нежное электричество.

и до комы мне знакомое прежде уже внутри чувство.

я помню это нежное-нежное электричество.

***

- Скажи мне, - Хёнджин шепчет голодно, властно, жадно. Кожа под его руками горит, пульсирует почти болезненно. Губы игриво и легко касаются губ, но не целуют. Дразнят. - Что ты чувствуешь? Минхо, может, мог бы сказать, если бы в голове так громко не шумела кровь, а в ушах оглушающе не звенело от напряжения. Может, мог бы хотя бы промычать что-то, если бы тело не било дрожью изнутри. Но Хёнджина так много, его касаний так много, что получается только через раз хватать воздух и скулить, пытаясь не потерять сознание. Это пытка. Настолько сладкая, что хочется больше. Хёнджин водит по краю, привычно, но каждый раз особенно. Каждый раз, словно первый. Руки, губы, язык по всему телу, всегда задерживается там, где нужнее всего. Он знает. Каждую маленькую точку на коже, от прикосновения к которой Минхо тает шоколадом на солнце. Ключицы, плечи, тыльная сторона руки от запястья до локтя, линия роста волос на затылке - он изучил всё, облизал, оставил едва заметные следы слюны и зубов. Долго. Ужасно долго и медленно. Мурашки поднимают кожу снова и снова, кажется, совершенно беспрестанно. В животе ноет и жжётся, по ногам течёт такая упоительная страсть, что впору задохнуться. Ногти Хёнджина скребут чувствительные бока, словно шипами роз, потом подушечки сжимают кожу их мягкими лепестками. Минхо бессвязно стонет от любого касания, доведённый до предела жажды. Хочет. Тело наэлектризовано и зудит. Когда пухлые губы кусают скулу, из груди тянется рык - гул высоковольтных проводов. Внутри столько электричества, что скоро начнёт искрить. Хёнджин лижет губы, мнёт, рассыпая невесомые прикосновения по груди, ключицам, чуть смыкает пальцы на шее, но тут же отпускает, оглаживая кадык под кожей. Минхо глотает слюну и снова стонет. - Скажи мне, детка, - снова сипло шепчет в ухо Хёнджин, надавливая на бедро. - Хочу, - загнанно выдыхает Минхо и стискивает его пальцы. Глаза открыть не выходит, под веками темноту рассекают ломаные линии молний. - Больше. - Жадный, - Хёнджин почти ухмыляется, лизнув изгиб шеи. - Мне нравится. Его ладонь гуляет по животу, с нежностью надавливая на рёбра, подушечки пальцев порхают к шраму, ниже по лёгкой щетине на лобке чуть левее мажущего предэякулятом кожу члена к внутренней стороне бедра, усеянного едва видимыми метками, снова вверх к соскам. Минхо колотит, мажет, конечности тянет почти болезненно. Он стискивает пальцами простыни, но этого недостаточно, чтобы заземлить - кладёт ладони на крепкую влажную спину Хёнджина. - Скажи ещё раз, - шепчет тот, оставляя почти невинные поцелуи на щеках и висках. - Больше, - подчиняется Минхо, чуть царапая загорелые лопатки. - Сильнее. Ладонь Хёнджина легла на бедро и сжала, оттягивая кожу. Хо задохнулся в стоне, роняя с губ заполошное "ещё". Хёнджин повторил, потом поднялся к ягодице и смял её в пальцах. Другая рука огладила под грудью, между рёбер, ключицы. Тыльная её сторона коснулась соска, а потом пальцы снова заскользили вниз. Минхо выгнулся в ответ на звонкий шлепок по бедру и мягкое поглаживание, последовавшее за ним. С губ слетело имя Хёнджина, смешанное с гортанным стоном. - Повтори, - почти приказ. Зубы сомкнулись на соске. Минхо не нужно было просить. Язык заскользил по ореолу жадно, почти резко. До дрожи. Хёнджин втянул нежную бусину, посасывая, и снова шлёпнул по ягодице. Переключился на второй сосок, с напором оглаживая тазовую косточку. Минхо продолжал терзать его спину руками, время от времени зарываясь пальцами в собранные волосы, от чего они растрепались и крупные влажные пряди окаймили лицо Хёнджина. Наигравшись с грудью и оставив в процессе пару светлых пятен, Хёнджин спустился на живот, разбросав хаотичные поцелуи и касания, мокрые дорожки исполосовали кожу. На головке, горящей от напряжения, ощутилось его дыхание, и Минхо замер, резко втянув воздух. Это всегда дилемма: попросить прикоснуться или помедлить. Хо слишком любит это напряжённое сумасшествие, готов упиваться им, плутать в нём бесконечно. Он много раз кончал только от таких прикосновений Хёнджина к коже, не дав ему коснуться члена или войти, и это всегда самое хлёсткое удовольствие. Протяжное, гулко бьющее по вискам, пронзающее тело сотней колючих разрядов тока. Хёнджин любит это не меньше, поэтому выжидающе медлит, опаляя чувствительную кожу жаром дыхания. Его руки не перестают гулять по коже бедер и ягодиц, то сжимая, то гладя. Он целует живот и бока, лижет, трётся носом с нежностью, бормочет, как же вкусно пахнет Хо, и это вытягивает из груди очередной скулёж. - Прикоснись, - тянет между шёпотом и стоном Минхо, - пожалуйста. Хёнджин улыбается в тазовую косточку, довольно хмыкает, но не спешит исполнять истинную просьбу, растягивая дорожку слюны губами и языком вниз по бедру. Он всегда сам выбирает, где именно коснуться и как именно. Ещё одна скромная вечность дразнящих поцелуев и укусов натягивает внутри всё больше нитей, норовящих лопнуть. Хо мечется и дрожит, когда Хёнджин втягивает кожу на бедрах, оставляя больше слабых следов, поднимаясь вверх. Минхо так громко стонет, что, кажется, звук рикошетит от стен ещё несколько мгновений после, когда язык Хёнджина широко мажет по входу, а пальцы оттягивают ягодицы в стороны. Вспышки перед глазами ослепительные. Влажный кончик рисует нежные круги, движется вверх-вниз, оставляя больше слюны, пока она не начинает течь по коже вниз. Хо сжимает пальцами плечи Хёнджина, выгибаясь. Трясущееся тело пронзают спазмы наслаждения. Хёнджин толкает язык внутрь совсем слабо, потом чуть сильнее, руки Минхо притягивают его за затылок. Длинные пальцы мнут ягодицы, разводя в стороны, сжимают кожу. - Ты так красиво рассыпаешься на кусочки, - почти стонет Хёнджин, на секунду отвлекшись от своего занятия, чтобы потереться о кожу ягодицы носом. - Так красиво. Минхо кричит громче, когда сразу после язык толкается напористо и быстро, входя в устойчивый темп. Головокружение, перед глазами плывёт, стоит попытаться открыть их, кожу по всему телу жалят невидимые языки пламени. Так сухо во рту, что язык липнет к нёбу и глотать получается с трудом. На грудь давит жажда и похоть, руки беспорядочно мечутся по постели, затылку Хёнджина, собственной груди. Ещёещёещё. Хо не замечает, как начинает скулить это слово снова и снова. Хёнджин рычит, посылая по коже лёгкую вибрацию. Минхо разлепляет глаза и сквозь белёсую пелену видит, как бедрами Хёнджин трётся о матрас, сильнее толкаясь языком внутрь, а потом громко стонет, и этого звука достаточно, чтобы тело Минхо замерло на самом краю. Он держит удовольствие, жгущее живот, но Хёнджин безжалостен в своих движениях, так что дрожь всё равно разбивает тело, вытягивая хнычущий стон. Сперма брызжет на живот и грудь, руки едва не хрустят от силы, с которой Хо сжимает в кулаках простыни, пока Хёнджин продолжает терзать вход, замедляясь и скуля. Кажется, его тело тоже дрожит, но Минхо слишком глубоко в эпицентре шторма, чтобы быть уверенным. Хёнджин останавливается, когда стоны Хо становятся всхлипами, оставляет несколько поцелуев на бедре и животе, слизывает часть капель с кожи. - Умница, - шепчет едва слышно, загнанно дыша и сцеловывая слёзы со щёк. - Так хорош для меня. Хо притягивает парня из последних оставшихся сил в объятия, судорожно глотая воздух и продолжая тихо постанывать от удовольствия и измождения. Ему жарко и сладко. Губы Хёнджина за ухом мерно двигаются в лёгких поцелуях. Нежное электричество оседает на кончиках пальцев. Хёнджин тычется носом в щёку, а после чуть отстраняется. Хо не открывает глаз, но знает, что парень рассматривает его лицо. Пальцы заботливо, мягко, почти щекотно оглаживают кожу щеки, висок, ухо, проходятся по губам, словно изучают, хотя Хёнджин уже знает каждый сантиметр. - Так красиво.