Паутина

Listen to the words that you say,

It’s getting harder to stay,

When I see you.

Мотор Кадиллака ревёт, Майк жмёт на педаль газа и пытается держать руль прямо, но они виляют из стороны в сторону, едва не съезжая на обочину в который раз. Джейн на пассажирском держится обеими руками за своё сиденье, она наверняка жалеет, что согласилась поехать вместе, но всё не так уж и плохо: ей разрешили поставить свою музыку. Да и Майк имел огромный потенциал умереть на дороге, если бы поехал один. Водитель из него так себе. — Его сожрали, — говорит Майк, нервно усмехаясь и без конца дергая шапку на своей голове. — Или он провалился в Изнанку, потому что… Мы уже два часа мотаем круги по району! И его нигде нет, Джейн! — Его не сожрали, — она закатывает глаза и успокаивает в первую очередь себя, дотрагиваясь до множества разноцветных резинок в волосах. — Ты просто паникуешь. Я уверена, что с Уиллом всё в порядке. Джонатан сообщит нам, как только проверит. Джонатан вместе с Нэнси и Робин собрались перелезть через портал в трейлере Эдди, один из немногих, которые остаются открытыми постоянно. До них тяжело добраться, потому что ребята приложили немало усилий, чтобы забаррикадировать проходы на Ту Сторону — тот же трейлер изолирован прибитыми досками и металлическими листами, которые теперь придётся отдирать. Вариант с озером никому не понравился, а портал в доме Крилов заживал: там остались одни развалины, никаких тебе лестниц, никакой тебе сказки и двери с витражным стеклом. Уилл пропал всего пару часов назад, Майк выскочил из дома прямо за ним, но, оглядев двор, никого не увидел. Он просто исчез. Они сразу же бросились его искать, потому что, каким бы психам и истерикам люди не поддавались, желая побыть в одиночестве и успокоиться — уходить из дома, когда по улицам бродят кровожадные монстры, а земля раскалывается под ногами, совсем глупо. Майк боится и переживает, потому что он догадывается, куда мог пропасть Уилл. Но он не может никому рассказать, он и так чувствует, что облажался, когда кинулся на друга с обвинениями, но у него были на то причины и он до сих считает произошедшее ужасным, а поступок Уилла идиотским. Потому что он, не осознавая того до конца, спас жизнь Майка, пожертвовав всем — своей психикой, спокойной и счастливой жизнью, где нет никаких монстров, порталов, а они проживают своё детство, играя в подвале в Подземелья, взрослеют и выпускаются из школы. Где в восемьдесят седьмом ему не приходится сидеть за рулем Кадиллака, пока над головой вместо неба грозовое облако, с которого сыплются радиоактивные споры: потому что, если бы всё пошло иначе, Майк бы сейчас был тупым шестнадцатилетним подростком, который не может разобраться в себе и заваливает тесты по химии — и это была бы самая большая его проблема. Но он также смотрит на Джейн, которая раздражает его своим внешним спокойствием и уверенностью, и думает о том, что никогда бы её не встретил. И ещё о множестве вещей, с которыми бы он не столкнулся, сделавшими его тем, кто он есть сейчас. — Ты попробуешь ещё раз? — Майк спрашивает, неловко откашливаясь, чтобы скрыть своё нетерпение. — Разумеется. Она надевает наушники с включенной в плеере записью шумовых помех, чтобы снова попробовать отыскать сознание Уилла. В первый раз у неё это не получилось, но они списали всё на истощение, потому что Джейн и Макс перед этим использовали силы в своих целях, для которых требовалось глубокое и тяжелое погружение. Джейн вытаскивает из кармана куртки одну из бандан, которых Эдди наворовал в магазине ещё на самых первых вылазках, когда они жили на другой Базе. Она завязывает себе глаза и погружается снова. Из-за движения машины ей приходится сосредоточиться получше, но она не может попросить Майка остановиться, потому что это бессмысленно, когда дело касается Уилла. Так что она быстро перемещается по абсолютно черному пространству, ступая ногами в тяжелых ботинках по воде, которая даже не мокрая, если коснуться её рукой. Она представляет Уилла в своём сознании до мельчайших подробностей: от цвета его глаз до родинок, которые она хорошо знает, а также вспоминает, как звучит его голос, и как он ходит, какими ощущаются его шаги. Она не видит Уилла, будто его нет вовсе. Как она не могла увидеть Макс в первые дни, когда девушка попала в больницу. Но сейчас Джейн знает обходные пути, поэтому она делает по-другому: представляет себе Уилла чуть помладше, лишь его образ, потому что проникнуть в детское сознание намного легче — оно идеально чистое, без каких-либо блоков. Она видит маленького Уилла, внезапно, но таким, каким она увидела его в их первую встречу, пытаясь отыскать Байерса в Изнанке. Он сидит в своём замке, вокруг него темно и холодно, мальчик напуган и прижимает к себе коленки, уткнувшись в них лицом, он тихо напевает песню. Джейн ощущает, как с её носа стекает кровь, а чужая рука утирает её мягко и аккуратно. Она лишь надеется, что это правда сознание Уилла, а не её собственное воспоминания, потому что перепутать очень легко. Сделав шаг внутрь замка, Джейн садится напротив мальчика, вторгаясь в его голову лёгким и нежным движением — он даже не почувствует этого в тот момент, она воздействует на сознание в целом, потому что оно, как неразрывная сеть, существует единовременно. Внутри головы Уилла она пытается отыскать его взрослого, насколько ей позволяют способности. Но его просто нет. Она чувствует отголоски его воспоминаний за прошедшие пару дней — внезапно: животный страх, скорбь, горе… Она видит его спину, одетую в зеленую кофту Майка, тянет к ней руку, Уилл оборачивается. Джейн чувствует его растерянность. And all I ever knew — Only you. Она слышит строчки из песни, играющей в машине и хмурится, потому что это маловероятно — на ней всё ещё надеты наушники. Уилл растворяется, превращаясь в дым. Джейн снимает повязку и снова шмыгает носом, отталкивая руку Майка, которой он опять тянется стереть её кровь. Она стягивает наушники, оставляя их на шее. — Его нет, — говорит она, но сама не понимает до конца, что имеет в виду, — Как будто… Я не знаю даже. — Как будто он умер? — Майк сглатывает ком в горле, держа руль ещё крепче, двумя руками. — Нет, — Джейн уверена, — Если бы он умер, я бы вообще не смогла увидеть его… Потому что я не могу увидеть Папу. Но Уилл будто… Недоступен. Я не могу объяснить этого. Он здесь, но одновременно и не здесь. У неё не получается. Они делают ещё круг по району, а потом обходят местность пешком, вооружившись. Заглядывают в соседские дома через окна или двери, если кто-то оставил их открытыми, когда покидал город. Уилла нигде нет. Джейн и Майк возвращаются на Базу поздно, за это время они уже узнали при помощи рации от других, что их поиски прошли также безрезультатно. Кто-то уже вернулся, чуть раньше, кто-то только подтягивается. Майк не находит себе места и садится на диване в гостиной с Макс, подруга держит его за руку, крепко, у них на фоне включен телевизор: какой-то случайный сериал на кассете, просто чтобы не слушать тишину, в которой каждый думает очень громко. — Мы найдём его, — говорит Макс. — Конечно, — Майк не верит ей, но ложится подруге на колени головой, чтобы она погладила его по волосам. Уилла нет уже шесть часов. За окном не становится светло или темно, всегда одинаково серо с налетами красного, приправленного белым пеплом. Майка скоро стошнит от этой картины, есть очень мало вещей, с помощью которых он выносит эту жизнь с тех пор, как всё развалилось. В буквальном смысле. Он сверяется со своими розовыми часами каждые десять минут, ждёт с замиранием сердца, что дверь откроется и через неё Уилл вернётся домой. Майк собирается снова на него наорать, он всё ещё ненавидит мысль о том, как всё сложилось и почему. Как они оказались в этой точке. Но когда слышится звонок, и кто-то идёт открывать калитку, в дом заходит Джонатан. Майк приподнимается, чтобы проверить старшего, потому что он всё ещё помнит, каким Байерс был, когда Уилл пропал в первый раз, в двенадцать лет. Джонатана все считали тогда фриком, не таким, как Эдди из-за его эксцентричности: Майк всегда восхищался, но никогда не имел достаточно смелости, чтобы подражать. Джонатана считали странным в плохом смысле, он выглядел как психопат, вечно нервный, дерганый, запуганный, ходил со своей камерой, как сталкер. Майк его никогда не боялся, он знает, что люди любят издеваться над теми, кто слабее — над кем могут. Сейчас Джонатан снова выглядит таким же потерянным и напуганным, как в восемьдесят третьем. Его взгляд мечется, плечи опущены, он все эти шесть часов занимался поисками и зашёл сейчас только, чтобы проверить — вдруг Уилл вернулся. Майк отрывается от Макс, чтобы дать Лукасу тоже сесть на диван — друг обнимает свою девушку сразу же. Нэнси заходит следом за Джонатаном и силой тянет его за руку на кухню, не прекращая говорить, что: «Всё будет хорошо» и «Это же Уилл, он — сильный, он со всем справится». Он вдруг ощущает себя ужасно неловко, совсем одиноко, особенно, когда возвращаются Эдди со Стивом — взрослые собираются на кухне, чтобы обсудить какой-то план. Видимо, готовятся к серьёзным поискам. — Майк, — он встречает Дастина в коридоре, когда друг спускается со второго этажа. — Я подключился к общему каналу с помощью ПРС и сообщил тем, кто тоже сейчас в Хоукинсе, что мы потеряли друга. Они пообещали сообщить, если найдут зацепки. — ПРС? — Майк вздыхает с легкой улыбкой, не переставая удивляться способностям Дастина. — Это твоё новое Церебро? — Это Церебро версия два ноль, — усмехается друг. — Портативная Радиостанция, работает на катушке Теслы. Хочешь взглянуть…? Майк ненавидит заходить в кабинет отца, потому что его бесит мысль о том, что, когда они созваниваются с мамой по телефону, отец берёт трубку только, если разговаривает Нэнси. Он считает Майка слишком неразумным, чтобы вести с ним беседу о происходящем в городе. Он даже не представляет, что Майк разбирается в некоторых вопросах здесь лучше, чем его старшая сестра. Здесь ничего не изменилось — те же стены, тот же огромный стол, только родители забрали фотографии. А ещё всё завалено чертежами, какими-то деталями, инструментами и пахнет сваркой. Дастин показывает ему что-то странное — коробка, похожая на типичный радиоприемник, как тот, что стоял в кабинете у мистера Кларка, рация прикреплена на проводе, но устройство подключено к маленькой штуке, металлическому цилиндру, обмотанному проволокой. — Как ты сделал гребаный трансформатор? — Майк наклоняется и стучит пальцем по стеклянному куполу, которым накрыта катушка. — Такой маленький… Он работает? — Ага, — Дастин сияет с улыбкой на лице, включая прибор — он издает звук мотора. — Нужен был высокий заряд… Так что я стащил на Аварийной станции Дизельный генератор. — Ты прикалываешься? — Майк начинает смеяться, а потом видит спрятанный за столом огромный агрегат на колёсах. — Ты его сам сюда приволок? У тебя же нога, чувак. — Джейн помогла, — хвастается Хендерсон. — Генератор даёт электроэнергию для работы катушки, она преобразовывает постоянный ток в переменный, в результате чего я могу усилить радиосигнал в тысячу раз! А это всего лишь маленький трансформатор, представь, ему мы построим огромную копию? Мы сможем подключиться к радиостанциям за пределами Зоны Заражения и связаться с людьми извне. У Майка кружится голова от осознания того, что такие вещи могут быть реальными. Что они сами своими руками, в первую очередь руками Дастина, могут построить аппарат такой величины, которые обычно ставят лишь на специальных станциях и в научных центрах. Никак не в кабинете или гараже у дома. — Легенда радиоклуба выпуска восемьдесят пятого, — хмыкает Майк. — Ты просто гений. — Я… — Дастин вдруг перестаёт улыбаться. — Я очень волнуюсь за Уилла, но так рад, что аппарат заработал. Мы можем начать совместные поиски с другими выжившими, если он так и не вернётся… — Всё хорошо, — Майк приобнимает его, успокаивая. — Конечно, мы найдём его. Он мог бы рассказать Дастину, потому что если кто-то и разбирается в путешествиях во времени, всех этих перемещениях в пространственной материи — то это он. В первую очередь, он. Может, они бы смогли даже сейчас найти какой-то способ связаться с Уиллом, вдруг эта машина может улавливать радиосигналы из другого времени? Но Уилл не взял с собой рацию. И это нереально. Слишком радужно, Майк просто пытается мыслить, как раньше, когда он был ребёнком, а обстоятельства играли в его пользу и подкинули им навстречу девочку с суперспособностями. Это было огромное везение, но сейчас, в мире, в котором они живут — где порталы с монстрами открываются каждые шесть часов, где он не видел свою маму уже почти целый год, где на обед и ужин у них макароны четыре дня из семи… И где Уилл пропал — в этом мире они справляются, полагаясь лишь на себя, на слепую надежду, что завтра они отыщут способ прекратить это, а солнце наконец выглянет из-за туч. Майк уходит в подвал, чтобы депрессивно лежать на своём матрасе, смотреть на звёзды и слушать музыку — его любимое занятие, когда мир катится к чертям. Он смотрит на потолок, пытаясь распознать созвездия. Они с Уиллом так и не успели выучить их до конца, впервые включив проектор всего неделю назад — но, зато они каждый день смотрели на звёзды перед сном. Вместе. И мечтали о том, чтобы они стали настоящими. Включив плеер, он понимает, что там до сих пор вставлена кассета Джейн с шумовыми помехами, он переворачивает её на сторону B и слушает музыку своей подруги. Опять играет та же песня, что и в машине, наверное, она ей очень нравится. Майк думает о том, что он умер. Где-то там. Он представляет себе лицо Уилла, когда тот узнал об этом, как его глаза, мокрые от слёз, выглядели бы ещё зеленее из-за дурацкой зеленой толстовки. Вдруг он её надевал. Майк ненавидит смотреть, как Уилл плачет, поэтому он начинает представлять, как друг ему улыбается, и сам начинает непроизвольно улыбаться тоже. Наверное, дело в дурацкой родинке над губой. Он всегда на неё пялится. — Где ты сейчас? — спрашивает он и смотрит на звезды, если верить карте — сегодня Луна в созвездии Девы. Джейн тихонько выглядывает из-за угла прежде, чем подойти к нему. Майк машет ей рукой и улыбается, девушка ложится рядом с ним на матрас, слышит свою музыку и весело издевательски нахмуривается. Майк закатывает глаза и снимает наушники. — Эта песня какая-то жуткая, — говорит он. — Она романтичная, — Джейн фыркает и кладёт голову ему на плечо. — Она про моногамию. — Что? — Майк начинает смеяться. — Это вы с Макс вычитали в каком-то из журналов? — Вообще-то… — подруга больно щипает его за бок, сунув руку под свитер, Майк испепеляет её взглядом. Джейн встаёт, подходит к своей огромной сумке и долго там копается, чтобы принести и показать Майку книгу. У неё обыкновенная белая обложка с красными вставками и красивое название: «Непройденная дорога» и снизу приписка — что-то про психологию любви, традиционные ценности и духовный рост. — Знаешь, что автор пишет про любовь? Что там самое главное? — спрашивает его Джейн, её глаза сияют, она энергично машет руками. — Принятие ответственности, преданность правде и равновесие. Там ещё что-то было про удовольствие, но, по-моему, оно пошлое… Я не запомнила. — И что всё это значит? — задумывается Майк, вслепую листая страницы книги. — Так песня же как раз про это! — пытается донести до него Джейн. — Мне показалось, я услышала её в голове, когда искала Уилла. Это не просто так, Майк. Это точно знак. — Ты просто слишком много её слушаешь, — он касается пальцем складки между нахмуренных бровей девушки, пытаясь её разгладить. — Давай лучше поспим немного… А потом снова поедем на поиски, вместе. Он думает, что в этом нет никакого смысла. Искать Уилла. Он знает, что его здесь нет, но хочет сделать хоть что-нибудь, попытаться. Потому что сам Уилл сделал ради него слишком много. И по закону равновесия — это должно работать в обе стороны.

Came back only yesterday,

I'm moving further away,

Want you near me.

Уилл падает, приземляясь на пятую точку, посреди какого-то переулка. Его начинает резко тошнить, голова кружится, он сгибается пополам и его рвёт за мусорными баками. Мгновение назад он был на Базе: они с Майком поссорились, он вышел из себя и побежал по лестнице вверх, зацепил чьи-то кроссовки, открыл дверь и… Попал сюда. Он бросает кроссовки на землю, понимая, что это обувь Лукаса: когда он надевает их, они оказываются ему немного велики. Уилл надеется, что Лукас не обидится, когда он вернется. И если он вернется. Следует для начала понять, где он вообще находится. С чего ты взял, что моя жизнь тебе принадлежит? Уилл проверяет часы на запястье и с ужасом понимает, что уже не только экран разбился вдребезги, но и они сами наконец вышли из строя, учитывая сколько они страдали и как давно он менял батарейки. А в голове продолжает иногда щелкать, как будто минутная стрелка перемещается. Куда ты забрёл, Уильям? Голос Генри звучит в его голове. Уилл сжимает руки в кулаки, он злится, в первую очередь на самого себя, потому что пожертвовал всем ради того… Чтобы спасти Майка. А тот отнёсся к этому так, будто Уилл сделал ему одолжение из жалости, будто смерть — это такая ерунда. Он пинает мусорный бак со всей силы и проклинает собственные мысли за то, что видит перед глазами лицо Майка, его взгляд полный сожаления и обиды. Да на что он вообще обижен? Мог бы сказать спасибо. — Где я, твою мать?! — шипит Уилл, пытаясь обратиться к Генри, но тот видимо не может его слышать по какой-то причине, только говорить. Уилл дотрагивается до своего носа и идёт в проём, на выход из переулка. Он замирает на мгновение, держась рукой за стену — потому что попадает в один из своих самых лучших снов. Голубое небо, теплая погода и приятный ласковый ветер, яркое солнце над головой закрывают белоснежные пушистые облака, готовые превратится в тучи. Он чувствует себя ребёнком, удивляясь таким простым вещам из прошлого. Набирает полный легкие воздуха, влажного после проливных дождей, хотя ещё не успел забыть это ощущение свежести с тех пор, как попал в прошлое в первый раз. Машины едут мимо, гудят, людей вокруг много, и они все проходят, оглядываясь на Уилла то с опаской и настороженностью, то просто с интересом: они одеты в летнюю одежду, а он стоит в теплой кофте и штанах, так ещё и с распухшим носом и кровью под ним. Уилл надевает капюшон на голову, он знает эту улицу, в его памяти правда она местами окрашена мрачными оттенками — серый, красный, темно-синий. Всё, что привнесла Изнанка. Он не может поверить своим глазам, наслаждаясь и запоминая всё до мелочей — работающие магазины, с целыми витринами, а не разбитыми до стеклянной крошки. Там висят на манекенах яркие платья и костюмы, летние пляжные зонты и надувные мячи, за окнами маячат продавцы-кассиры и покупатели. Он уверен, что половина из этих людей уже мертва, а половина покинула Хоукинс. Маленькая тележка мороженщика стоит дальше, но Уилл не носит с собой денег больше полугода. Он бы душу продал, чтобы снова поесть мороженое в вафельном рожке. Но проходит мимо, оставляя на прилавке лишь завистливый и обиженный взгляд. Слова Майка опять врезаются в память. Пусть я бы умер! Какая разница? Это всего лишь я… А потом их сменяет голос Генри, но тоже из воспоминаний. Он не хотел умирать только из-за тебя. Поэтому я не смог забрать его. Он не знает кому теперь верить, отвлекает себя мыслями о чём угодно, лишь бы не думать снова о Майке, не анализировать, не представлять и не копаться в поисках тайного смысла, не занимать себя чтением между строк. Потому что прямо сейчас его переполняет ненависть, и он не хочет избавляться от неё. Уилл хочет обижаться, значит он будет обижаться. Резко остановившись, он видит перед собой знакомый магазин. Тот, в котором когда-то работала мама, но это кажется таким далеким. Он, затаив дыхание, подходит к огромным окнам во всю стену и видит через них её. Мама стоит за кассой, улыбается покупателям, она выглядит моложе, энергичнее, её прическа и одежда другие. Уилл может лишь предположить, какой сейчас год на дворе — он не знает точно. Но внутри магазина лежат сегодняшние газеты на стойке с прессой… Он решается зайти, в кофте становится жарко, а внутри слабо работает кондиционер, давая хоть какое-то чувство прохлады. Он сутулится, надеясь, что его никто не узнает, хотя это маловероятно — мама бы не поверила, увидь его таким взрослым. — Конечно, миссис Перкинс, — говорит мама, — Эта стрижка делает вас намного… Свежее. Вы просто сияете юностью! Уилл берёт в руки газету и на мгновение оборачивается, чтобы посмотреть на самую дурацкую прическу, которую он видел в своей жизни. Мама, как всегда, хочет казаться вежливой. Он вздыхает, мотая головой и утыкается взглядом в дату на первой странице. Седьмое августа восемьдесят третьего. Поэтому она выглядит так хорошо, всё ещё нервная по натуре, но не такая тревожная, без синяков под глазами и до ужаса прокуренного голоса — Уилл ещё не успел пропасть, это произойдёт лишь в ноябре. Ему снова становится нехорошо от диссонанса в своей голове, от того, что он, чёрт возьми, снова попал в прошлое… Уилл держится руками за стойку и старается дышать, у него в горле быстро пересыхает. Он думает, что это не будет таким уж плохим поступком, если он одолжит в магазине что-нибудь, чтобы попить. Всё равно мама бы ему разрешила, если бы он вдруг подошёл и попросил её… Будь он помладше. Иначе она бы испугалась. Уилл обходными путями теряется между стеллажей и думает о том, чего бы ему хотелось выпить, раз есть возможность выбрать что угодно — он давно не видел таких полных прилавков и разнообразия всего. Но у него сохранились остатки морали, чтобы не тащить конфеты и всякие вкусности, хоть и очень хочется. Он бы душу продал за огромное и красное сладкое яблоко или бургер из закусочной с сочным куском мяса и всякой зеленью, а ещё лучше с жареной картошкой… У него чуть ли не текут слюнки, но идея пойти в забегаловку, поесть и убежать, не расплатившись, кажется слишком рискованной. Поэтому он просто выбирает выпить пива, из вредности отчасти, потому что Стив не узнает об этом и не отругает его. В будущем им, младшим, дают выпить за компанию, но очень редко. Уилл встаёт напротив холодильника и не знает, что выбрать. Он слегка расслабляется и выпрямляет спину, думая, что рядом никого нет. Уилл берёт первую попавшуюся банку, он ужасно хочет пить. А ещё у него снова начинает болеть нос. Он пихает банку в передний карман, а потом начинает паниковать, заметив краем глаза движения. К нему кто-то подошёл. Маленького роста, писклявый — значит ребёнок, можно выдохнуть. Возвращайся обратно, Уильям. Чертов Генри начинает разговаривать с ним именно в этом момент, Уилл прослушивает всё, что пытается ему там сказать мелюзга. — А? — спрашивает Уилл, чувствуя, что из носа снова сейчас пойдёт кровь. Ребёнок что-то говорит про кражу, обвиняя его, а потом отвлекается на шум со стороны. Уилл из интереса поворачивается к нему, прикладывая холодную банку к носу и чувствуя блаженство высшей степени. Он замирает, понимая с легким весельем, что не узнал самого себя сразу. Это же он! И такой маленький… Вдруг становится ужасно стыдно, ведь он похитит этого мальчишку совсем скоро, эти круглые большие глаза будут наполнены страхом, маленькие ручки трястись… И это ведь он сам. Уилл Байерс. Голова начинает болеть от ненормальности ситуации. А ещё, как назло, всплывает в памяти бесящее выражение лица Майка, когда он пытался ему доказать, что Уилл полный идиот и поступил по-идиотски. Уилл начинает злиться и решает, что раз он тут такой взрослый, то можно преподать мелкому себе урок. — Вещи, которые тебе не принадлежат, лучше не трогать, — он усмехается, чувствуя, что пострадал не только нос, но и губа. — Но бывают исключения. Слышал бы его сейчас Майк, накинулся бы снова с криками. Ох, он бы с удовольствием поспорил с другом. Мелкий начинает что-то предъявлять, Уилл переживает, что тот заберёт его пиво или сейчас закричит и позовёт маму, вот тогда точно выйдет неловко. Он прячет банку за спиной, мальчишка спотыкается на ровном месте и падает, а Уилл решает сбежать. Он покидает магазин без каких-либо проблем, переходя на быстрый шаг и не оглядываясь, лишь завернув за угол другой улицы, понимает, что у него из носа всё-таки пошла кровь. — К черту, — усмехается Уилл, открывая банку пива с шипением, и делает первый глоток, прикрыв глаза от удовольствия. Я сказал тебе возвращаться обратно. Генри явно с трудом влезает в его голову. — Да каким образом?! — кричит Уилл, а потом смотрит по сторонам, надеясь, что он не привлек к себе лишнего внимания. Он идёт по улицам, просто в никуда, ноги сами ведут его разными дорогами по памяти. В голове появляется шальная мысль остаться здесь, но он вряд ли выживет без денег, в одиночку и без каких-либо документов. Это — во-первых. Полиция быстро им заинтересуется, на совершеннолетнего он пока плохо тянет. Пиво заканчивается несправедливо быстро. Он осушает целую банку за пару глотков. Ещё была проблема в том, что он не трус и не слабак, чтобы бежать от проблем. Он себя за это немного ненавидел даже — мог бы остаться и броситься на шею к маме, объяснить ей всю эту ерунду, спасти самого себя от похищения в ноябре… Стоп. Но если он сейчас здесь останется, то кто похитит этого Уилла в ноябре? Другой Уилл? А Уилл, которого он встретил в магазине сегодня — это он сам, только ребёнок? Или это другая его версия? Сколько их вообще существует? Мозги начинают кипеть от количества информации на обработке. Уилл отвлекает себя тем, что рассматривает деревья — зеленые листочки, коричневые тяжелые стволы, полные жизни. Он срывает один лист, просто чтобы вдохнуть травянистый запах чего-то, чем нельзя накуриться. В Зоне Заражения август восемьдесят шестого, последний, который он успел встретить, прошёл так себе — небо заволокло окончательно, о солнечном свете можно было забыть, а деревья уже стремительно умирали, не оставив в Хоукинсе ничего живого. Кроме пихт и елей. Зато здесь такая красота! Он пялится на целую плитку тротуара под ногами, видит мелких детишек, играющих в своих дворах, кого-то на велосипеде, девчонок на роликах. Он сворачивает по улице, которая должна вести в один из спальных районов, насколько он помнит. Приходится дождаться зелёного на светофоре. Рядом с ним вдруг тормозит машина, смутно знакомая. Уилл наклоняется с интересом, всё ещё держа в руке банку из-под пива. В приоткрытом окне автомобиля видно знакомое лицо — это мистер Кларк, который покидал Хоукинс со слезами на глазах, мечтая остаться ради научных открытий: но всё же желание выжить перевесило остальные. Он выглядит тоже моложе, стучит руками по своим коленям и кивает головой в такт песне, играющей в машине. Уилл прислушивается и понимает, что знает её… And all I ever knew — Only you. Машина резко едет дальше, Уилл касается своего затылка, ощущая на нём знакомые мурашки, почти такие же, какие он чувствовал раньше, когда за ним следил Векна. Он оборачивается, чувствуя себя странно, теряясь в пространстве. За его спиной никого не оказывается. Он решает, что это обычное дежавю из-за музыки. И идёт дальше, переходя дорогу. По пути ему приходится смириться с мыслью о том, что рано или поздно ему нужно будет поговорить с Майком снова, а более того — рассказать всем о том, что он сделал, и что происходит теперь. Только есть ли в этом смысл? Они не могут найти способ остановить распространение Заражения, не могут убить Векну окончательно, ведь он открыл порталы… И всё это случилось по вине Уилла? Он не успевает начать зарываться глубже в саморазрушающее чувство вины, поднимает глаза и понимает, что пришёл туда, куда вообще не планировал. Это до ужаса иронично, на его взгляд. — Ты меня к себе домой привёл? — усмехается Уилл. — Применил какие-то силы, чтобы я дошёл сюда? Генри снова молчит. Дом Крилов стоит целым и невредимым, его никто не покупал на протяжении всех этих лет, ведь люди были наслышаны об ужасном убийстве членом семьи Виктором. Голубая тусклая краска покрывает стены, окна и входная дверь заколочены досками, Уилл помнит, как Нэнси рассказывала, что они вскрыли её, но потом оказалось, что была ещё задняя дверь, которая легко выбилась одной ногой — настолько она была старая и дряхлая. Он обходит дом вокруг, пробираясь через разросшиеся сухие кусты, из неуважения к Генри даже кидает банку в них. Дверь он выбивает действительно с легкостью, вот только в воздух поднимается столб пыли и Уилл начинает без конца чихать. — Ты здесь? — спрашивает он, пройдя внутрь. Генри должен быть в своём доме, но в Изнанке, не так ли? Ведь Нэнси застрелила его именно там, в конечном итоге. Уилл проходит по пыльным пустым коридорам, видит чёртовы часы и снова чувствует мурашки на затылке. Убирайся отсюда. — Да с удовольствием! — фыркает Уилл, — Думаешь, мне здесь нравится? Если бы я мог, то… Он вдруг думает — есть ли что-то такое, что Генри может прятать в своём доме. По идее, ребята бы нашли это нечто. Стив упомянул банку с пауками. Так себе подсказка к методу убийства. Все психопаты что-то коллекционируют. Дом Генри сгорел в будущем, а затем его разнесли в щепки, не отставив ничего, кроме горы пепла. Уилл поднимается по лестнице, захваченный вдруг маниакальным желанием порыться в чужих вещах. Он никогда не был в этом доме, в отличие от остальных. Спальни оказываются пустыми и неинтересными, вещей нет ни в комодах, ни в шкафах, ни в каких-либо тумбах. А потом он видит лестницу на чердак. Голову вдруг сдавливает ужасной болью, Уилл прижимает ладони к вискам и сгибается, не в силах терпеть. Это длится целых полминуты, а когда заканчивается из его носа снова капает, прямо на носки кроссовок. — Так сильно хочешь прогнать меня? — он усмехается и вытирает нос рукавом кофты, чтобы Майк потом пожаловался. Он боится Генри: всё ещё помнит те видения, которые мужчина ему показывал, какими жуткими они были и реалистичными. Но это были лишь галлюцинации, а в реальности он отлично боролся с монстрами из Изнанки. Чердак — это должно быть тоже какая-то комфортная зона для всех злодеев: здесь темно, пыльно, даже пахнет плесенью. Уилл просто ходит из угла в угол, ожидая, когда Векна наконец выйдет с ним на контакт и скажет, как выбраться из этого года. Он немного начинает волноваться, что застрял здесь вовсе. Уилл решает дать себе собраться с мыслями, он суетится и не может думать логически. Сев на пол, он прижимается спиной к стене. Сбоку от него стоит кресло-качалка, а вытянув ноги, Уилл касается ими сундука. Голову снова прошибает болью, но на этот раз быстро. Он сжимает челюсти, поднимается на колени и подползает к сундуку, раскрывая его с первого раза и удивляясь, что тот не заперт. Внутри оказываются рисунки, исписанные блокнотные листы, банки и маленькие пробирки, где в формалине плавают ползучие твари, вроде пауков и многоножек. А подо всем этим богатством лежит книга. Он успевает заметить на одном из рисунков Истязателя Разума, такого же, какого рисовал сам, когда был одержим. Теперь уже более чем становится ясно, что рисовал он его не только по своей памяти, но и под влиянием Генри, частиц его сознания в своей голове. А книга его пугает гораздо больше, чем картинки сумасшедшего ребёнка. Она безусловно ещё и красивая — черная матовая обложка, сверху которой изображена паутина: она напоминает Уиллу о разбитых стеклах в витринах магазина. Книга старая и наверняка принадлежала Генри, издание указано аж за пятьдесят восьмой год. Но она в почти идеальном состоянии. Он открывает первые страницы с предисловием и видит рисунок черного паука, касается его пальцем и обводит контур пятна в форме песочных часах на его теле. Голову прошибает новая волна боли, он успевает поднести руку к лицу, думая, что снова пойдёт кровь из носа, но её там не оказывается. Его виски пульсируют, а затылок словно горит. Мальчик. — Да чтоб тебя! — кричит Уилл, ему хочется плакать от того, что он ничего не может сделать, так ещё вдобавок его мучают головной болью. Он хмурится и замирает, понимая, что это был голос не Генри. — Джейн? — он думает, что это была девушка или женщина, судя по тембру, — Мама…? Не знаю. Я схожу с ума, да? Начинаю слышать голоса, а это — первый признак шизофрении. А, нет, погоди, разговоры с самим собой — вот первый признак. Ну, здесь я тоже преуспел. Уилл листает страницы книги, положив её перед собой. Он почти ничего не видит, потому что свет из-за заколоченных досками окон проникает сюда тонкими лучами. Он дергается, отодвигаясь назад, когда страницы начинают переворачиваться сами по себе, останавливаясь на конкретных… Начиная с шестьдесят второй страницы идёт раздел «Черные вдовы». Именно этот паук и был нарисован над предисловием. Уилл касается своего запястья, вспоминая Майка и его татуировку. Черноволосый юноша. Он подчиняет твои мысли себе. Уилл оглядывается по сторонам, но, разумеется, не видит никого. Он думает, насколько глупым будет смириться с тем, что он реально слышит голоса. На этот раз он различает, что женский голос звучит очень красиво, как-то необычно — он высокий, слегка тихий и взволнованный, напоминает о сказочных персонажах. О маленьких феях. А ещё некая леди в его голове сильно шипит: когда она произносила «Черноволосый», то эта буква «с» у неё тянулась до противного долго. — Он меня не подчиняет, — хмыкает Уилл, — А бесит. Знаешь такое слово? Выводит тебя из с-с-себя. Уилл жмурится и вжимает голову в плечи от этого ужасного звука. Но уж лучше так, чем головные боли. — Кто вы такая? — спрашивает он. — Может, вы случайно знаете способ, как я могу выбраться отсюда? Девушка оказывается посговорчивее, чем Генри. Уилл сначала слышит смех в своей голове — визжащий и истерический, он неловко улыбается, думая, хорошо ли это, что он рассмешил собственную галлюцинацию. Нет имени такого, каким бы мог ты меня назвать. Мальчик. — Хорошо, мисс, — Уилл закатывает глаза. — А что насчёт помощи? Или вы тоже заставите меня заключить сделку? Уилл шарахается, едва успевая прижать к себе ноги, когда перед ним на пол с потолка с резким грохотом падает тяжелая металлическая люстра, с пустыми плафонами для ламп. Низшее существо недовольно, что ты здесь. Оно разрушает. Арахна созидает. — Кто, прости? — хмурится Уилл, его голос срывается, он всё ещё перепуган из-за люстры, — Арахна? Он встаёт на ноги, прижимая книгу к себе поближе и листает страницы, понимая, что это слово он видел мельком ещё на первых… «Ἀράχνη — паук, др.-греческий». — Итак, — Уилл откашливается, прочищая горло, — Ты — некто вроде паука? Боже, так ты реальна или вроде того… Я разговариваю не сам с собой? Ты ещё одна… Какое-то создание из Изнанки? Он решает, что слово «тварь» может обидеть её и повлечь за собой последствия похуже, чем скинутая с потолка люстра. Хотя он ожидал чего-то пострашнее от Генри. Страшное несчастье, катастрофическое… Ход вещей был изменён, измерения не должны были пересечься… Низшее существо нарушает порядок Паутины. Уилл, как любитель фэнтези со всей этой магией, волшебными созданиями и прочим, получает нерациональное удовольствие, слушая загадочные речи существа в своей голове. Как будто он — герой приключения, который пришёл к Оракулу просить о помощи. Он чувствует дикое волнение и интерес. Всё было бы прекрасно, если бы его голова снова не заболела. Генри мог слышать их разговор? — У меня куча вопросов, — говорит Уилл, массируя двумя пальцами переносицу, — Допустим, вы не говорите мне своё имя… Можно на «ты»? В общем, я был бы дико благодарен, помоги ты мне выбраться отсюда, потому что это Низшее Существо делает мне больно так, что голова скоро расколется. Королева и Мать Хаоса не может заключить с тобой с-с-с-соглашение… Ты — грязная букашка, связанная с Низшим Существом. Не таи обиды на мои речи. Мальчик. Я к тебе благосклонна. — Вот уж, спасибо, — Уилл усмехается. — Тогда чего ты хочешь? Матери нужна Младшая Арахна. Младшей Арахне нужен Фаворит. Всего два тела. Мальчик. Это — выполнимо? Он закрывает книгу и прижимает её к своей груди, думать не получается вообще. Существо продолжает забрасывать его незнакомыми словами, имея в виду что-то своё. Уилл вообще не в настроении разгадывать загадки. Мальчика поглощает темная бездна вины и страданий. Ты хочешь всё исправить? Мир, где Измерения не пересеклись, потому что Измерение — едино. Хочешь? — Измерения — это Изнанка и наш мир? Ты хочешь соединить их в один? — пугается Уилл. — Нет! С окна падает одна из приколоченных досок, рухнув на пол и проливая больше света на чердак. Солнце садится, закат окрашивает небо в нежный розовый цвет, Уилл не может оторвать от него глаз. Девушка-паучиха начинает вопить в его голове, как сумасшедшая. Уилл зажимает уши руками, но это не помогает, потому что звук — внутри. То, что ваша грязь называет Время — оно есть Паутина. Низшее существо разделило Паутину на две. Паутина должна быть едина. Тогда Измерение не умрёт. Ты хочешь смотреть на красное солнце? Он сдаётся эмоциям, наблюдая за прекрасным небом, по которому так сильно скучает. Уилл хочет, чтобы сейчас рядом с ним были любимые люди. Он хочет, чтобы рядом был Майк и они смотрели на закат вместе. Чтобы Макс смогла увидеть его своими глазами. Чтобы Джейн дергала его за руку без конца и громко смеялась от счастья, потому что всё вокруг снова — живое. — Да, — негромко отвечает Уилл. — Я хочу каждый день смотреть на красное солнце. Матерь просит тебя о двух телах. Тогда будет договор на красное солнце. Запоминай — Младшая Арахна и Фаворит, связанные красной нитью Паутины. Владычица Хаоса вернёт тебя на место. Слушай свои механизмы на руке. Решай быстро. Паутина истончается. Низшее Существо следит. Уилл бросает последний взгляд на вид из окна, прижимая книгу к себе. Небо становится ярко-красным перед его глазами, постепенно покрываясь переплетениями нитей-полос. А затем его мягко выталкивает, словно он погружается в теплую воду в ванной. Стоит открыть глаза, он видит перед собой дверь их Базы. Уилл открывает её, цепляясь за ручку, его голова опять кружится. За дверью темное-темное небо, частички пепла в воздухе и мертвая трава перед бывшим домом семьи Уилер. Он закрывает её обратно, чувствуя тошноту, скидывает с ног кроссовки и заходит в гостиную. — Уилл? — Макс оборачивается к нему, сидя на диване. — Я узнала твои шаги… Он подбегает к ней, садится на пол и кладёт голову девушке на колени, начиная плакать, уткнувшись носом в ткань её мягких пижамных штанов. Макс тут же зарывается руками в его волосы, громко вздыхая. — Мы так волновались, — тихо говорит она. — Тебя не было почти восемь часов. — Это же так мало, — он усмехается, продолжая всхлипывать от нахлынувших разом эмоций. — Ты ушёл без оружия, даже без куртки, — Макс со злости дергает его за ухо, заставляя ойкнуть. — Майк был готов вскрыть себе вены. — Не шути так, — он и сам начинает смеяться вместе с ней. — Майк Уилер — заноза в заднице… Все спят сейчас? — Кто не спит, того нет дома. Кроме меня, — она зевает. — Джонатан заезжал домой всего раз, он весь день тебя ищет. Где ты был, Уилл? Я так рада, что ты в порядке… Но это правда ужасно, уходить из дома вот так! — Я боюсь, ты не поверишь, если расскажу, — он поднимает на неё взгляд, зная, что Макс почувствует, как он смотрит. — Эта фраза давно не работает ни с кем из нас, — Макс улыбается. — Так что? Уилл задирает рукав своей кофты, которая не его вовсе, и смотрит на часы. Их экран целый, никаких трещин. Они работают просто прекрасно. Осталось только разобраться, что вообще за чертовщина произошла и как ему действовать дальше. В одиночку в этот раз Уилл точно не справится. — Я видел закат, — говорит он, Макс мотает головой, не понимая. — Правда же, звучит нереально? Интересно, Майк будет завидовать ему, когда узнает, что Уилл вживую увидел Солнце? Ведь Солнце — это тоже звезда.

This is going to take a long time,

and I wonder what's mine,

Can't take no more.

Майк Уилер едет на велосипеде по шоссе, он далеко от спальных районов, не говоря уже о центре, потому что хижина шерифа Хоппера расположена в лесу, а путей, чтобы туда добраться, у него немного. Это весна — цветущая, яркая, но всё равно холодная. На дворе апрель, а на нём тёплая куртка. Нос покраснел вместе с щеками, мама пыталась заставить его надеть шапку, но Майк отказался. Вчера был жуткий промозглый ливень, они с Уиллом промокли, когда бежали домой из магазина — у них был вечер кино с парнями, ведь это была пятница. Джейн не смогла прийти — они с Хоппером устроили ужин, он взял на вынос азиатскую кухню, и девушка, попробовав ее в первый раз, осталась ужасно довольной. Макс не пришла, потому что их с братом посадили под домашний арест. Она не сказала почему. Дорога занимает много времени, и Майк жалеет, что сломал свой кассетный плеер, который ему отдала Нэнси, когда купила новый. Так он хотя бы смог отвлечься от навязчивых мыслей. Он пытается думать о природе — о густых деревьях в лесу по обе стороны дороги, о небе, затянутом тучами, пугающе нависающем над ним, словно оно может рухнуть от тяжести. Ничего не выходит. Майк думает о вчерашнем ливне. О том, что они с Уиллом пришли домой слишком рано: Дастин и Лукас ещё даже не вышли из своих. Мама погнала их переодеваться в сухую одежду, и Майк отдал Уиллу свой красный свитер. Он никогда бы не мог подумать, что зацепится взглядом за что-то такое банальное, как чужие колени. Ну что в них такого? Он увидел колени Уилла, дурацкие и круглые, которые он видит каждое лето, когда становится жарко и все надевают шорты, которые видит на физкультуре, которую Байерс стал посещать всё чаще — проблем со здоровьем стало меньше: Уилл делал успехи, он пугающе быстро стал бегать и также странно хорошо выполнял прыжки в длину. …А его коленки вчера были розовыми от холода, и Майк, кажется, разглядел на них родинки. Велосипед заносит в сторону, Майк пугается и успевает вовремя выровнять руль, избегая падения. Он недовольно хмурит брови и напрягает свои последние работающие извилины, чтобы подготовить речь. Потому что он не хочет больше обманывать Джейн. В отношениях партнеры должны быть друг с другом честными, правда — превыше всего. А он так запутался, потому что она ему нравится, очень нравится, но все мысли в последнее время сводятся к другому человеку. Он не знает, может быть, это — болезнь. Какое-то психическое расстройство, из-за которого он стал одержим своим лучшим другом. Но это точно из ряда вон выходящая ситуация. — Джейн, — говорит он сам себе, параллельно рассчитывая сколько осталось ехать до хижины. — Я забочусь о тебе, потому что ты моя девушка. Ты — особенная для меня, мне с тобой хорошо, а ещё мне нравится, что тебе хорошо со мной! Но, как мужчина, я должен взять на себя ответственность и признаться тебе… Майку четырнадцать лет, и он думает, что это круто — называть себя мужчиной, когда у тебя только ломается голос. У него есть свои представления о том, что он, как мужчина, должен делать. И он понятия не имеет, как это отличается от того, что должны делать в свою очередь женщины. На самом деле никак, но он об этом не задумывается. — Признаться тебе, — Майк не может подобрать слова, всё кажется каким-то неправильным. — Что я… Что я, что? Поцеловал Уилла. Майк смотрит по сторонам, не видя вокруг никого, а тем более других машин на дороге. Он набирает в легкие побольше воздуха и кричит, что есть сил. Громко и выпуская наружу все накопившиеся в нём эмоции. Отличный способ, чтобы успокоить нервы. — Джейн, — пытается он снова, уже увереннее. — Нам нужно сделать перерыв. В отношениях. Мы будем и дальше тусоваться вместе, просто я хочу разобраться в своих… О, господи. Ч-чув… Нет, хрень какая-то. Он вспоминает Уилла в своём красном свитере, который на парне казался ещё больше, просторнее. Уилл выглядел таким маленьким и его так сильно хотелось обнять: Майк и представить себе не может, что однажды они повзрослеют, а Уилл, если продолжит так заниматься спортом, то сможет носить его на руках… Майк нелепо краснеет и снова забивает голову мыслями о деревьях. Природа, деревья, тучи… Круглые коленки Уилла Байерса. — Джейн! — почти рычит Майк, выходя из себя. — Мы должны расстаться, потому что я тронулся умом и стал опасным для себя и окружающих. Я собираюсь лечиться в психиатрической лечебнице где-нибудь в… Не знаю, в Канаде. Сменю имя на Конор, перекрашусь в блондина и разорву все связи с прошлым. Он начинает смеяться, представляя, как Уилл отреагировал бы, если бы услышал это. Когда друг смеётся, то сразу становится невозможным оторвать взгляд от его родинки над верхней губой… Майк сворачивает с дороги, приметив знакомую местность, выезжает на тропинку и так упорно думает о деревьях, что падает с велосипеда, не заметив, как наезжает на корни, торчащие из-под земли. Он заваливается набок вместе с великом и стонет от боли, чувствуя, что ударился всем, чем только можно. Его куртка теперь испачкана, как и штаны, ведь земля влажная после дождя. В волосах застряли кусочки грязи и сосновых иголок, а на щеке содралась кожа. Майк касается своего лица, на его пальцах остаётся немного крови — значит, точно поцарапался. Он раздраженно вздыхает, понимая, что не доехал каких-то пару минут до хижины. А теперь вот будет такой грязный заходить в чужой дом. От вида крови у него начинает кружиться голова, хотя он никогда её не боялся. Красный цвет вызывает совершенно странные ассоциации со свитером, который он дал Уиллу. Он не понимает, почему даже сейчас о нём думает. Запястье начинает чесаться, Майк поднимает рукав куртки и видит ещё одну сосновую иголку, немного воткнувшуюся ему в руку. Он легко выдергивает её, крови больше нигде нет — только грязь. Он пыхтит, злится, ему обидно, что вот так всё не вовремя произошло, упорно стирает пальцем грязь с запястья… Но пятно остаётся. Он не брезгает и плюёт сверху, не понимая, что не так, трёт ещё сильнее. А оно никак не стирается. Просто размытое грязное тёмное пятно. Майк решает забить на это, он поднимается с кряхтением и осматривает быстро свой велосипед — но тот в абсолютном порядке. Он идёт к хижине пешком, опираясь на руль, думает, что попросит потом Хоппера отвезти его домой — Джим ему в этом удовольствии никогда не отказывает, особенно если мальчишка уезжает раньше, чем обычно. У него внутри появляется противоречивое чувство. Он хочет сесть на велосипед и сбежать, уехать обратно домой, позвонить Джейн и притвориться, что у него появились срочные дела или, что он заболел. Разговор с ней о перерыве в их отношениях вызывает у него панику, хоть он вроде и решился уже, что сделает это. Но он так сильно не хочет её обижать или расстраивать. Джейн открывает ему дверь счастливая и улыбчивая, она вся светится — на ней снова одна из клетчатых рубашек Джима, которые она никогда не заправляет в штаны, потому что так комфортнее. — Майк! — она бросается на него с порога, целует в здоровую щеку и обнимает: это всё ещё приятно, ему нравится обнимать девушку, но… — Хоппер ещё на работе. Я разогрела в микроволновке замороженный пирог. Там есть вишни. Будешь? — С удовольствием, — Майк натягивает улыбку и заходит внутрь, Джейн замирает, с удивлением рассматривая его получше. — Я типа… Упал. С велика. — Майк, — она обеспокоенно вздыхает. — Ты в порядке? Поранился где-то? Он отмахивается, говорит, что всё нормально и вообще легко отделался, просто на дороге витал в облаках, снимает куртку и вешает на крючок, рукав свитера снова задирается и Майк тормозит, разглядывая своё запястье. Нет. Это не нормально. Пятно на его руке начинает приобретать форму. Джейн подходит к нему ближе, от неё пахнет вишней, а возле губ красные следы от джема. Девушка касается его лица рукой, дотрагиваясь до ссадины на щеке. Майк смотрит ей в глаза, он напрягается и пытается заставить себя почувствовать хоть что-то, испытать то волнение, как когда они поцеловались в первый раз. Но проблема в том, что, чем чаще и больше они целуются, тем быстрее ему это надоедает. Поцелуи — это до чертиков приятно, но целовать Джейн для него то же самое, что целовать свою руку: когда они были поменьше, Лукас сказал, что так можно натренироваться, чтобы потом не облажаться перед девчонками. — Я принесу аптечку, — она жалостливо хмурит брови. — У меня есть милые пластыри с сердечками. Хочешь наклею? Глаза Джейн карие, глубокие и красивые, напоминают о печенье с шоколадной крошкой. Он невольно начинает сравнивать их с глазами Уилла, которые постоянно меняют цвет и кажутся всегда разными, сколько бы он в них не всматривался. Зелеными, как свежая весенняя трава в лесу, когда он плачет. Серыми, когда они сидят на уроке истории и умирают от скуки. Ореховыми или чайными — в полутьме подвала, когда Уилл переодевается в красный свитер, когда его волосы только-только высыхают после дождя и становятся непривычно пушистыми… Глаза Джейн всегда одинаково темно-карие. Майк ничего больше не может о них сказать. Она усаживает его на кухонный стул и воркует: кладёт кусок пирога в тарелку, наливает какао в кружку, обрабатывает ему ранку ватой с перекисью и даже клеит этот дурацкий пластырь сверху. Майк чувствует себя последним придурком на планете, потому что Джейн — самая лучшая девушка, самая заботливая и он правда ей дорожит… Именно потому что она для него много значит, Майк рассказывает ей всю правду, какую позволяет себе. — Я боюсь, что мы поторопились, понимаешь? Говорит он, не переставая нервно чесать свою руку. Джейн садится рядом и её взгляд не выражает ничего, абсолютная растерянность и недоумение. Пирог остаётся стынуть в тарелке, в воздухе начинает больше пахнуть перекисью, чем вишней. — Я хочу, чтобы мы и дальше были вместе, но может… Лучше нам быть вместе, как друзья? Я не хочу запутывать тебя, потому что запутался сам. Продолжает Майк, ощущая уже не просто покалывание, а натуральное онемение от того, как сильно он раздирает свою руку. Джейн хмурится и пытается его остановить и от дурацкого монолога, и от причинения себе вреда. — Это не значит, что я больше к тебе не чувствую ничего, понимаешь? Просто это что-то другое, может, химические реакции в мозгу, ну… Они же со временем ослабевают, да? У меня по химии совсем хреново всё. — Майк, — Джейн дёргает его за руку, Майк смотрит на неё бешеными глазами, вырывается и пытается дотянуться до своего запястья снова. — Майк, что с тобой происходит?! Она не даёт ему пошевелиться, используя свою силу. Майк мотает головой и чувствует, как начинает щипать в глазах. Он думает, как по-дурацки всё выходит — сначала с велика упал, теперь вот это. Он не может собраться с мыслями. Он так сильно запутался, в голове постоянно один только Уилл: так ведь было всю жизнь, они лучшие друзья с детского сада. И он так боится, что это изменится, что он всё испортит. Что они с Уиллом сделают что-то неправильно. Потому что его, Майка, это всё пугает. Он никогда не думал, что чувства могут быть такими сильными, а тебя одновременно разрывать от желания быть с кем-то рядом и страхом потерять этого человека. — Иди сюда, — Джейн встаёт перед ним, сидящим на стуле, смотрящим на неё так беспомощно и растерянно, и обнимает, прижимая голову к своей груди. — Ну вот, чего ты? Как ребёнок. А он правда всего лишь маленький ребёнок, который просто боится остаться один. Боится перемен в своей жизни. Боится взрослеть: влюбляться, встречаться, расставаться. Всей этой ерунды. Майку бы всю жизнь сидеть в подвале с Уиллом и играть в Подземелья, устраивать вечера кино с Дастином и Лукасом, кататься с Макс на скейте и вместе пересдавать тесты по химии, обниматься с Джейн просто так, чтобы не разбивать ей сердце. — Прости меня, я такой придурок, — он честно почти не плачет, когда девушка обнимает его, поглаживая по голове. — Я не хочу, чтобы мы перестали разговаривать однажды… Даже если расстанемся. Если мы сегодня расстаемся, мы же можем всё ещё быть друзьями? Джейн, я не хочу делать тебе больно. — Конечно, мы будем друзьями, — она тоже плачет, он чувствует, как вздрагивает её грудь: её впервые бросает парень. — Почему люди перестают разговаривать после расставания? Это так странно. — Я не знаю, — он усмехается, задумываясь об этом всерьёз. — Мои родители почти развелись осенью, ну, я услышал мамин разговор по телефону… Они не разговаривают нормально, даже не ссорятся, как будто им плевать друг на друга. И родители Уилла разведены, они уже давно не общаются. А Нэнси игнорирует Стива с тех пор, как они расстались… — Это очень глупо, — Джейн немного смеется сквозь слёзы, успокаиваясь. — Ты мой самый близкий друг. Я не хочу переставать с тобой общаться. Но мне обидно, что мы расстаемся… Можно я чуть-чуть буду тебя игнорировать? Майк отрывается от её рубашки, вытирая глаза руками. Джейн наконец отпускает его и даёт нормально двигаться. Он ненавидит себя за то, что заставил её плакать. А ещё сам расплакался, как маленький. — Только если чуть-чуть, — Майк улыбается. Ему так хорошо от мысли, что они всё ещё могут быть рядом, не усложняя всё поцелуями и свиданиями… Но он чувствует себя эгоистом, потому что для Джейн это точно не будет так легко. Она же всё ещё влюблена в него. Майк обещает себе, мысленно, что купить ей хоть сотни коробок чертовых вафель, чтобы поднять настроение и искупить вину. Она просит дать ей минутку и идёт в ванную, наверное, чтобы умыться. Майк вздыхает и откидывается на спинку стула, понимая, что в последнее время каждый его день какой-то сумасшедший, всё идёт не по плану, неправильно, он открывает в себе стороны, которых боится. Наверное, это и значит взрослеть. Он поднимает руку к свету лампы, чтобы рассмотреть наконец своё запястье. У него перехватывает дыхание, а сердце отбивает громкий удар: рука расчёсана до лопнувших кровеносных сосудов, покрыта маленькими красными точками, а пятно, которое он принял за грязь, приобрело смутную знакомую форму. Он не может сказать точно — что это такое. Оно похоже на геометрические фигуры, до странного ровные, точные, не как обычные шрамы или покраснения от ударов, а будто их специально там нарисовали. Как треугольники. Два треугольника, зеркально отражающие друг друга. Коснувшись темного красноватого пятна пальцем, Майк вдруг снова думает об одном и том же. О круглых коленках, глазах всех невозможных и возможных оттенков, большом красном свитере и родинке над губой…