До тошноты приторно

      Декабрь в этом году выдался откровенно паршивым. Мало того, что на улице нет даже намёка на зимнюю сказку, все друзья внепланово разъехались по домам, так ещё и пересдача по несчастной музыкальной литературе не добавляет настроя. Девушка раздражённо заходит в съёмную квартиру, стряхивая с зонта мокрые капли, и со всей силы хлопает дверью. Перспектива встретить Рождество одной в дождливом Лондоне совершенно не прельщает.       Дженни переодевается в тёплую пижаму, наливает большую чашку горячего шоколада, закидывая туда маршмеллоу, и садится у окна, глядя на вечерний город. Лондон не спит. Только начинает свою жизнь, впуская на многочисленные улицы влюблённые парочки, семьи, шумные компании… Дженни не была ни в одной из этих компаний. По правде говоря, она и в Лондон-то переезжать не хотела, куда больше ей нравился родной Манчестер. Но это было раньше. До того, как он исчез из её жизни.       Прошло уже три года, девушка давно заново научилась улыбаться и смеяться, но каждый декабрь старые раны напоминали о себе. Она сама была виновата, она знала это. Не стоило заключать так много в одном человеке, но уже было поздно. В родном городе её повсюду преследовал он.       Да даже в чёртовом Лондоне — на кассе кондитерской, когда она покупала любимое шоколадное печенье, на университетских тусовках, на долбаных уроках скрипки. Он был везде.       Из размышлений девушку выводит мигающий экран вечно беззвучного смартфона. Родители. Снова будут звать на Рождество к ним, а она… У неё больше не осталось ни одного аргумента против. Она так устала. Дженни никогда не рассказывала семье о её чувствах к Гарри. Никогда не признавалась в истинных причинах переезда, не делилась, почему они перестали общаться.       Девушка вздыхает и отвечает на телефон, расплываясь в тёплой улыбке, когда слышит родной голос.       — Привет, мам.       — Дженни, милая! Как твои дела?       Девушка давит желающую вырваться наружу усмешку. Как у неё могут быть дела?       — Всё хорошо, — и теплота сменилась наигранностью в голосе.       Глупая попытка. Маму ведь никогда не обманешь.       — Я так рада! Но мы подумали, может, всё-таки тебе удастся вырваться на пару дней? Мы планируем праздновать со Стайлсами, приедет Джемма, вы так давно с ней не виделись. Гарри…       Дженни перестаёт дышать и отставляет чашку с шоколадом.       — …не будет, — осторожно заканчивает мама, и девушка наконец делает очередной вдох.       А может?.. Да правда, взять и сорваться домой. В тепло. К маме. Девушка ещё пару мгновений борется с собой, усиленно стараясь доказать, что она взрослая, что она справится с унылым одиноким Рождеством, но сдаётся, услышав от мамы простое «я соскучилась». Хотелось закричать в ответ, что она тоже, но, кажется, никакие слова не смогут передать, как сильно ей на самом деле не хватало родителей. Ей давно пора перестать убегать от своего прошлого. От самой себя.       Дженни долгое время была сильной; делала вид, что отлично живёт в другом городе только для того, чтобы родители не переживали. Иначе они бы не отпустили её, а оставаться в Манчестере… не хотелось. Но сейчас она выросла. Изменилась. И девушка принимает решение вылететь первым же рейсом.       Дома оказалось по-настоящему уютно. Воздух насквозь пропитан рождественской атмосферой, чего она не чувствовала в Лондоне, и девушка делает вывод, что это зависит не от города, а от людей рядом. Дженни осторожно осматривает гостиную, где за два года ничего не изменилось. Крепко обнимает родителей. Медленно поднимается в свою комнату, судорожно выдыхая и не веря своим глазам; когда она была здесь последний раз, она была такой… маленькой. Наивной. Влюблённой.       И Дженни находит в себе силы сделать то, чего боялась больше всего — смотрит в окно соседнего дома, в давно пустующую комнату, всё глубже утопая в своих воспоминаниях.

~

      Ей тогда было шесть. Кудрявый мальчишка, живущий по соседству, уже давно научился кататься на велосипеде и не упускал возможности похвастаться этим фактом, да ещё и прикрикнув вслед такое раздражающее «трусишка!». Дженни трусишкой себя не считала, зато всегда с лёгкостью попадалась на все его уловки.       Гарри жутко её злил — был старше всего на один год, но вёл себя так, словно между ними была целая пропасть. Постоянно смотрел на Дженни свысока и бесконечно много умничал. И как у него голова только не лопалась от такого количества информации?       После очередной «трусишки», брошенной в её сторону, Дженни придумала план — пробралась во двор Стайлсов и забралась на велосипед Гарри. Хотела доказать ему, что она смелая. Поначалу выходило даже неплохо, Дженни уже было успела подумать, как это, оказывается, просто, но, не проехав и трёх метров, шлёпнулась на землю.       Она не плакала, хоть и разбила коленки в кровь, только молча поджимала губы и сдерживала подступающие слёзы, мило морща маленький носик. Ну и пусть. Зато он теперь узнает, что никакая она не трусишка. Гарри тогда впервые так испугался — не ушиблась ли Дженни слишком сильно, не сломала ли его велосипед и не влетит ли ему от родителей за то, что он её поддразнивал… В его кудрявой голове и правда всегда помещалось много мыслей.       Когда мальчик нашёл её на лужайке дома, он тяжело вздохнул и с самым важным видом повёл смелую девочку домой, чтобы обработать её раны зелёнкой. Она даже не вскрикнула, только покраснела ещё больше, пока вытирала перепачканным в траве рукавом слёзы, предательски катившиеся из глаз.       — Потерпи, мелкая, — шепчет Гарри, поднося ватную палочку с зелёнкой к самой большой ране. — Я знаю, что это неприятно, зато всё заживёт, — он тут же дует на болячку, чтобы девочке было не так больно.       — Ай, — не сдерживается Дженни и слегка дёргает ногой, чуть не попав по руке Гарри.       — Тише! — испуганно отскакивает мальчик. — А то мы никогда не отмоем зелёнку с пола.       — Она и на мне навсегда останется?       — Нет же, — снова с важным видом отвечает Гарри, заканчивая обрабатывать её рану и закрывая бутылёк. — Она сойдёт сразу, как заживут все твои боевые ранения.       Дженни только кивает головой, с щенячьим восторгом глядя на своего соседа. И как он может быть таким умным? Ей иногда кажется, что Гарри знает всё-всё на свете. Старший только смущается, когда ловит взгляд девочки, а по его телу разливается какое-то незнакомое до этого тепло. Он и сам верит, что может всё, когда Дженни так на него смотрит.

~

      Когда ей было одиннадцать, она впервые осталась ночевать у Гарри и Джеммы. В тот период они особенно сильно считали себя взрослыми, поэтому всю ночь напролёт смотрели фильмы ужасов, забравшись в самодельный шалаш из одеял и отключив весь свет в доме. Но веселье длилось недолго, потому что, как Гарри и думал, после этого мелкие от страха не могли уснуть до самого утра.       «И почему я вообще должен возиться с этой малышнёй?» — пронеслось в голове у мальчишки, пока он вёл девочек на кухню, чтобы подогреть им молоко и накормить шоколадным печеньем. Это точно должно их успокоить, он был уверен.       — Все истории когда-нибудь должны заканчиваться, — причитает Гарри, пока разогревает молоко. — Мы выключили кино, а значит — всё закончилось.       Он помогает девочкам забраться на высокие барные стулья и достаёт печенье, на которое они, забыв обо всех страхах, тут же налетают. Гарри довольно улыбается и снова подходит к холодильнику, чтобы достать себе холодного молока, а Дженни, болтая ногами, неотрывно следит за ним и думает о том, как же повезло подруге, что у неё есть такой брат.       С Гарри ничего не страшно. Он — настоящий супергерой.

~

      Дженни было тринадцать, когда они с Гарри сидели на качелях в её дворе, языками ловя снежинки и подсчитывая, кто больше поймает.       — Гарри, я хотела сказать…       Он кивнул головой, показывая, что слушает подругу, но снова отвлёкся на очень важное занятие. Тридцать шесть. Тридцать семь. Тридцать восемь…       — Эй! — чуть громче сказала девочка, пихая друга в плечо. — Это вообще-то очень важно.       Весь день её мучал один вопрос, и она совершенно не знала, с кем ещё могла поделиться тем, что произошло в школе. Поэтому, вернув внимание друга и немножко замешкавшись, продолжает:       — Я… я сегодня поцеловалась с Дугласом! — неуверенно начинает девочка.       — И только? Я думал, ты первую двойку получила, — не сдерживает смеха мальчик. — И как тебе?       Дженни надувает губы на его замечание, но тут же быстро отходит и задумывается. Все девчонки в классе говорили, что это так здорово, что у тебя появляются какие-то там бабочки в животе, что это даже лучше карамельного мороженого. Но она… совсем не ощутила ничего подобного. Вдруг с ней что-то не так? Даже сейчас, вспомнив тот поцелуй, девочка передёргивает плечами. Было так… мокро. И совсем неправильно.       — Не знаю. Мне не понравилось… — смущённо отвечает Дженни. — И Дуглас сказал, что никто со мной не захочет целоваться, потому что я не умею…       — Не слушай этого дурака, — говорит с умным видом Гарри, стараясь поддержать подругу, — ты просто ещё маленькая. Вырастешь и обязательно научишься, а он пожалеет о своих словах.       — А ты уже…? — осторожно спрашивает маленькая Дженни.       Мальчик насмешливо приподнимает бровь и смотрит на девочку.       — Конечно, я целовался. И не один раз… Мы с Зейном часто гуляем с девчонками постарше, они нас и научили. Может, Хейли и не понравилось, а вот мне…       Дженни хмурится и перебивает мальчика:       — Гарри, а ты бы хотел меня поцеловать?       Старший замирает от её вопроса. И что он должен сказать? Мелкая и без того накрутила себя, он не может ответить ей «нет», но… она же ему как младшая сестра. Просто сестра, правда ведь?       Он ловит взгляд мелкой, но вместо страха испытывает удовольствие от её перепуганного, но полного надежды взгляда. Гарри даже на секунду задумывается о том, что может попросить Найла научить её, но внутри поселяется какое-то клокочущее чувство, и он ревностно осознаёт, что не хочет, чтобы Дженни смотрела на кого-то так же, как на него. Он не хочет, чтобы кто-то целовал его мелкую.       Где-то на задворках подсознания назойливо зудит мысль, которая заставляет его щёки пылать ярче. Эта мысль захватывает всё больше, и он сдаётся, утопая в своём желании.       — Хочешь… я научу тебя целоваться? — Гарри не позволяет себе ответить «да» на её вопрос, но он бы соврал, если бы ответил отрицательно.       Огромные глаза Дженни распахиваются ещё больше. Она испуганно смотрит на друга, но заворожённо ему кивает. Воздух заполняется тягучей тишиной, а снежинки, кажется, на мгновение замирают. Вообще-то, он не ожидал, что она согласится. Она же трусишка.       Гарри приоткрывает рот, выпуская пар. Пути назад уже нет, он буквально каждой клеточкой тела предвкушает то, чего не должно было произойти. Одна только мысль об этом дурманит его.       Но он же ей просто помогает, верно? Научит Дженни целоваться, чтобы её больше не дразнили в школе. Гарри встаёт с качели и подаёт руку девочке, помогая ей подняться и обхватывая обеими ладонями за плечи. Он поправляет шапку, сползшую Дженни на глаза, и обжигается от контраста его ледяной руки и горячей щеки подруги, когда скользит рукой к её подбородку, заставляя мелкую вздрогнуть.       — Трусишка, не бойся. Это гораздо приятнее, чем мазать коленки зелёнкой. Я просто научу тебя, это не значит ничего такого, — Гарри снова смеётся, стараясь убедить самого себя в правдивости своих слов. Он продолжает удерживать её за подбородок, не сводя взгляда с испуганных девчачьих глаз.       Он чувствует, как с каждым сказанным словом неуверенность Дженни распадается на кусочки. Она же знает какой Гарри взрослый и смелый. Она доверяет ему. И девочка расслабляется, позволяя другу осторожно коснуться её губ.       Гарри оставляет невесомый поцелуй, боясь испугать Дженни. Он не закрывает глаза — следит за её реакцией. А Дженни чувствует. Чувствует вкус карамельного мороженого, нет, тысячи таких мороженых. Эмоции захлёстывают девочку с головой. Так вот, как это должно быть? Может, это просто Дуглас не умеет целоваться?       Дженни не знает, что должна делать, она чувствует себя слепым котёнком, действующим наощупь, но девочка приоткрывает рот, потому что в голове проносится мысль о том, что она хочет узнать, какой на вкус язык Гарри. Взрослые, кажется, делают именно так. Гарри проникает горячим языком, осторожно исследуя территорию. Он начинает целовать её взрослее, но без напора, стараясь не напугать слишком сильно.       — Закрой глаза, — отрывается Гарри, чтобы прошептать прямо в губы девочке.       И она послушно закрывает их и чувствует, как все бабочки, сидевшие глубоко внутри, впервые в жизни выбираются наружу, пролетая огромной стаей и пробуждая новые, незнакомые прежде чувства. Её захватывает. Поглощает. Дженни ещё больше расслабляется, несмело толкая свой язык Гарри в рот, переплетая их.       Ей было тринадцать, когда она первый и последний раз целовала его. Она никогда не забудет это. Поцелуй с Гарри был прекрасен, как первый снег. Как канун Рождества; в то время, когда она ещё любила праздники. Как её самое любимое мороженое.       Ему было четырнадцать, когда он понял, что происходит с организмом, если целовать нужного человека. Если целовать того, кого ты по-настоящему мечтаешь видеть рядом с собой, даже если не можешь себе в этом признаться. Ему было четырнадцать, когда он чувствовал такое количество эмоций последний раз. Он был окрылённым, а потом ему стало так стыдно. Дженни ведь просто ребёнок. И тогда он решил, что этого не должно повториться вновь.       А Дженни… поверила в то, что у них есть шанс. Что Гарри тоже любит её.

~

      Но Гарри не любил; и эта отрезвляющая мысль заставляет Дженни закрыть окно плотной шторой и поджать губы.       Никогда не любил.       Девушка надевает атласное чёрное платье на тонких бретелях, наносит лёгкий макияж, стараясь подчеркнуть тёмные карие глаза, слабо улыбается своему отражению в зеркале и нехотя спускается в гостиную, где её уже давно ждут гости. Мистер и миссис Стайлс радостно обнимают Дженни, а она прикрывает глаза, вдыхает их аромат и проникается детскими воспоминаниями. Энн с теплотой в до боли знакомых зелёных глазах смотрит на Дженни так, словно всё понимает. Будто она знает все спрятанные обиды и чувства, поэтому прижимает её ещё крепче к себе.       — Надо же, как ты выросла! — раздаётся знакомый голос. — Уже совсем взрослая девушка.       Дженни смущённо кивает. Конечно. Больше не трусишка. И давно уже не мелкая.       — Хорошо, что ты приехала. Думаю, это будет лучшее Рождество! — радостно добавляет мама.       Дженни только слабо улыбается и почему-то опускает глаза в пол. Наверное, так и будет. Девушка усаживается за стол, обсуждая прошедший семестр, рассказывая про жизнь в Лондоне и спрашивая, как дела у остальных. Кушает мамину еду, наслаждаясь каждым кусочком. Надо отдать должное, переезд научил её ценить тёплые объятия, поддержку близких, вкусную домашнюю еду — те мелочи, которые сложно было заметить, пока она жила в Манчестере. Резко раздаётся шумный звонок таймера, и Дженни останавливает маму, чтобы дать ей отдохнуть и самостоятельно достать утку из духовки.       Девушка проходит на кухню и задумчиво смотрит на часы. Джемма, как всегда, опаздывала. Её точно ничего не исправит, но Дженни это нравилось — подруга всегда оставалась собой, и в этом заключалась вся её прелесть. Из размышлений девушку вырывает стук в дверь, который остальные, видимо, не слышали из-за слишком бурного обсуждения последней игры Манчестер Юнайтед. Девушка медленно плетётся, чтобы впустить подругу, но как только она раскрывает дверь, тут же жалеет об этом.       — Сюрпри-и-и-из! — раздаётся протяжный низкий голос, который на последних слогах предательски падает. — Дженни?       Вот так действительно сюрприз. Парень так и стоял на пороге, удерживая огромную стопку подарков и не говоря больше ни слова. Он трепетно выбирал их для всех. Для всех, кроме Дженни, потому что ни одна живая душа в этом доме не сказала ему, что она приедет. Потому что родители до последнего убеждали его в том, что она, как и было последние пару лет, останется в Лондоне.       Кровь, кажется, окончательно отливает от лиц молодых людей, и они продолжают стоять, застыв с немыми вопросами, которых накопилось слишком много. Дженни неуверенно поджимает губы, не зная, что должна сказать или сделать.       — Эй, вы чего на пороге застряли? — Джемма протискивается через брата и заходит в дом, который по праву может считать родным. Девушка ставит часть подарков на пол и крепко обнимает подругу, что наконец выводит Дженни из ступора. Она растерянно хлопает глазами и только спустя пару секунд догадывается, что должна обнять подругу в ответ. Она ведь тоже не знает, в чём дело. Никто из них не знает.       Маленький ураган в виде Джеммы пролетает в комнату, которая тут же заполняется радостными возгласами родных. По правде говоря, праздники было за что любить; нужно очень постараться, чтобы не ощутить всё то волшебство, которое витало в воздухе. Особенно если праздновать с теми людьми. Дом наполняется рождественской атмосферой, искренним смехом, которые переплетаются с самыми прекрасными ароматами маминой еды.       Гарри наконец заходит в дом, стряхивая первые в этом году снежинки с чёрного пальто. Дженни подмечает про себя, что раньше он таких не носил, но ему очень идёт этот стиль: воротник со стойкой, кожаные перчатки, тёплый бежевый свитер внизу. Его кудри стали ещё длиннее — теперь они доходили ему до ключиц. Раньше она так любила их трепать. Должно быть, она бы потянулась к ним сразу, как только его увидела, если бы не… Если бы не всё, что произошло с ними.       А всё, что мог видеть Стайлс — только эти глаза, которые теперь смотрели по-другому. С недосказанностью. Обидой. Болью. Он морщится от осознания этого и едва слышно бросает:       — Привет… — и Дженни слышит в этом «привет» гораздо больше, чем должна была. Тоску, грусть, сожаление. Она слышит то, чего там не может быть.       Кивает ему в ответ, потому что всё ещё не в силах совладать с голосом, отводит взгляд, оглядывая давно изученную прихожую. Неуютно. Точно, она неожиданно осознаёт, что прямо сейчас чувствует себя очень неуютно. Словно между ними была целая пропасть, и рядом стоит чужой человек, а не её Гарри. Не её супергерой.       — Там утка… — в попытках заполнить пустоту говорит девушка. — Мне нужно идти, — и она уходит. Нет, скорее сбегает на кухню, чтобы сбросить с себя нахлынувшие эмоции.       Девушка наливает стакан воды и жадно его выпивает. Всё нормально. Она больше не трусишка Дженни, живущая по соседству и не сводящая восхищённых глаз с Гарри. Она взрослая девушка, у которой давно своя жизнь. И у которой старые раны всё ещё не затянулись, вновь открываясь под Рождество.       Дженни берёт утку, которая, к счастью, не пострадала, чего нельзя сказать о самой девушке, и вновь возвращается к остальным, бросая взгляд на Гарри в конце стола. Она с обидой переводит глаза на маму, но та лишь пожимает плечами. Хочется думать, что родители и правда не знали о приезде Стайлса, но верилось в это смутно. Несмотря ни на что, это не смогло испортить вечер. Девушка решает игнорировать его присутствие, переговариваясь с Джеммой и родителями и только изредка бросая на него взгляды, которые он жадно ловил. Каждый из них.       Ближе к полуночи Дженни тихонько надевает куртку и выходит из дома, усаживаясь на свои старые качели и глядя в небо. Те самые качели. Почему она не может отпустить всю эту историю? Сложно было сказать. У неё уже были отношения после того, как они с Гарри прекратили общение, но все они… Ни на кого она больше не смотрела так, как на того кудрявого мальчишку. Может, она просто разучилась так слепо восхищаться кем-то? А может, это всё и к лучшему.       Снег хрустит под чужими ногами, и девушка бросает испуганный взгляд за спину.       — Ты сбежала… — тихо говорит Гарри, выходя чуть вперёд и неотрывно глядя на уже такую взрослую подругу.       — Просто вышла подышать воздухом, — неосознанно старается оправдаться девушка.       — Как твои дела? — на выдохе спрашивает он, стараясь уловить каждую эмоцию на лице Дженни. Он так скучал. Боже, до этого момента он и сам не осознавал, как сильно скучал по ней.       — Всё хорошо, спасибо. В Лондоне… легче дышать, — она улыбается, глядя куда-то вдаль. — Как ты? — почти бесцветно спрашивает девушка.       Эти слова доставляли практически физическую боль, потому что ей было чертовски неинтересно как он. Потому что именно из-за него у неё не всё хорошо на самом деле. Потому что из-за него у неё появились первые шрамы, и ей бы хотелось, чтобы они остались только на коленках, но это было не так. Он ранил её так сильно, что оставил несколько и на сердце. Но это было в прошлом. В конце концов, все шрамы рано или поздно затягиваются, становясь рубцами, которые напоминают нам о прошлых ошибках. О том, чтобы мы их не повторяли. И Дженни не повторит. Никогда не доверится никому так же сильно. Никогда не скажет первая о своих чувствах.       — Я… скоро закончу академию, надеюсь попасть в сборную.       Чёртова футбольная академия. Именно она забрала у Дженни самое важное, что было в жизни. По крайней мере, ей хотелось так думать. Хотелось оправдать Гарри, переложить его вину на академию, на дурную компанию, на кого угодно.       — Это здорово.       — Джей, я…       И девушка крепко зажмуривается, задерживая дыхание. У этой фразы осталась только одна ассоциация.

~

      Когда Гарри позвали в академию, он тут же прибежал к Дженни, потому что совершенно не знал, что ему делать. Бесспорно, это было его мечтой, но Гарри не хотел уезжать от родителей, не хотел оставлять Джемму и Дженни, поэтому он чувствовал огромное желание посоветоваться с подругой. Дженни была одной из немногих, кто тогда поддержал его. Она верила в него так, как никто другой, и это делало его непобедимым.       Гарри крепко обнимал Дженни и без устали целовал в лоб, когда они прощались. Возможно, даже больше, чем полагается просто другу. Кажется, что Стайлс только-только начинал осознавать, насколько мелкая прочно вошла в его жизнь.       Первый месяц он звонил ей каждый день, бывало даже по несколько раз. Делился всем, что произошло, интересовался, как проходят её дни, помогал с учёбой. Говорил «скучаю» на прощание. Возможно, он перегибал, учитывая, что они были просто друзьями. Гарри не знал этого, но он точно навсегда запомнит, какой она была счастливой в тот момент.       С каждым месяцем жизнь в академии всё прочнее накладывала свои отпечатки, времени становилось меньше, поэтому Стайлс удивился, когда в канун Рождества ему раздался звонок от Дженни практически в одиннадцать вечера. Сколько они не говорили? Больше недели? Он и сам, вообще-то, собирался ей позвонить, чтобы сказать о том, что его оставляют на дополнительные тренировки на каникулах.       — Ты чего не спишь? — спрашивает Гарри.       Дженни хмурится, но не обращает внимание на его тон. Всю неделю она думала только об одном, и больше не было сил скрывать всё в себе. Она ведь не трусишка. Она скажет это.       — Джей, я как раз хотел с тобой поговорить…       — Эйч, я хотела сказать…       Повисла неловкая пауза, а потом они вместе выговорили:       — Я не смогу приехать на каникулы.       — Я люблю тебя, — заканчивает Дженни и замолкает, стараясь осмыслить его слова. Вероятно, этому было какое-то объяснение? Наверное, его завалили на учёбе.       — Детка, ну ты идёшь? Мы ждём тебя, — звучит женский голос в трубке, который ядом проносится по телу Дженни, скапливаясь тяжёлым комом в груди. Она удивлённо раскрывает рот, но всё ещё не перестаёт надеяться на объяснение. Только вот слышит в ответ:       — Джей, я сейчас занят. Перезвоню позже.       И он бросает трубку, разбивая сердце девушки на миллион осколков. Из груди вырывается неконтролируемый смешок. Может, он разыгрывает её? Сейчас позвонит и скажет, что тоже любит. Гарри всегда убеждал её в том, что она достойна самого лучшего. Что если человек захочет, то найдёт возможность. Но на её «люблю» он был слишком занят.

~

      — Почему ты мне не ответила?       Девушка проглатывает ухмылку, желающую вырваться наружу. Почему. Она. Не ответила? Он это серьёзно?       Конечно, он тогда перезвонил ей. Той же ночью. А потом на следующий день. Ещё и ещё, но… разве это уже имело какой-то смысл? Гарри давал ей повод думать, что между ними возможно что-то большее, но потом разбил в пух и прах всё, на что намекал.       — Все истории рано или поздно должны заканчиваться, помнишь?       — Но я не хочу, чтобы эта история заканчивалась.       Девушка неприятно морщится. Это так эгоистично. Прошло уже три года. Всё… всё ведь давно закончилось. Он сделал свой выбор, а она сделала свой.       — Ты не хочешь? Это глупо, Гарри! Всё уже закончилось.       — Но я должен был объясниться… — он выдыхает облако пара и утыкается носом в тёплый шарф.       — Мне кажется, всё было понятно, детка, — язвит Дженни, отчего Гарри неприятно морщится.       Стайлс прикрывает глаза, осознавая, что подруга тогда слышала голос Лекси, которая звала его на очередную вечеринку. От осознания, что Дженни права, стало ещё больнее. Всё и правда было понятно. Академическая жизнь утянула его с головой — много свободы, выпивка, черлидерши, желающие получить хоть каплю внимания футболистов. Спустя несколько месяцев такой жизни образ маленькой Дженни стал стираться из головы. Он не отнёсся к её «люблю» серьёзно. Они ведь друзья, словно брат с сестрой, даже несмотря на то, что он сам начал в этом сомневаться. Гарри думал, что это просто лёгкая влюблённость, а когда не смог дозвониться и всё осознал, было уже поздно.       И было больно. Со временем яркая жизнь футболиста приелась. Гарри понял, что скучает по наивным рассказам по вечерам, по мирному сопению в трубке, по тому, как Дженни не могла уснуть и он читал ей сказку на ночь. По тому взгляду. На него больше никто так не смотрел, и только тогда он понял, что крупно облажался.       — Прости меня.       — За то, что ты меня не любил? Ты не виноват.       — Я был просто идиотом, Джей. Я знаю, что не заслуживаю ещё одного шанса, не заслуживаю тебя, но…       — У тебя было столько шансов… Как ни у кого другого, — тихо шепчет девушка, осознавая, что его лимит подошёл к концу. У него была вся жизнь этих долбаных шансов. — Но ты не воспользовался ни одним из них.       Парень засовывает руки в карманы и слегка прикусывает губу, которую тут же схватывает мороз, начиная щипать. Она и правда была влюблена в него всё это время?..       — Я приехал на летние каникулы, но тебя уже не было. Я просто решил уйти из твоей жизни, потому что думал, так будет лучше.       — Но мне не было лучше, — честно призналась Дженни. — Я ждала, хотела, чтобы ты сделал хоть что-нибудь, потому что ты говорил, что я достойна, но… — она осекает себя. — Да и это уже неважно, Гарри. Давно нет.       Осознание всё глубже и глубже проникает в голову Стайлса, разбивая все его неверные догадки. Ему было больно осознавать, что он мог сразу же приехать, чтобы объясниться. Мог сделать хоть что-нибудь, но он… струсил. Подумал, что мелкая его не простит, не захочет больше видеть. Стал встречаться с Лекси, Рэйчел и другими, стараясь заглушить свою боль… Решил, что не достоин быть с ней, и это было его фатальной ошибкой.       — Я ничего не делал только потому, что ты действительно достойна большего. Я такой идиот. Боже, какой же я идиот…       Гарри косится на снежинки, которые не переставая падали с неба. И начинает считать. Один. Два. Три…       — Джей… ты бы хотела меня поцеловать?       Вот так просто он бьёт её же оружием, окончательно распарывая все раны, которые она старательно пыталась залатать.       — Ты что, чёрт возьми, шутишь? Гарри, ты не можешь приезжать спустя три года и делать вид, что ничего не произошло. Потому что произошло слишком много! — голос девушки срывается.       — Я знаю, знаю, милая, — говорит Стайлс, и Дженни сжимает зубы. Он никогда её так не называл. Она злится на него. Злится на себя. На то, как реагирует её сердце на слова Гарри, гулко отбивая ритм и заглушая все остальные звуки.       — Я не хочу этого, Гарри. Пожалуйста, не мучай меня… — без сил проговаривает девушка. — Ты снова уедешь в академию, я — в Лондон. История повторится. Я не хочу этого. Я… достойна большего, — неуверенно заканчивает девушка.       Гарри прикусывает щёку.       — Но… если не повторится? Что если у нас получится в этот раз?       — Ты правда думаешь, что я смогу поверить? Я… не думаю, что это возможно.       — Я очень скучал. Мне так тебя не хватало, мелкая, — Гарри перебирает снег ботинками и упирает взгляд в них.       Эти слова вышибают всё дыхание из Дженни, и она пытается заглянуть в зелёные глаза, чтобы найти там ответы. Она медленно идёт ко дну, когда Гарри перехватывает её взгляд. И сдаётся. Гордость и прошлые обиды кричали не делать этого. Чёртова зависимость от чёртового Стайлса заглушала все эти мысли, оставляя их слабым шумом на фоне.       Гарри подходит ближе, аккуратно и не торопясь, боясь спугнуть мелкую. Прямо как тогда. Даёт ей руку, чтобы помочь подняться с качели. На долю секунды её захватывает сомнение, но Дженни принимает его ладонь, ругая себя всеми последними словами.       И он притягивает её к себе, целуя крепко и опаляя губы знакомым карамельным вкусом. До тошноты приторным. До боли необходимым.       Дженни знала, что это была глупость. Понимала, что совсем не хочет прощать его, но… Ей было так нужно это. Почувствовать, что ему тоже было больно. Осознать, что не она одна не могла забыть. Девушка чувствует себя увереннее, проводя языком по нижней губе Стайлса, а затем оттягивая её и сдавливая зубами. В глазах застывают слёзы, и Дженни вздрагивает, когда холодные руки касаются её горячих щёк.       Гарри отрывается от девушки, всё ещё не в силах поверить в произошедшее. Снег продолжает падать, укладываясь тонким слоем на волосах, но они не замечают этого, потому что тело горит, как при лихорадке. Стайлс прижимает девушку к груди и кладёт подбородок ей на голову. Он не хочет её отпускать. Не готов больше лишать себя общества трусишки. Сделает всё ради этого.       — Почему я такая глупая... Я же знаю, что не должна этого делать, — шепчет Дженни, слегка вырываясь из объятий и снова заглядывая в глаза, которые тоже наполнились слезами.       — Нет, Джей, нет… Это я… Это всё я, — сбивчиво отвечает Гарри и снова прижимает её к себе, утыкаясь носом в шапку девушки. Он знает, что никогда не расплатится за свою глупость, но ведь… он может постараться, правда?       Дженни прижимается сильнее и бросает взгляд в окно гостиной, откуда видны довольные родители и Джемма, загадывающие желание и бросающие подожжённые бумажки в бокалы. Они искренне смеются, и Дженни ловит тёплый взгляд мамы, которая всё понимает. Всё время понимала.       Дженни не знает, хочет ли быть с Гарри теперь, после всего, что между ними произошло, но сегодня у Рождества действительно появился шанс стать самым лучшим в её истории, потому что оно подарило ей главное — возможность отпустить старые обиды.       И ощутить приторный вкус любимого мороженого.