Дерзость и безумие

      Ворон принес весть о том, что принцесса Рейнира вместе со своей семьей прибудет сегодня в Королевскую гавань. Эймонд мысленно потирает руки. Кажется, он ждал этой встречи целую вечность. За те годы, что прошли с потери его глаза, он не переставал надеяться, что однажды ему удастся поквитаться. Детская обида крепка. В обмен на глаз он получил дракона, но Эймонд всегда был жадным и тщеславным. Он принял эту сторону себя, и не пытается с ней бороться.       Эймонд также где-то глубоко внутри себя принял тот факт, что его одержимость вторым сыном Рейниры не выдумана. Последнее, что Эймонд видел своим левым глазом, было окровавленное безумное лицо его маленького племянника, искаженное отчаянием и решимостью. Интересно, как изменилось его лицо за эти годы? Оно все такое же: дикое и с противной ухмылкой? Эймонд в предвкушении. На секунду его охватывает страх за свое лицо. На долю секунды ему становится страшно предстать перед племянниками с повязкой на голове. Эймонд гонит эти неуместные мысли от себя. Они всего лишь глупые трусливые мальчишки. Бояться встречи с ними нерационально. Эймонд не из боязливых, но небольшое семя страха в его душе все-таки прорастает, и ничего поделать с этим он не может.       К вечеру вся семья Рейниры прибыла. Эймонд идет во двор, чтобы занять мысли и мышцы. Он слегка напряжен, но тренировки всегда помогают. Сегодня его сука-сестра будет пытаться отстоять права Люцериса на Дрифтмарк. Интересно будет посмотреть на эту комедию. Наверняка всю работу за мальчишку как обычно сделают взрослые. За него всегда стояла горой толпа людей: мать, два отца: родной и неродной, отчим, Джейс, даже Корлис Веларион и принцесса Рейнис. Эймонд всегда завидовал количеству защитников бастарда. В своем детстве он мог рассчитывать только на поддержку матери.       Люцерис и Джекейрис спустились во двор. Бастарды ходят по двору и вспоминают детство. Люцерис молчалив, часто опускает глаза вниз и жмется к брату. Ничего нового. Эймонд так надеялся, что Люцерис хоть немного изменился. Нет, щенок все также держится рядом с чужим плечом. Эймонд наблюдал за племянниками всего пару секунд, прежде чем сойтись в схватке с сиром Колем.       Эймонд злится. Мало того, что за бастрада всегда заступалась его семья, так теперь еще и сам король, его отец, поднялся с постели ради защиты чести порочной части их семьи. Интересно, думает Эймонд, если бы пришлось отстаивать его честь, честь Эймонда, король тоже поднялся бы с постели? Ответ, который он и так знает, злит еще больше.       За представлением наблюдать весело. Бастард смотрит на Веймонда своими огромными испуганными глазами и кажется, что будто вскоре расплачется, прижимаясь к груди матери. Но все разрешается как обычно в пользу сестрицы и ее отпрыска. Но не в пользу Веймонда Велариона. Взмах Темной сестры моментально решил судьбу мальчишки. Точнее, закрепил результат. Вот так просто и почти безболезненно. Эймонд усмехается. Щенку всегда все доставалось легко и просто. Драконье яйцо положили ему в колыбель с первого дня рождения. Эймонду дракона пришлось завоевывать. Сейчас же ему преподнесли на золотом блюде Дрифтмарк, а на десерт — голову Веймонда Велариона. Чем бастард все это заслужил?       Остаток этого дня Эймонд не видит отпрысков сестры. На завтра король запланировал торжественный ужин по случаю воссоединения семьи. Будет весело.       Эймонд всегда собран. Он не позволяет себе выглядеть небрежно как Эйгон. В конце концов, он надежда и опора своей матери, ее тыл. Он всегда был верным и надежным сыном. Даже когда ему приходилось вдвое усерднее тренироваться из-за отсутствия глаза, он не жаловался. Даже когда единственный глаз уставал от перенапряжения, вызванного книгами с мелким неразборчивым почерком, он не жаловался. Но сегодня его руки напряжены. Застежка на дублете поддается не с первого раза. Скоро начнется ужин.       У Эймонда очень удачное место. Он чувствует себя словно во главе семьи. Его спина ровная, как и всегда. Он спокойно сидит за длинным столом и разглядывает собравшихся. Король, точнее, отец, как будто даже взбодрился. За последние два дня Эймонд видел его чаще, чем за весь прошлый месяц. Очередной укол зависти. Рейнира и ее щенки всегда были ему важнее. Вместе с Дэймоном и Рейнис в Гавань прибыли также дочери Дэймона, Бейла и Рейна, нареченные бастардов. Эймонд вновь думает о том, что Люцериса обручили с Рейной, когда тому было всего три года. Эймонд же был до сих пор ни с кем не обручен. Что еще раз доказывает то, что он не важен в этой семье. Рука, лежащая на столе, сжимается. Но не сильно, чтобы не вызвать никаких подозрений.       Да, у Эймонда очень удачное место, потому что прямо напротив него сидит любимый племянник. Мальчишка, который лишил его глаза. Мальчишка, чье лицо было последним, что Эймонд видел этим самым глазом. Мальчишка, который украл не только его плоть, но и как будто часть души, заставив оставшуюся часть поддаться зависти и злобе.       Эймонд весь вечер старается держать себя в руках. Он даже выпивает из бокала, когда Люцериса называют Лордом Приливов. Зато Эйгон ведет себя как идиот. Несмотря на то, что в будущем матушка и дед планируют посадить его на трон, он не ведет себя как человек, хоть сколько-нибудь достойный трона. Он даже не старается. И никогда не старался. Он потакал лишь своим капризам. Он несдержанный и слабый. Эймонда ужасно раздражает собственный брат, но все меняется, когда Джейс встает со своего стула, чтобы сгладить заминку, устроенную Эйгоном.       Эймонд прекрасно понимает, как устроен мир, в отличие от Эйгона. Эйгон с детства пытался поддеть младшего брата, никогда за Эймонда не заступался, наоборот. Зато Эймонд всегда прикроет брата, в любых обстоятельствах. Даже если считает того законченным идиотом, пьяницей и насильником. Жаль только, что его старания для семьи никто не оценит. Эймонд уже стоит, когда Джейс начинает произносить тост. Он что-то говорит про теплые воспоминания из детства, надеется на дружбу и союз. Глупый мальчишка. Люцерис внимательно наблюдает за братом. Старший бастард выглядит вполне безобидно. Король изъявляет желание послушать музыку. Джекейрис приглашает Хелейну на танец. Это хороший ход, думает Эймонд. Не хочется это признавать, но Эйгон мог бы почерпнуть для себя что-то полезное, наблюдая за дипломатическим поведением бастарда.       Король совсем выдохся, слуги уносят его из залы. В ту же секунду около Эймонда ставят поднос с огромным жареным поросенком, которого он не замечает, погрузившись в свои мысли. Зато слышит смешки, доносящиеся с противоположного конца стола. Люцерис тихо смеется, наклоняясь к Рейне, и уже они оба хихикают. Эймонд моментально вспыхивает, замечая ухмылку племянника. Вся его выдержка, весь страх и неуверенность, что он копил в себе со вчерашнего дня, вырываются наружу. Он берет в руку бокал и произносит тост, который становится отправной точкой. Матушка недовольна, он видит это краем глаза. Джейс мгновенно ощетинивается и просит повторить.       — Зачем? Разве вы не сильны?       В левую щеку прилетает отрывистый удар. Бастард знал, куда нужно бить. К счастью, с физической точки зрения щека Эймонда уже давно зажила. Но зверь внутри него как будто очнулся с этим ударом. Возникает страстное желание скрутить старшему Стронгу шею.       Эймонд каким-то чудом замечает движение на другом конце стола. Люцерис поднимается и бежит в сторону брата. Эймонда это удивляет. Обычно все всегда бежали на выручку к щенку, а не наоборот. Неужели он все же изменился? Эйгон припечатывает Люцериса подбородком об стол. Это действие неприятно бьет Эймонда в грудь. Он хотел было ринуться на Джейса, чтобы показать ему, что такое настоящий крепкий удар, но сдерживает себя. Не хочет, чтобы Эйгон сделал больно младшему Стронгу. Эймонд легко толкает Джейса на пол и разворачивается назад, улыбаясь. Нужно стараться сохранить лицо, пока это еще возможно. Эймонд силой заставляет себя не оборачиваться на Люцериса. Матушка подлетает к нему, задает какой-то вопрос, но Эймонд уже отпустил себя. Насмешка бастарда вывела его из себя. Он позволил себе на короткий миг стать таким же беззаботным как Эйгон. Позволил себе говорить, не сдерживаясь и особо не думая. Позволил опустить свою ровную спину и разжать кулаки.       Щенки не сдаются. Джейс поднимается с пола, Люцерис дергается в руках стражи, но их обоих отправляют в свои покои, когда к Эймонду подходит Дэймон. Тот просто стоит, смотрит на Эймонда, усмехаясь, как бы спрашивая: «Если есть что сказать, то говори мне». Эймонд не идиот, и понимает, что если сделает хоть одно опрометчивое движение, то начнется более серьезная потасовка. Эймонд много лет ждал подобной потасовки, вот только не с Дэймоном. На сегодняшнюю ночь у него другие планы, поэтому он просто уходит.       Эймонда бесит насмешка бастарда над ним. Он давно уже принял свою одержимость Люцерисом, но не думал, что его настолько легко раздраконить. Одним глупым смешком. Это было слишком легко для него. Не должно быть все настолько плохо, думает Эймонд, но все уже свершилось. С обратной стороны век словно отпечаталось нахальное выражение лица среднего Стронга.       Вот только Эймонд не думал, что еще больше его будет бесить то, что Эйгону взбредет в голову тронуть Люцериса. Эймонд думает о том, что хочет быть тем первым и единственным человеком, который когда-либо причинял или причит боль племяннику. В конце концов, в тот роковой вечер Эймонд сломал ему нос. Люцерис был совсем ребенком, он кричал от боли. Кричал, но не плакал. Эймонд часто забывает об этом. Он хорошо помнит кровь на его лице, но не помнит слез. Может ли быть такое, что Люцерис сможет его удивить?       Ноги сами ведут Эймонда в покои племянника. Этот маршрут он никогда не забывал, знал, что рано или поздно это знание пригодится. В покоях неуютно, тут давно никто не жил. Люцерис подскакивает со стула, уставившись своими большими глазами на незваного гостя. Эймонд улыбается, хотя скорее всего его улыбка сейчас похожа на улыбку дракона, поймавшего овцу. Щенок испуганно дергается, но потом берет себя в руки и остается на месте. Эймонд подходит ближе. В тусклом свете свечи он видит, что на подбородке Стронга красуется небольшое розовое пятно от столкновения с поверхностью стола.       Это выводит Эймонда из себя. Он поддевает подбородок Люцериса пальцами, тянет голову вверх и немного влево, к свету. Ушиб, конечно, несерьезный. Но тот факт, что его оставил на нем не Эймонд, раздражает.       — Зачем ты пришел, Эймонд? — спрашивает Люцерис.       Мальчишка покорно стоит на месте, не пытается сбросить руку Эймонда и не отводит взгляд. Его глаза большие, серо-зеленые, такие не похожие ни на одни глаза, что Эймонд каждый день видит вокруг себя. Не хочется этого признавать, но мальчишка красив. Через пару лет благородные леди будут драться за его внимание, но он, такой правильный и послушный мальчик, будет верен своей нареченной.       — Я бы мог сейчас выколоть тебе глаз за твою дерзость, — шепчет ему в лицо Эймонд. — Я удивлен, что ты до сих пор не кричишь, не убежал или не позвал свою матушку на помощь.       — Я тебя не боюсь.       Люцерис смотрит так, словно хочет прожечь дыру в повязке Эймонда. Надо сказать, у него почти это получается. Эймонда затягивает в его глаза. Их цвет напоминает о пейзажах, который он обычно видит с огромной высоты, путешествуя на Вхагар. Что-то родное.       Взгляд Эймонда опускается на подбородок мальчишки. Все еще удерживая его голову, Эймонд перемещает большой палец на розовое пятнышко, растирая. Хочется стереть с красивого лица эту «метку». Хочется оставить свою.       Люцерис сглатывает слюну. Глаз Эймонда поднимается чуть выше, на губы бастарда. Мальчишка вздыхает, слегка приоткрывая губы. Эймонду кажется, что его грудь сейчас воспламенится. На секунду им снова овладевает первобытный страх. Хочется убрать руку с лица Люцериса, убежать из его покоев, закрыться у себя и больше никуда и никогда не выходить. Он чувствует себя так, будто проиграл, не начав игру. Его от самого себя воротит.       «Ну же, думает Эймонд, это просто жалкий маленький отпрыск твоей сестры-шлюхи, просто напугай его, заставь дрожать и бояться. Заставь его прятаться за женскую юбку, как только ты появишься в поле его зрения. Покажи ему, насколько он жалок».       Эймонд не заканчивает эту мысль, потому что его отвлекают. Люцерис поднимается на цыпочки и уверенно прикасается своими губами к губам Эймонда. Его губы мягкие, слегка влажные. Они прохладные, но почему-то пламя Эймонда не гаснет, только сильнее распаляется. Мальчишка кладет ладони на грудь Эймонда, придвигается чуть ближе. Давление между их губами сначала увеличивается, потом ослабевает, но лишь затем, чтобы Люцерис смог облизать свои губы и пройтись влажным языком по губам Эймонда. Сначала по верхней губе, затем по нижней. Он делает это медленно и смело. Так, как будто не сомневается ни в себе, ни в правильности происходящего ни секунды. Эймонд же ловит себя на мысли о том, что даже пытаясь первый раз подчинить Вхагар, он не чувствовал себя настолько неуверенным. Он не знает, дышал ли он последнюю минуту. Люцерис, прикоснувшись своими губами к нему, как будто отравил его. Затормозил все процессы в его теле. Как будто своим прикосновением активировал что-то такое, что не может позволить Эймонду отстраниться, напугать мальчишку или еще хуже, покалечить. Вместо этого хочется сильнее прижать его к себе, прокусить его нежные прохладные губы, а потом слизывать с них его грязную кровь.       — Ну же, Эймонд, ответь… — просит Люцерис, оторвавшись от губ своего дяди.       Глаза мальчишки превратились в два черных блестящих омута, в который Эймонд с готовностью проваливается. Он снова позволяет себе отпустить зверя внутри. Дважды за сегодня.       Эймонд обхватывает голову племянника, ведет его вперед спиной в упор до стены. Голова мальчишки запрокидывается, опираясь на холодные камни. Они целуются, словно сумасшедшие. Словно дикие драконы, сцепившиеся в танце. Эймонд все-таки прокусывает нижнюю губу племянника и почти что сходит с ума, ощущая на языке металлический привкус. Эймонд думает о том, что ни одно дорнийское вино не сравнится с этим вкусом, и продолжает эту пытку. Мальчишка тихонько скулит, руками отчаянно цепляется за плечи Эймонда.       Спустя бесконечное количество времени, когда поцелуи из страстных перешли в ленивые, Люцерис отстраняется, чтобы вдохнуть. Его лицо слегка красное. Эймонд мысленно усмехается: ему удалось убрать с лица бастрада ту метку Эйгона.       — Милорд Стронг, я не думал, что ты когда-нибудь ринешься защищать кого-то кроме себя, — шепчет Эймонд в губы мальчишки.       Люцерис, не поднимая глаз, продолжает смотреть на распухшие от поцелуев губы Эймонда. Он весь сейчас — как пламя дракона.       — Я хотел защитить не Джейса, а тебя, — шепчет Люцерис, поднимая взгляд.       — О чем ты?       — Не хотел, чтобы он прикасался к твоему лицу.       Эймонду больших усилий стоит просто стоять и смотреть на мальчишку, что-то говорить ему. Но Эймонд всегда хвалил себя за сдержанность, поэтому нужно постараться не прижаться к губам племянника снова в ту же секунду. Он все же должен спросить.       — Моя сестра в курсе, что из себя представляет ее второй сын на самом деле? — Эймонд кусает племянника за мочку уха, а потом шепчет: — Она знает, что ее сын — настоящий безумец? — укус. — Она знает, чем ее маленький невинный сын сейчас занимается?       Люцерис тяжело дышит, но умудряется ответить:       — Матушка всегда говорила, что дерзость и безумие — это отличительная черта нашей семьи.*       Мальчишка больше не намерен ничего говорить, да и Эймонд тоже. Вместо слов его дерзкий раскрасневшийся племянник притягивает Эймонда ближе к себе, хватается за застежку на его дублете и одновременно тянет его куда-то вглубь покоев. Свечи тем временем уже догорели.