заплутавший

      ген сидит под апельсиновым деревом, прикрывая глаза и наслаждаясь чудесным лёгким ароматом, витающим в воздухе. в руках находится толстенная книга, до боли знакомая и режущая глаз, она открыта почти в конце, а потому асагири решает перелистнуть на начало, чтобы перечитать. но сколько не переворачивает страниц менталист, всё остаётся на тех же.       и внезапно до него доходит то, где он и что он тут делает. конечно же спит, а это всё сон.       — я во сне! — кричит он так, что содрогается воздух и дерево, в горле саднит, в то время как на голову ему падает апельсин, после скатываясь в руку. он его немного разглядывает, перед тем, как выбросить. всё равно тот начинал подгнивать.

и опять чистый лист. и опять свобода для воображения. и вновь чужая обсерватория.

      тёплые руки обвивают его талию, пока в шею упирается такой же тёплый нос, опаляя вдохами и выдохами его шею. а на губах расцветает лёгкая улыбка, вовсе случайно появившаяся.       — и я тоже рад тебя видеть, сенку-чан, — с теплотой мурлычет асагири, теперь точно уверенный в том, что это сон, в отличие от первого раза. теперь он может быть смелее. и будет.       в районе где-то между шеей и ключицей раздаётся ленивое мычание, перерастающее в сладкие поцелуи в этой же области, пока с каждой новой секундой краснеющий менталист пытается собраться с мыслями. но и поцелуи надолго не задерживаются, сменяясь лёгкими укусами, от которых голова идёт кругом, а по телу бежит табун мурашек.       — ну всё-всё, хватит, — еле выдавливает из себя обмякший фокусник, откинув голову назад, на чужое плечо. раздаётся тихий утробный смех с лёгкой хрипотцой и ген, кажется, кое-как держит себя в рамках приличия, чтобы не стать кубиком льда, плавящимся от знойного солнца.       — а что, не нравится? — в ухо шепчут чужие губы, и парень клянётся, что такие действия, явно намеревающиеся свести его в могилу со смущения, скоро осуществят свои планы.       — нравится, но... не сейчас. я не хочу продолжения прямо сейчас, — в голове асагири, до сих пор, звоном отбивается их с сенку разговор, состоявшийся днём. он заметно поник, что стало большой неожиданностью для миража, стоящего позади.       — ты чего? устал? мы можем прогуляться по берегу моря.. ну или просто полежать. или ещё чего сделать. мм? — всё подсовывал варианты сенку, отчего ген лишь улыбнулся, тихо посмеиваясь в кулак.       — ну пойдём тогда, — развернулся на пятках тот, кокетливо улыбаясь и пряча руки за спиной, — говоришь, к морю, да?       дорога занимает совсем немного времени. хотя, возможно и много, но украшенное соловьиной трелью и тихими, но увлекающими разговорами, оно пролетает незаметно.       нагретый за день песок греет ноги, а прохлада вечера их остужает, лишний раз заставляя, своими ветрами, табуны мурашек пробежаться по открытым частям кожи. такой контраст позволяет юноше ощутить все прелести свежего морского бриза. но долго замерзать не приходится — заботливые руки укрывают его какой-то накидкой.

***

      за ночь, во сне, он сделал многое. и так же о многом говорил. однако, как не были хороши или плохи разговоры, никому, наверное, не понравилось бы проснуться посреди них, особенно с гудящей болью головой и от настырного стука в дверь.       ген взял с тумбочки деревянную, залакированную шпильку, — или как это называется, — которую так и не успел разглядеть перед сном и, увидев на ней вырезанные и покрытые чем-то чёрным паслены, прыснул от возмущения.

не уж то ишигами так и не поверил его словам?

      настойчивые стуки всё продолжались, а к ним прибавились ещё и чьи-то крики снаружи. асагири вздохнул и, наспех завязав волосы и одевшись, вышел на улицу.       — ну и что вы разорались? — помассировал висок тот, отмечая, что на улице уже вечер. вот это он поспал, конечно.       — там сенку стало плохо! но он никого не пускал! мы боялись, что и тебе тоже поплохело, ведь ты тоже целый день не выходил! — на перебой выкрикивали жители деревни, но ген уловил суть, закатывая глаза, а потому сразу же быстрым шагом направился к обсерватории, чуть ли не приказным тоном велев не ходить за ним.       — сенку-чан, открой для меня дверь, — попросил ген, когда та не поддалась со второго раза, видимо, была заперта изнутри.       — я мало говорил? идите все отсюда. без исключения, — раздражённо раздалось за ней и менталист хмыкнул, присаживаясь на порог около двери.       — тогда я буду сидеть здесь и ждать, пока ты не откроешь дверь. к тому же, на улице прохладно, и если ты не впустишь меня, то я и так могу заболеть. но предпочитаю это делать хотя бы в твоей компании.       изнутри ничего не послышалось, тогда как снаружи ген поёжился, спиной вжимаясь в дверь и сильнее кутаясь в одежду.       однако, не прошло и пары минут, как раздался тихий голос, почти не имеющий сил:       — ты один?       — ну, а с кем мне ещё быть, по-твоему? — задал встречный вопрос менталист, после вопросительно потянув "м-м?"       дверь отворилась и ген, облокачивающийся на неё со всей силы, стукнулся о пол, а после встал, недовольно потирая ушибленную голову.       — мне сказали, что тебе стало плохо и я решил навестить тебя, — оттряхивая полы одежды произнёс тот, — а что вообще случилось?       — не знаю, просто в обморок не надолго упал всё, а они из этого драму ломают, — пожал плечами сенку, а после, под строгим взглядом менталиста, понял, что ложь не совсем и удалась, — ой, да брось, наверняка просто перетрудился да и всё.       — тебе нужно отдохнуть, — заявил ген, чуть подталкивая того под спину к расстеленной кровати, — или хотя бы поспать. что будет если царство науки лишиться своего правителя? — усмехнулся он усаживая ишигами на постель.       — что-нибудь да придумают, — закатил глаза сенку, привычным жестом поковыряв в ухе мизинцем, но начёт отдыха он был согласен с болтологом, это, как никак, была важная потребность человеческого организма. неожиданно для сенку, на его лоб водрузилась чужая рука, будто измеряя температуру.       — ты горишь, — твёрдо произнёс своё заключение асагири, после чего уложил ошарашенного чем-то учёного под одеяло, — лежи, я сейчас принесу воды и сделаю тебе холодный компресс. отдыхай пока, — стоило всем словам сойти с губ, как ген удалился из обсерватории, уходя прочь и возвращаясь минут через десять с небольшим тазом воды и чисто-белоснежной тряпкой, уже плавающей внутри. сложив её в несколько раз, он хорошенько её отжал и отряхнул, после чего положил на чужой лоб.       сенку уже погрузился в сон, а потому асагири лишь перенёс стул поближе к кровати и запер дверь, после чего смог, облегчённо выдохнув, присесть на стул, облокотившись на изголовье.       раз, примерно, в четверть часа ген аккуратно, так чтобы не разбудить уснувшего, менял холодные компрессы, заменяя их новыми.

и всё-таки он поддался искушению.

      дыхание гена чуть затаилось, а сам он закусил губу, когда его рука скользнула по пылающей жаром щеке, очерчивая трещины, оставшиеся после высвобождения от оков камня..       он гладил его по щеке, вот так свободно, почти ничего не боясь, пока сердце, тоже где-то затаившееся, не дрогнуло от того, что чужие веки содрогнулись, зажмуриваясь.