Maybe one day...

*В большинстве случаев, яндере-персонаж, находится в состоянии парафилии (интенсивного и устойчивого сексуального интереса), маниакальной депрессии или зависимости от кого-либо. Термин используется только как отсылка к художественным произведениям, и не считается настоящим диагнозом или психическим расстройством. "Сумасшедшее" состояние яндере часто называют "почернением" или "потемнением" из-за того, как падает тень на лицо персонажа в такие моменты. Фанатам такого архетипа нравится невероятно высокий уровень любви, который яндере показывает своему возлюбленному. Однако, точное определение термина может меняться в зависимости от контекста. Иногда поведение яндере сравнивают с пограничным расстройством личности. — Все готово! Идемте к столу! — Отряхнув руки о фартук, Виктория вошла в гостинную, — Сереж, откроешь вино? — Да, дорогая, — утянув любимую в объятия, Сергей нежно коснулся ее волнующих губ, — Этот чудесный запах запеченного мяса, я чувствую даже отсюда. Уверен, на вкус еще лучше. Смутившись, Вика чувствует на себе тяжелый взгляд янтарно-желтых глаз. Решается посмотреть на него, сильнее прижимаясь к Сергею, чувствует нежные поглаживания по спине, теплое дыхание на макушке. Сережа — гарантия ее безопасности. — Вы так хорошо смотритесь вместе, правда, Птиц?— улыбнувшись, Софи медленно подходит к Птице, кладет руки на его широкую грудь, надеясь получить хоть крупицу ласки. Ее скованные движения выдают страх. Она боится. Вот только чего? — Несомненно, — иронично протянул мужчина, обнимая блондинку — Завидуешь, куколка? — Сжимая талию блондинки, Птица целует Софи нарочито-нежно, продолжая смотреть в глаза Виктории, пытаясь уловить малейшие изменения в мимике. Но едва ли ее это задевало. А вот его очень даже. Он злился. Злился на нее. На себя. Приходил в восторг, чувствовал разъедающую сердце и член похоть, душил в себе любое проявление человечности, и наконец, решил, что она должна принадлежать ему. — Ждем вас на кухне, — Сергей уводит Вику, крепко держит за руку, знает, что ничем хорошим, для Софи, это не закончится, как и для всех предыдущих, однако жалости не испытывает. Она сама легла в его постель. Сама позволила ему "войти" в свою жизнь... Оставшись наедине, Птица вжимает Софи в стену, возвышаясь на ней. — Детка, — ухватив ту за подбородок, медленно и вкрадчиво, шепчет в ее губы едкие замечания, заставляет смотреть в глаза. — Не помню, чтобы позволял касаться себя. Сколько яда в его словах. Блондинка смотрит на Птицу затравленно, боится. Нет, он не бил, не делал больно,однако его колючий взгляд мало кого мог оставить равнодушным. — Н-неужели мы не можем просто хорошо провести время? Птица, пожалуйста, один вечер без твоих сюрпризов. «— Детка...— задав довольно быстрый темп, Разумовский вжимает блондинку в стену, — Не отключайся, папочка сегодня голоден. Сосредоточившись на ощущениях, Птица закрыл глаза, двигаясь в девушке в режиме молотка. Он почти оглох от криков, однако это показалось ему недостаточным. Его больное воображение подкидывало все более развратные картины того, что он сделал бы, будь она его. Но нет. Еще нет. — Птица....— покрывшись испариной, Софи пыталась оттолкнуть от себя распалившегося мужчину, чувствуя дискомфорт от столь глубоко проникновения, однако тот не реагировал, продолжая трахать ее пульсирующее лоно. — Птица, остановись! Птица! Истощенная и ослабленная сексом, она не могла справиться с ним. Она могла лишь стонать, принимая в себя его толстый член, однако недовольной она не выглядела. Каждое проникновение вызывало неописуемый восторг, заставляя тело биться в сексуальной агонии, царапая кожу Разумовского до крови. — Ви..мммм.. Софи не дура, понимает что он представляет не ее, особенно сейчас, вбиваясь в нее под таким углом, приближая к болезненному оргазму. » — С тобой все хорошо? — Сергей толкнул брата в бок, — Птиц, ты слышишь? — Уже сидя за столом, Разум заметил как брат пребывает в состоянии транса. Птица то и дело кусал нижнюю губу, пожирая взглядом предмет воздыхания. — Да я..просто голова болит, ничего страшного, — прочистив горло, Птица потянулся к бутылке, — Виктория, хочешь еще немного? — облизнувшись, Разумовский взял ее руку, в которой находился бокал, чуть сжимая. — Держи крепче, птичка. Вздрогнув от импульса, кареглазая нервно сглатывает, но руки не отнимает. — Д-да. Спасибо, Птица. — Вика прикрывает глаза и пытается успокоиться. Так реагировать на безобидное прикосновение ненормально. Нельзя одновременно хотеть сбежать и при этом хотеть большего. — Вик? Девушка открывает глаза, оба Разумовских наблюдают за ее реакцией. И только Софи не замечает очевидного, а может просто не хочет замечать, с аппетитом поедая свою порцию. — Ты можешь уже отпустить, бокал почти полон, — решив сыграть в эту опасную игру, девушка поддается вперед, — Или ты хочешь чувствовать тепло моей руки? Оставшийся вечер проходит довольно тихо, если не брать во внимание испепеляющий взгляд янтарно-желтых глаз. " Он сидит напротив — такой дикий, необузданный, как огонь, который нельзя приручить, но можно легко обжечься. Он смотрит так будто хочет усадить меня на стол и взять прямо тут. Врезаться горячими губами в мой рот, до боли сжимая в своих объятиях. Широко раздвинуть мои бедра и сорвав трусики, оказаться внутри одним мощным толчком, выбив весь воздух из легких. Сердце заходится. Бьется о ребра с оглушительной силой. Представляю это и все вокруг плывет перед глазами. Закусываю губу, отвожу взгляд, пытаюсь подстроиться под разговор. К щекам приливает кровь, ерзаю на стуле. Черт, я намокла. Сергей обеспокоенно смотрит, волнуется. Успокаиваю его коротким поцелуем, списываю все на вино. Решаюсь посмотреть на него снова. Он вскидывает бровь, улыбается. Будто знает о чем я думаю. Его голодный взгляд задерживается на моей груди. Следовало бы надеть менее облегающее платье. Сжимаю бедра, когда чувствую длинные пальцы Сережи на оголенной коже. Задерживаю дыхание, смотрю на него, при этом двигаю бедрами, позволяю Разумовскому коснуться себя там. " Ночь обещает быть жаркой. *** — Птица, идем в постель, — Софи вошла к кабинет, сонно потирая глаз. — Я жду тебя, пожалуйста. — Скинув с себя халатик, блондинка томно смотрит на Разумовского, пытаясь привлечь его внимание. Медленно подходит к столу, поглаживает бедра, склоняется, чтобы поцеловать, смотрит в глаза, но видит в них безразличие. Птица скучающе обвел взглядом тело блондинки, развернувшись к окну. — Что не так? — Не выдержав, Софи взрывается, обиженно поджав губы. — Что с тобой происходит? Ты на себя не похож. Это не тот Птица, которого я знаю. — Кажется, я просил не заходить в мой кабинет, — Затянувшись сигаретой, мужчина выдохнул густой дым в прохладу ночного города. — Не пытайся залезть ко мне в голову, не получится. — Птица закатывает глаза, недовольно цокнув, надеется на то, что у нее достаточно мозгов, чтобы не донимать его вопросами. Он слишком устал. — У нас две недели не было секса, ты считаешь это нормальным? Птиц закатывает в недовольстве глаза, выбросив окурок в окно. Поднимается медленно, не спешит, обходит стол, не удостоив Софи взглядом. — Если я трахаю тебя, это не значит, что я должен потакать твоим прихотям, куколка. — Предупреждающе произносит мужчина, на этот раз повернув к ней голову. Яростно сверкает янтарно желтыми глазами, надеясь вызвать страх. — Ты забываешься. Насупившись, Софи поджимает губы, уже не чувствуя себя главной. Это злит. Она не понимает в чем причина такой холодности, однако женская интуиция подсказывает, что проблема лежит на поверхности. — Виктория, да? — Блондинка внимательно следит за Птицей, подмечая как расширились его зрачки, а кадык предательски дернулся. Она ударила в самое сердце, однако удовольствие от этого было минимальным. Злость окутала ее разум окончательно, лишив возможности здраво мыслить. — А я, дурочка, думаю, что не так! Ты! Ты! — Кричит Софи, подняв с пола халат. — Я знала, черт побери, знала! После того ужина, ты сам не свой. — Софи.....— мужской голос медленно, но верно начинает вибрировать от сдерживаемого внутри раздражения. — Прошу в последний раз, уходи и больше не возвращайся. Мы хорошо провели время, но наши отношения закончились прямо сейчас. — Не утруждайся, поняла с первого раза. Птица медленно подходит к Софи, облизываясь. Притянув ее к себе, он почти нежно касается ее губ подушечками пальцев, очертив контур. — Умная, девочка.