Воссоединение

Непрекращающиеся мольбы начали утомлять её. Распознание в глазах Джун уже давно превратилось в животный страх. Эйприл оторвала кусок изоленты и заклеила ей рот. Но она дёргается, и кровь вытекает из сочных ран, где раньше были икры. Если не соблюдать осторожность, то жгуты будут ослаблены, и она умрёт слишком быстро. По крайней мере, её крики наконец были заглушены. Эйприл наблюдает за ней. У Джун течёт из носа, и ей вскоре придётся сосредоточиться на дыхании без применения рта. Нехватка кислорода – резкий свист воздуха через заложенные ноздри, расширяющиеся глаза и вздымающаяся грудь. Ну вот. Теперь она затихла. Но за пеленой страха скрывалась вечная растерянность. Она не понимает. Эйприл была всего лишь ребёнком, когда это произошло; она не понимала, что творила. С тех пор она проходила курс терапии и находилась под наблюдением. Её здоровье наладилось. Джун думала, что Эйприл вылечилась, что была в безопасности. И какое-то время это действительно было так. Четырнадцать лет. Прошло четырнадцать лет с момента, как её вырвали из Его любящих объятий. Четырнадцать лет прошло с тех пор, как она увидела спасение, которое у неё украли. Жизнь, полная мучений, грусти и одиночества. Он должен был стать её семьёй. Он собирался забрать её в вечный дом в своём Королевстве детей, чтобы жить среди них вечно. Но теперь она слишком стара. И её печаль, гнев и одиночество исказились. Они стали чем-то другим. Чем-то всепоглощающим и самоуничтожающим. Непрекращающийся голод, сводящий её с ума. Эйприл рисует линии. Страницы распределены по периметру. Проекторы установлены, а дигитальные переключатели привязаны к пульту в её руке. Джун находит в себе силу и дёргает телом. Стул, на котором она сидела, упал, и вес пришёлся на руку. Она закричала, когда части уже сломанной кости тёрлись друг об друга под давлением. Эйприл не обращает на неё внимания и возвращается в центр круга. Там его метка, и Джун в ужасе смотрит на лежащие на полу отрубленные пальцы, ибо они принадлежали ей. Красный лак, блестящий как покрытые воском яблоки. Эйприл начинает говорить. Она говорит на латыни. Джун не понимает, но потом начинает понимать. Они сказали, что это были просто кошмары, что бугимен не существует и что он не убивал маму и папу, и что это была лишь Эйприл. Шестилетняя девочка, которая сорвалась. Но по мере наблюдения она стала слышать что-то ещё, помимо голоса сестры. Что-то говорило через её рот, крича, словно на большом расстоянии или из огромных глубин, и говоря слово «нет». Эйприл продолжает говорить сквозь их мольбы. Она видит их по краям. Дети. Они всегда там. Они насмехаются над ней, кричат на неё, обзывают по-разному, типа «чокнутая Эйприл». Теперь они просят её остановиться. Она тянет руку к ведру, в котором внутренности и кровь были смешаны в пасту. Она продолжает говорить, но теперь покрывает себя этой смесью. Окрашивает своё тело, чтобы оно было красивым и чистым. Приглушённое хныканье Джун усиливается, и Эйприл улыбается, так как чувствует Его приближение. Она нажимает на кнопку пульта, и все шесть проекторов запустились одновременно. Все они направлены на пустые белые экраны, равномерно расположенные по комнате. Эйприл медленно поворачивается, глядя на изображения и впитывая каждый треск и каждую крупинку. «Вечеринка у бассейна ‘66» «Барбекю ‘79» «Работа на газоне ‘86» «Время сна ‘98» «Времяпровождение на природе ‘11» «Домашнее рисование ‘12» Эйприл смотрит их так, будто сама в них находится – скрываясь в кустах, за пределами видимости, или через окно. И тогда она уже там. Огонь, утопление, кромсание и тела людей, висящих на туго натянутой верёвке и пинающихся. Искусство. Все эти фильмы – шедевры. Её видео так и не попало в архив. Она смотрит на Джун. Её лицо уже было бледным как мел, голова безвольно упала набок, и дышала она быстро и прерывисто. Шок. Зрачки её расширены, а штаны запачканы. - Ты всё в тот раз испортила, Джуни, - сказала Эйприл, но без злобы. – Теперь ты всё мне компенсируешь. Она подошла и ногой отбросила в сторону отрубленные пальцы – те самые, что когда-то набирали номер полиции. Те самые пальцы, что отобрали камеру, вырвали её из Его объятий и запихнули в шкаф, заперев там до прибытия полиции. Эйприл наклонилась перед сестрой. Движение ножа издавало звук резки жёсткого мяса, пока она срезала скальп с черепа Джун. Белая кость, замазанная кровью, дёргалась, отчего ровно резать было труднее. Но осталось немного. Теперь она носила волосы Джун, длинные и чёрные. Как у Него. Тела под водой на экране проектора застыли. Рябь, тень... Он. Он смотрит на неё через проекцию. Воздух рябит как вода, а призрачные дети исчезли. И тогда она чувствует Его за своей спиной. Эйприл оставалась неподвижной, сидя на корточках и глядя на «Вечеринку у бассейна». Всё началось заново. Тогда она медленно встаёт и поворачивается, и дышит тяжело и быстро. Увидев Его, она падает на колени. Его ужасающая красота накрывает её с головой. Она оказалась не той, кого он ожидал увидеть. Он знает её. Его потерянное дитя. Но... теперь она уже не ребёнок. Он видит её с каждого угла, каждое Его изображение в комнате смотрит на неё. Они смотрят прямо ей в душу. Её душа испоганена. Навеки испорчена миром человека. Нечистая. Он смотрит на другую. Её жизнь угасает с растекающейся под ней алой лужей. - Ты задолжал мне, - сквозь зубы процедила Эйприл, почувствовав Его отвращение. Его чёрные, пронизывающие глаза сверлят её, а безротое лицо светится в свете проекторов. – Четырнадцать лет. Я ждала тебя четырнадцать лет, а ты так и не пришёл. Она одновременно смеётся и плачет, обезумевшая от жизни, полной боли и нескончаемых страданий, а так же от радости, что Он наконец здесь. Он смотрит на неё, сохраняя стойку, и его мертвенно-бледная кожа освещается светом проекторов между лацканами. Изображения пинающихся в воздухе тел проигрываются на его коже. - Но я нашла её. Я нашла последнюю. – Она поставила босую ногу на неподвижное тело сестры. Сердцебиение очень вялое, но она ещё жива. – Я нашла своё видео. Я забрала его у них и теперь заканчиваю начатое. Новый фильм для твоей коллекции. Она указала на дигитальную камеру, записывающую всё со шкафа с файлами. Обычно это происходило не так. Но теперь Он заинтересован. Он раскрывает свои объятия, и она с дрожью подошла. Она помнит его объятия и как легко Он нёс её ещё юное тело в момент невесомого блаженства. Пока Джун не схватила её. Его пальцы впиваются в её спину и зад, ногти, словно осколки стекла, пускали кровь. Её кровь смешивается с кровью Джун. Семейное воссоединение. Кровь возвращается к крови. Эйприл прерывисто дышит от ощущения Его кожи на своей. Где-то в глубине в ней укоренилось желание. Желание, о котором она никогда не задумывалась. До этих пор. Боль реальна. Боль и есть любовь. И она распространяется, она чувствует, как Его любовь наполняет её. Багул, пожиратель детей. Но она уже не ребёнок. Она – взрослая женщина, полная желания. Он кладёт её на пол. Ещё больше крови на обнажённой коже? Внутри неё? Когтистые пальцы раскрывают губы между её ног, лёгкие уколы боли заставляют её увлажниться. Его одежда слилась воедино с его телом, и теперь Его бледная как труп плоть светится и рябит в свете экранов. Она смотрит в Его чёрные как смоль глаза, пока Он входит в неё. Всё внутри сжимается, стискивает Его. Трение их тел лишь разжигает голод. Он поворачивает голову в сторону, вздыхает и издаёт животные звуки, наполняя её тело своим. Она смотрит, как свет в глазах Джун погас, её лицо навсегда застыло в выражении печального ужаса, а кожа теперь была такой же бледной, как у Багула. Теперь она является частью этого. Из-за неё это стало возможным. Божественно-ужасное тело стало вколачиваться в неё с такой силой, что она задрожала, а её спина скользила по мокрому от крови полу. Она хватается за Его спину, впиваясь ногтями в кожу, которая каким-то образом была мертвецки холодной и в то же время пылала пламенем тёмного измерения, откуда Он пришёл. Багул не имел рта, но она поняла по суженым глазам, что Ему это не нравится. Он даёт ей об этом знать, двигаясь с убийственной скоростью и вдалбливаясь в неё снова и снова. Теперь боль начинает пронизывать её. Такое ощущение, будто Он разрывает её изнутри. И это так. Это не только физическая боль их совокупления, когда Его орган, чем бы он ни являлся, врывался в её нежное лоно. Это ощущение того, как от неё отрывали душу, клетка за клеткой. Удовольствие наступает волнами, как вода, как огонь; тело словно обмякло в петле. Руки, такие крепкие, большие и знакомые, скользят по её торсу, мнут грудь и добираются до шеи. Он убьёт её. Он говорит ей об этом без слов. Он отымеет её тело и задушит, пока жизнь не покинет её. Она никогда не увидит Его Королевство Детей. Она слишком стара, и ей там нет места. Она умрёт, как и её сестра, и станет просто ничем. Но её план не таков. Она призвала Его. Она не глупа, и, возможно, Он догадывается. Возможно, как и все остальные до неё. Она готова. Она обхватывает Его ногами, даже если агония от Его вдалбливания в её тело заставляла её хотеть отстраниться и корчиться. Паника в груди призывала бежать. Но круг, нарисованный ею, всё ещё там. Если она ступит за его пределы, Он не сможет следовать. Пока что. Она хватает оборонённый на пол нож, который до этого не был нужен. Багула это не волнует, пока он имел её, заставляя поплатиться за то, что она призвала Его к себе. Он знает, что с каждым толчком подвергает её мукам и экстазу, которые разорвут её мягкую плоть на части. Нож не причинит Ему боли. Но она и не собирается пырнуть Его, не помышляет убить. Она хватает Его голову и одним движением наносит порез между Его носом и подбородком. Он прекращает движение и впивается когтями в её шею, стараясь оттолкнуть. Но Он почувствовал боль, когда кожа Его лица разошлась у кончика ножа, и из раны на неё хлынул чёрный ихор, и восстаёт звук подавленного на протяжении многих тысяч лет, булькает маленькими ручейками, визжа от боли и гнева. Кровь демона. Рот, силой разрезанный на лице, которое не может этого вынести. Кожа уже начала срастаться, но Эйприл не допускает этого. Она сжимает хватку на Его талии, проталкивая всё глубже в себя, пока не стала чувствовать, как Его орган касался мягкой и влажной середины её шейки матки. Она перекрывает ножом его закрывающуюся пасть, единственным лезвием, которое может причинить Ему боль, пусть и только временно. Кровавое жертвоприношение, эссенция невинности, давно забытый ритуал, позволяющий ей слиться ртом с Ним, пока она не почувствовала Его извивающийся язык и зазубренные, острые как бритва зубы. И пока из лица сливались в обжигающей и жалящей жаре, она произнесла беззвучную команду. Ты мой, - говорит она. – А я твоя. Нас никогда не разлучат. Тело Багула застывает, пока их лица сливаются в танце, полном желания. Её тесные, влажные глубины сжимают Его. Он думал наказать её, прервать её жизнь в агонии и вспышке муки милосердия. Но она влажна, и не только от крови. Его наполняет горящая нужда. Жертвоприношение, круг, обряд, домашние видео. Команда, произнесённая без голоса, укореняется. Когда Эйприл почувствовала изменение власти, то прервала поцелуй, зная, что чёрный дёготь покрывал её лицо. Его рот запечатывается, запирая голоса за бесшовной кожей – ненарушимый мандат, манипуляция древнего зла. Она велит ему лечь на спину. Теперь Он не сопротивляется. Она – сосуд, некогда пустой. Но когда она устраивается и начинает двигаться на Нём, то чувствует, как наполняется грудь. Его чёрный, бездонный взгляд держит её, поблёскивая как панцирь насекомого в тусклом свете. Перед ней сейчас проигрывается «Барбекю». Семья в машине. Радостный ребёнок смотрит, как сгорает автомобиль. Но объект истории становится зрителем, и Багул наблюдает за ней с экрана. Они все наблюдают за ней, изображения застывшие, пока Он двигается свободно, хоть Его копий здесь целых семь, одна для каждого кончика звезды, нарисованной на полу под их раскачивающимися телами. Она чувствует, как Он извивается внутри неё. Что бы Он там ни имел, но это не походило на человеческий фаллос, а нечто раздвоенное, жилистое и извивающееся, словно язык, кончик которого ласкал каждый её уголок. Что бы ни было у Него между ног, оно охватывает её, скользит в другое её отверстие, пока она не растянулась вокруг Него; глубоко в её недра и, с мучительными судорогами ослепляющей агонии, проникает через шейку матки в её чрево. Она кричит от внутренних спазм и трения, но крик превращается в хриплый стон, и даже сейчас она поглощена неестественным и ненасытным удовольствием. Она понятия не имела, что это будет так. Она не знала, что такое может быть. Нож в её руках. Она снова хочет испробовать Его уста, проглотить Его кровь, поглотить Его полностью. Какая-то часть Его коснулась её чувствительной точки, и со стоном и ворчанием она забилась в первом оргазме. Но Он ещё не закончил с ней. Не щадя и не жалея, Он проталкивается в неё, крутясь и вертясь, пока не выжал из неё очередной оргазм. Его ногти впиваются в её спину, в кожу и через слой жира проникают до мышц, а её бёдра до сих пор раскачиваются; она трётся о Него, желая всё больше, больше. Она получит то, что заслужила; то, что ей причитается. Теперь Он снова на ней, но она не сопротивляется. Он хватает нож, которые она держит, и режет себе руку. Его пальцы проникают в её уста, и она принимает их, омывая языком и губами и впиваясь зубами в суставы Его пальцев. Теперь Он держит её челюсть; Его когти достают до её глотки, пока он ещё глубже проталкивается в неё. Чёрный ихор стекает вниз по горлу, и она проглатывает. Её глаза закатываются в экстазе, ибо теперь нет ни одной части её тела, нетронутой Им. Ты мой, - думает она, пока Его таз вдалбливает её в пол, и весь свет поглощает тёмный ихор, который Он размазывает по её лицу, наполняя глаза. Она стискивает Его ногами, чувствуя, как Он растёт внутри неё, разрывая как бумагу, и волны горящего экстаза накрывают с головой. Она уже сбилась со счёта, сколько раз её спина напрягалась и расслаблялась, пока всё не превратилось в нескончаемый поток агонии и блаженства. Её тело начинает сдавать, но она продолжает, впиваясь руками в Его спину, пока Он прижимает её к себе. Его руки обнимают и пожирают её, и Он наполняет её. Он заканчивает с ней, заливая её тело чёрной вязкой жидкостью, которая вытекает из всех отверстий, словно слёзы, а потом высыхает и рассыпается в пепел. И тогда Он поднимает её на руки. Пока Его дети наблюдают, Багул перешагивает через обезображенный труп её сестры и покидает круг. Завет нарушен. Она обхватывает руками Его шею, как тогда, много лет назад, и прижимается лицом к Его груди. Она ничего не весит в Его руках, пока Он переходил из этого мира в свой, где она и останется – навсегда принадлежащая Ему, королева Его царства, и она никогда больше не будет одна.

***

Нежный звук язычков пламени наполняет комнату, пока плёнка с хлопающим звуком билась об катушку. На экранах белый свет от проектора уступил место кипению, пока плёнка плавилась. Тлеющие хлопья летят на пол, на сухое дерево и на размазанный повсюду чёрный ихор, который оказался воспламеняющимся. Много времени не прошло, как комната и всё, что в ней находилось, полыхает. Сирены снаружи предупреждают о надвигающихся струях воды. Они погасили пожар до того, как огонь успел перенестись на остальное здание. Спустя месяцы здание будет отремонтировано, тёмная история скроется в тени и заселится новая семья. А на чердаке потрёпанная картонная коробка ждёт своего часа. В ней теперь семь плёнок. На новейшем дополнении красуется кусок маскирующей ленты с надписью, сделанной чёрным маркером. Только два слова, написанные детским почерком. «Воссоединение семьи».