — чётко и убежденно отвечает Уилл, не понимая смысла вопроса. — Иначе это уже не любовь. — Хорошо, что ты так думаешь, — Джонатан улыбается и отводит взгляд, будто вспоминает что-то. — Только знаешь, с самыми дорогими людьми всегда выходит наоборот. Это такой парадокс. Чем больше ты кого-то стараешься уберечь, тем выше вероятность, что ты сделаешь ему больно. Так больно, как никто другой не сможет. Для Уилла, в его четырнадцать лет, любовь — это самое светлое чувство. Так его любит мама, брат. Так любят герои в романтических фильмах. И так он хочет любить Майка — без ссор, а чтобы только бабочки в животе. — Но я не хочу делать ему больно, — говорит Уилл. — Не хочу… И не хотел, но в итоге сделал. Я чувствую себя последним засранцем на планете. — Близкие делают друг другу больно не потому что хотят этого, — объясняет брат. — Нет, иногда, конечно, хотят… Но сама цель не в этом. Мы раним друг друга, потому что ужасно боимся потерять. Понимаешь? Это даже нельзя назвать нападением, скорее — защита. Иногда другого выхода просто не остаётся — никто не хочет в конечном итоге быть тем, кому боль причинили. — Это вы с Нэнси так делаете? — ехидно подмечает Уилл. — Мы с Нэнси… — Джонатан не может сопротивляться улыбке на своём лице и тянется рукой, чтобы неловко поправить волосы. — Ну, да. Мы тоже. Иногда бывает совсем неприятно… Но опять же, не потому что кто-то из нас хочет заставить другого чувствовать себя плохо. Люди так проверяют свои чувства… Чтобы убедиться, что всё взаимно. Никто не рвётся обсуждать свои проблемы поначалу — до этого нужно дорасти. Пока ты не уверен, что тебя любят также сильно, как ты сам — ты будешь танцевать на краю пропасти, стараясь держать равновесие. Один неверный шаг и… Бац! Ты свалился в ненависть и обиду: в яму из сомнений. — Я сомневаюсь, что у нас с Майком взаимно, — кивает на его слова Уилл. — Порой мне кажется, что он вообще меня слушать не хочет. Как будто мы с ним разговариваем на разных языках. — Так тоже бывает, — знающе усмехается брат. — Мне кажется, вам нужно время, чтобы всё обдумать. Не спеши вешаться ему на шею или прощать вот так сразу… И сам тоже подумай над своим поступком. Взгляни под другим углом, может ты упускаешь что-то важное. Уилл давно вот так не разговаривал с ним, кажется, что чем старше они становятся, тем сильнее отдаляются. А ведь Джонатан говорит ему такие вещи, от которых сразу всё кажется ясным и понятным — будто тучки наконец рассеиваются над его головой. И сразу хочется чем-то себя занять… Пока он будет ждать, что Майк придёт извиняться первым. Он ставит кружку на стол и вместо неё берёт в руки проектор. На улице уже потемнело и его можно включить, но Уилл не хочет уходить к себе в комнату — ему здесь тепло и хорошо. — Кстати, — Джонатан замечает его игрушку. — Я тут подумал… Знаешь, какое лекарство для разбитого сердца самое лучшее? — Какое же? — тихо смеется Уилл, радостный, что наконец освободился от груза вины, хотя бы немного. — Музыка, приятель, — парень встаёт, чтобы исчезнуть в своей комнате и вернутся через пару минут, а потом вручает Уиллу кассету. — Эту я купил недавно, потому что наткнулся на имя Роберта, и оно мне напомнило про твоего тайного отправителя. Уилл ещё никогда не видел такой странной обложки для альбома — фотография холодильника напротив ярко-малиновых обоев. Кажется, там ещё и пылесос, и напольная лампа. — Это не американская версия альбома, а британская — песен чуть больше и название другое, но я точно знаю какой трек понравится тебе больше других, — говорит Джонатан. Кассету Уилл слушает уже перед сном, когда мама возвращается с работы и целует его на ночь, переживая, что он вдруг заболеет, когда выслушивает историю про прогулку под дождём через лес. Потому что Уилл очень плохо врёт, когда дело касается мамы. Он пока таким талантом не обладает. Включив звёздный проектор, он вдруг чувствует себя таким одиноким, потому что карта на потолке напоминает ему о Майке. Но не о плохом Майке, который его отталкивает. А о том, который был раньше — с которым они вместе, в тайне ото всех, ускользали во время ночевок из комнаты и прятались под кухонным столом, включив фонарики. Просто ради самого факта, что они ото всех убежали и их никто не поймал. Сидели там и глупо хихикали. Да даже став старше они находили чем заняться — сбегали с уроков и тоже где-то прятались… Уилл думает, что всё-таки у них есть какая-то нездоровая привычка на двоих. Он вставляет кассету в плеер Джонатана, который мама подарила ему на Рождество, надевает огромные неудобные наушники на голову, и включает первый трек со стороны А. Эту песню Уилл слышит впервые, но его губы начинают двигаться синхронно вслед за текстом, будто он знает его наизусть. Pushed you too far, Took you for granted, I thought that you needed me more Удивительно, но ему нравится так сильно, что эта песня может стать его любимой и переплюнуть даже Клэш, с которыми его тоже познакомил Джонатан. Впадая в полудрему, закрывая глаза, Уилл вздрагивает, услышав щелчок в голове снова. Он боится, что опять произойдёт что-то страшное. Что он не сможет контролировать. Крошка паучок… И это точно не голос Роберта Смита. Готов повернуть колесо? Глаза застилает ярко-красная пелена...