Путь к алтарю

      Глаша вернулась домой не слишком радостная. Девушка разделась и сразу же пошла в свою комнату.       — Что произошло? — спросила дочь Машунька, сразу же поняв, что что-то не так.       — К начальнице гимназии ходила, — ответила девушка.       — И что она тебе сказала? — продолжила Машунька, боясь, что перед этим Глаша ляпнула что-то лишнее.       — Она вошла в мое положение и сказала, что вернет на учебу, но если вдруг что-то произойдет — отчислит сразу же и с волчьим билетом, — безрадостно произнесла Глаша.       — А почему тогда не радуешься? — спросила Машунька. — На учебу вернули, как ты и хотела.       — А вдруг что-то произойдет? — вздохнула Глаша. — Я ведь не хотела той самой последней ситуации с Филатовым… А она произошла.       — Значит, попробуешь думать наперед, — ответила Машунька. — С какого числа возвращает?       — Не знаю, — сказала Глаша. — Если завтра, то позволишь в лавку больше не ходить?       — Позволю, — согласилась женщина.       Решив узнать из первых уст, за какой период ей нужно платить за учебу дочери, и заодно поблагодарить начальницу за очередной шаг навстречу, Машунька пошла в гимназию.       — Зойка, подожди, ты так мне и не сказала… — произнесла Ася. — А Геллер-то что делала у вас дома? Или ты знала, что дома будет Геллер, и пришла в таком виде?       — Геллер просто так зашла в гости, это нередко бывает, — ответила Зоя. — Она и к внучкам ходит, и просто так с ней посидеть и обсудить дела мануфактуры тоже весьма интересно.       Дверь кабинета открылась.       — Зоя Михайловна, благодарю вас за милосердие, — произнесла Машунька.       — Мария Николаевна, прощаю Глашу в последний раз, — ответила Зоя. — Еще одна выходка до конца учебного года — и попрощаемся уже навсегда.       — Конечно, этого не произойдет, — сказала Машунька.       — Мария, — вступила в разговор Ася, поняв, что Зоя больше ничего не хочет добавить. — Не формируй мотив у бедной девочки. Ты что, ее в лавку работать послала?       — Да, послала, — ответила Машунька. — А что, благодарить надо было за все то, что она натворила?       — Благодарить не надо было, но вот так дважды позорить и игнорировать дворянскую честь — это тоже не выход, — сказала Ася. — Ты из бедной девочки хочешь приличную барышню вырастить или мотив ей создаешь на борьбу против сословий?       — Агнесса, вот от тебя вообще не ждала такого, — удивилась Машунька. — Во-первых, что плохого в мотиве? Во-вторых, что я должна была делать? Позволить пять месяцев жизни тратить на чистку канав? И это точно не унизительнее торговли в лавке? Или под домашний арест посадить? Уже на правах матери.       — Я, Мария, в свое время была осторожна, поэтому никому, кроме Геллер, не попадалась, — ответила Ася. — И то, второй раз не только моя вина была. А твоя Глаша и в гимназии попадалась, и жандармерии. И если в гимназии, конечно, я слышала, что говорила начальница, но предположим, что на дворе уже следующий учебный год… Так вот, если в гимназии твою Глашку начальница явно выдерет хорошенько, то жандармерия ту, которая все никак не может уехать в ссылку, постарается отправить туда хотя бы на этот раз. Пусть сначала осторожности учится, а только потом думает, что с мотивом делать. Причем мотив у Глашки далеко не всегда революционно-политический. Вспомнить взрыв этого кабинета, например.       Машунька ничего не ответила, задумавшись, как лучше подойти к тому, ради чего она пришла — вопросам оплаты учебы. Наконец, женщина произнесла:       — Зоя Михайловна, за учебу платить, начиная с февраля, или январь тоже?       — Начиная с февраля, — ответила Зоя. — В январе Аглая же не училась. Я ведь тоже понимаю, что много денег ушло и на передачки в тюрьму, да и вообще…       Глаша вошла в класс. В ушах до сих пор стояли слова матери: «Не вздумай ни с кем подраться или разругаться с учителями, что бы ни произошло, еще раз точно не вернут на учебу».       — Доброе утро, — произнесла девушка.       — Доброе, — нехотя ответило несколько человек.       — Добрее, чем в тюрьме, — сказал кто-то.       — Тебе есть с чем сравнивать? — спросила Глаша. — Сочувствую, что с таким опытом.       — Добрее, чем в лавке, — раздалось из другого конца класса.       — Учись уже, а то навечно сама в лавке останешься, — произнесла Глаша. — Нашлась мне тут любительница делить людей на сословия.       — Зато ты дважды доказала, что рожденная мещанкой не станет дворянкой, даже если отца заставят признать это, для нее нет понятия дворянской чести, — раздалось в ответ.       Больше всего Глаше хотелось подойти и дать в глаз обидчице, однако девушка сказала:       — В одного уже выстрелила так, что чуть было не преставился, теперь хочешь на себе проверить удачу?       Разговор прекратился во многом благодаря тому, что в класс вошел учитель. На уроке Глаша более-менее расслабилась, а на перемене, не желая слушать продолжения колкостей, девушка вышла в коридор.       В коридоре Глаша словила на себе несколько осуждающих взглядов, в том числе и от учителей, но сделала вид, что ей это безразлично. Едва девушка окончательно успокоилась, как по коридору прошла Анечка Варнецкая, демонстративно не обращая на нее внимания.       — Здравствуй, Аня, — подчеркнуто вежливо произнесла Глаша.       — Здравствуй, Глаша, — ответила Анечка.       — Так задумалась о своем, что не заметила меня? — спросила Глаша. — Или папенька не велел водить дружбу с судимой по уголовке?       — Папа мне разрешает водить дружбу с любыми людьми, главное, чтобы я понимала, кто это и чему могут меня научить, — сказала Анечка. — Но о чем мне с тобой разговаривать? Об оружии, если будет нужно, папа расскажет куда лучше тебя. А учителей обсудить… Может, и обсудим как-нибудь.       Казалось, последняя ниточка, связывающая ее с безмятежным прошлым, если не оборвалась, то стала слишком непрочной.       «И что я в эту гимназию так рвалась? — подумала Глаша. — Только ради того, чтобы в лавке не позориться? Здесь мне все стали слишком чужими…»       Однако со временем ситуация начала выравниваться. К началу марта Глаша могла с уверенностью сказать, что, во-первых, в гимназию она ходит не только для того, чтобы в очередной разругаться с одноклассницами, но еще и может перекинуться с ними парой слов или просто спокойно посидеть в окружении других людей, а, во-вторых, неожиданно проснувшаяся тяга к знаниям сделала ее не просто твердой хорошисткой, но еще и той, у которой начали просить списать домашнее задание. Гоня от себя мысли, что с ней вежливо разговаривают только для того, чтобы можно было в любой момент попросить списать, девушка начала чувствовать себя более-менее спокойно.       Первая встреча с Никитой, которую Глаша усиленно оттягивала, боясь не самой ласковой встречи, прошла на удивление хорошо. Во время разговоров Никита не затрагивал тот самый случай, который привел Глашу к судимости, а когда девушка сама спросила, не обижается ли жених на нее, Никита сразу же ответил:       — Глашенька, а за что мне на тебя обижаться? Если мне на кого-то и обижаться, так только на себя, что не оставил тебя дома, пока не придешь в себя окончательно. Ты же на меня зла не держишь?       — А на тебя-то за что держать зло? — удивилась Глаша. — Зло можно держать только на Филатова, но мне даже на него лень держать зло. Я не то чтобы простила его, а просто решила забыть о том, что этот человек вообще в мире существует. Как и его сестра. Да, она, в целом, неплохой человек, но мне только неприятности приносит. Поэтому пусть живет как хочет, но без моего участия в жизни.       Какое-то время Глаша говорила с Никитой на отвлеченные темы, как вдруг девушка увидела, что жених целует ее в губы. Глаша ответила на этот поцелуй и почувствовала, что Никита обнял ее несколько более пылко, чем обычно, и почувствовала поцелуй уже на шее. Любопытство настойчиво твердило Глаше, что не стоит прекращать подобное и даже интересно, что будет дальше и понравится ли ей это, однако девушка отстранилась от жениха и сказала:       — Никитушка, меня за такое мама сперва выдерет, а потом под домашний арест отправит. И будем с тобой встречаться, как и положено приличиями, в присутствии мамы. И даже щечку до венчания не позволят поцеловать.       — Извини, Глаша, — вздохнул Никита.       — Может, нам и вправду не стоит оставаться наедине, чтобы не соблазнять друг друга? — вздохнула в ответ Глаша. — Видеться вместе с парнями или в присутствии мамы.       — Не знаю, — честно сказал Никита. — Быть может, ты и права.       Молодой человек задумался и добавил:       — Не подумай, что я против, но тебе же замуж еще рано…       — Рано, Никита, — подтвердила Глаша, которая не планировала начинать семейную жизнь в ближайшие годы. — Надо доучиться и только потом думать о семье и детях.       — Верно, ты права, — согласился Никита. — Сначала надо доучиться, а там жизнь сама все нам подскажет.