Путь к алтарю

      Рождество, святки и Новый год проходили весело. На какой-то момент даже забыв о том, что произошло не так давно, Глаша совершенно не думала о Филатове, Софи или еще ком-то.       В этом году елка была немного беднее, а шоколадных конфет примерно столько же, сколько леденцов. Однако несмотря на это Глаша была вполне довольна сложившейся ситуацией и начала есть конфеты именно с шоколадных, оставив леденцы на потом.       Об Анечке тоже думать не хотелось, однако в один из дней Машунька пожелала посетить церковь, поэтому Глаша тоже увязалась вслед за матерью, со временем пожалев, что не осталась дома.       Вместо очередного недолгого захода в церковь, во время которого Машунька обычно ставила свечи, о чем-то кратко просила Бога и возвращалась обратно, женщина уже минут десять стояла возле иконы и, по-видимому, молилась.       — Глаша, купи свечку, поставь куда-нибудь, а потом подожди меня во дворе, — шепнула Машунька дочери и сунула ей монету.       Девушка взяла деньги, отошла от матери и на пару мгновений задумалась. Идея оставить монету себе, а потом купить что-нибудь вкусненькое, соперничала с мыслью, что по случаю праздника нехорошо жадничать и присваивать себе деньги. Решив, что на что-нибудь вкусненькое она попросит у матери денег вечером, Глаша купила свечку, поставила ее к распятию — там было много свободного места, а большинство людей молились именно о здравии, а потом вышла во двор.       Недолго думая, Глаша решила посмотреть на вертеп — рождественская картинка и немного соломы в снежной пещере, ничего особенного. Повспоминав о том, что на Законе Божьем им когда-то рассказывалось, что вертеп — это целое кукольное представление со своей историей, Глаша вздохнула: подобное в этом году она еще не видела.       Иногда Глаше казалось, что их с матерью жизнь слишком отличается от жизни других людей. Однако это не огорчало девушку, а заставляло чувствовать себя особенной. В то время как другие на Рождество ели поросенка или гуся, Машунька всегда варила пельмени. По рассказам матери Глаша знала, что в Сибири они являются популярным праздничным блюдом, а об этом, в свою очередь, во время ссылки Машуньке рассказали товарки, которые успели побывать в ссылке в Сибири или просто много общались с такими людьми. Если другие люди в сочельник после первой звезды ели разные праздничные, но постные блюда, Машунька накрывала на стол как обычно.       Глаша посмотрела по сторонам в надежде увидеть какое-нибудь знакомое лицо, чтобы подойти и поговорить о чем-нибудь: вдруг мать задержится в церкви надолго? Девушка сделала несколько шагов вперед и увидела, что за поворотом стоит Анечка.       — С Рождеством Христовым, — сказала Глаша.       — Спасибо, с Рождеством Христовым, — ответила Анечка.       — Почему не в церкви? — спросила Глаша.       — Не хочется, — сказала Анечка. — Жду остальных и пойдем домой.       — А тебе позволили выйти на улицу? — решила немного поддеть Анечку Глаша.       — Все пойдут выходить, и я смешаюсь с толпой, — ответила Анечка.       — А мне можно не устраивать такой балаган, — сказала Глаша.       — Искренне рада за тебя, — вздохнула Анечка. — Ты когда-то рассказывала, что твоя мама думает об этом.       — А еще моя мама не называет меня отцеубийцей, в отличие от некоторых других людей, — зачем-то сказала Глаша.       — Глаша, зачем ты опять об этом? — спросила Анечка. — Праздник же.       — А тебе не мерзко находиться рядом с отцеубийцей, с которой ты гулять не захотела? — спросила в ответ Глаша.       — Глаша, ты неудавшаяся отцеубийца, неудавшаяся уголовница и ссыльная, — сказала Анечка. — Я помню, не забыла. А к чему это сейчас?       — Настолько скучно, что хоть с кем готова стоять рядом? — не выдержала Глаша.       — Если тебе станет от этого легче, мне папа высказал за драку и лишние слова, — ответила Анечка.       — Тебе даже здесь повезло, — вздохнула Глаша. — А моей матери начальница с классной дамой настойчиво предложили пока что подержать меня дома. Чтобы никого не попереубивала.       Анечка ничего не ответила.       — Меня мать дважды побила за эти дни, Софи, которой я написала письмо с извинениями, можно сказать, послала очень далеко! — Глаша почувствовала, что не может не высказаться. — Жених все уши прожужжал, что с каторги не возвращаются! И ты еще туда же полезла!       — Жених — это всегда хорошо, — произнесла Анечка. — Так ты же говорила, что грешница.       — Я и сейчас грешные мысли испытываю, — ответила Глаша. — Но выходить замуж нужно. И детей рожать нужно. Можно ведь предупредить мужа и дальше предаваться разврату!       — Глаша, тебе бы вправду отсидеться дома и прийти в себя, — сказала Анечка. — Ты такую ерунду сейчас говоришь!       Вдруг подумав, что ей стоило быть мягче, девушка добавила:       — Как отпраздновали Рождество?       — Хорошо, — ответила Глаша. — С пельмешками.       Как показалось Глаше, Анечка даже чуть ей позавидовала.       — Когда в гимназию не пошла, сидела дома и лепила, — продолжила Глаша. — И в этот день тоже сварили. Съели с маслицем.       — Хорошо тебе, Глаша, — вздохнула Анечка. — Тебя мама так балует!       — А что, должна была сперва на хлеб и воду в чулан посадить, а потом просто под домашний арест перевести? — спросила Глаша.       Анечка ничего не ответила.       — Да, ко мне мама хорошо относится, — произнесла Глаша. — Чего и другим желаю.       Какой-то странный разговор подошел к своему логическому завершению. Злиться на Анечку не хотелось, приглашать к себе в гости на пельмени тем более.       — Глаша, прости меня, если я была неправа, — вдруг произнесла Анечка. — Приходи к нам в гости.       — Меня выставят за порог как неудавшуюся отцеубийцу, — ответила девушка.       На какое-то мгновение согласившись со словами Глаши, Анечка продолжила:       — Глаша, прости меня.       — Хорошо, прощаю, праздник же, — сказала Глаша. — И ты меня прости.       — Прощаю, — ответила Анечка и, подумав, добавила. — Приходи к нам в гости.       Глаша посмотрела в сторону и увидела, что из церкви начали выходить люди.       — Тебе пора, — произнесла девушка.       Анечка спешно попрощалась с Глашей и смешалась с толпой. Тем временем Глаша оглядела людей, но так и не увидела мать. Проскучав еще некоторое время с одиночестве, девушка наконец-то увидела Машуньку.       — Я думала, замерзну здесь, — сказала Глаша.       — Зашла бы внутрь, — ответила Машунька.       «Что, священник тебя утешал, что дочь-уголовница — это твой крест?» — пронеслось в мыслях Глаши. Однако вслух девушка спросила мягче: — Что, со священником разговаривала о тяжелой судьбе?       — Просто решила службу послушать, — произнесла Машунька.       — А я Варнецкую во дворе встретила, — ответила Глаша. — Она меня позвала в гости.       — От греха подальше, Глашенька, не ходи, — сказала Машунька. — Ты уже к одному человеку так сходила, что потом на тебя донос написали. Не рискуй. А просто поесть к бабушке с дедушкой сходишь. Они нас с тобой зовут. Ты только, Глашенька, пожалуйста, не ругайся там ни с кем, хорошо?       — Хорошо, — согласилась Глаша.