Ответственный подход к шпионажу

      Умиротворение... А ведь Шоквейв на огромный промежуток своей жизни лишился даже этого.       Ну, почти умиротворение...       Старскрим постоянно ерзала, будто не могла дольше одного клика провести в одном положении. Но куда сильнее волновали ее стоны. Конечно, сикерфем была до отказа накачана обезболивающими препаратами, но повреждение порта, тем более настолько серьезное — это не шутка.       И все же бедняжка постепенно стала отключаться, став более вялой. Действие лекарств и плачевное физическое состояние не располагали к большому запасу энергии.       Шоквейв тоже понял, что смертельно устал, пусть прошло не так много времени с его пробуждения. Наверное, во сне было бы проще привыкнуть и немного отчистить разум от накопившегося за день мусора.       Мир вокруг стал восприниматься по-другому, более живым и ярким, многие вещи, которые некогда для ученого были обыденностью, сейчас вспоминались заново и казались чем-то невероятным.       Постепенно, капельку восстановленный, но все еще изуродованный процессор начал отключаться, нагрузка на него снималась, а поток мыслей становиться не таким плотным.       Сон не вызывал особых переживаний, но погружал в атмосферу ностальгии. Из блоков памяти стало выплывать что-то давно забытое — высокие коридоры Академии, какие-то пары, презентация какого-то исследования, постепенно превратившаяся в политическое выступление. Сначала, когда Шоквейв говорил о науке, в зале стояла абсолютная тишина, разве что на передних рядах можно было разглядеть знакомых преподавателей, что серьезно хмурили надоптические дуги, что-то записывали. Но когда обстановка сменилась, публика начинала сходить с ума. Это казалось несправедливым, Шоквейв не хотел находиться там, хотел, чтобы такую же реакцию вызывали его успехи в сфере науки. Не то чтобы всем было на них плевать, они вызывали эмоции, но далеко не восторг, а страх и пренебрежение.       Ученый очнулся, думая, что вот настал очередной рутинный день, что ему снова придётся скрывать свою работу в лаборатории и вместо того, чтобы заниматься любимым делом, поехать на очередные дебаты.       Но реальность оказалось другой — над головой белела бетонная плита, в голове гудело, а топливный бак требовал срочной заправки.       Шоквейв не сразу понял, где находится, что с ним, почему он чувствует себя так странно, но в процессор вместо ответов лезла какая-то бесполезная ересь.       И все же, с пониманием того, что он не может закрыть глаза, спасая их... его, от яркого мигающего света лампы.       Осознание своего положения накатывало постепенно и неумолимо, но подступающую панику остановило ощущение тепла под левым боком. Из-за выступа груди Шоквейв не мог разглядеть его источник, разве что пару коротких крыльев.       Шоквейв, после нескольких слепых попыток, смог поймать чужую руку, все также покоившуюся у него на животе.       На Искре сразу стало теплее, если бы безголовый мог, то, возможно, он бы улыбнулся.       Он начал ощупывать чужие длинные пальцы, иногда гладя их. Скрим вряд ли это чувствовала, но все равно хотелось таким образом дать ей капельку ласки и внимания.       После когти Шоквейва поднялись выше — сначала на запястье, а потом предплечье, добравшись до ракеты. Точнее, сначала исследователь не понял, что это конкретно, но вскоре в голове возникла четкая картина.       От осознания того, что спящий рядом с ним бот вооружен, стало не по себе, но еще больше стало не по себе от осознания того, что у самого Шоквейва левую руку заменяет огромная пушка. Но ведь это была аугментика, а для Скрим весь ее арсенал оставался активационным.       Ученый довольно быстро пришел в себя, поняв, что уснуть больше не сможет, но вот будить бедолажку совсем не хотелось. Было даже страшно шевельнуться, чтобы не потревожить ее.       Сама же сикерфем непроизвольно шевелилась оффлайн, видимо, она чувствовала боль даже так, пытаясь сильнее зацепиться за свою Искорку. Иногда она терла ногами, видимо, чтобы снять напряжение с внутренностей, иногда по всему ее телу проходила дрожь. Шоквейв знал, что Скрим часто сняться кошмары. Немудрено, с ее-то активом...       Иногда она нервно перебирала пальцами, постукивая по толстой стенке живота и вызывая этим очень своеобразные эмоции.       Все это походило на сладкий бред. Ученый вроде бы ничего такого не сделал, но сейчас у него была фемка, пусть и этой фемкой оказался Старскрим. Все слишком хорошо...       Осознание этого пробуждало смутную тревогу. Кибертрон разрушен, а война все еще идет. Сикерфем является презираемой всеми предательницей и не факт, что ее жизнь будет долгой. Не факт, что жизнь самого Шоквейва будет долгой...       Он и не догадывался, что когда-то будет думать о подобном, что его реально будет волновать вопрос выживания, что он в один момент может очнуться в на другой планете, когда на его собственной случился апокалипсис.       Ученый попытался пошевелить ногой так же, как это без каких-либо проблем делала Скрим. Тяжело...       Иногда Шоквейву казалось что его тело гораздо легче, что его корпус это всего лишь гротескный костюм, созданный в качестве орудия пытки, но яркие ощущения, идущие с его поверхности говорили об обратном. От этого становилось как-то не по себе.       Сикерфем заелозила сильнее, кажется, начав просыпаться. Она с особой силой схватилась за ученого, вжимаясь в его корпус, будто желая защититься от чего-то.       Скрим положила одну ногу на сервоприводы безголового, тот же прекратил вентилировать, пребывая в смущении.       — Шоквейв? — раздался характерный скрипучий голос. Он все еще был очень слабым. Ученый уже заметил, что корпус фемки стал горячим, все же попадания инфекции избежать не удалось, это не было удивительным.       Одноглазый попытался приподняться, но встретил яростное сопротивление.       — Тебе нужно дать лекарство и энергон, мы вчера так и не заправились...       — Не бросай меня... — эти слова звучали максимально жалостно, Скрим боялась, и было ясно чего. Ее актив был не сладким, а также Шоквейв знал о любви сикерфем к вниманию, которого она никогда не получала.       Каким же уродом ученый считал себя теперь, из-за тотального безразличия к судьбе своих экспериментов. Он не видел в них полноценных ботов, точнее, молодой исследователь вообще не замечал ботов вокруг, пребывая в мире своих фантазий.       — Я только дам тебе лекарство... — пообещал он, надеясь на то, что не придётся вырываться, однако больная вцепилась в него мертвой хваткой. — Я буду рядом...       Шоквейв все же поднялся, попытавшись сделать это максимально аккуратно. Ослабевшая Скрим просто упала обратно на платформу, прижав манипуляторы к своей груди, и задрожав всем корпусом, будто ей безумно холодно. Возможно, так реально было, сикеры славились своими проблемами в терморегуляции, а у Скрим еще была и максимально тонкая броня.       Свернувшись вот так вот на платформе в мнимом одиночестве, сикерфем выглядела безумно несчастно. Роль здесь играла и болезнь, и ее привязанность. Шоквейв же не знал, что с этим делать, не хотелось все оставлять так. Он знал, что сикерфем перезагружается гораздо дольше его, но каждое утро чувствовалось подобное он не был готов.       Хотя нет, идея была. И сейчас она вспыхнула в процессоре с новой силой.       Ученый начал искать все необходимое для лечения. Место в правой руке быстро закончилось и Шоквейв случайно потянулся к ней левой, опрокинув несколько склянок с реактивами на пол.       Сначала исследователь вообще не понял, что случилось, но потом почувствовал глубокую обиду.       По обонятельным сенсорам ударил резких химический запах, пришлось сразу же искать выключатель вытяжки, чтобы не вентилировать этой дрянью. Подобное уже стало обычным делом, процессор отказывался принимать информацию о том, что левый манипулятор больше не рабочий. Но сейчас это впервые вызвало злость.