пятнадцать станций трамвая

      — Мне пятнадцать!       — А мне семь!       — Ах-ха-ха, я вас всех старше, мне тридцать три!       Мысли теряются в лязге столовых приборов о посуду, громких детских разговорах и гнусавых замечаниях поварих. Поддаваясь игре младшеклашек за соседним столом, Беннет приподнимает граненый стакан повыше в попытке рассмотреть цифру на донышке. «Тринадцать». Смешно — бездушный стеклянный сосуд и тот намекает на его неудачу. Досадно улыбнувшись, Бенни отпивает напиток и резко кривится. Сегодня чай с вяжущим вкусом шиповника.       — Как с одноклассниками? — интересуется Син Цю, нарочито аристократично переворачивая страницу. Ни в столовой, ни на перемене, он никогда не выпускал из рук книгу, что поначалу очень впечатлило Беннета. Но после слов Сян Лин о том, что за темно-бордовой рельефной обложкой скрывается вовсе не классика или учебные пособия, а распечатанные фанфики, образ венца искусства разбился подобно задетой хрустальной вазе. На логичный вопрос «А смысл их печатать» Син Цю ответил, что ему уж больно нравится шелест страниц. У каждого свои странности.       — Не так плохо, как я думал. — кивает Беннет. Делает глоток чая, снова кривится и крайне жалобно смотрит на Сян Лин, бегая зрачками от нее к коробке испеченных ею пирожных и обратно. Девушка смеется и пододвигает коробку ближе к белокурому.              — Выкладывай, кто нравится! — Ху Тао ставит руки на стол и вплотную наклоняется к Бенни, словно детектив к задержанному, перекрывая доступ к кремовым корзинкам.              — А-акх… — от неожиданности Бенни поперхнулся.       — Ху Тао, не так быстро. — Син Цю кладет книгу на колени и тянется к коробке с пирожными. — Любовь — дело времени.       — Ага, поэтому Чун тебя так долго динамит. — с ухмылкой отмечает Тао и с шумом плюхается на свое место, успев перехватить песочную корзинку прямо из рук Син Цю. Сян Лин прыскает от смеха, но после недовольного прищура от синеволосого в ее сторону, отводит взгляд и делает вид, что ничего не произошло.       — С кем общаешься хоть? — Чун Юнь выглядит относительно спокойно, но Беннет замечает, как у того покраснели кончики ушей.              — С Эмбер и Ноэлль неплохо ладим. — белокурый хмурится, чуть не забыв элементарное. — а, и с Рэйзором.       — Рэйзором? — Чун Юнь ошарашенно покосился на парня, как и остальные.       — Ну да, сидим вместе постоянно. А что такого? — Бенни явно недоумевает.              — В целом, ничего, только… — не успевает Син Цю договорить, как его перебивает Ху Тао.       — Это тот который котят на завтрак жрет? У-у! — с набитым ртом восторгается девушка.       — Котят?! — Чун Юнь бледнеет, хотя некуда, он и так обычно белый как стена.       — Там же мяса мало, чего есть… — невзначай произносит Сян Лин, принимаясь за пирожные.       — И котят и кутят и всех-всех, кто у нас здесь в лесах обитает. — Ху Тао слегка горбится, выставляет перед собой руки, покачивая ими в такт своего рассказа. Ее голос, тихий и жуткий, пробирает до мозга костей. — А как съест, то остатки потрошит и делает чучела. Тащит туши с охоты, а в несезон рыскает по объявлениям на авито или забирает беспризорных животных с улицы. А ещё, слышала, что его этим летом видели с лопатой на местном кладбище. — последние слова Тао проговорила настолько тихо, что к ней пришлось вплотную наклониться.       — Криповый чел, я б с ним затусила. — на последней фразе девушка вышла из образа и откинулась на спинку стула.       — Сомнительный молодой человек. Все стараются держаться от него подальше, и тебе советую. — подытоживает Син Цю, вновь принимаясь за книгу.       — Еще я слышала, что он как-то из человека… — Ху Тао снова перешла на шепот.       — Можно не за столом. — едва слышно выдавил из себя Чун Юнь, позеленевший то ли от страха, то ли от отвращения.       — Как скажешь, солнышко. — Тао подпирает руками голову и улыбается. — Приятного аппетита!       Они еще немного болтают на отвлеченные темы и ближе к звонку расходятся по классам. Мысли Беннета все никак не унимаются. В его беспокойной голове складывается пазл — пренебрежительные взгляды, избегания, анатомически точные рисунки животных, слова учительницы про «живодера». Всё это сливается воедино со словами Ху Тао, рисуя портрет эдакого монстра-потрошителя. То есть да, добрая половина сказанного девушкой звучит как крипипаста, которой он упивался лет в двенадцать, но даже Син Цю, разумный по его мнению человек, не стал опровергать ее слова. Беннет ощущал себя крайне странно, его представление о Рэйзоре диаметрально отличалось от представления ребят, и, если подумать, практически всех в этой школе.       Рэйзор, заботящийся о своей сестре, ласково называющий ее «моя», Рэйзор, провожающий уставшего Беннета до дома, ежеминутно интересующийся все ли в порядке никак не вязался с тем устрашающим образом. Он, несмотря на нелюдимость, казался Бенни хорошим человеком, не заслуживающим такого ужасающего титула.       Скрежет мела о шероховатую поверхность действует белокурому на нервы. Ноэлль под диктовку учителя обществознания выводит на доске мудреную схему, в содержании которой Беннет даже не пытается разобраться. Сознание безнадежно зациклилось на противоречивой личности соседа по парте, на которого он сейчас откровенно пялился в поиске ответов. Благо, Рэйзор как обычно заткнул уши музыкой и занимался рисунками.       Бенни еще в первый день приметил его шрамы — на щеках, руках, шее. Неровные, белесые, от одного их вида становилось горько — сколько боли пережил этот человек. Беннет мысленно соединяет их взглядом, словно созвездия, пока не застопоривается на относительно свежих рубцах. Четыре рваные полосы выглядят точно как след от когтей и, судя по размеру, довольно крупного животного. Парень напряженно выдыхает, находя в краснеющих на светлой коже отметинах подтверждение одному из портретов Рэйзора. И, к сожалению, не его.       Он снова и снова прокручивает в голове все известные факты, пытаясь понять, что к чему. По неизвестной причине его крайне выводит из себя возникающее несоответствие и беспомощность в его решении. Единственный выход — раскрыть карты перед Рэйзором и напрямую спросить, что он из себя представляет. Но если подумать — кто Беннет такой, чтобы требовать ответы от человека, который его знает чуть больше недели? А если все окажется так, как говорят другие? Беннет не хочет слепо верить слухам, но и сказать страшно — он боится не правды, а того, что такими вопросами выставит себя дураком. Ему еще два года здесь учиться.       Все оставшиеся уроки Беннет колеблется, так и не дождавшись подходящего момента.

***

      Пушистые кучевые облака взгромоздились на небо, заслонив собой солнце, отчего легкий сентябрьский ветер ощущался холоднее, чем обычно. Кли сегодня закончила раньше и уже давно уехала домой, поэтому они шли на остановку вдвоем. Рэйзор, по привычке, снял одну капельку наушников. Беннет мнется, теребит лямку рюкзака, несколько раз открывает рот в попытке высказать все, что за сегодня скопилось, да все никак не получается. Смотрит на него украдкой, пытаясь усмирить страх. «Сейчас или никогда».       — Мне нужно у тебя кое-что спросить. Это важно. — на выдохе произносит Беннет, одновременно внутренне радуясь тому, что всё-таки решился, и паникуя по той же причине.       — Ты про шрамы? Это не селфхарм, просто случайности. — резко поясняет Рэйзор, будто отвечает на подобное чаще положенного.              — Шрамы? я не про них, с чего ты вообще взял? — тушуется Беннет, не выпуская лямку из рук.       — Ты всю общагу на них пялился. Вот и подумал. — пожал плечами сероволосый.       — Нет, я про другое. — лицо Беннета мгновенно вспыхивает, начиная по оттенку походить на цвет флага СССР. Прокашлявшись, он продолжил. — Слухи, которые про тебя ходят. Это правда?       — Смотря какие. — глаза цвета граната выжидающе уставились на Бенни.       Они отделились от толпы, идущей с учебы, завернув за угол школы в небольшую слепую зону, где обычно курили учителя и особо смелые ученики. Парень рассказал все, что сегодня услышал от ребят в мельчайших подробностях и мысленно готовился к тому, что с минуты на минуты его пошлют к черту. Закончив, он зажмурился, не имея сил наблюдать реакцию собеседника.       — Котят на завтрак? — тихий низкий смех Рэйзора заставил Беннета открыть глаза. Он ещё ни разу не видел, чтобы что-то того так сильно смешило. Даже реакция на жалобы Кли на дроби не идет ни в какое сравнение. Невольно Бенни тоже улыбнулся, выпуская на веснушчатое лицо ямочки.       — Если трезво оценить ситуацию, часть из этого правда. Я делаю чучела и черепа. — лицо Рэйзора вернулось в привычное слегка угрюмое состояние. — Если правильно сказать, занимаюсь таксидермией и остеологией.              — А все остальное? — задает Беннет первый вопрос, который приходит к нему в голову.       — С кладбища я уж точно никого не выкапывал. — Рэйзор снова пожал плечами.       — Почему тогда ты никак не реагируешь на разговоры о тебе? Разве тебя это не волнует? — говорит Беннет, наконец выпуская из рук многострадальческую лямку рюкзака.       — Я уже привык, что из-за своего хобби обрастаю нелепыми слухами. Людей нельзя винить, все же нетипичное занятие, пусть верят во что хотят. Мне все равно. — хмыкает Рэйзор и решив, что ответил на все вопросы, разворачивается к остановке.              — Погоди. А можешь рассказать побольше об этом занятии? — Рэйзор смотрит на него с непониманием. — Мне очень интересно.       Они расположились в цветастой беседке в соседнем от школы дворе. Здесь было довольно спокойно, лишь одинокая мамочка с коляской описывала круг по детской площадке, тихо напевая колыбельную.       Беннет пялится в чужой телефон, с восторгом реагируя на каждую высвечивающуюся фотографию, не веря тому, что парень рядом с ним такое сделал своими руками. Ему сначала было немного не по себе, все-таки не по-христиански это, работать с трупами, но, немного погодя, он проникся своеобразным творчеством. А после краткого ликбеза по таксидермии, вовсе стал искренне восхищаться мастерством Рэйзора.       — Как ты к этому пришел? — спрашивает Беннет, рассматривая фотографию чучела небольшой пестрой птички с распушенным хвостом.       — Пошел по стопам отца. Он охотник, иногда чучела изготавливает. — Рэйзор опирается на спинку скамьи. — У нас вся семья по животным сдвинута.       — И тебе не жалко? В смысле… Охотиться. Не думаю, что я смог бы убить живое существо. — Беннет откладывает телефон и оборачивается на Рэйзора.       — Я почти не охочусь. Покупаю у других охотников или нахожу уже мертвые туши. Спасаю их от бесцельного гниения или участи вроде воротника безвкусной шубы. — смеется Рэйзор. — Все равно все умрем когда-то. Сейчас я животных, потом кто-то и меня.       — Не говори так. — Беннет заострил внимание на последней фразе.       — Как? — алые глаза смотрят точно в зеленые. — Смерть вполне естественный процесс, всегда нужно быть готовым.       — Ну ты и пессимист. — хмыкает Беннет, разрывая зрительный контакт.              Где-то за многоэтажками слышится грохот, ветер усиливается, поднимая клубы пыли и песка. Одинокая мамочка разворачивает коляску и уже через мгновение скрывается за дверью одного из подъездов. Беннет смотрит в небо — он был так увлечен, что и не заметил, как мягкие пушистые облака налились свинцом и грозились с минуту на минуту вылиться на землю холодным дождем. Завороженный глубокой синевой, он следит за тем как плывут тучи, как покачиваются тонкие ветви липы, пока его плеча не касается Рэйзор. Беннет кивает и они торопливо покидают двор и идут на остановку.

***

             Трамвай едет и пассажиры покачиваются в такт стука колес. Дождь пока не начался, но вдалеке за промзоной над домами сверкали яркие молнии. Рэйзор уже вышел, и, Беннет надеется, добрался до дома сухим и невредимым. Где-то на задворках его сознания все еще кипели злость и смятение из-за предрассудков в сторону сероволосого, но сейчас Бенни это никак не беспокоило. Рэйзору на это все равно, а Беннет не тот человек, который станет кому-то что-то доказывать — главное, он прояснил все для себя.       «Его волосы похожи на грозовую тучу» — тихо вслух заключает Беннет, снова завороженный небом.