Путь к алтарю

      Прием в доме Филатовых проходил спокойно. Елена Филипповна, чуть наплевав на приличия, согласилась пройти вместе с женихом в соседнюю комнату, где спокойно и без лишних ушей могла обсуждать все, что угодно.       — Так вот, Елена Филипповна, а что вы думаете обо всей этой ситуации? — спросил Филатов невесту. — Только честно. Я не обижусь. И я должен знать, что думает моя невеста по этому поводу.       — Если честно, Дмитрий Геннадьевич, я полагаю, что нужно было соглашаться на примирение с обидчицей, — ответила женщина. — Как-то мелочно вышло… Нет, вы не подумайте, Дмитрий Геннадьевич, я не одобряю поступок мадемуазели, но считаю, что с подобным и мать бы разобралась, к чему было полицию и уж тем более суд впутывать?       — Зато хотя бы сейчас мадемуазель получила если не в полной мере то, что заслужила, то хотя бы частично, — сказал Филатов. — Из гимназии исключили, работает в лавке, несмотря на дворянское сословие… Да, не скрою, что мне жаль, что мадемуазель вот так просто взяли и отпустили домой, она не пробыла в тюрьме эти месяцы, но хотя бы уж так, чем совсем ничего.       — Я не одобряю поступок матери, — произнесла Елена Филипповна. — Во-первых, она показала дочери, что можно и нужно врать даже на достаточно высоких уровнях, не говоря уже о мелочах. Во-вторых, не думаю, что мадемуазели пошло на пользу такое унижение. Она же, насколько мне известно, и без того имеет не слишком правильные мысли относительно жандармерии?       — Это слишком мягко сказано, — ответил Филатов.       — А теперь еще хуже думать будет, — сказала женщина. — Думаю, было бы правильнее, если бы ее суд отправил под домашний арест, а мать уже дома наказала так, как считает нужным.       — Суд не отправил бы мадемуазель под домашний арест, — произнес Филатов. — Судья же тоже не слепой и понимает, что это не первый случай, когда мадемуазель преступает закон. Так если выбирать между тем, что произошло, и тем, что должно было быть — тюрьмой, что, по вашему мнению, было бы правильнее?       — Тюрьма, — ответила Елена Филипповна. — Потому что второй вариант нарушает закон. К слову сказать, не знаете, Дмитрий Геннадьевич, никто хотя бы не пострадал из-за неумного поступка матери?       — Вы к тому, что не лишился ли кто-то должности? — уточнил Филатов. — Нет, никто должности не лишился. Насколько мне известно, был небольшой скандал, что нужно проверять документы, а не верить на слово, но, будем честны, когда любому нормальному человеку говорят, что дочь родилась вне брака, он сразу подумает, что эта самая дочь податного сословия.       — Хотя бы никто не лишился должности, — вздохнула женщина. — Конечно, с моей стороны, это не слишком правильный поступок, но я бы хотела немного поговорить о мадам Геллер.       — С удовольствием послушаю, — оживился Филатов. — Позвольте уточнить, мадам Геллер старшей или младшей?       — Зое Михайловне, — ответила Елена Филипповна. — Старшая же мадам Спицына.       — Вы просто не застали те времена, когда говоря про мадам Геллер, имели в виду Эльвиру Марковну, а если хотели поговорить о второй Геллер, чаще говорили: «Лыкова», — сказал Филатов. — Однако я что-то отошел от темы. Что вы хотите рассказать про мадам Геллер?       — Как известно, брат настаивает на моих выходах в свет хотя бы время от времени, — начала женщина. — И там такое говорят о мадам Геллер… У меня просто волосы дыбом встают! Насчет мужа ладно, все понятно. И то, что у нее после мужа был жених, которым она пренебрегла — ладно, тут тоже все понятно. Жених попросил ее расторгнуть помолвку, чтобы его честь не пострадала, понимая, что ее чести уже ничто не навредит, в отличие от его… Но дальше! То Геллер соглашается принимать ухаживания одного мужчины, из жандармерии, то потом ведет слишком непринужденные беседы с прокурором! И эта женщина учит девочек, она начальница гимназии! Разумеется, я не считаю, что начальницей гимназии должна быть только та, которая отказалась от семейного счастья и на всю жизнь посвятила себя воспитанию других девочек, но вот такие вольности… Что сказать: какая начальница — такие и гимназистки. Вы уж простите, но я скажу грубее: какой базар — такие и свиньи!       — Никогда не слышал подобного высказывания, — Филатов рассмеялся. — Но с вами соглашусь. Не понимаю, как приличные мужчины могут обращать внимание на такую распутную женщину.       — Геллер губит не только свою репутацию, у нее же дочери есть, — продолжила Елена Филипповна. — У нее же брат есть, который в жандармерии служит!       — Так неожиданно слышать такие эмоциональные высказывания именно про Геллер, — ответил Филатов, вспоминая Эльвиру Марковну. — Но вы правы, в жандармерии обсудить Лыкову — это весьма презабавнейшее занятие. Жаль, что раньше было, сейчас ее не так обсуждают.       — Геллер нечиста перед законом? — удивилась Елена Филипповна.       — Еще как! — воскликнул Филатов. — Ее место в административной ссылке, но в административной ссылке никто за ней не будет так следить, как здесь. А здесь с ее уровнем скрытности первые же шаги станут достоянием жандармерии. Так что не переживайте, Елена Филипповна, если что, Геллер арестуют и доведут дело до суда. Разумеется, если она примется за старое.       Выслушав рассказ Филатова о жизни Зои, Елена Филипповна опешила.       — И ей позволили с таким прошлым открыть гимназию? — не поверила своим ушам женщина. — Господи, да мне надо увольняться из этого гнезда разврата, да уже поздно… Скажут же, что сама все это поддерживаю! Дмитрий Геннадьевич, вы бы только знали, сколько времени я потратила на то, чтобы добиться хоть какого-то порядка в классе! Сколько раз после уроков оставляла, к стенке ставила, ругала! Начальница дозволяет бить по рукам линейкой, я сперва думала, что обойдусь без такого, а потом поняла, что здесь не обойдусь. Это же примерно как приют для беспризорниц, только учатся не беспризорницы, а обычные дочери обычных родителей!       — Это в каждом классе каждый год так, — ответил Филатов. — Или вы полагаете, что в гимназии одни хулиганки собрались?       — Не одни хулиганки, — честно сказала Елена Филипповна. — Но тех, кого стоило бы исключить, тоже достаточно. Не только в моем классе, вообще по гимназии. Кто-то хулиганка, кто-то лентяйка, кто-то непроходимо глупая… Впрочем, непроходимо глупых девиц и в других учебных заведениях немало.       Зоя сидела перед зеркалом, поставленным на туалетный столик, и делала прическу. Для простоты волосы были завиты не щипцами, а накручены на ленты с бумажками. Зоя разворачивала бумажки, закалывала пряди, следила, чтобы все было аккуратно. Изумительное светло-серое платье с зеленоватым отливом и кружевным белым воротничком делало молодую женщину ангелом, сошедшим на эту грешную землю, или просто юной барышей лет семнадцати.       Мимо проходила Саша.       — Мама, когда придет время, вы будете самой красивой невестой, — произнесла девочка, невольно залюбовавшись матерью.       — Сашенька, да зачем же так? — удивилась Зоя. — Почему у меня не может быть просто хороших знакомых?       Саша ничего не ответила, а Зоя впервые задумалась о том, что Александр Васильевич, возможно, тоже надеется, что нашел не просто знакомую, а будущую жену. О возможном женихе Зоя знала крайне мало: недавно стал прокурором, до этого занимал должность товарища прокурора, перед этим был присяжным поверенным, до этого — помощником присяжного поверенного. Тридцать четыре года — немало, но не до безобразия старый. Уже однажды был женат, однако овдовел практически через год после венчания — жена умерла при родах, ребенок тоже не выжил. После этого на шесть лет отказался от мыслей о женитьбе и только нетипичный образ гражданской представительницы заставил его задуматься о том, что место жены может быть необязательно дома в окружении детей.       Все это Зоя узнала во время случайной встречи на улице возле гимназии, после чего была приглашена на свидание, чтобы в спокойной обстановке переговорить обо всем. В глубине души молодая женщина догадывалась, что эта случайная встреча была подстроена совершенно не случайно, однако подобное было даже приятно.       Михаил Дмитриевич постепенно отошел в разряд просто знакомых, поэтому с новым кавалером Зоя была не против пройтись, прогуляться и поговорить.       Во время прогулки в парке Зоя украдкой разглядывала своего спутника, а потом, решившись, попросила дозволения внимательно рассмотреть его лицо. Внутреннее чутье не обмануло молодую женщину: Александр Васильевич был того же типажа, что и Владимир.       — Александр Васильевич, — неожиданно для себя произнесла Зоя. — Быть может, у нас все сложится. Дело дойдет до помолвки, об этом узнает ваше начальство. И мне снова придется разрывать ее по своей воле! Чтобы не задеть вашу честь, потому что моей это уже не повредит.       — Зоя Михайловна, я достаточно состоялся в карьере, чтобы быть выше условностей, — ответил Александр Васильевич.       Больше всего на свете Зое хотелось пригласить спутника к себе домой. Побыть хотя бы полчаса как будто с бывшим мужем было слишком навязчивой идеей, однако решиться сказать подобное вслух молодая женщина не могла.       Александр Васильевич заметил, какими глазами на него смотрит Зоя. В глубине души мужчина догадывался, что спутница вряд ли откажется, если он пригласит ее к себе домой, однако произнести это он никак не решался.       — Александр Васильевич, меня многие называют нигилисткой, — вдруг сказала Зоя. — Но я не отрицаю все возможные законы и условности света. Только неразумные.       — Зоя Михайловна, быть может, вы не оскорбитесь, услышав мое приглашение продолжить наше общение в иной обстановке? — спросил Александр Васильевич.       — Не оскорблюсь, — выдохнула Зоя, неотрывно смотря на спутника. — Не оскорблюсь…