Конунг

I

Ярл, муж, отец и брат

Полдень. Солнце поднялось высоко и его лучи осветили холм, лаская своим холодным светом буро-зеленые верхушки голой земли и извилистые линии заснеженных горных вершин. По небу стремительно пролетел ястреб, издав громкий крик и потеряв во время полета одно свое перо, которое ветер унес далеко в горы и оставил покоиться в глубине долин. Лохматые псы с грязной шерстью, высунув языки, бегали около дома и мешали бритоголовому омеге работать — поднимать с земли потроха пойманных с утренней зарей двух глухарей, что пойдут сегодня на ужин. Мужчина вынул из колчана стрелу и протянул ее мальчишке. — Целься лучше, совсем не ориентируешься на ветер, — строгим голосом учил Чонгук. Его густая черная коса, в которую бережными руками его омеги были вплетены тонкие колечки, ниспадала на спину, а выбившиеся из прически волосы пушил в разные стороны холодный ветер, идущий с гор. — Неправильно держишь тетиву, ты так рассечешь себе пальцы, — раздраженно рыкнул Чонгук и подошел к Джинхену, верным способом вложив стрелу и натянув тетиву, — держи здесь, крепче держи. — У меня не получается! — возмущенно заистерил Джинхен и уже было бросил лук, но крепкая ладонь Чонгука удержала оружие в чужих пальцах. Молодой альфа, заскулив, скривился от боли в ладони, казалось, отец готов переломать ему пальцы. — У тебя все получалось, когда не было ветра, какого хрена ты сейчас ноешь, щенок?! — рявкнул Чонгук и, крепко взяв Джинхена за руки, с силой тряхнул мальчишку, выбив того на рыдания. Но ни один всхлип не тронул ярла. Тот грубыми движениями заставил альфу встать в стойку, вытянул ему руки и вложил в тонкие пальцы, сжимая их до красноты, лук и стрелу. Джинхен же, чувствуя боль и нарастающий гнев, попытался брыкаться и даже обнажил зубы, предупреждающе рыкнув на отца. Чонгук замер, после чего сжал запястье Джинхена так крепко, что мальчишка заскулил и присел от боли, но сильная хватка рывком вынудила его встать ровно. — Ты свои клыки молочные не скаль, а то я тебе их выбью, чертов ты выблядок, — сквозь зубы процедил Чонгук и вновь вложил в чужие руки лук. — Учись, пока, сука, живешь здесь и жрешь мою еду. Когда ты будешь воевать, твоя мать не будет вытирать тебе сопли. Джинхен издал глухой звук, проглотив собственный всхлип, с нескрываемой обидой во взоре взглянул на отца и, наконец, встал в нужную стойку и правильно взял лук. Однако болящие запястья и пальцы едва удерживали вес чужого лука и силу натянутой тетивы. Альфа прищурился, стараясь разглядеть самодельную мишень на заборе, которую ему сделал ярл. Сопли и слезы, вместе с леденящим ветром, сильно мешали и не только застилали взор, но и болезненно щипали глаза, нос и щеки. Джинхен поспешно утер лицо предплечьем и нахмурился, всматриваясь вдаль. — Расслабься. Выстрел не обязательно должен быть жестким. Стреляй. Я сказал — стреляй и не думай! Джинхен выпустил стрелу мягче, чем рассчитывал. Тело сразу же потеряло стойку, и альфа стал ожидать гнева отца. Он ведь промахнулся. Однако, спустя мгновение, стрела вдруг вонзилась в мишень чуть выше самого центра, отчего Джинхен удивленно распахнул глаза и пошатнулся. — Можешь же, когда хочешь. Меньше ной, иначе сдохнешь при первой же возможности. Ни меня, ни матери рядом не будет, — на выдохе, но тем не менее все так же строго заметил Чонгук, — и запомни, при ветре не думай слишком долго, стреляй расслабленно и быстро, иначе тебе снесут голову мечом еще до того, как ты подстрелишь хоть кого-то. Никогда не забывай, что за спиной у тебя тоже есть враги. А они не будут ждать, когда ты напьешься своих слез. Тэхен проснулся от луча солнца, светящего ему прямо в лицо сквозь смотровую щель. Омега шумно вдохнул через нос и лениво потянулся, вытягивая все конечности на кровати, неожиданно для себя осознав, сколько на узкой постели стало места. Омега тотчас сел — сон ушел, стоило ему перестать ощущать рядом своего мужа. Чонгук нередко вставал с рассветом, и зачастую Тэхен поднимался вместе с ним или же альфа будил его по возвращении. Сейчас же было слишком светло для утра. Омега вылез из-под нагретого одеяла — кожа вмиг стала гусиной, и вдоль хребта пробежались мурашки от повеявшего с улицы ветра, что забивался в щели. Омега скинул с постели ноги и обул кожаные ботинки, внутрь которых была забита шерсть. На бедрах неприятно ощущались засохшие выделения, низ живота болезненно тянуло, и новая струйка смазки потекла по внутренней стороне, устремляясь к колену. Судя по всему, Чонгук ушел. Вчера ночью они виделись в последний раз перед начавшейся течкой. Джинхен все удивлялся своему удачному выстрелу, Чонгук же молча наблюдал за ним, думая о своем. Мальчишке будет тяжело выжить, если Тэхен продолжит держать его у своего подола. Чонгук нахмурился и через секунду отреагировал на едва слышимый шум, доносящийся из дома. — На сегодня все, — сказал тот Джинхену и отправился в сторону дома. Тэхен набрал в деревянную лохань теплой воды, что осталась стыть на невысоком огне в чугунке. Опустил в нее тряпку, смочил, а затем, подняв платье, стал обтирать свое тело. Неожиданно для омеги дверь толкнули снаружи, впустив в дом морозный воздух, запах свежеванной птичьей тушки, застывшей на улице, накидки из темной соболиной шкуры, а также запах ярла. Тэхен опустил платье и напугано воззрел на вход, но тотчас расслабился, когда на пороге увидел своего мужа. Чонгук, плотно поджав припухлые розовые губы, исчерченные мелкими ранками из-за холодов, нечитаемым взглядом черных глаз следил за тем, как омега обтирает тело теплой водой. Он закрыл за собой дверь и не двигался, решив остаться на входе. Тэхен же, успокоенный тем, что альфа пока еще остался с ним и с его сыном, продолжал умываться. Плеснул на лицо той же водой из деревянной лохани, после чего поспешно стянул с себя ночное платье, четко ощущая на себе пристальный изучающий взгляд датского ярла. Ярл Кровавый безотрывно глядел на мужа, скользя пытливым взглядом по стройному телу. Тэхен был красив и не стеснялся его. Омега был старше ярла, кроме того уже рожал, а потому Чонгук не раз видел Тэхена обнаженным. И эта нагота ему нравилась. Стройное вытянутое тело, невероятно длинные ноги, благодаря которым Тэхен и получил свое второе имя, припухлая торчащая грудь, на одной из которых продолжал расцветать синяк, приводящий мужчину в бешенство. Тэхен вдохнул полной грудью, на мгновение ощутив чересчур горькие феромоны гнева. Омега кинул короткий взгляд на мужа, и взгляд Чонгука стал мягче. Тэхен, стоя к ярлу полубоком, вынул свое серое рабочее платье и надел, скрывая из виду округлые ягодицы, аппетитно торчащие тазовые косточки и округлые плечи. Омега завел за спину руки, дабы завязать пояс. Внезапно омега ощутил на затылке и щеке горячее дыхание. Чонгук приблизился к нему практически бесшумно, перенял из тонких пальцев потрепанный пояс. Сухие и холодные пальцы чуть касались поясницы, отчего омега слабо дрожал каждый раз, при этом не оказывая никакого сопротивления. Альфа нетуго завязал на чужой талии пояс, после чего холодная ладонь накрыла чужой бок. Тэхен дрогнул и перевел взгляд на мужа, покосившись через плечо. Чонгук прижался к омеге всем телом. Тэхен тотчас поддался вперед и уперся в стол руками и бедрами. Он стоял прямо, пока вес мужа сильно давил на него сзади. Тэхен молчал, позволив альфе крепко сжать его талию, попеременно огладить рукой ягодицы, а затем скользнуть на низ живота, где теплел узел желания. Ярл уткнулся носом в изгиб между шеей и плечом, вдыхая запах теплой кожи после сна и сладкий, чуть кислый из-за течки, аромат феромонов. Тэхен пах домом. Ярл Кровожадный сделал еще один вдох и долгий, глубокий, с нескрываемым раздражением, выдох, отстранившись от омеги на два шага. Тэхен покорно отошел от стола, прекрасно осознавая потребности молодого мужчины, в доме которого он живет. Страх плескался где-то на самой глубине, но его было мало — Чонгук смотрел на него своим черным, словно крыло Хугина, взглядом. На дне чужих зрачков Тэхен видел себя. — Чонгук… — Я тренировал Джинхена стрелять из лука, — сухо произнес Чонгук, а затем окинул оценивающим взглядом чужие плечи, — оденься. Простынешь. — Да, мой ярл.

⚔⚔⚔

Эта ночь была неспокойной. Чимин плохо спал. Помнил лишь, как прижимался к телу конунга, боясь за свою жизнь и за жизнь своего ребенка — с момента, как он узнал о беременности, омега старался изо всех сил свыкнуться с мыслью о скором рождении нового сына исландского ярла, самопровозгласившего себя конунгом. Тэхен прав — дети помогут пережить все, и Намджун не худшее, что могло произойти с ним в тот злополучный день. Ярл не причинил ему больше боли, не касался с момента, как они отбыли в Данию из Исландии, а после услышанного от местной повитухи Намджун и вовсе, казалось, был удовлетворен ситуацией. Он долго целовал Чимина, не выпуская из рук до тех пор, пока губы его не распухли, а щеки не порозовели от тисков чужих жестких рук, а после приказал омеге плотно поесть и лечь в постель. Омеге за весь вечер кусок в горло не лез, и, через силу проглотив меньше половины куска свежесрубленного специально в честь приезда ярла барана, он попытался сразу уснуть под боком у мужа. Усталость с дороги дала свое, все слезы выплаканы, а силы истрачены, — омега уснул, прижавшись щекой к предплечью Большого Ярла, грея спину о его бок, пока конунг медленно поглаживал его плечо шершавыми кончиками пальцев, долго гладил золотые волосы, накручивая на палец пряди, оглаживал порозовевшее ушко и щеку, вслушиваясь в мерное дыхание омеги, и думал. Много думал. Наутро омега проснулся в постели ярла один. И уже успел испугаться — он до тряски боялся длинных домов и диких нерадивых датчан — как в покои вошел Намджун. Мужчина куда-то отлучался, судя по наброшенной на плечи шкуре и оружию, висящему у его боков. Раздался стук в дверь, и с позволения мужчины в комнату вошли двое омег, один крутобедрый, зрелый и уже рожавший, а второй совсем молодой, на вид не старше самого Чимина. Они несли в руках мясо ягненка, от которого еще исходил пар, а также свежие овощи и пиво с водой из колодца. Чимин смочил языком губы, ощутив настоящий голод. Ужасы вчерашнего дня уже не докучали ему, а потому омега сполз на край кровати, стараясь особо не выпутывать ноги из-под шкур и одеяла, как вдруг почувствовал приближение со спины. Намджун вынул из кожаных ножен хорошо заточенный, блестящий от тонких лучей света, попавших в комнату через смотровые окошки, кинжал. Рукоять оружия была украшена золотом, а на клинке выгравированы руны — молитва Óдину. Альфа приблизился к омеге, собрав в руку его золотые волосы. Чимин ужаснулся. Через разомкнутые губы вырвался глухой хрип, а из глаз хлынули слезы страха. Мужчина в одно движение резко оттянул его волосы назад, успел лишь блеснуть клинок около шеи омеги с земель Торхалла Дитя. — Нет! — вскрикнул Офейг, зажмурившись, как вдруг пряди его волос, легко щекоча кожу, повалились ему на спину. Омега в изумлении распахнул глаза и резко обернулся — в руке мужчина держал лишь одну прядь, толщиной в два собственных пальца, после чего вложил ее в руки омеге. — Сделай из них браслет, — приказал конунг строгим, не терпящим отказов голосом. — И сколько раз я должен повторять, что я не терплю омежьи слезы, Чимин? — Намджун схватил омегу за подбородок и вздернул его личико вверх, вынудив заглянуть в свои узкие карие глаза. — Что значит твое имя, Офейг? — Не обреченный на смерть, — дрожащим голосом отозвался Чимин, не смея отвести взгляд. — Вот и все. Мужчина отпустил голову омеги, и Чимин воззрел на пряди своих светлых волос. Браслет… Браслет верности и веры — то, что омеги плетут для своих возлюбленных воинов, отправляющихся на поле битвы. Считалось, что браслет, сделанный из локонов любимого омеги, послужит оберегом и защитит от бесчестной смерти. Омеги делали их, выбирая самую красивую прядь своих волос, специально отращивая их, чтобы сплести украшение, а затем дарили в знак великой любви. Ходило поверье, что если альфа потеряет браслет во время похода или битвы, то обязательно погибнет. Если же браслет порвется, но альфа не потеряет его — чувства омеги ослабли. Многие мужчины сгоряча списывали это на желание мужей и любовников возлечь с другим альфой, из-за чего по возвращении разводились. Большой Ярл не собирался ждать, когда Чимин захочет сплести браслет сам.

⚔⚔⚔

По узкой тропе, пролегающей между холмов, шло двое альф. На плечах одного — самого высокого и крепкого, покоилась накидка из шерсти черно-белого горностая, длиной достигающая вершины сапог. Под накидкой виднелся конец рукояти меча, а с другого бока висел небольшой боевой топор. Рядом с мужчиной, стараясь поспеть за широким шагом, сравнивая два собственных шага с одним чужим, двигался низкорослый омега, чьи золотистые волосы ниспадали двумя аккуратными косами на плечи. Чимин держался за локоть мужчины, с любопытством оглядывая окрестности. Природа с концом весны начала расцветать, трава вокруг зеленела, пушили свои кроны раскидистые деревья. Омега периодически слегка запинался о свои ноги, поскольку привыкший к вечным сражениям и одиночеству ярл никак не мог поравняться со своим молодым, не таким резвым любовником. Чимин даже запыхался, когда они поднялись на холм к небольшому домику с щитом на верхушке, и отступил от конунга на шаг, недовольно скривив губы. Намджун слабо улыбнулся и вздохнул, пригладив омеге выбившиеся на макушке пряди светлых волос. Все это время подле исландского конунга шел альфа, на вид не старше тридцати — резвый и крепкий, с уверенным лицом, вооруженный до зубов хорошей сталью. Его темные волосы были забраны в одну тугую, толстую косу, длиной чуть ниже лопаток. Лицо у альфы обрито, острые черты делали из него воина, придавали суровости, однако большие открытые карие глаза, словно у самого преданного пса, придавали его лицу детских черт, заставляли доверять. Чонгук поднял голову, как только псы начали лаять. Альфа потрошил вместе со своим колченогим рабом двух фазанов, пойманных сегодня утром на ужин. Мужчина омыл руки в бочке с водой и выпрямился, встречая суровым взглядом Намджуна, его омегу и безымянного воина. — Доброго дня, молодой ярл, — улыбнулся уголками губ гость из Исландии и дождался разрешения — кивка со стороны Чонгука — прежде чем пройти через низкий колотый забор. Два пса с грязной шерстью закружили около сжавшегося от страха омеги, начали толкаться в его бока, живот и руки мордами. Чимин дрожащими руками чуть пригладил морды и мокрые носы обоих, после чего псы сорвались с места, выбив из омеги короткий вскрик, и бросились драться за кусок мяса, любезно брошенный им Чонгуком, дабы отвлечь внимание от испуганного омеги. Тэхен тоже боялся собак, и Чонгуку пришлось научить омегу прикармливать псов, чтобы те не бросались. — Как прошла ночь в длинном доме? — любезно поинтересовался Чонгук, молча кивнув рабу, чтобы тот продолжал свою работу. — Вам не докучали остальные? — Видно, что ярл не живет там, — хмыкнул Намджун, — тот еще балаган, но твои покои чистые и нетронутые. Поэтому нам не на что жаловаться. Да и мне, как любому воину, и земля сойдет за кровать. Все ведь для омег делаем, — Большой Ярл погладил согнутым указательным пальцем порозовевшую от холода щеку Чимина, что жался к нему и косо глядел на псов, которые все еще делили мясо на двоих. — Так и есть, — согласился Чонгук, вздохнув. Намджун окинул Чонгука оценивающим взглядом: молодой ярл выглядел уставшим и измотанным. Это неудивительно, ведь воспитывать сына в отроческом возрасте, тащить на себе бремя ярла и хозяйство, а также явно оставаться без любви и тепла омежьего тела — Намджун многое услышал о Кровожадном ярле через дверь, ограждающую покои вождя от остального дома — столь молодому воину было сложно. Намджун так же понимал, что все, что он услышал в общем доме, было сказано намерено — сам он не задавал воинам вопросы, но зрелые мужчины расположились за столом прямо возле входа в отдельную комнату, дабы все их слова обязательно дошли до ушей Намджуна. До самой ночи те обливали ярла грязью, пока исландский конунг лежал в постели, приобняв сопящего омегу, смотрел в потолок, вслушиваясь в слова датских воинов, и много думал. Тем не менее давать советы, как стоит обращаться с омегами, Большой Ярл не спешил. Молодняк нужно учить воевать, охотиться, свежевать туши, рубить мясо и колоть дерево, чинить свой дом и сеять огород, но никак не предаваться любовным утехам. В этом молодые разбираются в разы лучше старых воинов. — Пусть зайдет в дом, — Чонгук мотнул головой в сторону омеги, который уже начинал дрожать от холода. Омеги постоянно мерзли, а тем, кто с пузом, и вовсе желательно всегда находиться у огня. — А ты представь мне своего человека. Намджун чуть подтолкнул Чимина в спину, направляя к двери. Омега сделал неуверенный шаг, чем привлек внимание обернувшихся на него псов, и тотчас замер на месте со страха. Намджун хрипло посмеялся, покачав головой. — Офейг, не укусят, проходи. Ты им на зубок велик будешь. Чонгук быстро приблизился к омеге и крепко взял того за запястье, как вдруг стоящий рядом с Намджуном воин схватился за рукоять меча, резанула слух сталь. — Спокойно, — приказал строгим голосом Намджун, а сам Чонгук отвердел, готовый броситься в драку. Оба молодых воина смахивали на диких псов, что намерены кинуться друг на друга за одно лишнее движение. — Я ему доверяю, Кхорик. Чонгук, будто почувствовав на своей спине взгляд, резко обернулся. В дверях стоял Тэхен, а на его лице отражался испуг. Одна рука была на уровне груди, а вторая держала ручку открытой двери. Длинноногий боялся, что начнется драка. Чонгук мгновенно обозлился, стоило ему увидеть испуг мужа. — Еще раз обнажишь передо мной меч, полетишь с холма по частям, — зарычал Чонгук, успокоившись только тогда, когда Тэхен коснулся его руки. Омега ярла огладил холодными ладонями чужое плечо и взял Чимина за руку, чтобы увести в дом. Чимин тоже дрожал от испуга, воззрев широко раскрытыми глазами на Кхорика. — Так и будет, — твердо согласился Намджун, не ставший спорить с Чонгуком. Дом ярла — его правила, и Большой ярл обязан им следовать. — Кхорик — один из моих воинов, я ему полностью доверяю. Прошел со мной несколько битв. Сын моего хорошего друга, тот едва не с пеленок таскал его в походы со мной. Пусть силой он не сравняется с тобой или с Хосоком, но он способен защитить самое ценное — Чимина. Хотелось бы познакомить его и с Биргиром, ведь если мы отплывем в Англию, я не смогу оставить Чимина здесь на твоих людей. Мое сердце будет неспокойно, ты это и сам понимаешь. Чонгук перевел оценивающий взгляд на названного Кхориком воина, что опустил голову, ощущая вину за едва не образовавшийся конфликт. — В дом не войдет, — сказал Чонгук, — не приблизится, пока Биргир не будет здесь. А ты иди, — альфа обернулся на мужа и на омегу Большого ярла, — отведи в дом, присмотри за ним. Джинхен где? Пусть идет сюда, и быстрее. Чонгуку не нравилось, что его находящийся в течке муж торчит на улице, кроме того, в окружении сразу нескольких альф, каждого из которых ярл считал своим противником. — Он спит, — тихо добавил Тэхен, оправляя на себе накидку, что набросил на плечи, как только услышал чужие голоса на улице. — Нехер спать, выпни его сюда. Один хрен ничего не делает, вечно он устал у тебя. — Чонгук, — нахмурился Тэхен, попытавшись оказать сопротивление мужу. — Быстро я сказал, — альфа осклабился, и омега, хмурясь, сдался под давлением мужчины, что обнажил на него предупреждающе клыки. Тэхен сам не желал долго находиться на улице, поскольку даже перебитые морозом запахи альф раздражали и душили его. Тэхен негромко поманил за собой Чимина и скрылся в доме. Через несколько долгих мгновений на пороге появился Джинхен, хмурящийся от солнца и растирающий после сна лицо. — Разберись с фазаном, — приказал альфа, кивнув в сторону второй тушки, когда как раб разбирался с первой. Джинхен тихо простонал, выражая свое недовольство, но провоцировать отца не стал. Нехотя опустился на корточки и взял в руки окропленный нож, чтобы разрезать тушу и вынуть оттуда внутренности. Однако делать это альфа не спешил и морщился от запаха сырого мяса, стараясь подавить в себе желание блевать. На самом же деле Чонгуку нужно было быть уверенным, что никто в доме не спит, пока Биргира нет рядом. Так, в случае опасности, Тэхен успеет спасти себя и сына. Намджун понимал это как нельзя лучше, а потому молчал, терпеливо ожидая появления названого брата ярла. Вдалеке показалась идущая в сторону дома мужская фигура, одетая в кожаную куртку с темно-серым мехом. На поясе у воина висели ножны с мечом, на другом боку большой боевой топор; на кожаном ремне, тянущимся поперек груди альфы, висел еще один кинжал. То был Биргир. Хосок вышел из дома и сразу же направился к брату, как только увидел на холме еще две фигуры, одна из которых была ему знакома и принадлежала исландскому конунгу. Намджун заметил взгляд Чонгука, устремленный куда-то сквозь него и Кхорика, и сразу же обернулся. Завидев приближающегося Хосока, альфа слабо улыбнулся и облегченно вздохнул. Вопрос с Кхориком решится быстро, и они смогут обсудить поход уже в длинном доме, в присутствии исландских и датских воинов. По большей части альфы обсудят детали, касающиеся похода, лишь поверхностно, чтобы не нарушать доверия людей. Остальное, касающиеся лишь их самих, они обсудят лично по пути в медовый зал. Биргир приблизился к дому и спокойно прошел через забор, огибая Большого ярла и его человека. Псы тотчас бросились к альфе, кружась у его ног и пытаясь запрыгнуть на грудь. Хосок потрепал животных между ушей и встал подле брата, таким же суровым, как у датского ярла, взглядом окидывая Намджуна и неизвестного ему парня. — Кто это? — не церемонясь, задал вопрос Биргир, кивнув в сторону Кхорика. — Мой воин, Кхорик Младший, — терпеливо ответил Намджун, начиная рассказ заново. — Один из лучших. И я доверяю ему, как себе, — альфа взглянул на так называемого Кхорика, после чего перевел взор на Биргира, — он сын моего доверенного собрата, и моя воля в том, чтобы Кхорик оставался с Чимином и защищал его во время моего отсутствия. Несомненно, Тэхена Длинноногого это тоже касается. Он защитит и его в случае опасности. — Ему не нужна защита, — оборвал Хосок, начав гневаться. — Он прав, — оборвал брата Чонгук, нахмурившись. — Обоим омегам она нужна, ведь ни тебя, ни меня здесь не будет несколько месяцев. Слишком рискованно оставлять их одних наедине с Галлардом и остальными. Хосок рыкнул, но правоту ярла признал. — Я не доверяю ему, — Хосок окинул взглядом Кхорика, — и тебе, Большой ярл. Ты приплыл сюда незваным гостем, говоришь об опасности, исходящей от твоих же дружков, а сейчас предлагаешь оставить Тэхена наедине с твоим якобы лучшим воином? Держи карман шире. — Ты считаешь, что лучше слабому омеге вновь отбиваться от чужаков, пришедших из леса? Или, может, с устья реки альфы привлекательнее? Чонгук мгновенно вышел из себя, обнажив клыки и издав предупреждающий рык. — Ты бы придержал свой язык… — Вы еще молодые, но не глупые. Однако в некоторых ситуациях нам приходится доверять даже незнакомцам, даже если они наши враги, Чонгук, Биргир. — Намджун поочередно взглянул в глаза альфам. — Пусть защищает твою суку, но к дому ярла не приближается, — предложил Хосок, сделав власти конунга небольшое одолжение. — Об этом я тоже хотел поговорить, — твердо ответил Намджун, сведя брови. — Я хочу, чтобы Чимин жил с тобой, Чонгук. Я провел ночь в длинном доме и слышал многое от тех людей, которых ты собрался вести в бой, мой мальчик. Не знаю кто, но кто-то подговорил их намеренно выдать мне все, что они думают о тебе и о твоем брате, пусть не мне лично, но слышал я все отчетливо. И о том, как вы делите на двоих одного омегу, и о твоем приемном сыне, и о твоей немощности, как мужчины, — Намджун окинул напрягшегося на словах про Тэхена Чонгука оценивающим взглядом, — Чонгук. И о том, как вы договорились с Тэхеном Длинноногим убить ярла Сигмунда, и о человеке, которому лучше было бы стать ярлом. Кажется, его имя звучало как… Галлард. — Галлард! — рыкнул Чонгук, сжав руки в кулаки. — Сукин сын. — Я так понимаю, именно на него ты собираешься оставить омег, стариков и детей? И еще часть своих воинов? — У меня нет выбора… — ответил Чонгук, нервно скривив губы, — только за ним люди пойдут. А большинство стариков все еще поддерживают труп Сигмунда, считая, что он был достойным ярлом, — его костяшки белели от гнева, а в голое слышалась едва подавляемая ярость. — А Хосок нужен мне в Англии, как бы мне не хотелось оставить его здесь. — Я и сам не останусь, — признал Хосок, и лицо его исказилось в неудовольствии, — я долго ждал этого похода. И меня здесь ничего, кроме семьи, не держит. — Мне можно доверять, — мягче отозвался Намджун, тяжело вздохнув. — Рано или поздно вы убедитесь в этом. У меня, кроме сына, что сейчас в Исландии, и Чимина никого нет, и я хочу, чтобы он был в безопасности. Чтобы твой сын, Чонгук, был в безопасности, и твой муж. Поверь мне, как отцу и когда-то мужу. Хосок с подозрением взглянул на молчаливого Кхорика. Тот, решив, что пришел его час говорить, произнес: — У меня есть возлюбленный, — сказал воин, глядя на обоих датских воинов, — мы собираемся сыграть свадьбу, когда завершится поход. И я не наврежу ни Чимину, ни вашему мужу, ярл Кровавый. Я сам сын, брат и муж. И вредить омегам против моей чести. — Пусть так, — согласился Чонгук, поджав губы. — Нам пора в медовый зал. Пусть твой воин остается, Хосок, останься с ним. Биргир кивнул, после чего встал подле двери, ведущей в дом ярла, наблюдая за тем, как ярл Кровавый удаляется с исландским конунгом в сторону длинного дома.

⚔⚔⚔

Джинхен так и остался сидеть над мясом, не приступив к разделыванию тушки, наблюдая за тем, как всю работу делает раб-альфа. Отец был слишком занят разговором, а потому ушел, не заметив безделье сына, что тому было только на руку. Джинхен встал, намереваясь вернуться в дом, но тотчас встретился со строгим, пронизывающим до самых костей, взглядом Биргира. — Тебе отец что сказал? — строго спросил Хосок, посмотрев на нетронутое мясо, к разделке которого уже взялся молчаливый, старательно делающий свою работу раб. — Разделать тушу… — И какого хрена, Джинхен? — Но Биргир… — заныл Джихен, прикусывая губу. Взгляд альфы стал бегать от лица Хосока к лицу Кхорика, в надежде, что к нему отнесутся снисходительно. — Дядя, я замерз… — Сел, нож в руки и вперед. Ты, брось, — приказал Хосок рабу, и тот мгновенно подчинился. Чувствуя, что воздух вокруг брата отца сгущается и становится горьким, молодой альфа быстро смирился со своим положением, и опустился обратно на землю. Хосок явно был чем-то разгневан, и так же, как отец, мог крепко пристукнуть Джинхена, если тот продолжит давить на жалость и выбивать себе снисхождение. Однако наблюдающего за работой племянника Хосока резко отвлек скрип двери. Альфа схватился за рукоять топора, ожидая, что Кхорику вздумалось зайти в дом, но исландский воин по-прежнему стоял неподвижно рядом с ним. Из-за приоткрытой двери выглянул Тэхен, съежившийся от холодного ветра. Хосок тотчас приблизился, придержав дверь. — Тэхен? — Чонгук ушел? — негромко спросил омега. По его голосу было понятно, что омега чувствует себя неважно, а от запаха течки, что заполнил легкие, Хосок нахмурился. — Только что. Они с Намджуном в длинном доме. Тебе что-то нужно? — Да, — Тэхен кивнул, и с подозрением взглянул на Кхорика, который пытался заглянуть внутрь, чтобы высмотреть там Чимина. Через мгновение Тэхен дрогнул, как только Хосок выставил руку на дверной косяк, принуждая Кхорика отказаться от своих намерений. — Глаза, — рыкнул Хосок, — с омегой твоего ненаглядного конунга все нормально. Шаг назад сделал, быстро. Кхорик послушно отступил, пристально глядя в глаза Биргира. Он осознавал, что пререкаться не стоит, как и усугублять недоверие брата ярла. — Принеси воды из колодца, — мягко попросил Тэхен, — и помоги ее согреть. Хосок кивнул, сделав шаг за порог, чтобы взять ведра для воды. — Хосок, — вновь обратился к нему омега, — пусть Джинхен зайдет в дом, холодно на улице. — Пусть делает то, что ему Чонгук сказал. Тэхен, ему уже не пять. — Биргир… — вздохнул Тэхен, посмотрев в лицо воина. Хосок отказать этим глазам не был в силе. — Прошу тебя, ради меня. — Чонгук спросит с меня, — тяжело вздохнул Хосок, слабо улыбнувшись омеге. — Уверен, ты справишься с ним, — Тэхен улыбнулся в ответ и отошел, чтобы альфа мог пройти за ведрами. — Мелочь! — гаркнул Хосок, обернувшись, — иди в дом. Мать опять тебя спасла. Джинхен, едва начавший брезгливо разрезать мясо, тотчас бросил нож и быстрым шагом, почти бегом, бросился в дом. — Омега, — Хосок покачал головой, слегка подтолкнув Джинхена в спину. — Все мамка, мамка. Мужчиной-то когда стать захочешь? — раздраженно выдохнул Хосок и, взяв ведра, вышел на улицу. — Иди за мной, — сказал тот Кхорику, — ничего с твоим Чимином не случится, две омеги, блядь, в доме. Один течный, второй с пузом, еще скажи, что от малолетки с членом с мизинец ему вред будет. Ощущая угрозу в голосе Биргира, Кхорик осознал правдивость чужих слов и выдвинулся за ним, направившись в сторону ближайшего колодца. — Это сын ярла, верно? — поинтересовался Кхорик, помогая крепить к веревке ведро. — Слышал, не от него. — Это сын омеги от прошлого мужа, — ответил Хосок, — а ты больше спрашивай, — саркастично добавил он, — про то, перед кем тот ноги раздвигал, чтобы у меня было больше причин тебе глотку вскрыть. Вернулись альфы в дом, больше не поднимая тему ни об омегах, ни об ярлах. Кхорик навсегда усвоил, что раздражать Биргира — значит начать подводить итоги жизни раньше, чем наступит запланированная судьбой смерть.

⚔⚔⚔

В медовом зале кипела жизнь. Пришедшие туда нечастые гости — ярл Кровожадный и самопровозглашенный конунг Большой Ярл — встретились с толпой мужчин и омег, рассевшихся за столами. Свободным оставалось лишь кресло ярла, ожидающее Чонгука. Однако молодой альфа прошел мимо него, остановившись подле стола, который облюбовали дети. Четыре парнишки-альфы и один, самый младший, — омега. — Кыш отсюда, — сказал беззлобно Чонгук, и мальчишки тотчас повскакивали со своих мест, уступая стулья Большому Ярлу и ярлу Кровавому. — Трон будет пустовать? — улыбнулся уголками губ Намджун, покосившись на кресло ярла, обложенное шкурами, посредине медового зала. — Мне не нужно сидеть на кресле, чтобы быть ярлом, — строго отозвался Чонгук, чем вызвал одобрительную улыбку у конунга. Большой ярл видел, что молодой альфа пребывает в серьезных смятениях, а недавний спор из-за появления Кхорика разжег в груди Кровожадного гнев. Конунг сел за стол, расположенный практически в самом центре длинного дома, чтобы их разговор с ярлом было слышно всем. Нужно успокоить людей, убедить их в необходимости похода. — Думаю, мне не нужно говорить, что все мои воины отправятся с тобой в Англию. Мои драккары — твои драккары, датский ярл. Ты и твои люди казнили двух королей, разделив их богатства между данами. Я же предлагаю идти на Мерсию. Мы захватим Мерсию, Уэссекс, всю Нортумбрию. Воины Дании распространят свое влияние на всю Восточную Англию, нам же, воинам Исландии, нужна лишь часть золота из церквей, омеги и право селиться в тех землях, что отныне будут принадлежать тебе, Чонгук Кровожадный. Я и мои воины не отступим, пока зажравшийся Альфред не уступит северянам или, как нас называют саксы, викингам, свои владения. Переплыть море и продвинуться в глубину Англии так, как это было бы при жарком солнце, будет тяжело, а после удачного похода данов и казни двух королей ряды твоих воинов поредели, Чонгук. И мы должны двинуться сейчас, пока английский король заплывает жиром и не ждет войны. Чонгук слышал все, что говорил Большой ярл, ранее. И был согласен со всем, однако подобные слова стоило повторить с большей убедительностью для оставшихся воинов, разве что скрыть новость о ссоре конунга с иными вождями Исландии и их возможном прибытии на датские земли после окончания похода. Намджун был твердо уверен, что Кривокостный ярл будет долго собирать силы для нападения, из-за своей трусливости. Большая часть ярлов юга выступала на стороне самопровозглашенного конунга, ярлы с севера, вероятнее всего, встанут на сторону Торрока, ярлы с запада и востока оставались нейтральными. Кривокостный слишком труслив и вместе с тем слишком горд для того, чтобы напасть на земли Дании во время отсутствия там самого ярла, ведь Намджун дал тому повод пообещать вырвать Кровожадному клыки. Торрок не упустит возможность утереть нос Большому Ярлу. — Мы нападем этой зимой, — наконец ответил Чонгук, плотно поджав губы, — ты прав, саксы слишком теплолюбивы и нежны, как омеги. Пока не растает снег в Долинах и солнце не заставит цветы благоухать, они не шевельнут задницей в сторону войны. Мерсия, Сассекс, Нортумбрия, а главное — Уэссекс, где греет яйца Альфред, — все будет нашим. Они надолго запомнят армию язычников, и никакой ложный Бог им не поможет. Толпа взвыла. Воины стали бить о стол, гнать омег налить им пиво и хором поддерживать двух ярлов, жаждя этой воины. Все хотели золота и праздной победы, о которой пели бы в песнях и прославляли до тех пор, пока не вымрет датский род. — Кто останется в Дании? — вмешался в разговор один из обеспокоенных стариков — бывший воин, что уже не в силах был биться в сражениях против саксов, — Чонгук, здесь одни омеги, скоро весна и многие понесут. Чонгук покосился острым взглядом на старика, а затем оглядел толпу. — Главным среди мужчин остается Йостейн, — альфа проследил за тем, как из толпы вышагивает мужчина, чьи виски уже тронула густая седина, а длинная коса ниспадала до самой поясницы, — ты мудрый воин, Йостейн… ты бился бок о бок с моим отцом, и я доверяю тебе свое место до тех пор, пока мы не вернемся с победой над саксами. — Для меня это честь, ярл Чонгук Кровожадный, — со сдержанностью ответил крепкий зрелый мужчина, одетый в меха и кожу. Тот вынул меч и уткнул его конец в земляной пол, — я сделаю все, чтобы защитить людей и сохранить благополучие на датских землях. Позвольте спросить: молодой Биргир остается здесь, в Дании? Я буду рад, если столь сильный и разумный молодой воин возьмет на себя готовых для битвы мужчин. Уверен, он способен сразить любого недруга, и даже близко не подпустит его к вашим землям. И я доверяю ему так же, как и вам, мой ярл. Взгляд Чонгука стал мгновенно хмурым и ожесточенным. — Биргир не останется. Йостейн удивился, а затем нахмурился, но перечить ярлу не стал, ожидая объяснений. Взор молодого ярла остановился на мощном теле одного из молодых воинов. — Галлард, — сквозь зубы произнес Чонгук, — остается с несколькими десятками данов для защиты, в случае нападения недоброжелателей и предателей с устья реки или же охотничьего леса, — альфа прищурился, едва сдерживая глухой рык при виде растянувшейся довольной улыбки Галларда. «Почему Биргир не останется?» «Биргир должен остаться!» «Пусть Биргир остается!» Лицо Йостейна скривилось, как только тот посмотрел в сторону Галларда Свирепого. Со всех сторон послышались возмущенные возгласы воинов и омег. Чонгук прикрыл глаза и сдержал в себе порывы гнева. Все это время Намджун не сводил с датчанина глаз, наблюдая за его реакцией. Однако ярлу удалось сдержаться. Он открыл глаза и спокойно произнес: — Биргир отплывет вместе со мной в Англию, Галлард защитит вас. — Именно, — раздался сбоку низкий, полный желчи голос Свирепого. Тот широко улыбнулся, обнажив крупные клыки. Воин, прозванный за свой нрав Свирепым, был выше, тяжелее и крупнее Чонгука. Его силы было достаточно, чтобы прорубить череп через железный шлем мечом или топором. Он был старше Чонгука на два года, но ни сила, ни возраст не помогли ему одолеть ярла Кровожадного спустя год после смерти Сигмунда. За это Галлард вдвойне возненавидел сына ярла Жестокого, и на данный момент являлся единственным реальным соперником альфы в борьбе за место ярла и единственно равным по силе, после Биргира, способным убить Чонгука Кровожадного. — Предлагаю выйти в море в ближайшие дни, необхо… — начал Чонгук, дабы успокоить себя и оборвать конфликт еще на этапах его зарождения, однако подавший внезапно голос Галлард заставил всех утихнуть, а датского конунга прерваться. — Великий конунг, — обратился Галлард к Большому Ярлу, одаряя того широкой, сильно напоминающей Намджуну Торрока, улыбкой, — Большой Ярл, я многое слышал о вас, позвольте мне представиться получше, я… — Свирепый сделал шаг вперед, к конунгу, дабы привлечь все внимание на себя. — Когда ярл говорит, все должны молчать, — холодно отозвался Большой Ярл. Взгляд его ожесточился. Мужчина с недоверием оглядел Галларда. Все это время он наблюдал за толпой, за Чонгуком, и слышал слова прихвостней Свирепого прошедшей ночью. И он не был в восторге от этого воина и доверял ему ровно столько же, сколько сам Чонгук доверял Галларду. И пусть у датчанина не осталось выбора — будучи самопровозглашенным, молодой ярл практически не нажил себе союзников, лишь врагов, поддерживающих сначала Сигмунда Большебокого, затем Галларда Свирепого, считая его более достойным кресла ярла. Однако те, кто выступал на стороне Чонгука, не могли и в половину соперничать с силой и боевым опытом Свирепого, и все это делало его единственным, кто способен повести за собой людей, а именно молодых и способных воевать воинов. И Чонгук осознавал это. У Большого Ярла выбор все же оставался. Галлард впал в смятение, глаза его забегали по толпе. Он прочистил горло и попытался защитить себя: — Я… Большой Ярл, я не… — Закрой рот, когда говорит твой ярл. Может тебя и назначили главным среди воинов, но это еще далеко не кресло вождя. И я не намерен обсуждать то, как тебя зовут, когда стоит вопрос о походе и грядущей войне, щенок. Чонгук долго смотрел исподлобья на Галларда, чувствуя, что тот на время отступил, попятился и скрылся в гуще толпы. Ярл ощутил на себе тяжелый взгляд исландского конунга и перевел на того взор в ответ. — Продолжай, ярл.

⚔⚔⚔

К вечеру Тэхен зажарил мясо фазанов. Омеге удалось сохранить сочность мяса, при этом оставив хрустящей корочку. Ему пришлось потратить много времени, чтобы научиться, но когда Джинхен подрос, омега наконец начал угождать бывшему мужу, подавая на стол вкусный ужин. Однако мясо водилось у них редко, и никакие старания омеги не привели к тому, чтобы муж выказал ему хоть толику уважения. Чонгук же всегда обедал и ужинал дома, даже если возвращался из леса затемно. Никогда ничего не брал в длинном доме, игнорируя любые угощения омег, а в случае голода сам справлялся, и готовил, кажется, даже вкуснее самого омеги. Джинхену очень нравилось мясо, приготовленное на костре именно его отцом. Тэхен выставил на стол суденышки с птицей и аккуратно разрезал ее, отделяя крупные кости от остальной туши и перекладывая их в тарелку Чонгуку. На этот раз и Джинхену достались более мелкие кости и даже несколько хрящей. Как бы Джинхен не водил носом — Тэхен был непреклонен. — Чтобы тарелка была пустая, — в привычном приказном тоне обратился Чонгук к сыну, после чего поднял глаза на омегу. — Поешь и ложись, уже на ногах не стоишь, — мягче произнес ярл, и забрал у того из рук нож и вилку. — Сядь, не мельтеши. Тэхен неспешно опустился на стул. К вечеру течка начала брать свое, но приготовление фазанов омега напрочь отказался скидывать на плечи рабам и даже мужу, посчитав, что такую птицу он должен подать к столу сам. Его начала пробивать мелкая дрожь, бросать то в жар, то в холод, и запах Чонгука проникал в легкие, из-за чего становилось трудно дышать — будто опустил голову в горячую воду, где невозможно сделать ни вдоха, ни выдоха. Чонгук вел себя спокойно, но старался держаться вне дома, дабы сохранить свое самообладание и не напрягать Тэхена своим присутствием. Джинхен же тоже ощущал запах течки, иногда принюхивался, и за последние пару лет Тэхен стал держать расстояние даже рядом со своим сыном. Совсем скоро ему тоже нужно будет покидать дом на время, пока его папа будет нуждаться в мужчине. Чонгук, вернувшись из длинного дома, от хижины больше не отходил — часто заглядывал в дом, присматривая за Тэхеном. Наколол дров, чтобы затопить печь — с окончанием весны и таянием снега на верхушках гор к морю неслись ледяные ветры. Чтобы дерево не отсырело слишком быстро, ярл стал лучше топить, и тепло сохранялось до самого утра. Альфа подал омеге самую мягкую часть фазана и отделил немного хрустящей корочки, которую способны прожевать его зубы. Убрав оттуда все жилы, кости, даже самые мелкие, и хрящи, Чонгук положил на край тарелки кусочек испеченного на чесноке хлеба, который Тэхен готовил на огне, из-за чего корка слегка подгорала, сохраняя в себе сильно соленый вкус, и придвинул омеге. — Спасибо, — мягко отозвался Тэхен, принявшись за ужин. Рабам тоже перепало немного мяса — Чонгук отрезал хорошие куски ноги и крыла, дал по куску хлеба и позволил взять себе пива из бочки. Рабы сидели в углу дома, на кучке сена, накрытого шерстяным одеялом, и молча ужинали. Собаки, почувствовав запах, проскулили за входной дверью, попытавшись просунуть нос в узкую щель между порогом и дверью, что была забита плотным слоем валяной шерсти, чтобы не пропускать холодный воздух. — Кусай посередине, — начал строгим голосом Чонгук, взяв в руки кость. — Сначала надкуси, затем сломай пополам, иначе себе клыки обломаешь. — Челюсть болит… — пожаловался Джинхен, тщетно пытаясь разгрызть небольшую кость. — Приучай себя сейчас, иначе потом будут челюсти кровоточить, — спокойно, но не меняя своего строгого тона, объяснил Чонгук, наблюдая за потугами неродного сына. Спустя долгую минуту, Джинхену все же удалось раздробить немного отросшими клыками кость, едва не выплюнув ее обратно на тарелку из-за вкуса вязкой жидкости внутри. — Жуй хорошо, только выплюнь — слижешь с пола, — сказал Чонгук, наблюдая за тем, как с крайне страдальческим видом Джинхен медленно справляется со своей задачей. Наконец, проглотив порцию с помощью большого куска хлеба, альфа посмотрел на отца, ожидая его реакции. — Больше ныл, — ответил Чонгук, возвращаясь к своей тарелке. Тэхен ел медленнее всех, стараясь сосредоточить размыленный взгляд на одной точке. Поясницу тянуло, как и низ живота, голова кружилась, и кусок не лез в горло, несмотря на то, каким вкусным получился ужин. Но Тэхен прекрасно понимал, что ему нужно съесть хотя бы немного, даже через силу. Ночи обещают быть долгими, как и предстоящие дни. — Когда вы отбываете? — негромко поинтересовался Тэхен, посмотрев в лицо Чонгуку и через мгновение встретившись с его черными, словно у дикого ворона, глазами. — О чем вы договорились с конунгом? — Отбываем через несколько дней, — недовольно отозвался Чонгук, явно не в восторге от поднятой темы, — как только тебя отпустит, мы сразу же отплывем. Тэхен шумно вздохнул, но ничего не сказал. — Иди и ляг, — в голосе Чонгука слышалось едва различимое беспокойство. Он окинул взглядом мужа, что периодически закрывал глаза и хмурился, стараясь ровно усидеть на месте — омегу качало. — Не мучай себя. — Ты меня мучаешь, Чонгук… — на выдохе произнес Тэхен, взглянув на Чонгука через приоткрытые ресницы. Взгляд омеги пристальный, глубокий. После этих слов все тело альфы напряглось, линия челюсти стала острее, а черные глаза будто намеревались проделать в лице омеги дырку. — Почему? — удивленно отозвался Джинхен, — отец ведь тебе ничего не сделал, пап. Последнее время Джинхен старался во всем уподобиться отцу. Тэхен ничего не ответил. Он смотрел на мужа долго, будто жертва глядит в глаза хищника. Радужка альфы была столь же черной, как и его зрачок, а потому была практически неразличима. В глазах Чонгука Тэхен видел свое отражение, и лишь он, муж, смог уловить резкое изменение в чужом лице — зрачки ярла увеличились. Неожиданно для сына и рабов, безотрывно наблюдавших за хозяевами, Тэхен сделал рывок назад, оттолкнувшись от стола, когда как Чонгук соскочил с места, из-за чего нож отлетел на пол. Дыхание омеги сбилось — грудь широко вздымалась и тотчас опускалась, а по виску тянулась вниз капелька соленого пота. Он чувствовал острый, пронизывающий до самых костей взгляд ярла на своей груди — платье чуть скатилось с плеча, обнажив вид на ключицу и узкую впадинку посередине. Омега качнул головой в отрицательном жесте. Этого мужчине было достаточно: Чонгук быстро вернул себе самообладание и, будто его не держали ноги, рухнул обратно на стул — буквально прибил себя к нему, удержавшись за край стола. Тэхен ему не позволит. Не подпустит. — Ты поел? — рявкнул на сына Чонгук, удерживая себя на месте. Тарелка Джинхена еще была полна и мяса, и костей, тот практически не закусал хлеб, не успев как следует насладиться ужином. Однако под разъяренным взглядом ярла молодой альфа смог лишь покачать головой в знак протеста — слова застряли поперек глотки. — Тогда иди нахер отсюда! — гаркнул Чонгук, сжав руки в кулаки, — потом дожрешь. Иди в свою комнату. Джинхен будто пристыл к стулу. Его широко раскрытые глаза воззрели на отца с недоумением и открытым страхом. Альфа покосился на папу, но стоило ему сделать это, как со стороны отца раздался предупреждающий рык. У входа зашевелились рабы. Схватив остатки своей еды и жалкую одежду, они вышли на улицу, дабы переночевать в сарае. Им редко дозволялось ужинать с хозяевами под одной крышей, а потому ели и спали рабы рядом со скотом. Однако Чонгук утеплил шерстью, сеном и досками сарай изнутри, дабы скотина и рабы не мерзли, и ни тех, ни других не пришлось выхаживать с наступлением холодов. Джинхен вслед за рабами соскочил с места и скрылся в своей комнатушке, хлопнув дверьми. Чонгук еще некоторое время пристально глядел на мужа. — Испытываешь меня? Тэхен промолчал. Он осмелился подняться со стула только тогда, когда Чонгук отвел от него взгляд, потупившись в тарелку с остывающим мясом. Омега поспешно прошел мимо ярла, направляясь к огню, на котором грелась вода в серебряном тазе, украденном в одном из походов на английские земли. Тэхен набрал в лохань кипятка и разбавил ту ледяной водой с улицы, после чего перенес к кровати. Чонгук все это время ковырялся ножом в мясе, стараясь восстановить ставшее шумным сбитое дыхание. Чонгук, стоило до ушей дотянуться плеску воды и опущенной в лохань тряпки, обернулся на омегу. Тэхен смочил полотенце и чуть раздвинул ноги, намереваясь обтереться от выделений. Его кожа стала гусиной, ребристые грани позвоночника едва заметно проглядывались на стройной спине. Тэхен был в меру крепким омегой, его ребра не торчали, а тазовые косточки аппетитно изгибались двумя холмиками. Кожа омеги была чуть темнее, чем у ярла, словно цвет свежего меда. Ощутив на себе взгляд, Тэхен повернул голову в бок, воззрев на мужа. Ярл смотрел на омегу безотрывно. Он дышал редко, но громко, не сводя глаз с тела своего мужа, которого за четыре года ни разу не приходилось ласкать. — Покажись, — хриплым голосом потребовал Чонгук. Тэхен дал себе время подумать. Приняв решение, омега медленно выпрямился. Стянул без помощи рук ботинки и ступил голыми стопами на шкуру, брошенную около кровати для ног. Мех тотчас защекотал пальцы. Омега переступил сначала одной, затем второй ногой, после чего стал неспешно развязывать пояс, все это время безотрывно наблюдая за изменениями в лице ярла. Стоило снять пояс, Тэхен ухватился за подол и стянул с себя платье через голову, оставшись полностью обнаженным. В течку омега не носил белье, чтобы было легче быстро обмыть тело. Муж ярла несколько раз переступил с ноги на ногу, поджав от холода пальцы. Чонгук окинул взглядом все обнаженное тело мужа. Он не впервые видел Тэхена таким — его не удивляла чужая нагота. Весь дом пропах омегой. Чонгук сглотнул — зашевелился кадык на его горле. Тэхен продолжал стоять неподвижно. Его припухлая грудь с еще не сошедшим синяком торчала, была небольшой, естественно налились яркостью соски — Тэхен отличался от невинных омег, ни разу не вскормивших ребенка. Тонкая талия, округлые ягодицы и длинные, невероятно длинные ноги, благодаря которым омега и получил свое второе имя. Темные волосы омеги в паху чуть скрывали его естество — аккуратный, подобравшийся от холода член. Уже рожавший, но чертовски вкусно пахнущий Тэхен, которого Чонгук находил по-животному привлекательным. До одури красивым в своей естественности, желанным, даже когда омеге должно было исполниться тридцать лет, и он был старше ярла. — Дай коснуться, — севшим от возбуждения, граничащего с яростью из-за отсутствия возможности попробовать омегу целиком, голосом проговорил Чонгук. Тэхен не двигался. Тишину нарушал лишь треск дров в костре, сопящие звуки псов на улице, перебитое ветром и редкое дыхание ярла, ожидающего, когда ему разрешат. Чуть дрожа от страха, закручивающегося внизу живота и в груди — недавно пережитая агрессия молодого мужчины четко дала омеге понять, насколько он уязвим перед мужем — Тэхен приблизился. Обычно Чонгук уходил в дом Биргира сразу, как только течка проявляла себя, но из-за внезапно нагрянувшего воина и его людей из Исландии датскому ярлу пришлось задержаться дома. Чонгук облизал пересохшие губы и огладил рукой чужую талию, мгновенно ощутив жар кожи на своей холодной ладони. Тэхен вздрогнул от прикосновения, но не отпрянул. Альфа неспешно провел рукой от таза к ребрам, по теплому животу, затем бедру, и наконец шершавая широкая ладонь прикрыла здоровую грудь, чуть сжав ее. Совсем небольшая, но выбившая из груди Чонгука утробный довольный рык. Тэхен зажмурился и тихо выдохнул, подобравшись. Он двигал пальцами на руках, стараясь удержать себя, позволяя мужчине то, чего не позволял делать с собой в столь трепетный период все прожитые вместе года. Тэхен издал тихий, едва различимый стон, когда вторая, такая же холодная рука, скользнула меж влажных бедер к члену, аккуратной мошонке и дырке. Чонгук провел пальцем меж ягодиц, собирая липкую влагу, и чуть надавил на тугой, напряженный проход. Омега зажевал нижнюю губу, с волнением вглядываясь в черты своего мужа. Омега провел ладонями по чужим щекам, скользнув большим пальцем к припухлым губам, чувствуя под верхней сильный и крупный клык. Мужчина предупреждающе прижал зубами пальцы омеги, издав глухой рык. — Чонгук… Мой ярл, — добавил тихим голосом омега, забирая черные длинные волосы назад. Коса альфы расплелась, и пряди небрежно путались между тонких пальцев Длинноногого, — ты остановишься, если я скажу «нет»?.. Ярл несколько мгновений молчал, всматриваясь в обеспокоенное лицо мужа. — Остановлюсь. — Не уходи этой ночью, — уже тише добавил Тэхен. — Чонгук, ты мне нужен… Мне нужен мужчина сегодня, — почти что шепотом добавил омега и неловко приблизился к чужому лицу, — мой ярл. Через узкие щели в дверях и через смотровые окошки пробивался белый лунный свет, но темнота выигрывала, поглощая собой практически все пространство дома. Непривыкшие ко тьме глаза не сразу могли разглядеть лицо альфы, но отчетливо виднелось отражение в его глубоко черных глазах, где не различить зрачка и радужки. Тэхен дал себе пару мгновений подумать, а затем поспешно накрыл губы мужа своими. Поцелуй вышел быстрым, едва ощутимым, сам омега почувствовал лишь щекотку от сухих, плотно сжатых губ датского ярла. Чонгук не отреагировал на его действия, продолжая молча смотреть глаза в глаза. От такого пристального взгляда Тэхен сразу растерялся и глядеть в лицо напротив больше не смог. Смущение и стыд одолели его, пальцами омега крепко смял ткань на плечах мужчины. — У меня все это время не было мужчин, — выпалил омега, лишь на секунду осилив ответный взгляд ярла Кровавого и вновь отвернувшись, воззрев куда-то на солому и шкуру, расстеленную на полу подле кровати. Альфа молчал, словно ожидал, что Тэхен оттолкнет его, и разум через пелену желания в столь трепетный период вновь заставит омегу отказаться от секса. Однако Тэхен не отталкивал. Он не смотрел на него, но и не отпускал, ни на мгновения не думая разжать побелевшие от усилий пальцы. Дыхание его неравномерно — тонкая нить лунного света задевала пухлые губы, которые муж ярла искусал до мелких ранок. Чонгук подхватил омегу под бедра и повалил на кровать, огладил сухими ладонями талию, царапая нежную кожу жесткими руками. Альфа опустил взгляд на торчащую припухлую грудь, рана на которой не давала ему покоя. Он обхватил здоровую грудь и чуть сжал, выбив из груди омеги тихий вздох. Обхватил губами окрепший, словно ягода мерзлой рябины, сосок, втягивая его губами и лаская языком. Тэхен вздрогнул и зажмурился, зажался, цепляясь пальцами за плечи мужа. Его так еще не ласкали. Бывший муж был чрезмерно груб с ним, и секс никогда Тэхену не нравился. Чонгук же дарил ему другие чувства, которые Тэхен мог ощутить лишь от прикосновений своих собственных рук. — Ах… ярл, — Тэхен зажмурился, — больно. Чонгук тотчас выпустил изо рта сосок, оставив на груди поцелуй в качестве извинений. Руки мужчины свободно гуляли по зрелому, сформировавшемуся телу уже рожавшего омеги, оглаживая бока, округлые бедра и мягкие ягодицы. Влага между ними стекала внутрь бедер, оставляя липкие следы на постели. Чонгук нырнул лицом между чужих ног, жадно слизывая соки своего мужа. — Глупец… — шикнул омега, вцепившись в копну черных густых волос ярла, попытавшись отпихнуть от себя голову молодого и половозрелого зверя. — Так не ласкают… Чонгук предупреждающе рыкнул, вынудив Тэхена одернуть руку. Альфа ухватился за бедра омеги и стянул того ближе к себе, жадно впиваясь губами в бедра, ягодицы, широко вылизывая сочащуюся сильным запахом течки дырку. Омега тихо простонал и обмяк на постели, раскинув руки и закатив от удовольствия глаза. Мелкая дрожь пробрала все тело — доселе неизвестная ласка вынуждала мужа ярла постепенно терять рассудок. Тэхен вздрогнул и резко согнул ногу в колене, пытаясь инстинктивно отпихнуть от себя мужа, на что Чонгук отреагировал сразу же — силой удержав его ноги раздвинутыми. Тэхен охнул, ощутив легкий укус на внутренней части бедра, после чего довольный мужчина отстранился от его задницы. — Фрея не знала тех ласк, что ты даришь мне, мой ярл… Чонгук потерся щекой о мягкий живот омеги, затем о грудь, после чего заглянул прямиком в чужие прикрытые глаза. — Роди мне сына, Тэхен. Омега вздрогнул и широко распахнул глаза, не веря своим ушам. — Чонгук… А что будет с моим первым сыном?.. — обеспокоенно проговорил Тэхен, чувствуя, как горло начинает дрожать. — А что с ним? Я воспитаю из него воина, если ты наконец-то перестанешь позволять ему сосать свой подол, — рыкнул Чонгук, хмуря густые брови. Тэхен почувствовал, как на мгновение силы покинули его. — Мой ярл… Чонгук, я боюсь, — губы Тэхена задрожали, — я так хочу, чтобы Фрея благословила нас, чтобы я родил тебе ребенка. Хочу, чтобы тебя уважали твои воины, но… Что, если ты умрешь?.. Чонгук, я один с двумя детьми, я… я… Тэхен ощутил, как Чонгук сгреб его в крепкие, душащие объятия, и позволил себе всхлипнуть. — Не говори глупостей, я не умру… — твердо проговорил Чонгук, прижавшись губами к виску, а затем щеке омеги, — я вернусь из похода живым, обещаю. В любом случае, — ярл Кровавый дал себе время подумать, после чего уверенно изрек, — всю жизнь ждать моей смерти на поле битвы или от рук своих же людей — мы так никогда и не воспитаем больше детей, Тэхен. Если я погибну, о тебе позаботится Хосок. — А если Хосок погибнет? Ярл замолчал, глядя в карие глаза напротив. — Чонгук, я перережу горло себе и обоим сыно… Альфа накрыл губы омеги рукой, уронив голову тому на плечо. Тэхен чувствовал, как слезы обжигают щеки, как тяжело становится дышать. — Пообещай, — прошептал Тэхен, когда Чонгук убрал руку, — что вернешься ко мне. Пообещай, что возьмешь на руки своего сына, и тогда я… Если Фрее будет угодно, я рожу тебе ребенка, ярл. — Обещаю. Тэхен, я вернусь. В мгновение соленые от слез губы омеги накрыли чужие. Чонгук поморщился от того, как соль прижигает его раненные губы, но лишь сильнее и жарче поцеловал своего мужа. Тэхен обхватил руками крепкую шею, охотно ответив на поцелуй, разомкнув губы и позволив мужу исследовать его рот языком. Легкие поцелуи омега часто оставлял на щеках и губах мужчины, но так чувственно ласкали они друг друга впервые. Боязнь беременности останавливала Тэхена, удерживая крепче любых веревок — если с Чонгуком, самопровозглашенным датским ярлом, что-нибудь случится, то Тэхен останется один с двумя сыновьями. И если Джинхен уже вступил в половую зрелость, то младенца омеге будет не выкормить в одиночку. Домой ему не вернуться — земли Одрика Младшего с устья реки теперь враждебны для него, а оставаться на землях умершего Сигмунда, власть на которых с большой вероятностью займет один из худших претендентов на кресло ярла — слишком опасно. Если Биргир не вернется, Тэхену некуда будет податься. Не будет плеча, за которым он сможет укрыться от гнева оголодавших псов, зовущих себя мужчинами. Умрет ярл Кровавый — умрет его муж, прозванный Длинноногим. Чонгук спустил руки по талии к бедрам, вынуждая омегу покорно раздвинуть перед собой ноги. Тэхен был зрелым, опытным омегой, но так давно не получал мужской ласки, что дрожал, будто Чонгук был его первым. Омега закусил губу изнутри, как только ярл плавно толкнул в его изнывающую и влажную от течки дырку средний палец. Второй палец — безымянный, скользнул с трудом, вынудив Тэхена начать ерзать на постели. Живот его напрягся, а сам муж ярла старался расслабиться для удобства мужчины. — Чонгук… поцелуй меня еще… Альфа прильнул к губам омеги, одновременно с этим плотнее подбираясь к разгоряченному телу. Тэхен заскулил, сгибая ноги в коленях и поджимая их к себе, однако сильное туловище альфы и крепкие бока не давали омеге сдвинуть ноги и закрыться. Теперь Длинноногий, столь желанный всеми, был полностью, целиком и по-настоящему во власти деспотичного ярла Кровавого. Тэхен прикусил губу Чонгука, не сдержавшись. Он сжимался и тотчас разжимался на пальцах мужа, тот вогнал их по самые костяшки. Естественные соки с хлюпаньем текли из омеги с каждым, пусть даже малым движением руки альфы, и Тэхен почувствовал, как окреп его собственный член, подобрались яички. Тэхен извиняющимся жестом вылизал губы Чонгука и запрокинул голову назад, зажмурившись. Он пытался убрать руки альфы, тонкими пальцами хватаясь за крепкие запястья, но ярл бесцеремонно отбрасывал их в сторону, а потом и вовсе крепко захватил запястья — омега делал это непроизвольно и не потому, что не хотел, а потому что отвык быть столь открытым для мужчины. — Так взмок для меня, — довольно заурчал ярл, выцеловывая соленую от пота шею. — Только для тебя, — на выдохе промолвил Тэхен, облизывая собственные губы, на которых остался вкус Чонгука. — Коснись меня, — беззлобно прорычал альфа, перехватывая запястье омеги, притянув его руку к своему окрепшему, налившемуся кровью члену. Тэхен чуть приподнял голову, опустив взгляд между своих ног — он неоднократно видел Чонгука голым, видел его достоинство, иногда ощущал его вялый член во время сна, ведь места на узкой кровати, рассчитанной на одного, всегда было недостаточно, видел мужа, когда тот мылся, и даже наблюдал за тем, как Чонгук спускает в воду, удовлетворив свое желание. Однако сейчас член с заалевшей головкой, увитый крупными венами и подрагивающий, под нежными пальцами омеги горел огнем. Тэхен шумно втянул носом запах мужа, поцеловав того в ключицу, а сам обхватил ладонью ствол, чуть потянув вверх крайнюю плоть. Чонгук зарычал, толкнувшись в руку мужа, на что Тэхен довольно улыбнулся. — Неугомонный… Всегда таким был, — проговорил омега, поймав короткий и мокрый поцелуй в губы, — Чонгук… — Тэхен выпустил из руки окрепшее достоинство и улегся на постель, раздвинув послушно подрагивающие ноги, — у моего мужа был не настолько бо… Тэхен сдавленно вскрикнул, когда рука альфы крепко схватила его за талию, впившись в кожу пальцами, причиняя легкую боль. — Что еще про него скажешь? — зарычал ярл, а Тэхен испуганно заглянул в черные глаза, видя в них свое окутанное животным ужасом отражение. — Чонгук, не пугай меня. Не пугай. — То, что тот выблядок не умел пользоваться своим хером, не значит, что не умею я, Тэхен. Еще раз упомянешь его, и я… Тэхен шумно задышал через нос, обнаружив в настрое альфы легкую брешь. — И ты? Что ты, самопровозглашенный мальчик, возомнивший себя… Омега заскулил. Мужчина начал выходить из себя, впившись второй рукой в его талию и сдавив ту до покрасневшей кожи. — Мальчик? — прорычал в губы мужа Чонгук. Омега коснулся самого больного места под кожей. — А кто ты?.. — обрывисто дыша выпалил Тэхен, нагло заглядывая в черные глаза альфы, — омега? Ярл рыкнул и дернул омегу под себя, вынудив того захрипеть на сбитой простыне, среди шкуры, служащей им одеялом. — Нет, — оборвал Тэхен, и через мгновение Чонгук разжал руки, отстранившись. Длинноногий улыбнулся уголками губ, заглянув по-лисьи хитрыми очами в лицо мужу. — Так ты… Играешь со мной? — озарило мужчину, и тот широко распахнул глаза, увидев победоносное выражение лица зрелого омеги. — Тэхен, ты… — Да, играю, — довольно заулыбался омега, — играю со своим глупым молодым ярлом, который только и знал, что трахать омег в лесу, да зажимать по углам. Чонгук прижал губами плечо омеги, предупреждающе прикусывая, но страха не было. Тэхен выдернул ногу, что держал сбоку от альфы, и пнул от себя мужа коленом в грудь. — Будь нежным, неугомонный глупый ярл, — Тэхен хихикнул, обхватывая шею Чонгука руками, утягивая в крепкие объятия, — мой, мой ярл! Только мой. — Ты меня с ума сведешь, — проворчал Чонгук, потираясь щекой о чужое плечо и грудь, — хватит играть, мне тяжело терпеть. Тэхен дал себе время подумать, после чего с улыбкой раздвинул в стороны ноги. — Возьми то, что по праву только твое. Мой первый муж — мертв, Чонгук, — Тэхен посмотрел на альфу, чуть наклонив голову в бок, — я живу в твоем доме и сплю у твоего тела, даюсь в твои руки, а ты все еще не можешь забыть. Я твой, мой ярл, только твой. А если будешь и дальше болтать о том, кто трахал меня до тебя, — Длинноногий выгнул бровь и щелкнул альфу по носу, — я сдвину ноги и ты будешь спускать в руку, ярл Кровавый. О, или Кровожадный? Как тебе больше нравится, дорогой? — Зови меня по имени. — Да, мой ярл, — хихикнул Тэхен, вызвав у Чонгука новый глухой рык. Омега коротко поцеловал мужа в губы и тотчас издал первый стон удовольствия, когда два пальца вновь толкнулись в его тугую задницу. Тэхен растянулся на постели, позволяя молодому ярлу подготавливать себя для более взрослых ласк. Омега не сопротивлялся и не учил альфу, лишь тихо постанывая от наслаждения, когда Чонгук одаривал его особо чувственными касаниями. Дыхание альфы становилось все более сбивчивым, резким — терпеть столь сильное возбуждение тяжело для любого мужчины, а потому Тэхен дал Чонгуку возможность раскрыть себя поскорее. Он и так ждал слишком долго, и омега просто обязан наградить мужа жаром своего разгоряченного нутра. Омега ухватился за шею ярла, когда тот удобнее уместился между его ног, приподняв за таз. Жар и влага горячего члена ощущалась на коже будто раскаленным железом. Чонгук несколько раз толкнулся меж влажных ягодиц, дразня натруженную дырку, после чего приставил головку ко входу. Омега расслабился, уткнувшись лбом в плечо мужа. — Будь нежным… — выдохнул Тэхен, но в голосе его был различим испуг. — Чонгук. А! — легкий вскрик, и омега больно кусает щеку изнутри, когда член оказывается внутри наполовину. Чонгук слишком крупный для него, растягивал так, что Тэхен на мгновение ослабел, но крепкие руки и постель под ним не дала окончательно обмякнуть. Длинноногий сжал мужа внутри, на что Чонгук болезненно зашипел, шлепнув омегу по бедру, призывая расслабиться. Муж ярла огладил ладонью низ собственного живота, будто стараясь успокоить самого себя. Чонгук терпеливо выжидал, но его прерывистое тяжелое дыхание, обжигающее лицо, вынуждало омегу дрожать от легкого ощущения страха перед неизбежным. Сегодня он понесет, если великая Фрея будет благословенна к ним… Тэхен часто задышал, сглатывая слюну и готовясь принять в себя альфу целиком. — Да, — прерывисто выдохнул омега, а в следующее мгновение широко распахнул глаза, громкий вскрик подавила рука ярла, закрывшая ему рот. Тэхен болезненно застонал, сжавшись на члене мужа, сделал попытку вырваться на инстинктах, но свободной рукой альфа крепко удержал его таз на месте, не позволяя причинить боль обоим. Горячие слезы тотчас хлынули из глаз. Тэхен прикусил ладонь ярла, стараясь подавить в себе очередной всхлип, но Чонгук терпеливо ждал. Внутри Тэхена было до того узко, что его самого потряхивало, и пришлось даже подобрать разведенные колени, чтобы не свалиться на мужа. Чонгук убрал руку ото рта омеги, давая тому возможность жадно наглотаться воздуха. — Прекратить? — Нет-нет… — горячо зашептал Тэхен, закатывая глаза и сжимаясь на достоинстве мужа, — нет… Все в порядке, мой ярл, я так давно не знал мужчины, что… будто совсем девственником лег под тебя. Но это… это самый восхитительный первый раз и самый лучший мужчина в моей жизни, — выдохнул омега, ловя губы Чонгука своими и утягивая его в мягкий, чувственный и долгий поцелуй. — Сделай мне ребенка, и, о, Боги… Пускай Фрея благословит нас. Глубокие и негромкие стоны омеги разнеслись по дому ярла. Тэхен стерпел тупую боль, постепенно привыкая к достоинству своего мужчины. Горячие руки Чонгука жадно ласкали его бока, ребра, живот, губы целовали грудь, с урчанием вылизывая соски, соленую от пота шею и округлые плечи. Чонгук неспешно толкался в омегу, пока наконец первый громкий стон не вырвался из его горла и Тэхен не выгнулся на постели, вскрикнув. — Ох… Чонгук, Джинхен! — опомнился Тэхен, обернувшись на закрытые двери, за которыми должен спать его сын, — он услышит, Чонгук… Ах, ярл! — Тэхен зажмурился, разомкнув губы в немом стоне, как только мужчина грубо и ощутимо толкнулся в него, а крупные яйца шлепнулись о кожу. — И пусть, — рыкнул Чонгук, повернув голову мужа к себе, заставив заглянуть в лицо, — он уже не ребенок. Альфа перешел на резкие, прерывистые толчки, сменяя их то на глубокие и долгие, то на короткие и быстрые, удерживая тело стонущего под собой мужа на постели. Тэхен зажал в зубах край одежды, чтобы не разбудить своими криками сына, и слезно взглянул на напряженное лицо мужа, на его обнаженные крупные клыки, и закатил глаза, трепыхнувшись. Омега излился себе на живот негустым семенем, тихо взвывая и сжимая в руках и зубах свое же платье. Чонгук переждал немного, после чего вновь стал толкаться, и на этот раз шлепки двух тел друг о друга и влажные всплески омежьих соков стали оглушительными. Тэхен замотал головой и начал резко сжиматься и разжиматься на члене мужа — его в мгновение накрыл второй, чуть более сухой оргазм, и Тэхен вскрикнул, выпустив изо рта ткань. Омега запрокинул голову назад, затрясся, впиваясь пальцами во влажные широкие плечи мужа, пытаясь удержаться. Впился короткими ноготками в спину, бесстрашно пустив кровь датскому ярлу. Чонгук зарычал, но стерпел, подобрав омегу под спину для удобства, и, совершив ряд глубоких и сильных толчков, с хриплым стоном кончил внутрь. Тэхен заскулил. Его бросило в мелкую дрожь, а колени затряслись. Омега почувствовал долгожданное облегчение, горячую сперму мужа внутри, и слезы удовольствия вновь потекли по щекам. — Мой, — заурчал ярл, утыкаясь носом в ложбинку между грудями омеги, целуя поочередно каждую. Тэхен еще несколько мгновений дрожал и лишь удерживаемый сильными руками альфы не сжал бедра. — Твой… только твой, — дрожащим голосом промолвил омега, впервые ощущая столь яркий оргазм. — О, Боги… Ох, Фрея… Я хочу выносить сына, Боги… — омега шмыгнул носом и вмиг обмяк — альфа стал сцеловывать крупные слезинки с его лица. Чонгук отстранился от омеги, вынимая плотно обхваченный мышцами ануса член. Часть спермы некрупными каплями стекла по ягодицам на простынь вместе с естественными соками. Ярл повалился на постель рядом с омегой, тяжело дыша. Все его мышцы забились, но боль была приятной. Запах секса плотно застоится в доме, и выветрить его получится лишь наутро вместе с дымом от огня. — Роди альфу, — сухо, в привычной манере отозвался Чонгук, взглянув на мужа, — воина. — А если это будет омега? — улыбнулся уголками губ Тэхен, повернув голову и мягко взглянув на родные черты. — Тогда пусть будет похож на тебя, красивым, — строго, без лести отозвался Чонгук и рывком сел на постели. Он взял тряпку, брошенную в лохань с уже остывшей водой, и обтер себя. Поднявшись, альфа прошел к чугунку с еще горячей водой и долил ее в таз. Прополоскав тряпку, ярл смочил ее в теплой воде и стал обтирать тело разморенного ласками мужа. — Ты не менее красив, мой ярл… — полушепотом проговорил Тэхен, наблюдая за ухаживаниями мужчины. — Не говори глупостей, — скривил губы Чонгук, аккуратно обтирая бедра омеги. — Красивый… самый симпатичный мужчина из всех воинов, что мне удалось повидать, Чонгук… — со знанием ответил Тэхен, обхватив пальцами запястье альфы, заставив того замереть, — эти черные глаза, эти губы, этот смешной нос… Мой ярл, пусть сын родится с твоим лицом. Я буду молиться Фрее за твои глаза. — И с твоим умом, — хмыкнул Чонгук, ущипнув Тэхена за внутреннюю часть бедра, — такие умные омеги рождаются раз в столетие. — А такие мужчины раз в тысячу лет… — улыбнулся Тэхен, а когда Чонгук отвернулся, чтобы еще раз обмакнуть тряпку в воду, омега пихнул мужа ногой в поясницу, хихикнув, — красивые и вредные, что аж трясет. — Играешь со мной? — вскинул бровь Чонгук, перехватив ногу Тэхена и удержав ту на весу, — ты доиграешься, Тэхен. — И что будет? — заулыбался Длинноногий, — что будет? Чонгук предупреждающе рыкнул и сомкнул острые клыки на щиколотке омеги. Тэхен пискнул и резко пнул Чонгука в грудь, нахмурившись. Ярл отбросил тряпку в лохань и ступил коленом на постель, перехватывая сильными руками, настолько сильными, что при желании они были способны переломать омеге все кости, чужие ноги за голени. Длинноногий еще два раза пнул мужа в грудь и взвизгнул, стоило альфе рывком утянуть его, подобрав под себя. Чонгук раскинул великолепные ноги в стороны, оставив крепкий шлепок на ягодице. Тэхен фыркнул и совершил несколько попыток безуспешно выдернуть ноги, а затем шлепнул альфу в грудь ладонью, затем кулаком ударил по плечу. Омега играл с ним, и Чонгук легко различал ту тонкую грань между сопротивлением и забавой, а потому с беззлобным урчанием собрал Тэхена в охапку, выбив из чужой груди громкий смех. — Не понимаешь, значит, — улыбнулся Чонгук, являя мужу такую редкую, но столь драгоценную улыбку, наполовину обнажив сильные клыки, — тебя всему учить надо, омега? Чей ты муж? Скажи это. Тэхен промолчал и хихикнул, с любовью глядя на улыбку мужа и сам улыбаясь, совершенно позабыв о стыде, о сыне, о грядущем походе, войне. — Чей ты муж, Тэхен. — Ярла. Ярла Кровожадного — самопровозглашенного мальчишки… Ах! — Сучка, — рыкнул Чонгук и плавно вошел в размякшее нутро, заставив омегу вытянуться в струну и блаженно застонать. Альфа выдохнул, подобравшись, и на пробу несколько раз крутанул бедрами, заставив мужа задрожать под собой. Джинхен стоял около дверей своей комнаты, наблюдая за тем, как предаются ласкам папа и названый отец. Все это время он не мог уснуть, сначала от страха за папу из-за странного, полного неведомой ранее агрессии, поведения отца, затем мучаясь от голода и запаха остывающего на столе мяса, а после вслушиваясь в звуки и слова, доносящиеся из основной части дома. Альфа пересекся взглядами с отцом, повернувшим в его сторону голову. Джинхен поджал губы и молча повернул к выходу. Он еще в комнате надел куртку с мехом. Его никто не держал — судя по звукам, папа был слишком увлечен ласками неродного его сыну отца, Чонгук же отвернулся сразу, как только отвернулся Джинхен. Альфа практически бесшумно открыл дверь и переступил порог дома. Ночь. Все вокруг погружено во тьму, лишь лунный свет падал на землю, и издалека доносились голоса птиц. Длинный дом не спал — там по-прежнему ярко горел огонь и из дверей по обе стороны валил дым. Джинхен тихо вздохнул, покосился на сарай, откуда доносились кроткие стоны омеги-раба, и поморщился. Сторожевые псы стали кружиться рядом с альфой, активно виляя грязными хвостами. Джинхен слабо улыбнулся и потрепал псов по очереди между ушей, а затем спустился к подножию холма. Стоило Джинхену опуститься на землю, скрестив ноги, как он увидел вдалеке мужскую фигуру, движущуюся по направлению к дому ярла. Альфа прищурился и по висящему сбоку топору и походке узнал Биргира. — Ты что забыл на улице, мелочь? — спросил Хосок, подойдя к названному племяннику и растрепав тому волосы. — Тебе отец не говорил, что ночью на улице нехер делать? — Я вышел отлить, — соврал Джинхен, но Биргир на это лишь усмехнулся. — Сидя? Отец выгнал, что ли? Пойдем-ка, мне поговорить с ним нужно. — Он занят, — фыркнул Джихен, опустив подбородок, — они с папой заняты друг другом. Биргир широко заулыбался. — Да неужели? Наконец-то добрался до матери твоей, а то так и ходил бы дерганный и злой, как собака, — расхохотался Хосок, похлопав мальчишку по плечу и щеке. — И чего нос опустил? Ревешь? Джинхен поджал дрожащие губы и шмыгнул носом. Биргир вскинул бровь, а затем посмотрел на дом, стоило оттуда донестись громкому омежьему крику. Губы Хосока тронула странная, опечаленная улыбка, но тот быстро собрался и опустил глаза на хнычущего племянника. — В чем причина? — У них будет ребенок, — дрожащим голосом произнес Джинхен, но каким-то чудом взявший себя в руки. — Родной сын ярла… Он и так ненавидит меня, а когда родится его сын, то… Я никогда ему сыном не был. Биргир вновь вскинул бровь и опустился на корточки перед сидящим на земле альфой. — Ты, парень, совсем глупый уродился, — Хосок крепко ударил Джинхена по затылку, выбив из того болезненный хрип, — Чонгук за тебя любому глотку порвет, не говоря уже о твоей матери. Джинхен не ответил, отвернувшись от названого дяди. — Слушай меня внимательно, — строго начал Биргир, схватив Джинхена за подбородок и повернув его лицо на себя, — и запоминай то, что я тебе сейчас скажу. Твой папа, когда чуть не сдох четыре года назад, остался жить с моим братом только при условии, если он сохранит тебе жизнь. Чонгук же поклялся воспитать тебя, хотя ты не такой уж и тупой и уже не такой ребенок, чтобы не понимать некоторые взрослые вещи, Джинхен. Твоему неродному отцу плевать на чужих детей. Будь он чуть больше похожим на своего ублюдка-отца, то, может, ты бы и не жил сейчас, а твой папа давно бы пузатым ходил и уже третьего Чонгуку родил. Потому что, поверь мне, омеги слабы. Их несложно заставить родить ребенка. Четыре, блядь, года, твой отец пальцем не трогал твоего папу, потому что любит его больше жизни своей. А раз он так любит Тэхена, то и тебя он любит. Когда ты дорастешь до того возраста, когда сам будешь лезть к омегам под юбки, то поймешь эти слова, — Хосок острым взглядом прожигал в Джинхене огромные дыры. Мальчишка молча смотрел на него, не осмеливаясь вставить и слова. — Тогда почему, — прервал его Джинхен, набравшись смелости, — он только и делает, что зовет меня выродком. Хосок несколько мгновений глядел в лицо альфы, и Джинхен заметил, как взгляд дяди потускнел. Голос его стал глухим. — У твоего неродного отца была тяжелая жизнь. Он не готов был становиться отцом, когда он взял в дом тебя и твою мать, потому что его отец был тем еще дрянным псом. Но знаешь, что он сказал мне спустя несколько месяцев? Что ты стал называть его отцом. И Чонгук повторял мне об этом каждый раз, когда мы с ним виделись. Да, Чонгук не умеет любить так, как умеет твой папа, но на это нам и нужны омеги. Любовь… Твой папа это понимает, ты еще нет. Ты сыт, у тебя всегда на столе мясо, овощи, даже фрукты, орехи. У тебя теплый дом, всегда есть, чем разжечь огонь, и ты носишь одежду, которая тебе не мала и не велика, а в самый раз. Вспомни, как ты жил со своим родным отцом. Такой же была твоя жизнь? Джинхен отрицательно покачал головой. — Для твоего отца любить — значит защищать. Ты сам, годиков так через десять, станешь отцом. У тебя будет свой омега, свой ребенок, а может даже несколько детей, благослови тебя Óдин… И ты это поймешь. Чонгук от тебя не откажется и будет любить так же, как и того ребенка, что родит ему твоя невероятная мать. Хосок опустил глаза на землю и шумно выдохнул через нос, дав себе время подумать. Он похлопал мальчишку по плечу и встал на ноги. — Один человек сказал мне недавно: «Чужих детей не бывает». И, знаешь, он прав, племянник. — Это был Большой Ярл? Хосок кивнул. — Молись всем нашим Богам, Джинхен, чтобы твой папа забеременел. Чтобы его ребенок родился здоровым. Знаешь, как он хочет этого? Это счастье для любого омеги. Альфа поджал губы и согласно кивнул, опустив взгляд. Внезапно взгляд Биргира стал острее. Джинхен проследил за взором дяди, увидев, как к ним с холма спускается ярл Кровавый. Альфа тотчас вскочил на ноги, сжавшись в ожидании отцовского гнева. — Говорит, что ты разлюбишь его, когда Тэхен родит тебе сына, — начал Биргир, усмехнувшись, без всяких приветствий. Джинхен тотчас потупил взгляд, сминая пальцами края своей одежды. Он не ожидал, что дядя сразу выпалит отцу все, что они обсуждали, не оставив в секрете ни одного слова. — И что ты не считаешь его своим сыном. Джинхен вмиг сжался под тяжелым взглядом Чонгука. Его дыхание было шумным, еще сбитым, от него крепко несло горькими феромонами, дающими четкое представление об его гневе. Ярл долго молчал, смеряя неродного сына взглядом. Джинхен успел разочароваться, чувствуя, как к горлу подступает ком, как вдруг Чонгук ответил: — Ты мой сын. И всегда им был.

⚔⚔⚔

С улицы повеяло холодом. Тэхен обернулся на дверь, увидев вернувшегося мужа. Джинхен вернулся раньше и уже спал в своей комнате, сообщив папе, что отец ведет переговоры с Биргиром касаемо похода. Альфа скинул с плеч накидку, небрежно бросив ее на стол. Тэхен вытер с тела слегка влажной тряпкой следы ласки ярла, и натянул сорочку. Чонгук глянул на простынь — Тэхен уже сменил постель, и неизменной осталось лишь одеяло из шкуры. Мужчина подошел к постели, стянул с себя рубаху, оставшись в одних штанах, и завалился на кровать, тяжело вздохнув. — Биргир приходил. — Я знаю, Джинхен сказал, — спокойно отозвался Тэхен, — давно он пришел? — Нет, — сказал Чонгук и широко зевнул, — мелкий на улицу вылез, Биргир уже подходил. Нихера ему не спится, все думает о походе, об этом конунге из Исландии. — Ты доверяешь ему? — спросил омега, складывая брошенную альфой накидку. — Он знал моего отца, мою мать. Был воином, когда я едва научился ходить, — Чонгук хмыкнул, но в его голосе не было места радости, — он прожженный воин, хочет укрепить свое звание конунга в Исландии очередной крупной победой, да и союзники ему нужны. Слабо верится мне и Хосоку в эту историю с Кривокостным ярлом и его прихвостнями — надо будто старику соваться в Данию со сверкающими пятками, стоило ему услышать об опасности, которая угрожает какому-то… щенку. Тэхен молчал, слушая мужа. Он считал, что в таких разговорах омегам не стоит высказываться особо глубоко, если не подошла их очередь говорить. Это не дело для мужа ярла, это дело лишь самого ярла. — Не хочется оставлять тебя, да и остальных людей одних… Предлагал Биргиру остаться, даже отказаться от похода и перенести на зиму следующего года… но хрен знает, что тянет этого придурка в Англию. Говорит, он обязан туда приплыть, даже если все Боги будут против него. Не знаю… — тяжело вздохнул Чонгук, растирая лицо ладонями и протяжно вздыхая, — еще и эта сука конунга, малолетняя, тут затесалась. Может и не сдалась ему вовсе — оставит здесь, а сам с нашим золотом в Исландию вернется. — Чимин верит, что у Большого Ярла добрые намерения, — произнес Тэхен, — он хорошо с ним обращается, не считая его… прошлого. — А ты в его возрасте во что верил? — отрезал Чонгук, остро взглянув на мужа. — В любом случае… — завидев ответное, но разумно сдерживаемое недовольство в пронзительном взгляде мужа, Чонгук сказал: — Он сразу понял, кто такой Галлард. И он говорит правильные, мудрые вещи… Это заставляет верить ему. Мы отплывем уже через пару дней, и, видит Óдин, желание Биргира озарит нам победный путь в Англию. Оттягивать уже некуда — снег тает. — Да благословит вас Óдин… — выдохнул Тэхен и подошел к кровати. Омега протянул руку под свою подушку, выуживая на свет остро заточенный самим Ярлом кинжал. Чонгук сонно проследил за мужем, и через мгновение резко дернулся, когда омега поднес оружие к своей шее. Чонгук замер, глядя на то, как омега отсек себе прядь отросших черных волос. Ярл обмер, и медленно опустился на постель. Он молча наблюдал за тем, как Тэхен аккуратно складывает прядь, тонкую, блестящую в огне свечи, и, взяв нить из готовой пряжи, стал плести тонкую косу. Чонгук долго глядел на то, как примеряется омега, сравнивая прядь со своим запястьем. Переводил взгляд с напряженного лица мужа на его волосы, на прядь, что теперь была короче других, напоминая ему о тех временах, когда волосы омеги были совсем короткими. Когда Тэхен закончил, Чонгук сел на кровати, протянув тому правую руку. Муж ярла без лишних слов повязал на его запястье браслет и прижался к нему губами, прикрыв глаза. — Чтобы ты вернулся ко мне живым. И мне плевать на ярлов, конунгов, на золото и власть. Главное вернись ко мне. Живым, мой конунг. Тэхен поднял глаза на строгое лицо мужа, заглянул в любимую черноту зрачков и радужки, увидев в них себя.

⚔⚔⚔

Весеннее солнце не грело, но щедро освещало окрестности. Короткие ребристые волны бились о причал и берег, омывали бока пятнадцати драккаров. Самые крупные из них, с белыми струящимися парусами, принадлежали Большому Ярлу, драккары с грязно-серыми парусами, меньше, но при том выглядящими не менее могучими и устрашающими, были забиты людьми ярла Кровавого. Большая часть мужчин отправилась на борьбу с англо-саксонским королем, малая часть воинов — достаточно для того, чтобы окучивать огород, рубить дрова, таскать воду и защищать стариков, омег и детей, осталась в Дании. Согласно уговору, все люди Большого Ярла за исключением его собственного омеги и одного бравого воина, отправились вслед за «молодым волком» покорять Англию и свергать с трона зажравшегося Альфреда. Чонгук был намерен привезти домой не только золото и рабов, но и известие о том, что датчане покорили англо-саксов. Воины прощались со своими семьями, обнимая напоследок детей, горячо целуя омег. Особо молодые альфы целовали в маленькие головки едва успевших родиться младенцев, или же украдкой прощались с молодыми возлюбленными. Тэхен стоял на середине причала, приобняв Джихена за плечи. Будь его воля — он никуда бы не отпускал Чонгука. Они бы продолжали мирно жить в их маленьком доме на холме, вместе заниматься хозяйством и растить детей. Но Чонгук — ярл. Молодой, амбициозный и сильный, дикий и агрессивный. У него были все задатки стать конунгом, и Тэхен не мог запретить ему это. Омега всю жизнь будет благодарить его за тот самый день, когда он вернул ему Джихена и не позволил остальным убить его на пиру за смерть Сигмунда Большебокого. — Муж молодого ярла умный омега, — низкий голос прозвучал над омегой. Чимин запрокинул голову, чтобы заглянуть в глаза мужчине. — Помогай ему, чем сможешь, подружись. Вы оба не дуры, должны ужиться. Он зрелый — будет поучать — слушайся, вредным не будет. Но не переутруждай себя, думай о сыне. Ты еще молод, роды первые — тяжело будет. Чимин опустил голову, несколько раз послушно кивнув. Конунг уезжает вместе с датскими воинами, и, признаться, омега даже будет скучать. Какие бы ужасы не происходили в недалеком прошлом, Чимин начинал осознавать, что он все еще жив, и что его жизнь продолжается. Он не готов к ребенку, но не ненавидит его благодаря Тэхену. Признаться, поначалу Чимин думал, что жизнь здесь окажется для него большим страданием, нежели в Исландии, в длинном доме, но он ошибался — Тэхен мудрый, глубоко сердечный омега, рядом с ним Офейг чувствовал себя в безопасности, будто вместо мужа ярла с ним говорил его папа… Жить с ним в маленьком, ухоженном и теплом доме в разы лучше, чем бояться заснуть и проснуться на родине Большого Ярла. А его отъезд лишь даст Чимину возможность соскучиться и пожить спокойно хотя бы пару месяцев, привыкнуть и обучиться надлежащему у мужа ярла Кровавого. — Вернусь и свадьбу сыграем, — мягче произнес Намджун, огладив грубой широкой ладонью щеку своего омеги. — Так что не грусти и не скучай, молись Фрее за сына. Ты у меня не дурной, способный. Душа моя, Офейг. Чимин сморгнул выступившие из-за сильного ветра, бьющего в лицо, слезы. Его золотистые волосы били в лицо, прилипали к щекам и пухлым губам, лезли в глаза, заставляя омегу забавно морщиться. Офейг зажмурился на мгновение, когда прядь упала поперек его лица, как вдруг сухие горячие губы накрыли его собственные. Чимин слегка удивился и дрогнул, широко раскрыв голубые глаза. — Буду ждать… — тихо сказал Чимин, не найдя в себе иных слов для прощания. — Пощади семьи, если вы будете грабить города… Я прошу тебя, конунг. — Едва слышно, одними губами отозвался омега. Взгляд Намджуна потемнел, запах стал горьким, тотчас ворвался в легкие и стал душить. Чимин сжался, но через мгновение мужчина кивнул и приобнял омегу за плечи, стараясь никак не сдавливать живот. — Я не совершаю ошибки дважды… — Намджун коснулся губами чужого лба, и любовно забрал прядь, что развивалась на ветру, за порозовевшее от холода ушко. Но вечно вьющиеся от морского воздуха волосы Чимина снова стали разлетаться в стороны. Большой Ярл вновь убрал прядь за ухо, затем вторую, и те вновь выбились из-за сильного ветра. Чимин звонко засмеялся, прижимая ладонями волосы к вискам. — Ты как барашек, — конунг хрипло засмеялся в ответ, прижавшись губами к соленой макушке омеги. — Люблю, мой Офейг. На лице у Длинноногого не было улыбки. Темные отросшие волосы, одна из прядей которых была короче других, от соленого сильного ветра разлетались во все стороны, били по лицу, прилипая ко лбу, щекам и носу. Шум бьющихся о причал беспокойных волн страшил, облака неслись по голубому небу против ветра, словно бараний пух разлетался во все стороны, белая пена оставляла на досках драккаров мутные узоры, что быстро смывались и вырисовывались заново следующими волнами. Тэхен проследил за тем, как чайка возвращается к берегу, и плотно поджал губы. Однако в следующее мгновение взгляд омеги устремился вперед — спустившись с драккара, ярл широким шагом направился в сторону мужа и неродного сына. — Чонгук… — одними губами проговорил Тэхен и тотчас замолчал, когда альфа притянул его к себе, обхватив шершавыми ладонями лицо. Сухие, истерзанные мелкими ранками губы ярла ощущались легкими покалываниями. Чонгук целовал больно, настойчиво, но коротко. Тэхену этого было недостаточно. Отпрянув, альфа поспешил отдать очередной приказ. — Холодно. Тэхен — иди в дом. — Мы пришли проводить… — подал голос Джинхен, с большим усилием выдержав острый взгляд отца на себе. Тот был напряжен из-за предстоящего похода и явно понимал то же, что понимает Тэхен, но не желал об этом говорить, — тебя, отец. — Нечего здесь делать, идите в дом, — строгий голос альфы обрушился на головы мужа и сына, но Тэхен проигнорировал его слова, продолжив стоять на своем: — Чонгук, будет шторм, отплывите в другой день. — Нет, — оборвал альфа, нахмурив густые брови. — Хосок уверен, что штормы продлятся долго, успокаиваться будут на короткое время. А ты лучше других знаешь, почему мы не можем задерживаться в Дании, — сухо, с едва различимым раздражением ответил ярл. С гневом не на омегу, с гневом на себя. Объявление Большого Ярла в Дании было им на руку, но одновременно с этим портило им все планы. Пришлось ускорить сроки отбытия до минимальных. Тэхен был прав — погода не располагала. Сам Óдин будто желал обрушить на воинов свой гнев. Тэхен сжал губы в тонкую плоскую полоску, брови его сбились к переносице, выдавая волнение. Руку омега инстинктивно держал на еще плоском животе. Чонгук опустил взгляд, и следом мягко накрыл низ живота мужа своей ладонью, теплой, пускай и жесткой. Руки Чонгука никогда не причинят Тэхену боль. Альфа провел ладонью вверх и вниз, не сводя взгляда с ткани платья. — Тэхен, бери сына и возвращайся в дом. Со мной все будет хорошо, обещаю. Óдин с нами, — Чонгук выпрямился и сделал шаг назад, полностью отстранившись от омеги, дав тому понять, что действительно пора уходить, — он гневается, но он с нами. Молись Фрее за сына, — Чонгук еще раз коротко взглянул на живот омеги, а затем строго посмотрел на Джинхена. — Слушай мать, и не перечь Кхорику. И никаких поползновений в сторону молодой белобрысой суки в доме. — Чонгук! — возмутился Тэхен, прижав к себе Джинхена. Ярл посмотрел в лицо мужа и бесстрастно ответил: — Он едва ли младше этого омеги. — Нарушу трогательное прощание, — раздался за спиной голос Биргира. Хосок остановился подле Тэхена и его сына, светло улыбнувшись уголками губ. — Но нам уже пора отплывать, семья. — Альфа скрывал, но ему самому было тяжело прощаться. При виде страдальческого выражения лица омеги, он улыбнулся шире, стараясь держать лицо. Больно за Тэхена. Джихен, еще не до конца осознающий чувства матери, сиял ярче начищенного клинка — его переполняла гордость за его отца-ярла и его правую руку — защитника Биргира. — Хосок… — Тэхен тяжело выдохнул и прильнул к телу Биргира, обхватив руками крепкую шею. Биргир тотчас ответил на стенания омеги, огладив жесткими руками худую спину. Альфа на мгновение прикрыл глаза, прижавшись щекой к влажной от морского воздуха макушке, и тихо, облегченно выдохнул. Омега отстранился, но сразу же его руки перенеслись на лицо воина. Тэхен обхватил тонкими пальцами чуть шершавое от легкой щетины, сбритой вчерашним утром, лицо, касаясь кончиками пальцев всех неровностей кожи, раненной соленой водой и многочисленными сражениями. — Верни его мне живым, Биргир, — проговорил Тэхен, заглядывая в светло-карие глаза названного брата своего мужа. — Клянусь Óдином, верну, — пообещал Хосок, огладив тонкую талию, — разрешаю тебе убить меня, если этого не произойдет. Чонгук стоял подле брата и мужа, пристально глядя на них нечитаемым взглядом. В кисло-соленом воздухе едва различима была горечь чужого гнева. Хосок, ощутив злость брата первым, все это время чувствуя на своих руках его взгляд, отстранился от омеги. Тэхен не спеша убрал руки от чужого лица, напоследок огладив острую скулу. — Оба возвращайтесь… Тебе пора остепениться, Хосок, завести семью. Тебя должны ждать. — Вы моя семья, — усмехнулся Хосок и повернулся к Джинхену, — да, племянник? — альфа растрепал темные волосы и слегка похлопал мальчишку по макушке, — защищай мать, не расстраивай ее. Скоро брат родится, и все, прощайся со своим детством. Поныть в юбку уже не получится. Джинхен закатил глаза на эти слова, чем вызвал громкий смех со стороны Биргира. — Вы посмотрите на него! — Биргир присел на корточки рядом с сыном Тэхена и удивленно вскинул брови, — о… Да ты вырос… — в голосе альфы неожиданно прозвучали ошарашенные, грустные ноты, а улыбка исчезла с его лица. Хосок несколько секунд строго глядел в лисьи глаза напротив, губы его были плотно поджаты, а их уголки стремились вниз. Альфа медленно покачал головой, будто соглашаясь с собственными словами, и похлопал Джинхена по щеке, после чего выпрямился во весь рост. — Взрослый… Еще немного и зубы скалить начнешь. — Уже начал, — холодно отозвался Чонгук, и Джинхен под суровым взглядом отца съежился и отвернулся, — еще раз и без них останется. — Все, хватит, — Хосок хлопнул с размаха ярла по плечу, — пацан растет, мы стареем. Только омеги хорошеют, — Биргир подмигнул Тэхену, и опустил глаза на тонкие руки, накрывшие живот, — роди мне племянника, но чтоб не такого вредного, как отец. А то от еще одного такого я вздернусь, — расхохотался Биргир. Чонгук вздохнул, слабо улыбнувшись уголками губ, и покачал головой. Но снисходительная радость быстро исчезла с лица ярла. Чонгук развернулся и быстрым шагом направился прочь от семьи, прямиком к начавшим отбывать от причала суднам. — Уничтожь их всех! — крикнул Джинхен, и запрыгал на месте, вскинув руки в воздух. — Биргир! Дядя! Покажите этим саксам, где им вырыть себе могилы! — рассмеялся альфа, на что Тэхен недовольно шикнул. — Мокрого места не останется! — крикнул подбадривающе Биргир, как вдруг резко остановился, обернувшись назад. За его предплечье схватился длинноволосый омега, чьи черные пряди ниспадали на спину и доходили до поясницы. Он улыбался во весь рот, прильнув щекой к плечу мужчины. До этого мгновения омега прожигал в муже ярла дырку, стоило тому обнять его альфу за шею. — Любимый! Мой Биргир, — омега подскочил на месте, схватившись руками за шею альфы, своим весом вынудив того склониться. У омеги была светлая кожа, большие голубые глаза, обрамленные ворохом густых ресниц, и роскошные гладкие черные волосы. Пухлое тело с широкими бедрами, что и привлекли в свое время Биргира. Уже больше года они встречались для хорошего секса, но омега воспринимал отношения с правой рукой ярла более явно, чем делал это Хосок. — Я буду скучать… Хосок чуть скривился, едва заметно изогнулись его губы. Сразу после его лицо приняло натянуто-радостное выражение. Альфа обхватил омегу за тонкую талию, сжав одной рукой одну из половинок крупной упругой задницы. Сигги — так звали молодого омегу, возомнившего себя будущим мужем самого Биргира. — Скоро вернемся, это ненадолго, — хмыкнул альфа, ответив на страстный поцелуй омеги, но отстранившись гораздо быстрее, чем этого желал его любовник. — Не загнешься без меня, соскучиться не успеешь, — Хосок похлопал омегу по ягодицам и отстранил от себя, придержав черноволосого за руки. Омеге было восемнадцать — красивый, желанный, доставшийся Хосоку еще девственником, с недурным лицом, но крайне неприятным голосом и навязчивым характером. Хосок не намеревался жениться на нем, но омегу от себя не отгонял — секс был удобен и нравился обоим. — Любимый!.. — Сигги охнул, не ожидав такого короткого прощания, и вцепился пальцами в чужие руки, — подожди… Поцелуй меня еще! Я буду за тебя молиться! — Óдин и без твоих молитв на нашей стороне, — Хосок коротко поцеловал омегу и, забрав тому прядь длинных черных волос за ухо, отвернулся. — Остановись! Мой Биргир, это тебе — мой подарок… — омега поспешно ухватился за одежду уходящего воина, и сунул к чужому лицу браслет из пряди своих волос. Хосок нахмурился и кинул оценивающий взгляд на волосы омеги. Небрежным движением приподнял тому волосы на макушке, разобрал несколько прядей и нашел короткую, некрасиво отстриженную прямо на затылке. — Не нужно было, — холодно отозвался Хосок, но молча позволил омеге надеть на себя браслет, — только волосы испортил. — Я люблю тебя! — через силу выкрикнул омега, почувствовав неловкость. Все это время Тэхен наблюдал за Биргиром и его любовником со стороны, нахмурив брови. Он не переносил этого омегу и не терпел его присутствия. Хосок от него тоже был не в восторге, но давно созревшим мужчинам нужен секс, и Тэхен не дурак, чтобы не понять таких вещей. Он знал, что Чонгук с Хосоком часто брали омег на охоте, порой выбирали еще не стриженных рабов, вкушали, а после отводили в общую кучу, где им сбривали волосы и разбирали другие воины, кто на хозяйство, кто для личных утех. Но Сигги для этого был слишком твердолоб, и, думалось Тэхену, глуповат. Однако каждый раз, разговаривая с омегой, муж ярла ощущал гниль, исходящую от малолетней шлюхи, и не раз думал о том, что Хосок, как и свойственно мужчинам, ошибочно повелся на красоту и пышность бедер. Но Тэхен молчал. Это никогда не было его делом. В его праве заткнуть рот и не пытаться лишний раз поучать мужчин. Хосок ушел за ярлом, ничего не ответил любовнику. «Чонгук!» — альфа остановился практически у самого драккара. — Я люблю тебя… — негромко, не уверенный, что ветер донесет его слова до викинга, проговорил Тэхен, тяжело вздохнув. К горлу подступал комок. Он снова остался один, но теперь уже с двумя сыновьями. Чонгук несколько мгновений смотрел на Тэхена, на то, как бьют ему в лицо темные волосы, как волнение искажает красивые черты, как сомнения старят омегу. Чонгук взглянул на кричащего Джинхена, плотно поджал губы и отвернулся, ничего не сказав. — Весла в руки! — крикнул Чонгук, — раз! Два! Давай! — рыкнул Чонгук, и воины с воодушевляющим криком навалились на весла, начали грести. Ярл Кровавый коротко коснулся ладонью косички из тонких черных волос, повязанной браслетом на его запястье.

⚔⚔⚔

Огромные и сильные волны били о бока драккаров, сбивая те с намеченного пути. Вода хлестала, море вновь накрыло ладьи викингов волнами, словно ледяным одеялом, всеми силами стараясь утащить их в глубины. Драккары датчан уступали в размере судна конунга из Исландии, а потому рушились на глазах, не выдерживая силы стихии. — Óдин гневается на нас!.. — оскалился Хосок, цепляясь за весло и наваливаясь на то всем телом, — мы сдохнем, но не в море! На поле битвы! — кричал альфа, подбадривая остальных воинов. — Давайте! Гребите! — драл глотку Чонгук, стоя у мачты. Одного из мужчин, чье весло обломилось, резко занесло в сторону. Альфа с криком перевернулся через борт. Мгновение — и ярл схватил того за ремни, перетягивающие грудь, на которых было нацеплено оружие. Рыча, Чонгук стал тащить воина обратно на ладью. — Биргир! Хосок сорвался со своего места и перегнулся через борт, схватив воина за руку. Вдвоем им удалось вернуть альфу на судно. Воин, благодаря ярла и его брата, сам встал на ноги и схватился за пустое место у весла — того, кто управлял судном здесь, унесло течением. — Навались! — крикнул Чонгук, бросившись к матче, стоило новой волне захлестнуть драккар, и ярла едва не унесло силой моря за борт. Вдалеке, среди сине-черного неба, пестрящего светом, а затем громыхающим, словно удар молота Óдина о наковальню, виднелись длинные и крепкие ладьи Большого Ярла, положение которых было явно получше, чем у датчан. Намджун старался подплыть ближе к драккарам ярла Кровавого, но волны то и дело разбивали пути приближения. Исландскому конунгу удалось взять на борт всех воинов с полуобрушившегося драккара с серыми парусами. Чонгук бросился к одному из ведущих весел и, рыча, навалился на него, чтобы помочь удержать драккар на воде. — Давай! Давай! — заорал ярл, одновременно со всеми загребая воду. Гром стоял оглушительный. Кожа горела от соли и холода, прилипшая к телу застывшая от ледяных вод одежда заставляла все конечности дрожать, и едва удавалось согнуть пальцы или ноги. Один из датских воинов начал петь, и песню о Вальхалле и благочестивой смерти в бою подхватили все. Ярл поддержал своих людей, и голоса мужчин слились воедино. До ушей донесся шум, идущий по левое плечо. Люди с драккаров Большого Ярла, несмотря на различие наречий, подхватили песню. Все море пронзило пение датских и исландских викингов, не готовых подчиняться гневу Óдина и умирать здесь, в шторм. Вдруг за спиной чей-то крик — очередное весло обломилось, и не ожидавшего этого воина, сидящего в конце драккара, унесло течением. Чонгук обернулся посмотреть — воина смогли удержать сидящие спереди мужчины, и тянули его обратно за ноги, однако в это же мгновение на ладью двинулась массивная волна, накрывшая судно целиком. Чонгук не удержался за весло — волна отбросила его к корме ладьи. Альфа ударился спиной о боковину драккара, хватаясь за нее руками. — Чонгук! — испуганно крикнул Биргир, оборачиваясь. — Я жив! Держитесь! Держите весла! — Чонгук зажмурился, цепляясь за веревки, растянувшиеся по всему судну от мачты, и стал ползти в ее сторону, пока на несколько мгновений волны ослабли, и море готовилось к новой атаке. Альфа поднялся на дрожащих ногах и прижался спиной к матче, схватив веревки, и попытался привязать себя — вернуться к носу судна он не успеет, а следующая волна запросто унесет его за борт. Волна накрыла судно с новой силой, отчего поломала большую часть весел, оторвала щиты и разрушила матчу, которая, пронесясь по драккару, оказалась в море вместе с датским ярлом, запутавшимся в веревках. — Нет! — Биргир с ужасом увидел, как мачта накренилась и сорвалась в море. Отпустив весло, альфа бросился к правому борту. — Чонгук! Ярл в море! Ярла унесло в море! — заорал Хосок, поднимая шум на драккаре среди выживших, а также пытаясь докричаться до соседнего судна. Не тратя больше времени на попытки призвать помощь, Хосок схватил веревку от обломков мачты и бросил в воду, пытаясь разглядеть среди сине-белого кошмара брата. Матча всплыла, и Биргир с облегчением увидел привязанного к ней ярла — вода сильнее запутала веревки, а хлещущие ледяные волны мешали тому освободиться. Чонгук задыхался и давился водой, пока обломки драккара стремительно неслись прочь от стремящегося вперед судна.